Широко открытое небо

1

Нет, в этот раз всё действительно не так. Что — то случилось!

Артчер не находил себе места. Бывало всякое, но сейчас, сам того не хотя, старик не может и секунды спокойно стоять на одном месте.

Чаки вскочил с места, бросился к двери.

— Ты чего это?

Тот начал яростно скрести обеими лапами по двери.

По спине старика пошёл холодный пот.

Вечереет. На улице вновь разогнался ветер. Снежная буря набрала силу.

Артчер накинул на себя куртку, наспех перетянул сапоги шнурками и едва он только приоткрыл входную дверь — чаки был таков.

— Господи, — тяжело выдыхая, произнёс старик, понимая, что ему придётся мчатся на максимальной скорости, которую его старое, видавшее жизнь тело могло выдать.

Тротуары были занесены снегом, он плотно прикрывал и дорогу.

Морозный воздух ворвался в лёгкие старика. Его зубы тут же заболели, но прикрыл рот шерстяной перчаткой, старик смог достаточно сильно заглушить боль.

Благо, что чаки не умчался прочь — ищи его потом лишь по следу на снегу, который в такую погоду имеет неприлично короткий срок жизни — он то и дело останавливался, кружился на месте и не переставая лаять точно кричал старику — вставай, ну же! На нельзя медлить!

Путь был не близок! Старик потерял контроль над своим телом спустя полчаса безумного пути. Плюс от его жизни на улице — он привык, ему доводилось бывать и не в таких передрягах. Ему только и нужно было, что не потерять из виду чаки, а дальше его хоть и старое, но всё ещё стойкой тело сделает всё автоматом. Главное — не сломаться морально, чего, разумеется, Артчер себе никак не позволит. Он потерял ход времени, он потерял себя в пространстве: кругом снежное покрывало — и под ногами, лежащее, и в воздухе — летящая по ветру лоскутами. Безумная гонка, в которой то и дело слышался лай чаки и реже в поле зрения старика попадал он сам.

Холод не позволяет старику остановиться. Стоит только почувствовать слабину, как она накроет тебя, будто снежная лавина. Ты не сможешь устоять на ногах, рухнешь, скажешь, что ты больше не можешь и на этом всё. Вся скопленная в долгом пути усталость плотно придавит тело в снег.

Нет!

Прочь из головы! Даже не думай об этом!

Самоконтроль и стойкость старика поразила бы любого, кто был бы в полной мере осведомлён о том, что сейчас происходит, но на улице ни души.

Или это Артчер так глубоко сосредоточил себя на цели, что он никого не замечал.

Именно так и было.

Безумная погоня.

Поворот за поворотом, переулок за переулком.

По снегу вытягивалась и вновь ныряла под ноги собственная тень, порождённая фонарями, которые в конечном счёте остались где — то позади.

Последний двор. Благодаря снежному одеялу он сейчас ничем не отличался от остальных дворов. Он замаскирован в однообразии, он под одной гребёнкой, но, немного ниже, совсем чуть — чуть, пот этой снежной толщей уже давно нет ничего красивого, если не искать этого в потрескавшимся бетоне и его глубоких выбоинах.

Многоэтажный дом, ожидающий сноса, будто бы с закопчённым от дыма фасадом вырвался из повсеместной белизны и поприветствовал Артчера. Чаки не находим себе места — кружился и лаял у входной двери.

Пасть монстра…

Старик остановился лишь на секунду. Нет, не от усталости, а от страха. Его пугал этот ужасный, чернеющий дом не имеющий в львиной доле оконных проёмов стёкол. От него исходила жуткая энергетика, воздух вблизи от него был точно наэлектризован, от чего волосы на теле Артчера немного дыбились.

Дом был словно переправой, порталом, ведущим в другой мир и Артчер понял, в кокой мир время от времени отправлялся Стивен — не в последнее время, а в те дни, когда парень для него был ещё только незнакомым, подсевшем на иглу человеком, проходящим мимо него в переулке и поднимающийся в свою квартиру по пожарной лестнице.

Дело ясное. Нужно спешить!

Снег снова захрустел под едва зашнурованными ботинками старика. Тот растворился в темноте в нескольких метрах от входа.

Монстр принял очередных гостей.

Металлическая, массивная дверь медленно легла на место. Внутри стало совсем темно. Срывающиеся с потолка капли «чего — то» оглушительно разбивались о тонкие лужи на бетонном полу. Они разбивали абсолютную тишину.

Артчер почувствовал тёплое, затхлое дыхание дома. Оно прикоснулось к его замёрзшей коже. Глаза старика понемногу адаптировались к темноте. Только после этого он решился сделать первый шаг. Он разглядел жалкий клочок света под потолком. Шагая к нему, Артчер точно знал, что синхронно с ним здесь движется кто — то ещё. Артчер резко замирал, чтобы подловить в тишине посторонние звуки, но вместе с его телом здесь замирало и всё остальное.

Одно дело — слышать, а видеть — совсем другое. Краем глаз старик начал различать в темноте красные огоньки. Смрад усилился. И в конечном итоге картина дополнилась тонким, раскатистым рокотом — хищным и злым.

Нарушивший местные порядки Артчер почувствовал, как его тело начало дрожать. Старик только и успел сглотнуть слюну, как его всё ещё полные сил и уверенности в себе инстинкты понесли его прочь сквозь практически непроглядную тьму. Клочок света был маяком для ищущего берег судна.

— Чаки, — прокричал старик.

Эхо пронеслось через все этажи и ответила с каждого из них сказанным стариком словом.

К счастью тот сразу же отозвался. Шум приглушенного лаял шёл откуда — то сверху, точно с того самого маяка. Ноги старика встретили ступени и он сам не понял, как включился в очередной безумный марафон, который он преодолел в мгновение ока — хотя это был уже порядочный этаж.

Обрывок света превратился в настоящее облако синевы. Дверной проем, в нем оконный проём. В помещении снег, холод и силуэт — тёмный, хрупкий силуэт. Он стоял на коленях, а руки его свисали с стороны. В противоположной стороне от этого силуэта был силуэт чаки, от которого виднелись облака пара из рта и носа. Они виднелись только от него.

Старик стянул с головы шапку, вошёл в помещение.

Стивен…

Вдруг старик глубоко осознал, что он совершенно ничего не знает об этом человеке. Он о нём ничего не знал, а теперь никогда ничего не узнает. Бездыханное тело с открытыми, остекленевшими глазами, раскинутыми в стороны руками, бездыханное, с торчащим из груди шприцом.

Чаки тонко заскулил и принялся облизывать лицо парня. Артчер опустился рядом с парнем на колени. Морщинистые руки старика прикоснулись к ненормально бледной коже парня, которая прекрасно окрашивалась в синие тона зимней ночи.

