Школьные годы чудесные

Глава 41 Особенности отдыха на природе

В воскресенье утром maman начала собираться часов в семь утра. После завтрака на скорую руку (два яйца «всмяточку», бутерброд с маслом, кофе) она лихорадочно бросилась примерять все свои вещи, ориентированные для прогулок на природе.

Их, по её мнению, оказалось не так много. Один свитер, который ей нравился больше всего, оказался маловат в… груди. Причем, как maman заявила, стал маловат именно в последнее время, и виноват в этом один хорошо известный ей и мне товарищ, который занимался корректировкой её фигуры.

Другой свитер с высоким горлом, прозванный maman «геологическим», был слишком теплым, а на улице сегодня гидрометцентр обещал «включить» солнышко.

В конце концов, к половине десятого я уговорил её остановиться на «геологическом» свитере при легкой ветровке, брюках и кедах. Ни кроссовок, ни джинсов у maman сроду не наблюдалось. Maman приготовила еще с собой телогрейку — на всякий случай, под попку подстелить, если не пригодится.

Впрочем, её суета объяснялась скорее опасениями не понравиться Валерию в таком наряде. Она бы с удовольствием поехала на природу в вечернем платье (я одно такое видел в шкафу!), если бы было бы можно.

Мне было проще. Я надел нетрущуюся «Рилу», клетчатую рубашку и кожаную куртку.

Ровно в десять, минута в минуту, в дверь позвонили. Maman подскочила к двери, посмотрела на меня, потом в зеркало, поправила прическу, ветровку, спросила меня:

— Ну, как я?

Я одобрительно показал кулак с большим пальцем, направленным вверх. Она дождалась еще одного звонка и только потом открыла.

— Спите что ли? — сходу поинтересовался Валерий, но потом, увидев maman в «боевом облачении», восхитился. — Ого! Вы уже готовы? Молодцы!

И целомудренно чмокнул её в щеку, подставляя потом свою.

— Привет, — maman покраснела. Покраснела! М-да… Определенно, это любовь.

— Здорово! — я протиснулся, протянул руку. — Едем? Или ты передумал?

— Не передумал, — засмеялся тот. — Тебя брать передумал. Нам с Ниной было бы вдвоём ловчее, правда?

Maman, смеясь, легонько стукнула его по руке, мол, хватит глупости говорить. Он потянул её на улицу.

— Подожди! — счастливо засмеялась maman. — Сумку возьму…

Она подхватила сумку с полки, выскочила на лестничную площадку и побежала вниз по лестнице, успев крикнуть мне:

— Дверь закрой, не забудь!

Валерий вздохнул (ох, уж эти женщины!) и, улыбаясь, пошел вслед за ней.

Я закрыл дверь, замкнул замок на два оборота. Когда спускался вниз, обнаружил целующихся maman и Валерия перед закрытой подъездной дверью, громко кашлянул. Они отпрянули друг от друга, засмеялись и выбежали на улицу.

— Ну, как дети, чесслово…

— Садись вперёд! — скомандовал Валерий, указывая на красные «жигули-тройку» (ВАЗ-2103), стоящие поодаль. Я послушно сел на пассажирское сиденье рядом с водителем.

— Поехали! — сказал водитель и добавил мне. — Пристегнись!

Я пристегнул ремень.

— При лобовом столкновении с препятствием на скорости в 90 километров в час ремень безопасности гарантированно спасает жизнь в 100 процентах случаев, — заметил водитель, не отрываясь от руля и не глядя в мою сторону.

Он вырулил на трассу, поддал газу.

Я повернулся. На заднем сиденье Валерий и maman отпрянули друг от друга. Я хихикнул. Maman показала мне кулак и отвернулась, едва сдерживая улыбку.

Водитель протянул мне правую руку и, не отрывая глаз от дороги, сообщил:

— Степан. Давай на «ты»?

Я удивился такому странному экзотически-старому русскому имени, но виду не подал, пожал руку и тоже представился:

— Антон. Давай.

