Школьные годы чудесные

Глава 43 Любовь здесь больше не живёт

В понедельник я проснулся с хорошим настроением. То ли выезд на природу так повлиял, то ли маман, проснувшаяся раньше меня и тоже с прекрасным настроением, что-то мурлыкающая на кухне.

— Тошка! — воскликнула она, увидев меня в дверях. — С добрым утром!

Она подскочила ко мне, чмокнула в щеку, потом в другую. Я такого напора не ожидал, конечно.

— Смотри, какая замечательная погода! — она ухватила меня за руку, подтащила к окну. Я с улыбкой посмотрел в окно. Ясно, тучек нету. Вроде даже как тепло. Над горизонтом вставал рассвет.

— Класс, мэм! — я в ответ чмокнул её тоже. — Только одевайся теплее. Погода в сентябре, как ветреная женщина, обманчива и непредсказуема.

Маман слегка оторопела:

— Ты где это прочёл, любитель поэзии и афоризмов?

— Сам придумал! — я еще больше вверг её в недоумение. — Вот так, сударыня!

Заниматься по утрам я уже стал в спортивном костюме. Погода не способствовала бегать в футболке.

Странно, но Светланы на стадионе не было. Уже третий день. Ладно, расспрошу её, когда в школу вместе пойдем. Может, реально что-то случилось?

Однако моей подруги уже в 7.45 дома не оказалось. Я выждал минуты три возле её двери, периодически нажимая кнопку звонка, пока из соседней квартиры не выглянула бабушка-соседка и, подслеповато щуря глаза, то ли проскрипела, то ли прохрипела, сообщив:

— Ушли они! Все — кто на работу, кто на учёбу. Нет никого!

Время еще позволяло, я, немного расстроенный, дошел до Мишкиной квартиры.

— Хай!

— Хай лайф!

Мы пожали друг другу руки. Мишка уже обувался, поэтому я его подождал у двери.

— К Андрэ?

— К нему…

По дороге он внезапно остановился, посмотрел на меня и поинтересовался:

— Тебе Светка ничего не говорила?

— Насчет чего? — не понял я.

Он мрачно пожал плечами, вздохнул и не ответил.

— Я не понял, Миш! — сказал я.

— Потом, — отмахнулся Мишка. — Всё потом!

Я наседать не стал. Вообще сегодня утром он был непривычно неразговорчив, необщителен, даже угрюм. На вопросы отвечал либо «да», либо «нет». Или отмахивался.

На подходе к дому Комара я последовал его примеру и заткнулся. Не хочет общаться, не надо.

Андрюха вышел, в отличие от нас, веселый и жизнерадостный. Оглядев нас, он, улыбаясь, поинтересовался:

— Кто умер?

Я не удержался, хихикнул. Мишка скривился.

— До урока пять минут, пошли быстрей! — сказал я.

— Первый Макс Иваныч стоит, можно не торопиться, — заметил Андрэ.

В школе нас ждал сюрприз. Вывесили постоянное расписание уроков. И, в этой связи, на сегодняшний день все уроки поменялись. Первым вместо истории, поставили химию.

Мы рванулись к кабинету Калошиной. Чуть-чуть не опоздали, влетев в кабинет буквально за минуту до звонка.

По дороге на урок я отстал, потянул Комара за рукав, вполголоса, чтобы не услышал Мишаня, поинтересовался:

— Андрэ! А что Сова такой мрачный?

Иногда мы Мишку заглаза звали Совой из-за фамилии Савин.

Андрей хотел мне ответить, но посмотрел ему в спину, помрачнел и отмахнулся:

— Давай потом, Тоха!

Татьяна Федоровна, она же Молекула, чем-то напоминавшая сейчас нахохлившегося воробья, стоя у доски, молча кивнула на наши приветствия, когда мы зашли в класс. Вообще здороваться голосом с учениками у неё привычки не было. Только кивок.