Пока рука Артчера падала на плечо парня, совершенно неизвестно по какой причине он прижал пальцы к артерии Стивена. В пальцы старика ударило жизнью.

Гость сделал то, что от него требовалось.

Когда Артчер подхватил тело парня, он был готов ощутить на себе тяжесть, но Стивен оказался удивительно лёгким. Не выказывая страха, не позволяя ему овладеть ситуацией, мужественный старик преодолел все этажи, спустился к двери и вырвался на улицу. Всё время, пока он спускался вниз, в нескольких метрах впереди него беззвучно двигался Гость. Лишь благодаря его действию Артчер не увидел ничего из того, что не может увидеть людское око. Все красноглазые любители темных мест разбегались и разлетались в стороны. Гость шёл точно ледокол через лёд. Издавая мерзкие, оглушительный писки, кишащие повсюду твари хватали и рвали тьму своими ужасными, полусгнившими когтистыми лапами, желая ухватиться за душу Стивена. Гость никому не позволил приблизится к ней даже на расстояние вытянутой руки. Полные красноты огарки обывателей осыпалась со стен и потолка. Они были повсюду. Огонь от горящих охотников за слабыми духом людей был настолько ослепительным и горячим, что запросто мог выжечь сетчатку вместе с глазом, глаз вместе с головой.

На Гостя бросались десятки демонов за раз. Его обманчиво слабые руки рвали тварей на части. Артчер видел, как в некоторых местах ни с того, ни с сего осыпалась штукатурка — туда угодил отброшенный Гостем демон.

Ярче всех сгорал смотритель у входа — выхода, тот самый, из прогнившей пасти которого с потолка срывались капли его мерзкой слюны, именно в тот момент, когда под ним на несколько секунд останавливался ворвавшийся в здание Артчер.

Стоило ему только прикоснуться когтём к Гостю, как весь он мигом воспламенился и сгорел одной вспышкой, ни оставил после себя даже пепла.

Естественно, что Артчер не видел всего этого ужаса, а вот чаки в глазах Старика вёл себя очень странно. Только благодаря его поведению старик понимал, что сейчас здесь происходит что — то страшное. Нужно спешить.

И он спешил.

Старик сходу вышиб дверь ногой. Она поддалась и быстро распахнулась. Не церемонясь, старик выскочил на дорогу и едва не угодил под колёса первого же автомобиля. Благо водитель издали разглядел движущегося в окоёме снега к дороге старика с «чем — то» на спине и предположил, что тот может не остановиться перед автомобилем. Так оно и вышло.

Никаких церемоний, формальностей и лишних слов. Человек при смерти. Нужно срочно доставить его в больницу.

Пробуксовал в снегу несколько раз, автомобиль уверенно тронулся с места.

Снег продолжал заметать всё вокруг. Вскоре он прикроет собой эту историю, которой оказалось вполне достаточно на один вечер для этого, чтобы мир начал понемногу становиться лучше и чище прежнего.

Снежные хлопья продолжали кружиться над городом ещё несколько дней и ночей. Люди в это время чувствовали в своих домах больше уюта. Дети не ходили в школы, многие взрослые не ходили на работу. На один из этих дней пришлось рождество. Да, даже в такое светлый, пусть и непогожий день могут происходить такие невероятные, пугающие и морозящие дух события.

Стивен продолжал свой путь, он прокладывал свою тропу — упрямо и уверенно, будто бы ледокол во льдах Арктики. Естественно, что сам он об этом даже не подозревал.

Гость имел причины откланяться, не имея при том на это желания.

2

Тепло. Тихо. Слышно только отдающиеся в кардиомониторе удары сердца, повторяющиеся тонкими, равномерными писками. В помещении тёплый полумрак.

В руку воткнута капельница, ещё какие — то провода подсоединены к телу.

Пошевелился. Медленно, аккуратно.

Острой боли нет. Мышцы будто — бы атрофировались. Руки кажутся невероятно тяжёлыми. Едва приподнявшись над кроватью, они начали качаться по сторонам. Рухнули на место. От столь элементарной нагрузки звуки кардиомонитора вдруг участились и вернулись к прежней скорости они лишь через без малого десять минут.

Борясь со сном, парень пытался вспомнить события, перед которыми он оказался здесь.

Пустота, тёмная пропасть.

Кто я?

Кто я…

Кардиомонитор снова зашумел быстрее, но не настолько, как это было при попытке поднять руки.

Где я?

Вопросов много — решений нет. Мозг отказывается давать хоть какие — то ответы.

Очередная попытка встать принесла прежний результат.

Дыхание участилось. Парень жадно глотает воздух ртом. В конце — концов его голова закружилась.

Возможно он просто уснул от слабости, а, быть может, он потерял сознание от того, что ему стало плохо.

Гость… ГОСТЬ!! Гость…

Гость, слышишь меня???

Гость его не слышал. Стивен — то и сам себя не слышал. Этот немногословный бред продолжался несколько ночей. Здешние врачи привыкли к подобному положению дел. Им приходилось слышать и не такое, но с этим парнем было явно что — то не так. Докторам приходилось слышать всякие истории, описывающие галлюцинации, несвязанный, насыщенные бред, истерический смех, вопли, а этот парень, будучи без сознания, сильно потел и практически не шевелясь, будто бы через сильную, ноющую боль не просто озвучивал слово Гость, а точно бы звал его. Ввиду своего профессионализма ни один из докторов на данном этапе не предавал речам Стивена высокого значения.

Нужно ждать. Посмотрим, что будет дальше.

Слышатся шорохи. Стивен собрался с силами и поднял стальные веки. Тот же тёплый полумрак, тот же отдающийся в кардиомониторе ритм сердца и чьё — то тихое шорканье по полу.

Стивен смог повернуть голову в правый бок. Он увидел сидящего на подоконнике человека. За окном была ночь. Сквозь неплотно зашторенное окно в палату проникал лунный свет. Сама луна сейчас висела над левым плечом сидящего на подоконнике человека. Тот держался руками за край подоконника и неспешно раскачивал босыми ногами, которые едва касались пола. Он глядел на Стивена с очень сосредоточенным выражением лица. Вдруг он улыбнулся.

Белые зубы, белая ночная сорочка, светлые, голубые глаза человека хватали лунный свет и всё светлое в его теле отдавало тонкой синевой.

Стивен ничуть не испугался.

Были вещи и страшнее.

Парень осторожно приподнялся, опершись руками о кушетку и отодвинул спину к её краю.

Сейчас бы выкурить сигарету, а лучше две сразу.

Кто этот человек? Да плевать.

Сидящий на подоконнике незнакомец заговорил, от чего Стивен, наконец — то, лениво приподнял голову — разумеется, только лишь от изнеможения организма — и взглянул на него.