Водитель тоже был человек в возрасте, даже, пожалуй, постарше Валерия. Одет он был в старую стройотрядовскую комсомольскую форму, чему я, честно говоря, удивился. Уж очень она странно смотрелась на возрастном мужике — светло-зеленая куртка со многочисленными значками. Я отвернулся, сдерживая улыбку.

— Нравится? — похоже, водитель почувствовал мой взгляд.

— Нормально! — нейтрально ответил я.

— Молодость вспомнил! — засмеялся Степан. — Сегодня в гараж с утра зашел, а она в шкафу висит. Думаю, дай одену! 15 лет ей, а всё как впору.

Действительно, куртка ему была в самый раз.

— Куда мы едем? — поинтересовался я. От Химика мы уже успели отъехать километров на десять. Можно было бы уже свернуть куда-нибудь в лесок, в рощицу, благо их здесь было в избытке.

Но водитель считал иначе.

— В Зеленёво, — ответил он. — В Староподворьевский монастырь.

— Далековато, — пожал я плечами. — Можно было бы и поближе.

— Здорово! — возразила maman. — Просто замечательно. Там такая природа! Сосновый лес, река. Я там была десять лет назад с экскурсией. Там такая классная купальня есть! Родник с освященной водой. Можно было бы канистру взять, воды набрать.

— У меня есть пара чистых канистр, — усмехнулся, не поворачиваясь к нам, Степан. — Презентую вам одну.

До развилки на Зеленёво мы ехали с час по шоссе. Потом еще километров десять по грунтовке. Надо сказать, по хорошей грунтовке, укатанной, разровненной грейдером, а кое-где даже посыпанной мелкой щебенкой.

Потом мы ехали по сосновому бору. Дорога вилась между корабельных сосен. И водитель, и maman с Валерием сразу открыли окна. Машину заполнил чудесный душистый лесной воздух, пропитанный смолой.

— Как же замечательно! — проговорила maman. Я, честно говоря, посматривал за ними. Как только заехали в лес, maman сразу выпустила руку Валерия и словно приклеилась к окну, наслаждаясь осенним лесом и бабьим летом.

Лес стал редеть. Впереди показался двухметровый белокаменный забор «под старину». Дорога пошла вдоль забора. Через метров сто забор закончился открытыми большими деревянными воротами, за которыми красовались приземистые, видимо, жилые здания из красного кирпича, большая церковь и просто гигантская колокольня.

— Монастырь! — сообщил Степан.

Мы проехали дальше, мимо ворот, вдоль пристроенных зданий, стены которых играли роль забора. Дальше был снова высокий забор. А потом лес кончился, и монастырь внезапно остался позади.

Впереди была ровная площадка, на которой стояли штук пять легковых машин, маленький магазинчик. Дальше за площадкой был обрыв. Люди аккуратно, не торопясь, с канистрами, со стеклянными банками спускались вниз.

Степан отогнал машину подальше от других, остановился.

— Выходим!

— Здесь мы купим монастырского хлеба! — сообщил Валерий, показывая на магазин. — Потом спустимся к источнику, наберем воды, искупаемся в купальне.

— Ну, а потом пожарим шашлыку, — закончил за него Степан. — Валера большой в этом деле спец!

— Так здорово! — обрадовалась maman и, уже совершенно не стесняясь, чмокнула Валерия прямо в губы. — Спасибо тебе, Валерочка, что вывез нас сюда!

Я осторожно попробовал посмотреть вокруг магическим зрением. Увиденное меня поразило. Всё вокруг искрилось «живой» силой, энергией жизни. Магия, самая натуральная магия жизни, как воздух, окружала со всех сторон. Казалось, окружающие просто купались в этой энергии.

Я понял, отчего испытывал такой необъяснимый подъем сил. Об усталости не могло быть и речи. И настроение было такое, что хотелось петь от радости.

Ауры окружающих людей словно впитывали «живую» силу, излучая откровенное счастье.

Я перевел взгляд на maman. Её аура мало отличалась от других и тоже светилась беззаботной радостью.