— Домашнее задание, как я понимаю, спрашивать бесполезно? — ехидно-мрачно уточнила она. — Хороший подарок вам Малевская сделала, сменив расписание.

— Ладно, — великодушно махнула она рукой. — Сидите тихо, буду до ваших отсутствующих мозгов доносить новую тему. А если кто-то хоть слово скажет, устроим лабораторную работу! Всем ясно?

Я огляделся. Светка сидела впереди, вполне нормальная. Никаких происшествий, по крайней мере по её внешнему облику, у неё не наблюдалось. Она вроде даже улыбалась. И совсем не натянуто, а обычно.

Химия — штука интересная, думал я поначалу. Особенно ограниченная, пардон, органическая. Я даже полагал, что она будет мне полезной с точки зрения моих способностей, как та же самая биология. Увы, ни в строении аминокислот, ни нуклеотидов и прочих там углеводов и углеводородов, я покамест пользы для себя не увидел. Поэтому стал относиться к этому предмету как ко всем прочим, вроде алгебры, истории, обществоведения, даже ранее любимой мной литературы.

Нет, я исправно переписывал учебный материал с доски, решал задачи, контрольные, даже домашнюю работу делал — сам! всё сам! — во многом благодаря теперешним способностям.

Но мне было просто не интересно.

На следующий урок — алгебру — Светка пришла в класс после звонка, опередив Наташку буквально на минуту. Обстоятельно пообщаться не удалось. Я её пытался отыскать на перемене, но безуспешно.

— Ты где была? — вполголоса поинтересовался я у неё.

— Дела были, — скупо ответила она.

— А утром, почему на стадион не пришла?

— Проспала.

Она повернулась ко мне, напрочь игнорируя Наташку, улыбнулась мне, так что у меня ёкнуло сердце, и сказала:

— Давай попозже, Антон. Хорошо? После уроков.

Я только и смог сделать, что кивнуть ей в ответ. У неё ж глаза, как два омута, в которых я немедленно утонул.

Наталья Михайловна отметила нашу пикировку, но ничего не сказала, только вздохнула.

После этого весь урок ни меня, ни Светку она не спрашивала. Зато по полной программе досталось Мишке, которого она вызвала к доске. Мой приятель попытался отвертеться, мол, расписание поменяли, готовился совершенно к другому уроку, к следующему дню и вообще… Наталья Михайловна внимательно выслушала все аргументы, кивнула и предложила ответить по предыдущей теме. Увы, спекся Михаил Анатольевич Савин. Не помогли даже подсказки Андрэ.

На перемене после второго урока я наскоро проглотил завтрак — макароны с тонкой половинкой кружка любительской колбасы, булочкой и чаем, совершенно не почувствовав вкуса.

В коридоре у дверей библиотеки меня остановила Верка Подгорина.

— Антон, подожди! — она ухватила меня двумя пальчиками за рукав и застенчиво потупилась, когда я встал рядом.

— Что, Вер? — спросил я.

— Ты про нас с Герой никому не говорил?

Я улыбнулся:

— Нет, Верунчик, не говорил. И даже не планировал.

— И Савину?

— И Савину. И Комарову, — и съязвил. — И даже любимой мамочке!

— Спасибо, — она благодарно посмотрела на меня. — А хочешь, я тебе Дюма дам почитать? Или Жюль Верна? Или сам выберешь. Покопаешься в закрытом фонде?

— Хочу, конечно! — я и не думал отказываться. В закрытом фонде хранились дефицитные книги, которые учителям-то давались «со скрипом», а уж учащимся — никогда!

— Он хороший, правда! — вдруг быстро-быстро проговорила Верка. — У него раньше голова просто сильно болела. А сейчас он даже курить бросает и совсем уже не пьет.

Я кивнул. Потом посмотрел на часы.

— Пойдём на урок! А то время уже.

Зазвенел звонок.

— Я подойду. А ты иди… — кивнула Верка.