— Как хорошо, что я первым встретит именно тебя! Меня зовут Кристофер!

Кристофер потянул руку перед собой, разумеется, для рукопожатия, но при этом даже не наклонился к Стивену, что уж там говорить о том, чтобы он встал и подошёл к нему.

— Ах, ну да! — сообразил он, едва разглядел соответствующую ситуации гримасу на лице Стивена.

Кристофер, улыбаясь широченной, полной белоснежных, ровных зубов улыбкой, подошёл к кушетке. Стивен оглядел его с ног до головы и после протянул свою руку навстречу его руке. Кристофер очень крепко сжал долгожданную, желанную ладонь и как следует затряс своей рукой вместе с рукой Стивена.

— Какая честь, ей Богу! — задался он восторгом, продолжая улыбаться.

Его улыбка понемногу переросла в сдержанный, похожий на истерический смешок. Тот был недолгим. Таинственный собеседник Стивена резко умолк с выражением растерянности на лице. Видимо, ему стало неловко от того, что он не смог подавить свой неуместный смех.

Как оказалось — слышать чей — то голос — невероятное ощущение. Возможность слышать — дар.

— Стивен, — ответил парень.

— Да, да! Я знаю! Это тебя привезли к нам несколько недель назад, да, да!

Глаза Кристофера были едва — ли ни на выкате. Сейчас в них ясно читалось некое безумие — не предвещающее ничего плохого.

Стивен закрыл глаза и опустил голову набок.

— Несколько недель? — спросил он пустым звуком.

— Да, да!

Только после этого он, наконец — то, ослабил хватку и практически сразу же после этого отпустил руку Стивена. Та от бессилия упала на кушетку — поверх укрывающего тело парня одеяла.

Кристофер резко развернулся и снова залез на подоконник. Уцепившись в его края так же крепко, как и в руку Стивена, он снова уставился на парня и в быстром темпе закачал ногами. Его босые пятки снова слегка тёрлись об пол палаты. Именно от этого звука и проснулся Стивен. Как долго Кристофер вот так наблюдал за ним, как долго он просидел на подоконнике до его пробуждения останется загадкой.

— Где мы? — выдавил Стивен из перчащего горла.

Ноги Кристофера замерли, лицо его скорчило забавную, шаловливую гримасу удивления.

— Ясное же дело, в больнице!

Стивен провёл взглядом по стенам палаты. О том, что он в больнице ему известно без лишней информации. Парень снова склонил голову набок и закрыл глаза. Кардиомонитор зашумел немного быстрее, темнота наполнилась синевой куда сильнее, в слегка безумный взгляд Кристофера понемногу начал походить на обычный взгляд вполне адекватного человека.

— Мы в психушке? — собравшись с силами, утомлённо отрезал Стивен

— Да, — так же резко ответил Кристофер.

Стивен снова открыл глаза — утомлённые, полные горечи и боли, блестящие от горячих слез, что не могут вырваться наружу и одновременно стеклянными и пустыми. Его нутро разрывалось то от пустоты, то от боли. Среди всего этого он вдруг понял, что сейчас ему не хватает кое — чего, самого важного и необходимого в теперешней жизни.

Гость…

Стивен вдруг вспомнил всё — вплоть до последней ночи, когда он загнал грязный шприц с разбодяженным героином прямиком в сердце.

После такого не выжил бы никто, но он жив. Нужно сказать и об этом, пусть в отношении Стивена эта фраза и неприменима. Для него выжить после такого, где не выжил бы другой — тенденция.

Разглядел в глазах парня всё рвущиеся наружу содержимое его внутреннего мира, Кристофер вдруг стал приходить в себя.

Открою вам секрет! Сейчас он начал приходить в себя впервые за несколько десятков лет.

— Для меня действительно большая честь, а ещё большее везение, что я встретил тебя в этот момент, — тихим, ровным басом ответил спокойно сидящий на подоконнике, глядящий на Стивена мудрым и усталым взглядом мужчина.

Стивен поднял взгляд на луну.

Как хорошо, что я сейчас не один.

— А ты давно здесь? — спросил он Кристофера, дабы разбить хоть чем — то тихий фон, на котором многие вещи становятся очень отчётливыми и живыми. Возникает опасная близость с ненужным.

Кристофер опустил взгляд на пол, тихо и коротко ухмыльнулся и ответил:

— Я только сейчас понял, где я находился всё это время, — он умолк. Его глаза слегка заблестели. — Почти двадцать лет!

В этот миг Стивену стало всё равно на осознание того, что он едва выкарабкался из бессознательной пропасти. Ему, его организму, его разуму.

Его душе…

Он смотрел на Кристофера, слушал его крайне заинтересованно, очень внимательно. Всё нужное обострилось. Стивен чувствовал, что это не обычный, рядовой человек. Стивен чувствовал, что сию же секунду в этом тесном пространстве творится некая особенная и крайне важная, закрытая для всех прочих история — уникальная, персональная, принадлежащая только им двоим и сияющей за окном луной, которая запустила в помещение собственный свет, который был точно её ушами, её разведчиком. Он бы той самой видимой связующей ниточкой между живыми и… остальными.

Живыми, но живущими не так, как все.

Ровные звуки кардиомонитора действовали словно метроном, слыша который сознание постепенно поддаётся воздействию гипноза.

Пик — пик…

Но это был не гипноз. Всё происходящее было невероятно реальным, остро ощущаемым каждой клеткой кожи. Оно было повсюду — и в морщинах Кристофера и в мерцание далёких, едва проглядывающим за сиянием луны звёзд. Это было то самое редкое, очень ценное и живущее короткой жизнью осознание реальности, ощущение себя здесь и сейчас.

Психиатрическая больница была полна личностей — как великих и реальных, так и загадочных и вымышленных. Вторые, в свою очередь, были более реальны своей индивидуальностью.

Кристофер был из вторых. Он был именно Кристофером, человеком, который сквозь плотную пелену психических расстройств — как говорят здешние доктора — не имел возможности соприкасаться с реальностью. Быть может, многие ему даже позавидовали бы. Кто угодно, но только не те, которые знали о том, что он никакой не психически больной.

Как повелось издревле, состояние подобных людей описывается простой истинной — душевнобольной. Одно слово, за которым таится целая вселенная, в которую большинство людей никоем образом неспособна заглянуть.

Да, душа Кристофера действительно была больна. Она была захвачена, но завладеть ею полностью никому не под силу, ибо она с самого его сотворения была индивидуальной. С ней можно было делать что угодно, но только не завладеть ею. В случае Кристофера, как это часто происходит и с другими людьми, его душа была занята, она повседневно использовалась теми тварями, что не способны находиться в этом мире в собственной шкуре. Им нужно подселиться к невинному человеку и паразитировать в нём, а вытекающие последствия их никоем образом не заботят. Теперь у этих тварей появлялись руки, ноги. Они получили возможность говорить. Теперь им под силу совершать как минимум мерзкие поступки и всегда во всём будут винить того человека, которому порой самому страшно от того, что творит якобы он сам.

