44

Как человек, привыкший к кочевой жизни, я пытаюсь найти что-то хорошее в новой жизни в новом городе Аламеда, штат Калифорния. Он расположен на небольшом островке в заливе, на полпути между Оклендом и Сан-Франциско. Это место из тех, что можно любить и считать родным домом… если бы сердце мое не осталось где-то на просторах средней Америки.

И все же я пытаюсь. Исследуя город, я мысленно составляю список его положительных черт:

1. Погода.

2. Обновленная главная улица, на которой такие прекрасные места, как магазинчик одежды в стиле хиппи и старинное кафе-мороженое, находятся в двух шагах друг от друга.

3. Не забитый людьми пляж, с которого открывается чудесный вид на Сан-Франциско. Мэтту бы он очень понравился.

Трудно сохранять позитивное восприятие в моем положении, хотя Мэйсон и прилагает все усилия к тому, чтобы мне было хорошо.

Через два дня я выхожу в школу, где мне вновь предстоит учиться в десятом классе, и я от души надеюсь, что он окажется последним в моей жизни. Мы с Мэйсоном катаемся по городу, и он сворачивает на подъездную дорожку, ведущую к чьему-то дому, совершенно мне незнакомому.

— Ты заблудился? — спрашиваю я, глядя на красивый дом в викторианском стиле, похожий на часть голливудской декорации.

— Нет, — отвечает Мэйсон, улыбаясь и поднимая голову, чтобы разглядеть крышу трехэтажного строения.

— Мэйсон, ты что, шутишь? — спрашиваю я, скептически разглядывая прихотливые линии крыльца.

— Нет, я не шучу, — говорит Мэйсон, смеясь. — Он для нас слишком велик, но это дом с историей, и мне он нравится. Кроме того, как знать, наша семья когда-нибудь расширится…

Прежде чем я успеваю спросить, что означает последнее утверждение, Мэйсон выскакивает из машины и направляется к крыльцу. Обернувшись ко мне, он машет, приглашая присоединиться к нему.

Войдя внутрь, я испытываю благоговение. В этом доме, по словам Мэйсона, на протяжении века жили люди, которые его любили и лелеяли. И это меня совершенно не удивляет. Огромную лестницу украшают перила и панели из темного дерева. Стены гостиной от пола до потолка скрыты за стеллажами с книгами, и мне тут же хочется поселиться в этой комнате. Кухня просторная и светлая, оснащена по последнему слову техники; вторая гостиная больше первой. И пять спален.

— У меня будет собственная ванная! — кричу я. — Ты только посмотри на этот шкаф!

— Нравится? — заискивающе спрашивает Мэйсон, как будто дом — это подарок, который он купил для меня. Хотя, надо полагать, отчасти так и есть.

— Он прекрасен, — говорю я, выглядывая из всех трех окон спальни по очереди.

— Хотя он и не в Омахе? — спрашивает Мэйсон.

Высунувшись из окна, я вдыхаю полной грудью морской воздух Калифорнии.

— Да, хотя он и не в Омахе.


Вечером накануне первого школьного дня я стучусь в дверь спальни Мэйсона. На нем пижамные брюки и серая футболка. Отложив в сторону книгу, Мэйсон внимательно смотрит на меня.

— Я хотела спросить, как проходит расследование, — говорю я, стоя на пороге комнаты.

— О, Дэйзи, ничего нового не произошло, — сообщает Мэйсон, потирая усталые глаза. — Пока ясно только, что потребуется несколько месяцев, чтобы во всем разобраться. Очевидно, Бог и Кэйси не дают показаний, и многое до сих пор неясно.

— Значит, проект пока приостановлен? — спрашиваю я.

— К сожалению, да, — отвечает Мэйсон. — Все документы, лабораторное оборудование и даже сам состав находятся в секретном хранилище и пролежат там до тех пор, пока директор не поймет, есть ли еще люди, причастные к преступлениям.

— Как ты думаешь, что он сделает, когда расследование будет окончено? — спрашиваю я. — Закроет проект?