Вот говорят, не поминай, мол, чёрта всуе… Мимо прошёл Енкелевич (ну, столовая же рядом с библиотекой!), поздоровался со мной, равнодушно глянул на Верку, кивнул ей чуть ли не одними глазами. Она в его сторону даже не посмотрела. Конспираторы, блин! Наверное, я с минуту стоял с открытым ртом.

Астрономию с тощей, как вобла, но добродушной Галиной Семеновной, а после и русский с литературой, совсем не обращая внимание на Лавруху, я еле высидел, чувствуя себя как на иголках.

Всё это время моя любимая садистка Светлана сидела со мной рядом, как ни в чём не бывало. Она улыбалась, отвечала на вопросы, что-то даже говорила. Пару раз спросила линейку отчертить поля в тетради по литературе. Со стороны, могу поспорить, никто и подумать не мог, что в отношениях у нас что-то поменялось.

Только я чувствовал растущую с её стороны вширь колючую полосу равнодушного отчуждения между нами.

В конце последнего, пятого урока Светлана обратилась ко мне, пустив в голос капельку тепла:

— Всё по плану? Сейчас идём ко мне?

— Ты не сказала, что случилось, — ответил я.

— Это не имеет значения, — буркнула она, не глядя на меня. — Так мы идём или нет?

Вопрос прозвучал с каким-то надрывом.

— Идём! — согласился я.

На ступенях Светлана протянула мне портфель. Я взял. Спускаясь со ступеней, мне словно ожгло спину. Я обернулся. В дверях стояли мои друзья-одноклассники. Андрюха улыбался, а вот Мишка смотрел на меня как-то непонятно, то ли с жалостью, то ли с тоской, или вообще, словно хотел что-то сказать.

Светка подхватила меня под руку и потащила за собой:

— Ну, идём же! Что встал?

Прежде всего я, как всегда, вымыл руки. Пока раздевался (куртка, пиджак, рубашка), Светлана традиционно сходила в душ. Пришла, закутанная по самое горло в свой банный белый махровый халатик, села на кровать.

— Мне как сегодня лечь? — спросила она, почему-то пряча глаза.

— Да как хочешь! — внезапно разозлился я. — Можешь вообще попрыгать!

На меня нахлынуло чувство равнодушной усталости. Кажется, всё перегорело. Или надоело. Когда-нибудь такое должно было случиться. Я в очередной раз пожалел, что Герис пропал. Он бы подсказал в конце концов. Или уровень, как он говорил, гормонов снизил.

Я встал, одел рубашку, костюм и направился в прихожую.

— Да ну тебя нафиг! — отмахнулся я. — Два дня уже глумишься. Другого себе найди.

— Антоша! — она подбежала ко мне в прихожую, когда я уже натягивал туфли. — Ну, пожалуйста! Пожалуйста!

Она даже обняла меня, прижалась ко мне, и я опять растаял.

Снова разулся, повесил костюм в прихожей, прошёл в её комнату.

— Ложись на спину, — скомандовал я. — У нас с тобой остались только мышцы груди и живота.

Она скинула халат, оставшись в широких трусах и бюстгальтере, легла поверх покрывала, вытянувшись и сжав ноги, закрыла глаза. Под самой ключицей я заметил у неё квадратный кусок пластыря.

— Что это? — удивился я.

Она немедленно закрыла его рукой:

— Не трогай, пожалуйста! Прыщ вскочил.

— Ну, ладно, — ответил я, решив вернуться к этому вопросу потом, после процедуры, с точки зрения лечения.

Мышцы живота мне удалось «закольцевать». Я положил ей свои руки на бока и пустил «живую» силу по кругу: через нее, потом через свой «клубок». Мне это даже понравилось. Я ведь от этой процедуры практически совсем не уставал. Более того, мои энергоканалы развивались, получая неплохую тренировку.

