Барабашку я выпустил вечером в понедельник, выждав два дня. Задачу ему поставил несложную — всю ночь не давать спать, но особо не хулиганить, посуду не бить, книги не рвать, вещи не ломать. Да и шуметь не очень громко, чтоб остальных соседей не тревожить.
Собственно, из расчета, что дело новое, не совсем опробованное. Да и Кубанова, похоже, неожиданно оказалась ведьмой. Не хотелось бы входить опять в конфронтацию.
В понедельник в школе ничего такого экстраординарного не произошло, если не считать, что Наташка влепила сходу, сразу же после начала урока (а алгебра была как раз первым уроком) двойки Андрюхе и Мишке.
Вызвала к доске и стала спрашивать. Андрюха всё-таки чуточку потрепыхался, но всё равно махнул рукой и спёкся. Мишка, глядя на него, даже не стал дёргаться.
Потом Наталья Михайловна посмотрела на меня, хотела вызвать к доске, но почему-то передумала. Я ей едва заметно улыбнулся и кивнул головой. Она нахмурилась и стала объяснять новый материал, передумав даже проверять «домашку».
— За танцы? — тихо предположила Светка.
Утром во вторник, как только рассвело, барабашка вернулся, залег спать в свою шкатулку. В это время я как раз выходил на пробежку на стадион. Пробегая мимо цыганского дома, заметил, что в окне блондинки-ведьмочки горел свет.
Я усмехнулся — наверное, всю ночь горел?
Во время выполнения упражнений на растяжку Светка, словно невзначай, бросила:
— У нас сегодня четыре урока. Можем после уроков ко мне пойти. Или ты передумал?
Я на минуту замер, соображая, что она хотела сообщить. Потом понял:
— Давай попробуем!
Хотя изначально я сегодня планировал съездить в спортзал восстановиться в секции: занятия раньше у нас проходили по вторникам, четвергам и, для желающих заниматься общей физподготовкой, по субботам.
Maman в понедельник вернулась на пару часов позже обычного, пояснила, что «гуляла». И по её довольному лицу было видно, что прогулка ей пришлась по душе.
Вот и сегодня перед уходом на работу она тоже сообщила, что задержится. Я хихикнул, мол, «дело молодое».
— Балбес! — бросила maman, слегка щелкнув меня о носу.
В школе Светка вела себя как ни в чём не бывало. На уроках слушала учителей, отвечала. Иногда пихала меня кулаком в бок, если я вдруг отвлекался. Правда, несколько раз я ловил её пристальный, серьезный до крайности и, словно, изучающий, чуть ли не препарирующий меня, взгляд.
После уроков я, виновато разведя руки перед Мишкой и Андрюхой, дескать, любовь у меня, подхватил Светкин портфель, направился вместе с ней.
— Есть хочешь? — первым делом поинтересовалась Светка, как только мы перешагнули порог её квартиры.
— Нет, — я отрицательно качнул головой. — И тебе не советую. Процедуры лучше проводить и принимать натощак. А вот потом, потом как раз необходимо будет подкрепиться, как говорил товарищ Винни-Пух. Давай я руки помою, а после ты душ примешь.
Я сходил в ванную, тщательно вымыл руки, словно хирург перед операцией. Потом снял костюм, рубашку, оставшись в одной майке. Целительские процедуры у меня всегда сопровождались обильным потоотделением. После этого, я возвращался домой и сразу бросал в стирку бельё, рубашку, а порой даже и брюки. После возвращения из госпиталя, где я «лечил», а точнее, возвращал к жизни Устинова, мои брюки, стыдно сказать, оказались насквозь сырые, хоть выжимай!
— Пошли! — Светка в длинном цветастом махровом халате зашла за мной на кухню, где я сидел и ждал её. И внезапно резко протянула мне кулак под нос:
— Скажешь кому, убью! Понял!
Я пожал плечами, не понимая её выпада:
— Ты что, Свет, с ума, что ли сошла?
Она привела меня в свою комнату, поставила табурет перед кроватью. Потом резко скинула халат. Я замер, чувствуя, что краснею. Светлана под халатом оказалась совсем голой. Она легла на кровать навзничь, вытянулась и закрыла глаза, выставляя напоказ своё юное тело. У меня закружилась голова. Мне сразу захотелось обнять её, прижаться к ней, гладить и целовать её всю — от кончиков волос до пальчиков на ногах. Я поспешно отвернулся и хриплым голосом сказал:
— Свет! Я не имел ввиду, что надо вот так… Одень купальник, пожалуйста!