Когда же я посмотрел на наших спутников, то остолбенел, едва сдержав удивление. Во-первых, у них не наблюдалось проявлений радости и счастья, что было у других. Ну, это ладно, мало ли какие могут быть у людей причины? Но, во-вторых, в аурах Валерия и Степана периодически «загорались» желтые всполохи. Желтый цвет свидетельствовал, что человек тебе врёт, ведет себя нечестно. Этих всполохов у Степана было поменьше. Но они были! Кроме того, у Валерия, когда maman к нему приближалась, особенно касалась его, в ауре, кроме желтизны, вспыхивал серо-черный цвет — признак враждебности.

Я, ошарашенный увиденным, поспешно отвернулся от них, стараясь не выдать себя, делая вид, что всматриваюсь вдаль.

— Красиво здесь! — ко мне подошел Степан.

— Да, — я уже овладел собой, успокоился и улыбался. — Здорово. Наверное, хорошо здесь жить?

— Там село Зеленёво, — пояснил Степан, обращая внимание на виднеющиеся крыши домов. — Кстати, там церковь тоже есть. Поэтому, вроде как, монастырь к селу не относится. Его построили в конце 14 века, после разгрома Мамая. Очень много увечных воинов призрели здесь, на подворье монастыря. Дом престарелых при монастыре до сих пор существует. Хочешь взглянуть — и на монастырь, и на дом призрения?

Я еще раз взглянул на Валерия и на Степана — для проверки, вдруг что-нибудь напутал, ошибся, не разглядел, в конце концов?

К своему сожалению, я был вынужден констатировать, что не ошибся. Аура Валерия по-прежнему светился чернотой и желтым, у Степана черноты не было, но желтого цвета, увы, хватало.

У меня мелькнула мысль, что Валера (сукин сын!) использует Степана втёмную, типа, отвлекает меня от них — от него и от maman. И сразу возник вопрос — тогда зачем? Почему? Что за интерес у Валеры к maman?

Меня осенило: наверняка maman поделилась с ним идеей приобретения дачи и сказала о наличии дома крупной суммы денег. 5 с лишним тысяч — деньги большие. Считай, целый «жигуль-копейка»! Или нет, тот под 7 тысяч стоит. Но «Запорожец» точно!

Тогда всё вставало на свои места.

Валерий что-нибудь подмешает в шашлыки, вытащит у maman ключи, скинут нас куда-нибудь в овраг. Хорошо, если живыми…

Другого варианта у меня не было.

Хотя нет, на maman ни один яд не подействует. У неё в результате моих тайных опытов над ней, такая защита сформировалась, ни одна зараза не возьмёт, не прилипнет. Разве что какое-нибудь сонное средство, тот же наркоз, который, как яд, не определяется конструктами.

Только вот от пули в голову ни один конструкт не вылечит.

Первым желанием у меня было вырубить Валеру и Степана тут же, на стоянке, потом затащить в машину, или бросить в овраг, а самим уехать.

Только вот машину я водить не умел. Да и объяснить потом свои действия maman — тоже было бы сложно. Всё-таки у неё любовь… Попробуй, переубеди влюбленную женщину!

Вплетался ещё один немаловажный фактор — окружающая атмосфера с избытком магии «жизни». Честно говоря, я подумал, что мои «вырубающие» конструкты на основе противоположной «мертвой» силы могут не сработать. Или, еще хуже, сработают, но не до конца, с незначительным эффектом.

И всё-таки оставался маааленький такой червячок сомнения — вдруг я не прав? Вдруг ошибаюсь? А Валерий и Степан — вполне приличные люди, а ауры у них так светятся… Ну, мало ли? Не от нас, может, другие причины есть?

Во всяком случае, как говорил капитан Блад полковнику Бишопу на Ямайке в Порт-Ройале «кто предупрежден, тот вооружен». Как говорится «будем посмотреть!». А если врезать от души «живой» энергией по мозгам, то точно обширный инсульт будет обеспечен.

— Нет, не хочется, — отказался я от экскурсии, прежде всего решив не выпускать maman (как самое уязвимое звено) из вида.

— Ну, как хотите, — развел руками Степан. — Я бы показал вам помещения монастыря даже изнутри…

— В мужской монастырь женщин же не пускают? — удивилась maman.

— В виде исключения, думаю, пустили бы… — пожав плечами, улыбнулся Степан.