Слабая, ничем не подпитываемая душа всегда в опасности. Она словно дверь, ведущая в сокровищницу, замок которой очень слаб и множество недоброжелателей только и ждут возможности ворваться в неё.

Сила духа — лучшая защита, но давно нет дела и до самих себя тем людям, которым уже неинтересно великолепие звёздного неба, мощь, красота природы и мудрость времени.

Этот век очень слаб, более того, он в большей опасности, чем любой другой, ведь на слабости одних растёт сила других. Других, подобных тем, что не отпускали Кристофера до самого последнего мгновения.

Как много лет этот человек видит свет и сколько из этого числа он жил собственную жизнь? Мужчина вырос, но в теле его заточен тот человек, которым он, когда — то остался перед тем, как его сокровищницу разграбили.

Звуки «кардиометронома» отдалялись. Они отступали, давая возможность всему прочему вновь напомнить о себе.

— Мне пора, — произнёс вдруг Кристофер.

Он опустил босые ноги на холодный пол. Лунного света стало больше, стоило ему лишь отойти от окна.

Стивен понимал, что происходит.

Кристофер потянул на себя входную дверь. Лёгкое дерево поддалось без единого звука. Полоса света разделила палату пополам.

— Удачи тебе! Когда-нибудь мы обязательно встретимся снова!

В ответ, увлечённый происходящим Стивен, лишь слегка улыбнулся. Кристофер ответил ему тем же и вышел в коридор. Стоя в дверях, он посмотрел куда — то выше собственной головы. Вдруг на его плечо легла чья — то большая, даже при том, что и худая рука. Он развернулся, потянул на себя дверь палаты.

Кардиомонитор снова заработал быстрее и громче. Стивен сорвал с себя провода. Прибор стал издавать протяжный стон. Выдернул капельницы. Попытка встать на ноги привела к очевидному результату. Немного сил есть только в руках.

К тому моменту, как Стивен смог выползти из палаты для его глаз остался лишь вид скрывающегося за углом силуэта кого — то, кто мог бы быть Гостем — высокий, с крыльями, в тёмном одеянии. Как было бы здорово, будь бы это Гость, но Стивен не знал, что это не он.

Парень смог лишь раскрыть рот и разорвать тишину жалким выдохом — абсолютно беззвучным. Всё что он мог делать — только продолжать ползти. Он исправно воспользовался подаренной возможностью и выложился по — полной.

Пыхтя, издавая немое мычание, парень жадно полз, спасаясь от жажды, голода! Ему была нужна доза! Он жаждал увидеть Гостя. Он беспамятно грёб локтями, не чувствуя громадные капли пота на своём лице, не чувствуя ссадины на локтях.

Преодолел поворот. Коридор вновь вырвался из неоткуда. Такой же длинный, повсеместно белый — за исключением обшарканного пола бежевого цвета — имеющий очередной поворот. За ним понемногу моргала лампа ночного освещения, напоминая своей нестабильной работой о том, что за окном ярко сияет луна. На очередном прямом отрезке Стивен успел увидеть скрывающегося за поворотом некто так похожего на Гостя!

Как бы хотелось, чтобы это был он!

Кардиомонитор сейчас бы точно разорвался на части от столь быстрого темпа сердца. Стивен забыл себя, забыл всех и вся. Он забыл всё, что захотела забыть его жажда. Всё под чистую, кроме главного — её источника.

По — полу заблестели кровавые пятнышки, оставляемые касанием локтей.

Очередной поворот.

Адреналин гонит кровь по телу. Даже сердце зарябило. Тело парня стало точно невесомым. Как легко он его волочил на локтях.

Нужно попробовать встать!

Рывок без подготовки. Даже в свои лучшие годы Стивен не мог так легко вспорхнуть с пола вверх.

Очередной поворот приблизился куда быстрее.

Руки немеют. Кровь перенасыщена кислородом…

Бешённое дыхание, бешённое сердцебиение.

Коридор стал сужаться… вытягиваться, становится длиннее, но поворот не отдалился…

Вправо.

Снова тот же скрывающийся за очередным углом силуэт. Теперь — то догонять его будет проще.

Лампы на потолке вдруг поочерёдно заморгали. Теперь они поочерёдно издали крик агонии, состоящий из ослепительной, прощальной вспышки и взорвались все разом. Лунный свет не растерялся. Он ворвался в пространство сквозь незащищённые окна. Он недолго поиграл в стёклах, что сыпались из поникнувших пространство ламп и после залил всё доступное ему пространство. Бледная синева править балом.

Раздались звуки бьющегося стекла. Вороны ворвались сквозь те же незащищённые окна.

Стекла всё сыпались. Крик воронья рвал голову Стивена на части. Не осознающий того, что он задыхается и его сердце вот — вот сгорит парень продолжал бежать по стёклам в погоне за спасением от жажды.

Теперь она такого рода, да!

Поворот всё ближе. Несущиеся острыми клювами навстречу плоти Стивена вороны тоже. Лунный свет имел слабость лишь в самом конце коридора, за последим поворотом.

Крик парня. Страх подковал стремление. Рывок через боль, страх и ужас.

Яркий свет ближе, значит ближе и поворот.

Бег, дыхание, сердцебиение…

Бросок в ослепляющий свет!

И тишина…

Парень почувствовал холод. На коже, в горле, в лёгких. Дышать стало больно. Естественно, что дыхание тут же остановилось, и так же естественно, что остановилось оно ненадолго. Парень мог дышать только отрывистыми, глубокими вдохами и стонущими будто агонией выдохами.

Сердцебиение догнало сознание. Оно теперь слышалось в барабанных перепонках оглушительными, горячими ударами. Кровь неслась по сосудам и венам опасно быстро.

Глаза перестало резать от яркого света. Во всеобщей белизне парень различил перед собственным носом снег. Онемевшие руки погибали от холода.

Стивен стал на ноги. Он среди бесконечного снежного пространства. Приглядевшись, вдали, сквозь стену из падающих крупных снежных хлопьев, Стивен разглядел непосредственно бело — серые горы и их же в отражении незамёрзшего перед ними водоёма, вода которого была кристально чиста.

Оно было очень далеко. Кристофер был ближе, намного. Он прикоснулся пальцем к спине Стивена. Почувствовав тёплое прикосновение на своей замёрзшей коже, он резко обернулся.

Сияющие глаза Кристофера казались нереальными.

Как они были чисты и красивы!

На его лице сияла настоящая, свободная и счастливая во всех смыслах того слова, которое не каждому дано понять улыбка.