— Полагаю, это возможно, но вряд ли события пойдут по такому сценарию, — объясняет Мэйсон. — Директор — человек с научной подготовкой. Я предполагаю, что он захочет взять проект под собственный контроль и тринадцатилетние исследования состояния детей, погибших в той катастрофе, будут завершены. Хотя сейчас, после всего случившегося, он может и решить похоронить программу.

— А зачем? — удивляюсь я. — Неужели он не захочет двигать вперед науку? Да, Бог в конце концов сошел с ума, но проект все равно был успешным, по крайней мере пока.

Мэйсон вздыхает и смотрит в сторону.

— Разве не так? — спрашиваю я.

— Так, — отвечает он, — но ты была права.

Еще раз обдумав то, что я только что сказала, я не могу понять, о чем может идти речь. Сказать мне нечего, и Мэйсон сам дает мне необходимые разъяснения.

— Дэйзи, Бог действительно убил Нору, и автобусная катастрофа, давшая начало проекту, тоже его рук дело. Он объясняет это тем, что для достижения успеха необходимо было придать проекту изначальный импульс. Ты была права. Кроме того, из найденных у него документов следует, что он подыскивал «еще один автобус». Он хотел влить в проект вторую большую группу подопытных. В его кабинете нашли схематические зарисовки расположения объектов в парках развлечений и кинотеатрах.

— И аквариумах, — добавляю я, вспоминая нашу встречу.

— Да, наверное, — говорит Мэйсон, очевидно, поняв, что человек, которого я встретила в подводной галерее, действительно был Богом.

— Как такое можно сделать? — спрашиваю я не от того, что я действительно поражена злодеяниями Бога, а скорее потому, что мне жаль тех, кто участвует в проекте вместе со мной, и тех, кому не придется, возможно, воспользоваться его плодами.

— Вероятно, он социопат, — высказывает предположение Мэйсон. — Да, думаю, так и есть.

— А Кэйси? — спрашиваю я, холодея от ужаса.

— Мы всегда считали ее вундеркиндом, закончившим колледж раньше своих сверстников и ставшим участником проекта сразу после получения диплома. Но на самом деле все началось еще раньше.

— Не понимаю, о чем ты, — признаюсь я, испытывая замешательство.

— Дэйзи, когда Бог в тот день в Техасе назвал Кэйси Иисусом, это практически не было преувеличением, — объясняет Мэйсон. — Оказывается, Кэйси его дочь.

Я, не сдержавшись, вскрикиваю от изумления и стою, качая головой.

— Мать Кэйси ушла из семьи, когда та была маленькой. Полагаю, Бог усмотрел в этом возможность воспитать Кэйси по своему вкусу, — говорит Мэйсон. — Когда после анализа ДНК директору стало известно об их родственных связях, он досконально изучил все, что было в деле Кэйси. Она всегда была на домашнем обучении, и ей было запрещено иметь друзей. Еще в возрасте девяти-десяти лет отец начал обучать ее пользоваться оружием и заставлял постигать азы военной тактики. Он приложил все силы к тому, чтобы она окончила колледж досрочно. Можно сказать, из нее с детства растили агента.

Сделав паузу, Мэйсон продолжает рассказ:

— Поскольку ее растил такой человек, шанса стать другой у Кэйси не было. Она старалась быть примерной дочерью в детстве и, похоже, в этом состоянии и застыла.

— Как ты думаешь, зачем он приставил ее к нам? — спрашиваю я.

Мэйсон вздыхает. Я понимаю почему — ему неприятно, что интуиция, которой он всегда так гордился, подвела его, и он не почувствовал, что с Кэйси что-то не так.

— Не уверен, что мы когда-нибудь узнаем это со всей достоверностью, — говорит Мэйсон, — но лично я считаю, что дело в тебе.

— Во мне?