А у самого аура прямо полыхнула желтым пламенем, заставив меня задуматься о возможной связи его и монахов.

— Ма, не стоит, — я покачал головой. — Не гневи бога, а также его прислужников. Кто их там знает?

— Я бы сходила, Тош, — продолжала настаивать maman. — Интересно же!

— Не ищи приключений на свою пятую точку! — несколько грубо ответил я. — Пойдем лучше к роднику. Там, вроде и купальня есть.

Maman моё заявление, мягко говоря, не понравилось. Но спорить она не стала.

— Ладно, пойдём! — она кивнула мне головой.

— А вы пока здесь костер разложите, мангал поставьте, хорошо? — обратился я к Степану с Валерием. — Мы вдвоём быстро управимся!

Нашим спутникам ничего не осталось, кроме как согласиться.

— Мы вон там будем! — Валерий показал на полянку недалеко от стоянки.

Я подхватил две белые пластмассовые канистры из багажника.

— Пойдем, ма!

— Точно помощь не нужна? — попытался уточнить Степан.

— Нет, нет, справимся! — крикнул я. — Спасибо!

Мы с maman спустились по тропинке вниз, по косогору в овраг. Заблудиться было практически невозможно. Тропинка была вытоптана ногами тысячи тысяч паломников. Где уж совсем был крутой спуск-подъем, там чьи-то заботливые умелые руки соорудили лестницы с перилами, да украсили их затейливой резьбой.

Внизу на обширной площадке стояла старая покосившаяся избушка из почерневших брёвен, а неподалёку был выкопан небольшой резервуар, изнутри обложенный камнем. В резервуар из ржавой трубы стекала ручейком вода.

И туда, и туда были очереди. К избушке, а это оказалась купель, стояли двойной очередью мужчины и женщины. К роднику — очередь с канистрами, бутылками, даже трехлитровыми банками — набрать воды, которая считалась святой.

Maman рванулась к купальне, благо заходила группа женщин. Группа была небольшой, так что моя родительница вклинилась в их число.

Мужики выходили из купальни взлохмаченные, мокроволосые, оживленные, оборачивались, крестились.

Я присоседился к ожидающим. Ждать пришлось минут пятнадцать, пока дамы не стали выходить. Выходили по одной, тоже мокроволосые, оживленные, во влажной одежде. И никто не думал вытираться, сушить волосы.

— Нельзя! — разъяснял вполголоса стоящий недалеко от меня мужчина ребенку 7–8 лет, видимо сыну, держа его за руку. — Вода святая. Вытирать её нельзя, должна сама высохнуть. Понял?

Ребенок закивал головой.

Maman вышла одной из первых, забрала у меня из рук канистры:

— Я пойду воды наберу!

Наконец из купальни вышли все женщины, наступила наша очередь.

Сама купальня представляла собой квадратный сруб 6×6 с квадратным же бассейном-купелью посередине, заполненной водой. Бассейн был огорожен высокими деревянными бортиками, вниз спускалась деревянная лестница, тоже с перилами.

Возле входа буквой «Г» стояли деревянные лавки, на стенах — прибиты крючки, на которые вешалась одежда.

Мужчины раздевались, подходили к бассейну, крестились, спускались в него по очереди, три раза окунались с головой, опять крестились, выходили, обходили бассейн по кругу, останавливаясь возле старенькой потемневшей иконы, крестились на неё и шли обратно в купель. Положено, оказывается три раза окунуться, три раза пройти вокруг бассейна.

Я посмотрел на воду магическим зрением. Кажется, я уже устал удивляться. В магическом зрении это выглядело, будто купель была заполнена не водой, а «живой» энергией. Она впитывалась в человека при погружении через кожу, сверкала зелеными искрами, когда он выходил из воды.

Очаги болезней либо исчезали, если были незначительными, либо существенно уменьшались в размерах.

Подошла и моя очередь. Я, как и все, задом аккуратно спустился по грудь в купель по скользким потемневшим ступеням в воду, держась за поручни. Тело обожгло невероятным холодом. Превозмогая желание немедленно выскочить, я всё-таки окунулся с головой раз, другой, третий, после чего практически вылетел из воды. Замер.