— Тебе нельзя здесь быть, — сказал глубоко проникновенный, спокойный голос. — Это не твой Ангел.

Пар слов умчался прочь.

Кристофер бросил взгляд за плечо Стивена. Парень снова обернулся.

У этого Ангела был практически такой же взгляд, как «тот самый» взгляд Гостя. Его пёстрые белым и всеми оттенками серого крылья были во всей своей красе — расправленные в стороны так широко и высоко, что заслонили собой и далёкие горы и их же близнецов в водоёме.

Дичайший, не похожий ни на чей другой крик, наверняка даже вызвавший лавины в тысячах километров от этого места, буквально снёс Стивена с места. Его невесомое тело полетело в темноту вместе со снегом и летело оно до тех самых пор, пока не рухнуло на что — то мягко. Как — только это произошло — Стивен открыл глаза. Дверь палаты распахнута наполовину. Этого было достаточно для того, чтобы увидеть, как по коридору пронеслись носилки с человеком, укрытым белой простынёю с ног до головы.

Стивен принёс с собой из той реальности полную адреналина кровь и быстрое, жадное дыхание. Первые вдохи вырывались обратно паром, но тепло палаты тут же пресекло этот нереальный феномен. Оно же понемногу начало согревать оледеневшую кожу Стивена. Снег между пальцев его ног начал таять.

Все провода кардиомонитора были на месте. Капельницу тоже никто не тронул.

Услышал не предвещающее ничего хорошего быстрое пиканье кардиомонитора доктор влетел в палату. Стивен видел это уже сквозь полуприкрытые веками, почти полностью закатившиеся, встречающие темноту глаза.

3

После последних событий докторами был зафиксирован обострившийся с новой силой бред Стивена. Прогресс шёл не в лучшую сторону. В основном он состоял из слов и имён: Гость, Ангелы, вороны, холод, мама, Элизабет, прошу тебя, где ты, нет, не покидай меня.

Набор слов не самый распространённые в здешних местах.

Доктора придавали этому лишь некое значение. Большее значение они придали тому, что в его бред включилось имя Кристофер. Включилось оно ровно после той ночи, как бедолага покинул мир живых. Доктора отмечали, что Стивен никоем образом не мог знать о том, что в соседней палате может быть кто- то ещё, он не мог даже предположить, что он и сам находится в палате, а уж знать имя соседа — исключено. Разумеется, что Кристофером в бреду парня мог оказаться кто угодно, так все и решили, но практически каждый член консилиума не произнёс имеющиеся в голове мысли о том, что таких совпадений не бывает.

Доктора прекрасно видели, что на теле парня нет ни единого шрама. Его кожа без преувеличения в идеальном состоянии. Его зубы и волосы были без преувеличения идеально чисты. На его волосы будто не ложится грязь. Пряди так чисты, будто голову вот — вот вымыли. Даже под его ногтями нет ни соринки.

Бывалые доктора не могли скрывать некое смятение перед Стивеном. Он казался им чем — то более высоким, нежели человек. Находясь рядом с ним, они чувствовали, что он есть что — то неземное, нечеловеческое.

Им ничего не было известно о его происхождении. Артчер знал о Стивене очень мало. Никаких контактов или бы даже имён его родственников старику не было известно. Оставалось лишь ждать, пока парень придёт в себя.

После того, как Стивен последний раз покинул квартиру и до того момента, пока чаки не привёл Артчера в обитель прошло около трёх месяцев, которые показались нашему герою короче одного земного дня. В больнице он уже больше месяца и его состояние лавирует от стабильно тяжёлого к среднему и наоборот. В эти дни Артчер осознал, что он не знает о парне практически ничего.

Полиция установила имя владельца квартиры. Им был некий Стивен, имеющий большой список «добрых дел» и приводов в полицию с ранних лет, кучу неоплаченных штрафов и счетов. Никаких документов в квартире не обнаружилось. Они были растерянны один за другим в те годы, когда Стивен по частям растерял самого себя. По имеющимся о Стивене данным у него не осталось живых родственников.

В процессе допросов Джона полицейские несколько раз слышали имя Стивен, но никакой связи между именами в те дни они не установили, как не установят и позже.

На социальном уровне Стивен не существовал. Он существовал лишь по факту. Существовал. Именно существовал.

Знакомых и приятелей у него не было — по крайней мере полиция таких личностей не установила. Получается, что ближайшим Стивену человеком был Артчер, знающий недолгую историю парня.

Загадочно появившийся из ниоткуда, не имеющий ничего и никого. Идеально сохранившийся внешне, хотя, по имеющимся у полиции данным, его образ жизни никак не мог оставить его в таком прекрасном состоянии.

Человек, лежащий в койке на человека был похож лишь внешне. Каждый, кто видел его уходил из палаты с внутренним дискомфортом и мыслями о том, что с ним не всё так просто.

За окнами уже барабанил весенний дождь. Медсестра вошла в палату, чтобы приоткрыть окно. Свежий воздух просыпающейся природы проник внутрь. Бледный парень, с темными, уже довольно длинно отросшими черными волосами всё так же лежал с закрытыми глазами. Сегодня его демоны решили отдохнуть и парень просто мирно спал в своём уже казалось бы бесконечно долгом, беспокойном сне.

Медсестра поправила его одеяло, проверила капельницу и вышла из палаты.

Где — то вдалеке слышался ленивый рокот грома. На улице уже распустились некоторые ароматные цветы. Многие деревья так же были в цвету. Дождевая вода будто в замедленной макросъёмке медленно и грациозно, капля за каплей летела к неизбежной встречей с абсолютно разной поверхностью.

В сочной, зелёной листве пели птицы. Всё живое дышало свежим, влажным весенним воздухом, который настойчиво, но ненавязчиво наполнял палату. Наконец — то его вдохнул и Стивен.

Наконец — то он открыл глаза.

4

Весна принесла много жизни. Повсюду цвели тянущиеся к солнцу цветы. Листва с каждым днём становилась всё зеленее и гуще, птицы пели всё громче и разнообразнее, а кружащих у работающих в ночи фонарях насекомых становилось всё больше. Многие из них погибали за ночь, но, несмотря на это, к каждому новому вечеру их число в теплом, жёлтом свечении лампы лишь увеличивалось.

Не так давно в саду психиатрической клиники снова запустили скромный, но, учитывая острый дефицит прекрасного в этом месте, очень притягательный взгляду и слуху фонтан. Размеренно журча, он преломлял солнечный свет в самом центре сада. К нему со всех четырёх углов периметра растительности подходили мощённые галькой дорожки. У самого фонтана они врезались в круг из тротуарной плитки, который обрамлял фонтан. По этому кругу расставлены пара дюжин скамеек. Места хватит всем. На одной из них сейчас сидел и Стивен.