Сердце бухало в груди колоколом. Сзади зашуршало. Я едва сдержался, чтобы не обернуться. Наконец, услышал:
— Всё, можешь повернуться!
Я повернулся. Светка лежала на кровати так же, с закрытыми глазами, вытянувшись, только уже в раздельном купальнике. И была вся красная, как помидор.
— Ковалёв! Ты гад! — не открывая глаз, сообщила она.
— Всё! — отрезал я. — Работаем.
Я сел на табурет рядом, посмотрел на колени магическим взглядом. Левое колено светилось красноватым цветом.
— Левое? — спросил я, положив левую ладонь на колено.
— Ага, — согласилась Светка. — Оно не болит. Только иногда подкашивается…
В магическом зрении, при ближайшем рассмотрении, кости колена — надколенник, хрящи — все были розового оттенка. Я положил обе руки на ногу — выше и ниже колена — и пустил энергию с левой руки в правую через колено, как через кольцо, пропуская потом её через себя.
— А… — что-то хотела сказать Светка.
— Молчи! — оборвал я её. — Не отвлекай!
Светка замолчала.
Это было как при медитации — прокачивать энергию по кольцу через каналы в руках, ладонях, пальцах, пропускать через колено, высасывая уже силу другого характера, но, прогнав её через своё ядро, качать снова через каналы в колено…
Когда кости колена приняли прозрачно-зеленый оттенок, я убрал руки и облегченно вздохнул. Светлана сразу вскочила на кровати, села:
— Что, всё? Правда, всё⁈
Я промолчал, встал и направился в ванную. Откат был, но незначительный. Я помыл руки с мылом, умылся, выпрямился и замер, увидев в зеркале Светкино отражение. Она встала в дверях и смотрела на меня.
— Поставь чайник, а? — попросил я. Она кивнула и убежала. Пока её не было, я стянул майку и обмылся уже тщательней, смывая пот в подмышках. Снял большое вафельное полотенце с полотенцесушки, вытерся.
Светка стояла в коридоре и ждала меня.
— Неужели всё? — удивленно поинтересовалась она.
— Свет, ну какое всё? — отмахнулся я. — Пока только колено. У тебя там сустав был непонятный…
— Разрыв связок? — переспросила она. — Нам с мамой врачи сказали, что разрыв связок.
— Я не медик, — отговорился я. — Но мне показалось, что там кости были не в порядке. Налей лучше чаю!
— Я тебе понравилась? — спросила она вдруг, когда я уминал бутерброд с маслом под сладкий крепкий чай. Я налил заварки пол-кружки, так что чай получился не горячий, теплый. Её вопрос застал меня врасплох. Я только сделал очередной глоток и, разумеется, ожидал какой угодно вопрос, только не этот.
— Да, понравилась! — ответил я прямо. Она потупилась и спросила дальше:
— Поэтому ты вначале сказал, что б я… ну это… совсем…
— Разделась? — уточнил я. — Нет. Но ты мне понравилась. Очень.
Светка покраснела, опустила взгляд.
— Свет! — позвал я. — Дальше нам с тобой предстоит поработать вместе.
Я умышленно поднял тему именно в этот момент, переключая её внимание. И это мне удалось.
— Что?
— Мне нужна твоя помощь, — сообщил я. — Я не знаю, какие группы мышц тебе важны с точки зрения гимнастики. Про какие ты сказала, что одеревенели? Поэтому ты мне будешь говорить, объяснять, а я, в свою очередь, буду их… ну, как бы сказать… восстанавливать что ли… В общем, буду их «доводить до ума».
Честно говоря, я уже ни капельки не сомневался, что смогу своей энергией «подкачать» светкины мышцы, сделать их эластичными, сильными.
— Конечно!
Светка улыбнулась, подскочила ко мне, ухватила меня за шею и поцеловала прямо в губы. Я замер. Потом осторожно обнял её, усадил к себе на колени.
— Мой парень волшебник! — тихо сказала она и снова поцеловала меня в губы. Надо сказать, что целовалась она неумело, просто тыкаясь сжатыми губами в мои губы. Но это было не важно. Всё на свете было не важно в этот миг.
Я прижал её к себе.
— У нас с тобой всё получится!
Я тихо пустил широкий ласковый импульс живой силы ей пониже живота, как тогда, на лестнице. Светка тут же расслабленно закрыла глаза, обмякнув в моих объятиях, и даже вроде совсем отключилась, успев шепнуть:
— Ой, как здорово… Всё-таки ты коварный тип, Ковалёв…