Странно, никто не смеялся, меня даже не торопили, чтобы отошел, терпеливо ожидая, когда я приду в себя. Я отшагнул и вместе со всеми пошел вдоль бассейна. Остановился возле потемневшей иконы. Креститься не стал, некрещеный я, да и в бога не верил, хотя рука, как мне показалось, дернулась… Посмотрел на потемневший от времени и влаги лик на доске, прошел дальше…

Я еще два раза окунулся в купель, одел на влажное тело, футболку, рубашку, натянул свои «Рилы» и вышел наружу.

Maman уже ждала с полными канистрами поодаль.

— Ну, как тебе? — весело поинтересовалась она.

— Еще разок, и внуков ты бы не дождалась! — пошутил я. — Отморозил всё, что можно!

Действительно, когда погружался в купель больше всего у меня пострадали «фаберже», которые съёжились, наверное, до размеров горошин.

— Здесь и зимой, и летом температура воды держится 4 градуса, — сообщила maman, не обращая внимания на мою шутку. — Постоянно.

Я поднял канистры. Не тяжёлые, всего по десять литров. Пошёл вперед. Maman засеменила за мной.

— Мэм, а ты Валере говорила насчёт покупки дачи? — поинтересовался я.

— Да, — ответила maman мне в спину. — Посоветовалась. Сказала, что ты сторонник приобретения дома в деревне, а не дачи. И он поддержал твою идею.

— А говорила, что мы деньги дома храним? — продолжал расспрашивать я на ходу.

— Конечно, — подтвердила maman. — Я их даже с ним пересчитала.

— Что? — я встал как вкопанный, поставил канистры на траву, повернулся. — Мэм, я, конечно, понимаю ваши чувства, но так нельзя… Ты его всего неделю знаешь! А так доверять…

— Две недели! — поправила меня maman возмущенным голосом. — И я чувствую, что у нас взаимные чувства! У него трехкомнатная квартира! Я с ним собираюсь даже пожить немного.

Она замолчала, сообразив, что сказала лишнее мне, как сыну. Покраснела.

— Ну, мы ж должны узнать друг друга поближе, прежде чем расписаться… — пробурчала она, пряча взгляд.

— За… Замечательно! — я глубоко вздохнул, поднял канистры. — Пошли!

Вот и всё! И что теперь делать? Чтобы и волки были сыты, и овцы целы, и пастуху вечная память?

Дальше, до самой вершины мы молчали.

А на вершине, точнее, на площадке уже было всё готово. На полянке расстелено покрывало, разложены тарелочки, миски: одна с зеленью вроде лука, укропа, петрушки или киндзы, другая с нарезанными свежими огурцами и помидорами (откуда, в сентябре?); хлеб. Была даже стеклянная бутылочка с кетчупом. Посередине покрывала красовалась бутылка какого-то вина в красивой глиняной бутылке и два гранёных стакана.

А рядом… Рядом стоял самодельный мангал, на котором поджаривались семь палочек, семь шампуров необычайно пахнущего мяса. Слюнки потекли автоматически.

И, видимо, не только у нас. Кто-то из приехавших мужиков набрался наглости или смелости, подошел и с улыбкой потребовал:

— Бог велел делиться! Угостили бы мясцом, уважаемые.

— Самим мало, — ответил Валерий. — Друзей ждём. Так что перебьетесь. Ясно?

Мужик хотел подойти поближе, но Валерий встал, расправив плечи, улыбнулся. К нему присоединился Степан, тоже, кстати, оказывается, неслабый мужичок. Он скинул с себя мешковатую «стройотрядовку» и остался в одной футболке, благо солнце пригревало.

Он, хотя и был пониже Валерия ростом, но в плечах оказался значительно шире. Эдакий квадратный человек. Да и бицепсы внушительно распирали рукава футболки.

Тут и maman голос подала:

— А вот и мы!

— Особенно я! — я поддержал её. Любитель бесплатного угощения пустил слюну и поспешно ретировался. Степан подошел ко мне, протянул мне ключи от машины.

— Поставишь воду сам? В багажник. Справишься?

Он улыбнулся.