Помимо журчания фонтана до него доносились и крики прочих, более тяжело больных обывателей лечебницы. Благо, что здесь их было только слышно. Люди с уровнем сложности Стивена и люди с прочими степенями тяжести находились строго в разных корпусах. Первые несколько дней Стивен пытался разглядеть, что творится в корпусе, откуда доносились более частые, более громкие и пугающие вопли. Без особых усилий он нашёл в бетонном заборе достаточно широкую щель для того, чтобы заглянуть в другую, более тяжёлую реальность. В тот день он увидел голого мужчину, сидящего под деревом. Он крепко обхватил свои плечи руками и очень быстро качался взад — вперёд. Стоило ему замереть — буквально замереть — как из его груди вырывался болезненный крик. Как только в его груди заканчивался воздух, он снова начинал качаться взад-вперёд. Через какой — то промежуток времени он снова замирал и кричал. Повторятся это могло по несколько часов в день. Обычно его припадки начинались после обеденного времени.

Его реальность настолько же ужасна, как и полнота его крика. Даже не пытайтесь представить, что творится у этого человека внутри. Не стоит видеть, какой крест несёт несчастный. Помочь ему нельзя, а сдвинуть с места в не самом лучшем направлении собственный мир от этого процесса довольно просто.

Его реальность отражена в его взгляде. Его взгляд вынести не по силам и видавшим жизнь тёртым калачам.

Стоит такому крепышу увидеть взгляд кричащего от душевной рвоты человека, как вдруг он сделает для себя удивительное открытие — не такой он уж и крепыш.

В этом же окне Стивен виде ещё одну реальность. Он глядел на лысую, имеющую незначительные дефекты лица женщину. Она ходила вдоль забора, раскачивая в руках свёрток тряпок так, словно это был младенец. Держала она его опалёнными пламенем руками — от кончиков пальцев до локтей.

— Сгоришь, сгоришь! Я, это я тебя сожгу!

Женщина с десяток раз повторяла эти слова, после чего швыряла свёрток на землю и с криками — помогите! Мой малыш горит, она начинала пинать его по территории, покуда комок не разматывался в несколько простыней.

Решил, что этого для него более, чем достаточно, Стивен отошёл от забора и больше не приближался к нему. Позже он вполне уверенно сумел абстрагировать свой слух от доносящихся время от времени воплей.

Стивен знал, что за ним присматривают, но он не догадывался, как пристально это делают сотрудники клиники. Разумеется, интерес парень вызывал немалый — не только санитаров и докторов, но и полиции.

Парень не был любителем долгих бесед, да и вёл он себя вполне адекватно, но лишь до того момента, пока он не засыпал. Каждая его ночь была более беспокойной, чем в те дни, когда он находился в коме. Просыпаясь, Стивен не помнил о том, как он, например, свалился с кушетки, или как он оказался в коридоре, практически у запертой двери, за которой был сад. Он не помнил о людях, которых он громко звал во сне по именам. Он не помнил эти имена и тогда, когда бодрствовал и был вполне адекватен. Стивен произносил имена тех людей, которые всегда были в его жизни, а многие из носителей этих имён в определённые моменты жизни были главной её составляющей.

Доктора говорили, что мозг выбрал эту амнезию, как средство защиты, а вот полицейский, особенно ребята из отдела по борьбе с наркотиками, были тверды во мнении о том, что парень попросту косит под дурака, дабы не угодить в крепкую хватку закона. Доктора уверяли, что так симулировать невозможно, да и по факту Стивен не был интересен полицейским больше, чем любой другой наркоман, хотя внимание с их стороны ему уделялось более, чем достаточное. К счастью, вскоре это прекратилось.

Да, Стивен действительно мало что мог вспомнить. Так продолжалось несколько месяцев, пока к нему в очередной раз не пожаловал Артчер. На сей раз он принёс ему небольшой сувенир, а точнее подарок, который ему некогда вручила одна благодарная женщина.

Стивен сидел у фонтана. Он не слышал, как к нему подошёл Артчер.

— Здравствуй!

Старик, несмотря на безостановочную работу времени, похорошел. Определённо в лучшую сторону сказались новые условия жизни.

— Здравствуй! — откровенно радуясь ответил парень.

Артчер присел рядом.

— Хотел прийти к тебе с чаки, но не пустили, — играя досаду, старик легонько кивал головой.

Стивен скромно засмеялся. Он понимает, что старик уже в который раз твердил на проходной о том, что без собаки он никак, и в конце — концов пёс снова остался под попечительством контролёра.

Коротко поговорив о том, как обстоят дела у Артчера — обстояли они вполне себе неплохо, учитывая то, что его даже повысили на работе и его старые болячки всё реже даю о себе знать — они, наконец — то перешли к разговору о том, как обстоят дела у парня.

— Ну, как сказать, — начал Стивен. — Общая картина быта прежняя, но есть и новости. В первую голову воодушевляет тот факт, что полиция понемногу убавляет свой пыл и теперь они ко мне приходят только вроде бы как из-за принципа, будто говорили же, что ты нам «очень интересен» и мы тебя прижмём! Опростоволосились. Скоро признают.

— Да, ко мне тоже уже несколько недель никто не являлся. Думаю, что хлопот они нам больше не доставят.

— Да и так особо не доставляли. Нам — то что? Мы же знаем, что у нас за душой. Бояться особо нечего.

Артчер согласился, покивал головой, любуясь фонтаном.

— Что ещё нового? — спросил он.

Стивен недолго промолчал, подумал.

— Доктора всё твердят, что я постоянно разговариваю во сне, кричу. Называю какие — то имена, но, просыпаясь, я ничего не помню, абсолютно. Бывает только, что в некоторые ночи перед самым пробуждением я хватаю какое — то воспоминание, но спустя несколько минут из моей головы всё уходит. Они говорят, что мой мозг так защищается. Быть может оно и к лучшему, что я ничего не могу запомнить, а, быть может, я просто утешаю себя этими мыслями.

Артчер кивал. Он ещё в те далёкие деньки понимал, что с этим парнем творится что — то неладное, что — то очень интересное и необычное. Видимо последствия тех событий не оставляют парня.

— А может быть и не к лучшему, — сухо сказал старик. — Они могут ошибаться. Возможно вспомни бы ты чего и можно было бы определить, с чем стоит бороться.

— Может быть ты и прав.

Послеобеденное время. Из — за забора понеслись привычные для этого времени вопли.

— Идём, нам лучше пройтись, — предложи Стивен. — Это может затянуться.

Сад был скромен на разновидность и качество растений, но он был велик, что являюсь его большим плюсом — можно было запросто отойти на достаточное расстояние, дабы крики не отвлекали от важных мыслей и речей.