— Да. Я думаю, Бог всегда был слегка на тебе помешан, — объясняет Мэйсон. У меня от его слов холодеет спина. — Когда случилась та автобусная катастрофа, он хотел найти для тебя другое место. Не хотел, чтобы агент удочерял тебя. Но я боролся.

— Почему?

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о жене? — спрашивает Мэйсон.

— Нет, но я знаю, — тихо отвечаю я. Конечно, гордиться здесь нечем, но я в свое время не удержалась и сунула нос в личное дело Мэйсона. Я не раз просматривала его и узнала, что его жена погибла, катаясь на горных лыжах. Прочитав об этом, я почувствовала себя преступницей и никогда больше дело Мэйсона не открывала.

— Отлично, — говорит Мэйсон, поражая меня. — Дело в том, что я не люблю разговоров на личные темы. Поэтому я рад, что ты сама все узнала.

Он делает паузу и, справившись с эмоциями, продолжает:

— Тебе бы она понравилась. Она была очень веселая. И отлично готовила.

— Не сомневаюсь, — отвечаю я, улыбаясь.

— Она всегда и во всем мне помогала, — говорит Мэйсон. — Учиться в медицинском было тяжело, но она подбадривала меня, и я закончил курс. Позже, когда мне впервые предложили участвовать в проекте, я думал отказаться, потому что не считал себя достаточно опытным. В итоге я все-таки отказался. Жена расстроилась и сказала, что я сам не вижу своего потенциала.

На мгновение Мэйсон погружается в воспоминания, но вскоре снова возвращается к тому, о чем говорил:

— Но она погибла, как ты знаешь. Мы ездили в отпуск в Колорадо. Она не справилась со спуском и ударилась об дерево. И погибла на месте.

Глаза Мэйсона заволакивает пелена слез.

— Чего не было в моем деле, — говорит он, — так это информации о том, что она была беременна. Срок был таким маленьким, что о беременности не знала даже она сама.

— Боже мой, — едва слышно шепчу я.

— Да, — соглашается Мэйсон, — это было ужасно. Но после ее гибели я решил стать участником проекта. Мне хотелось развить в себе потенциал и стать таким, каким видела меня она. А потом появилась ты, бездомная девочка, и я решил, что это мой шанс. Мне показалось, что Зои подсказывает мне, что делать, и, как всегда, поддерживает мое решение.

— Как хорошо, что ты его принял, — говорю я.

— Я тоже этому рад. Надеюсь, я не повлияю на тебя так, как Бог повлиял на Кэйси, — произносит Мэйсон встревоженно. — Мне всегда хотелось сделать все, как нужно, но едва ли из тебя выйдет типичная американская домохозяйка.

— Не важно, где и как ты меня воспитывал, — говорю я, — важно, что ты меня любил. И ты совершенно не похож на Бога. Ты — настоящий отец. Я всю жизнь буду благодарна тебе за это решение.

Мэйсон тепло улыбается, глядя мне в глаза.

— Это было лучшее мое решение, — говорит он.


В тот же вечер, выключая свет, чтобы лечь спать, я снова припоминаю разговор с Мэйсоном. Меня посещает страшная мысль: если Бог был готов на такие вещи, как убийство двадцати с лишним человек без особой надобности, лишь для того, чтобы «придать изначальный импульс» своему проекту, какие еще ужасные злодеяния он мог совершить?

Что было бы, если бы он пригласил в проект Мэйсона, а тот не заинтересовался бы и отклонил предложение? Захотел бы он «придать изначальный импульс» Мэйсону или его жене?

А не мог ли он убить жену Мэйсона, чтобы «заинтересовать» его и заставить прийти в проект?

А как же я со своей склонностью к роли жертвы несчастного случая? Может ли быть, что дело не только во мне? Да, я забывчива и часто делаю глупости. Но ведь я не одна такая. Но ведь за мной неусыпно следил маньяк и его амбициозная дочь.

И наконец, когда я почти уже сплю, мне приходит в голову, наверное, самая ужасная мысль: если он убил меня однажды… не мог ли он, войдя во вкус, убивать меня снова и снова?

Загрузка...