— Поставлю, — я взял ключи, опять подхватил канистры и направился к машине. Багажник был практически пустой. Я поставил посудины в угол, припёр, чтобы не упали, портфелем с инструментами.

Валерий уже выложил куски мяса с одного шампура на большое блюдо:

— Угощайтесь! Пробуйте!

Он разлил вино по стаканам, оказавшееся красным, по полстакана в каждый. Один предложил maman, другой мне.

— А ты что?

— Да я вино не очень… — отмахнулся он. — Коньячку или водочки — другое дело.

— А я вообще еще маленький, — улыбнулся я. — До 21 года ни-ни.

Я взял и протянул ему свой стакан:

— Пей, Валер, за меня!

Он помялся, но стакан взял, чокнулся с maman, опрокинул вино в рот одним глотком, поморщился.

— Какая вкуснятина! — maman в отличие от него вино понравилось. — Что это?

— Каберне совиньон, — ответил за него Степан. — Мне друг из Грузии привёз. Я бы тоже пригубил, да…

Он развёл руками.

— За рулём, увы…

Я просветил вино потомком «живой» силы. Только бесполезно. Если там была бы какая-нибудь химия, в смысле, яд, магия его не определит. Только, когда он начнёт действовать, можно нейтрализовать его последствия.

Судя по всему, вино было «чистым».

Степан достал еще два стакана, бутылку минералки, разлил по стаканам, предложил мне.

— Давай мы тоже… Газировкой.

Я минералку не любил, но пить хотелось.

С первого шампура каждому досталось по кусочку. Мясо было вкусным, острым, пряным, сочным.

Валерий снял второй шампур, третий… Снова разлил вино, не обделив на этот раз и себя. Они снова чокнулись с maman, выпили до дна. Мы со Степаном их поддержали минералкой.

Аура у него стала светлеть… Я невольно хихикнул, вспомнив поговорку насчет некрасивых женщин и количества водки. Только вот насчет привлекательности эта поговорка совершенно не катила.

Под зелень мы слопали и второй, и третий, и половину четвертого шампура.

Степан, встал, похлопал по животику, довольно выдохнул:

— Налопался как Барсик!

— Да, здорово! — согласился я и тоже встал с покрывала.

Maman осталась сидеть с куском мяса в одной руке, со стаканом вина в другой.

— Пойдем, пройдемся? — вдруг предложил мне Степан.

— Только недалеко, — отреагировал я. — А то ходят тут всякие любители бесплатного угощения…

Мне показалось, что Степан едва заметно поморщился.

— Да я думаю, что у Валеры хватит сил отбиться! — усмехнулся он.

— Я не хочу рисковать, — ответил я совершенно серьезным тоном, да так, что Степан внимательно посмотрел на меня. И согласился, кивнув головой.

Мы отошли к магазинчику, где торговали монастырской продукцией. Зашли внутрь. На прилавке остался только черный хлеб.

— Рекомендую, — сообщил Степан. — Вкусный. Это не магазинная продукция.

Я согласился. Черный хлеб даже выглядел вкусно, не говоря уж о том, какой одуряющий аромат от него шел. Я вытащил из кармана 20 копеек. Монах в черной рясе, простом черном клобуке и белом фартуке протянул мне буханку хлеба, завернув её в оберточную бумагу и сказал:

— На здоровье!

— Спасибо, — отозвался я.

У магазина мы сели на лавочку. Я периодически поглядывал на maman.

— Решил уже, куда после школы поступать будешь? — вдруг поинтересовался Степан. Я пожал плечами. Какое ему дело? Но ответил:

— Пока нет. Может, в военное училище пойду.

В военное училище я вовсе идти не собирался.

Мой ответ Степана удивил, даже немного обескуражил.

— Тебе нравится ходить по струнке? Когда тобой командуют?

Я задумался.

— Кто-то командует, кто-то подчиняется, — ответил чуть позже. — И потом военная служба — достаточно действенный социальный лифт в обществе. И вообще, офицер — это звучит! Это красиво!

И уточнил:

— Нам на обществоведении так учитель говорил.

— Значит, в школе вас агитируют идти служить? — задумчиво, словно про себя, сказал Степан.