— Знаешь, в те дни странностей хватало, — Артчер заговорил первым.

Собеседники проходили мимо пары — троек высоких акаций, в которых уже во всю гудели занятые своими делами пчёлы.

Стивен доверял словам Артчера. Сам он практически ничего не помнил. Самые яркие, важные события так умело притаились в его сознании, что он не сможет увидеть их даже во все.

— Меня обещают выписать, но лишь тогда, как мой ночной бред будет минимально активным.

Артчер знал, что так оно и будет. Он не впервой слышал о том, что Стивен бредит и ходит во сне. Знать бы, что им движет. Был бы способ!

И он есть. По — крайней мере, Артчер на это рассчитывает.

— Я тебе кое — что принёс. Вот, сейчас.

Старик достал из — за пазухи книгу. В неё была вложена ручка.

— Помнишь её? — спросил он парня.

Стивен взял книгу, осмотрел обложку, пролистал страницы. Выронил лежащую между ними ручку. Посмотрел по сторонам. За ним, кажется, никто не наблюдает. Быстро наклонился, поднял ручку, спрятал её под пояс.

— Да, это я помню. Мне её подарила Кейти,

— Именно.

— Все страницы пусты. Ты же это знаешь. И ручка вот. Кажется я тебя понял.

— Записывай мельчайшие воспоминания, Стив! Вдруг это поможет!

Стивен кивнул.

— Может быть и сработает.

Старик скромно засмеялся своим хриплым, добрым смехом и сказал:

— Пока не попробуешь — не узнаешь.

5

После встречи с Артчером Стивен зашёл в палату. Оставил в неё дневной презент — особо церемониться с тем, куда бы спрятать книгу он не стал. Вещь не запрещённая. Ну и что с того, что пустые страницы. В здешних местах можно даже читать голые листы и бормотать при этом что — то. Никого этим не удивить. Но с ручкой пришлось немного повозиться. Стивен приподнял одну из ножек кушетки, приложил незначительные усилия вытащил пластмассовую заглушку ножки. Вставил в ножку ручку он вернул на место заглушку, ещё раз взглянул на книгу и переложил её с тумбочки в её же выдвижную полку. За сим парень отправился в сад, на прежнюю лавочку.

Припадок пациента за забором к тому времени уже прекратился. В звуках шелестящей, сочной листвы, жужжании пчёл и запахе акаций, он попытался как следует расслабиться и решился подумать о своём прошлом. Казалось бы — простое дело, которое для многих является гибелью, а тут ничего. Его то и дело отвлекали всякие появившиеся из неоткуда звуки, чьи — то разговоры, шум машин и прочая городская какофония. В конце — концов затея привела лишь к внутреннему раздражению.

После ужина Стивен снова выше в сад. Любуясь ярким, но мрачным закатом, он поймал себя на мысли о том, что он нервничает. А вдруг сработает? Утро покажет.

Досидевшись до поздних сумерек, парень отправился в палату. Погасил свет, Стивен так же аккуратно приподнял нужную ножку кушетки. Извлёк оттуда ручку. Вернул всё в прежний вид.

Подошёл к окну. Волнения не стало меньше, но спать он определённо хотел. Приоткрыв окно, он лёг на кушетку.

Засыпая, Стивен старался очистить свой разум. Снова.

Он не мог надолго сомкнуть глаз. Найдя для них занятие в виде поисков чего — то определённого в бесформенных пятнах — едва различимых — на потолке, он понемногу начал клевать носом. Перед тем, как напоследок сомкнуть глаза и погрузиться в глубокий сон, он смотрел на качающиеся за окном берёзы. Мир стал чёрно — белым. Ночь вновь окрасила его в чёрно — белые цвета и лишь хорошо знакомый Стивену, мистический, волнительный, ведущий куда — то очень далеко, за пределы всех земных тягот свет слегка окрашивал тени синевой. Позже сад был укрыт туманом, но этого Стивен уже видеть не мог. Парень крепко спал.

Дежуривший этой ночью медработник проводил плановый обход. Сегодняшняя ночь была странно тихой. Казалось бы, что сейчас в этом заведении ни осталось ни одного бедолаги, которому что — либо — или кто — либо — мешало бы спать.

Проходя мимо палаты обычно шумящего во сне Стивена, выполняющий обход мужчина ненадолго остановился. Увидел лежащего на боку спиной к двери парня, он по большей части обрадовался, что тот спит себе спокойно.

— Вот и славненько!

Тихонько обронил слова себе под нос, мужчина продолжил обход.

Тёплый свет ночного освещения практически беспрепятственно проникал в палату Стивена. Он обретал форму вытянутого по углам прямоугольника, искажённо повторяя очертания стеклянного окошка. Казалось, что это дверца в полу и она обязательно ведёт в прекрасные, сказочные места. Определённо, она исчезнет, как только первые фотоны утреннего солнца вновь получат возможность овладеть всем открывшимся для них пространством.

Мир спал. Ночь была спокойной. Стивен спал тихо. Проснулся он лишь раз. Открыл книгу и оставил в ней несколько предложений. После этого он так же легко уснул, как и проснулся, а сказочная дверца в полу понемногу теряла свою силу. Её разрушал свет утренних сумерек, самых ранних, тех, что появляются ещё до зари. Вполне себе реальный, холодный свет, который никоим образом не сможет оставить возможности быть чему — либо сказочному. По — крайней мере здесь и сейчас.

Стивен пошёл завтракать лишь для того, чтобы не привлекать к себе внимание и не объяснять на анализе чувств, почему он решил отказаться от каждодневной привычки. Кое-как запихнул в себя пару ложек молочной каши, парень вышел в сад. Он проложил маршрут через свою палату. Разумеется, для того, чтобы взять с собой книгу. Естественно, что он уже увидел послание, оставленное им же ему самому. Нашёл самую дальнюю от любого возможного человека скамейку. Рукой сбил с неё капли ещё никуда не девшейся утренней росы. Уселся. Открыл книгу.

— Ты никогда не должен жалеть об этом, ведь то, что сейчас с тобой происходит делает все события твоей жизни важными и значимыми. Всё имело смысл! Всё плохое, что случилось с тобой и другими людьми из твоей жизни привело тебя сюда! Миллионы людей умрут, так ничего не осмыслив, хотя каждый из них смог бы сделать много хорошего!

В сегодняшнем сне Стивен увидел события того дня, в котором он с Кем-то ещё смотрел на мир с высоченной башни среди леса. Его спутник сказал ему те слова, что парень сумел записать в подаренную ему Кейтелен Мидолтон книгу. Больше его разум не открыл ему ничего.

Сон — единственное, о чём думал парень после всех ослабших после утренней находки эмоций. Ему хотелось снова уснуть, ведь, возможно, утро снова позволит ему заглянуть в тот мир, от которого он сам так смело, решительно и глупо отказался.

Парня будто — бы переломило. Да, истина — он изменился после ночного события. Он проснулся и увидел под подушкой оставленную там им книгу. Открыв её, он обнаружил в ней написанные им слова, но он никак не мог, да и не сможет вспомнить тот миг, когда он выводил своим едва разборчивым почерком слова.

Тот… Человек? Кто это вообще был? Нет, ну уже нет…

Но кто тогда?

Эта история древняя, как мир — чем больше человек узнаёт, тем больше у него появляется вопросов.

Но как он рад, что его жизнь даёт ему возможность узнать о себе хоть что-нибудь!

Засыпая, Стивен радовался переменам. После он глубоко и надолго задумался о том, что не станет ли ему хуже оттого, что он узнает что-нибудь совершенно нехорошее? Вдруг есть причина! Вдруг он не просто так позабыл о многом?

Да, пусть так! Пусть там будут ужасы и радости, но если уж жизнь помогла ему позабыть о событиях минувших дней и теперь она помогает ему их вспоминать — пусть так! Быть может, так было нужно! Это его путь, и он его проходит! Мужественно и стойко.

Как многогранен мир, как многогранен человек. Как ограничен человек. Каждый человек наделён сознанием и практически никто из них не понимает того факта, что…

ИМ НАДЕЛЁН КАЖДЫЙ, А НЕ ТОЛЬКО ТЫ!

В каждом человеке ведётся ежедневная война. Каждый из них воюет с самым сильным для себя противником — с самим собой… Каждый из них уже давно перестал жалеть себя и смиренно принял тот факт, что помощи ждать неоткуда.

Почти все сломались. Человечество потерпело поражение.

Да, с тяжёлыми мыслями, да, с появившейся точно по осени меланхолии парень понемногу погружался в сон.

— Ты никогда не должен жалеть об этом, ведь то, что сейчас с тобой происходит делает все события твоей жизни важными и значимыми. Всё имело смысл! Всё плохое, что случилось с тобой и другими людьми из твоей жизни привело тебя сюда! Миллионы людей умрут, так ничего не осмыслив, хотя каждый из них смог бы сделать много хорошего!

Закрыв книгу, положив её под подушку, он засыпал и просил.

Он не помнил, чтобы хоть когда-то в его жизни случалось чудо. Сегодня утром он получил большую надежду на то, что он может оказаться кем — то больше, чем он себе представлял.

Стивен волновался. Его дух захватывало от падения в пропасть. Будто бы душа вылетела из тела и пустилась в незримые людскому оку миры.

Вполне себе существующие, прекрасные миры, в которых он снова увидел таинственного…

— Кто ты?

— Тебе страшно? Не бойся меня!

Какой прекрасный голос! Что это у него? Крылья?

— Ты Ангел?

Тот рассмеялся хрустальным звоном. Да, это крылья, и он расправил их во всей своей красе. Рябь темных и серых тонов закрыла мчащиеся над зеркальным водоёмом огромные облака.

— Называй меня так, как называй раньше, Стивен.

Он поднял правую руку и аккуратно провёл ею по плечу парня. Улыбнулся.

Как только руку обладателя крыльев вернулась в прежнее положение, Стивен сделал шаг назад.

Освободил пространство между ними.

Пространство для того, чтобы слово смогло разогнаться, набрать силу, ухватиться за всё то, что было в жизни Стивена, смешаться и раствориться в событиях и эмоциях. Пространство для секунды, нет, даже меньше. Пространство для мгновения, которого вполне хватило, чтобы осознать и вспомнить.

— Гость, — вырвалось из его уст хрусталём и врезалось в голую душу Стивена.

Нет никакого шанса устоять на ногах. Он уже не понимал, летит ли он над землёй или падает в пропасть. Нет разницы.

Темнота сгущается, меланхолия усиливается, разум наполняется словом Гость и всеми смешавшимися с ним придатками.

Как проснуться от подобного сна? Вскочить на кровать? Тяжело и жадно дышать?

Нет.

Стивен с первой зарёй открыл глаза — легко, спокойно.

Его глаза видели, хоть с них и скатывались слёзы.

Он знал, что будет написано в книге.

Сглотнул комок в горле, он стал босыми ногами на пол. Подошёл к окну, приоткрыл деревянную форточку.

Ночь неспешно улетала прочь, длинным шлейфом унося с собой всю свою таинственность и весь свой мрак. Над соседними корпусами оставалась чернота, а над забором, что отделял пристанище Стивена от целого мира только начала разгораться холодная заря. Утренний мрак погнал изо рта пар, утренний холод погнал по коже мурашки.

Едва вырвавшиеся из души горячие слёзы летели на встречу деревянному, выкрашенному уже ни одним десятком слоёв белой краски подоконнику. Полет был вором. Он забирал своё, и о подоконник разбивались лишь капли холодной влагой.

— Неужели всё так и было?

Похоже на то, парень…

Вернувшись к кушетке, он вынул книгу из под одеяла. Открыл страницу с вчерашним посланием и сразу же за ним обнаружил очередное послание. Богатство его красноречия не уступало богатству его краткости.

Одно слово, написанное с сильным нажимом на бумагу. С ним все остальное: отец, которого он любил, несмотря ни на что. Его несчастная мама, которая за всю свою жизнь никогда не почувствовала настоящего счастья и беззаботности. Его брат, о котором ему практически нечего вспоминать. Его незаслуженно забытая сестра. Его друзья, знакомые, остальные люди, растворившиеся до едва различимых образов. Его любимая, да, любимая всем сердцем и душой, не смотря на все его страхи, не смотря на все её страхи… Элизабет. Та девушка, которая умерла, когда страх одного взял верх над чистой и невинной душой другой.

Чёрная птица больше не причинит боли. Она села на ствол дуба, который у земли утопал в расползающимся по сторонам тумане. Огромный ворон, посланник из тех мест, о которых лучше даже и не думать, просто смотре на парня, едва переваливая с бока на бок — медленно, точно только для того, дабы парень не сомневался в том, что это действительно что — то живое, реальное.

И более чем…

Чёрная птица больше не станет рвать на части за ошибки прошлого. Отныне она наблюдатель. Она жаждет видеть, как человек, что пережил жесточайший катарсис сделает много хорошего, и ему простится всё.

Парень лёг на кушетку. Прижал книгу к груди, он скрутился калачиком. Таким его и обнаружат санитары. Позже он придёт в себя. Ему предстоит встреча с заведующим больницей, на столе которого будет лежать книга, имеющая совсем немного записей. Эти записи только для Стивена. Другие люди смогут их только прочесть. Это будто бы посмотреть на закрытую дверь, за которой таится вселенная одного человека, который смог намного больше, чем смогли бы другие.