— А что тут плохого? — удивился я. — У меня много родных и знакомых служат в армии.

— Да нет, — сразу отмахнулся Степан. — Я не имел ввиду ничего такого. Просто странно слышать такие взрослые рассуждения от достаточно молодого человека.

Я понял его желание подольстить мне и сделал вид, что это ему удалось — растянул губы в довольной улыбке. Maman продолжала сидеть на покрывале со стаканом вина. Мне или показалось, или действительно, но она больше не пила. Валерий, кстати, тоже.

— А ты тоже на радиозаводе работаешь? — поинтересовался я. — Как Валера?

Степан уклончиво пожал плечами:

— Да так…

— Не холодно?

Степан пожал плечами:

— Я всё детство в Архангельске прожил. Привык к морозам. А сейчас для меня, словно лето.

— А мне, честно говоря, прохладно, — сообщил я.

— Странно, почему вы не захотели по монастырю пройтись? — удивился Степан. — Я занимался историей, краеведением. У этого монастыря богатое, достаточно интересное, прошлое. Внутри даже своеобразный музей есть.

— А мне кажется, что сегодняшние монахи не совсем здоровые люди, — ответил я. — Как можно уйти от жизни? Если были какие-то проблемы в жизни, то уход в монастырь означает сдаться, сбежать. Такой уход, побег из жизни, ожесточает человека, влияет на психику и еще неизвестно как…

— А ты не думал, — перебил меня Степан. — Что причиной может быть желание посвятить жизнь служению богу, смирение…

— Какому богу? — возмутился я. — Придуманному идеалу?

— Всё… Всё… — Степан поднял руки. — Давай тему закроем, а то поругаемся в процессе этого диспута.

Он улыбнулся.

— Интересный ты парень! — восхитился он в очередной раз. — Хотелось бы встретиться с тобой еще, поспорить.

Аура у него желтизной не отдавала. А вот у Валерия всполохи наблюдались.

Степан протянул мне белый кусочек картона:

— Это моя визитка. Позвони мне, пожалуйста, на неделе. Хорошо?

— Конечно! — обрадовался я. — Обязательно. Скорее всего, во вторник днем.

Надеюсь, он не может различать ауры.

— Как ты считаешь, они там достаточно налюбезничались? — улыбнулся Степан, показывая мне на maman и Валерия, и пошутил. — Будет у тебя приёмный папочка.

— Лишь бы он maman понравился, — ответил я. — И не обижал её.

И добавил серьезным тоном, пристально глядя Степану в глаза:

— Я за maman голову любому оторву.

Кажется, он понял, что я что-то подозреваю. Во всяком случае на мою реплику он молча кивнул, мол, принял к сведению.

Таким образом, нас с maman в воскресенье не отравили, не застрелили. А наоборот, выгуляли, накормили шашлыком, а maman даже напоили неплохим, с её слов, вином.

Вечером мы оба довольные были дома. Maman довольная тем, что отдохнула, пообщалась с Валерием, который ей всё больше и больше нравился. А я тем, что всё благополучно завершилось.

Только вот аура у маминого ухажера опять начала чернеть и отсвечивать желтым по мере того, как он трезвел. А maman так тесно прижималась к нему всю дорогу!

Машина подъехала к подъезду. Валерий с maman вышли первыми. Степан задержал меня:

— Забери канистры. Потом позвонишь, я приеду, вернешь. Хорошо?

Я кивнул, пожал ему руку:

— Спасибо за отдых!

Он кивнул, сел за руль.

Валерий прощался с maman. На заднице у него розовело пятно — насиделся на земле. Видимо, застудил.

Меня отец всё время в детстве воспитывал на этот счет: садишься на землю, на камень, подложи под задницу дощечку. Иначе застудишь! Валерий сидел на тонком покрывале. А вот maman — на телогрейке.

Я быстро, одним движением «выстрелил» ему в поясницу коротким импульсом «мертвой» силы. Совсем небольшим, чтобы его неделю другие проблемы занимали, а там разберемся.

— Ну, пока! — maman поцеловала его на этот раз в губы.

Он ответил. Его аура стала чернее.