Пресс у Светланы заискрился ярко-зелеными, похожими на бенгальские, огнями. Я откинулся на спинку стула, любуясь своей работой и красотой, разумеется, в магическом зрении. Жаль, никто этого не видит.

— Что, всё? — Светлана открыла глаза.

— Теперь грудь, — сказал я. — Осталось грудные прокачать. И будешь ты гимнасткой мира, Светлана милая моя! — закончил я переделанными стихами.

Она опустила руки. Я посмотрел на грудь.

— Свет, — выдавил я. — Раньше ты меня стеснялась меньше. Тут, — я запнулся. — Бюстгальтер мешать будет…

Светлана покраснела, села на кровати.

— Никак? — переспросила она. — Совсем?

— Я могу попробовать, — я пожал плечами. — Но…

— Пробуй!

Она решительно не хотела обнажаться передо мной. Ладно, попробуем без обнажения. Я положил руки ей на плечи, направляя энергию в дельтовидные мышцы. Даже удалось выстроить «кольцо». Энергия ручейком потекла по кругу.

Дальше были на очереди большие грудные мышцы, напрочь закрытые бюстгальтером. Светлана, как нарочно, одела «лифчик» из категории «бронежилетов» — большой, широкий, закрывающий грудную клетку по максимуму. Раньше она такие не носила.

Не то, чтобы этот «бронежилет» мог не пропустить мою энергию, но тактильному контакту он определенно мешал. Недолго думая, я сдвинул нижний край слева и справа чуть вверх, не обнажая Светкины «прелести» совсем уж до конца, чтобы положить руки на мышцы.

Слева под «бронежилетом», под левой грудью, похоже прямо под соском обнаружился относительно свежий синяк, который Светлана тут же закрыла ладошкой. Только я уже успел заметить, что синяком были отпечатки зубов. Зубов!

Я протянул руку чуть выше и сорвал кусок пластыря с подключичной впадины. Там красовался аккуратный овальный синячок, который образуется, когда делают засос. Кто-то, видимо, слишком увлёкся ласками, оставив свои «следы».

Руки сами опустились. Сердце замерло, потом с силой забухало внутри, словно хотело выскочить наружу. Внутри меня в районе «клубка» разгорался пожар.

Я посмотрел на неё. Светка сжалась в комок, подхватила и натянула на себя свой халатик, пытаясь спрятаться под ним. В её глазах плескался ужас.

— Это Капаница? — мой голос мне показался чужим. Понял, что сказал глупость — Вовка теперь близко к ней не смог бы подойти без последствий, а уж тем более… Да похоже, у моей теперь уже бывшей, подруги есть новый интимный друг. Почему-то подумал про пятницу. Как раз всё сложилось один в один. И синяки-засосы-укусы двух-трехдневной давности.

Всё это у меня в голове прокрутилось мгновенно, за доли секунды.

— Впрочем, какая разница… — сказал я вслух, вставая.

Светка молчала, прижимая кулачки к подбородку. Я тоже замер, не в силах что-то сказать. А сказать хотелось многое: и про её бывших ухажеров, от которых я её благополучно избавил, и про её прокаченный моей магией организм, и про подарки, про ресторан, про бездарно потраченное время, в конце концов!

Только это уже не имело никакого смысла. Глубокий вдох-выдох, еще раз, еще — пожар внутри меня стал угасать.

— Ты молодец, хорошая артистка! — вставая, выдавил я, скорее, чтобы хоть что-то ей сказать. — Я ведь поверил даже…

В прихожей я надел пиджак, куртку, не спеша обул туфли, умышленно делая всё старательно, медленно и обстоятельно, контролируя каждое движение. Я боялся сорваться. В моём случае это бы закончилось печально не только для моей теперь уже «бывшей» подруги, но и соседей точно!

— Он меня шантажировал! — пискнула Светка, показавшись в дверях комнаты.

— Вот! — я замер. — Совсем забыл.

Я бросил в неё конструкт подчинения и приказал:

— Ты никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не расскажешь про меня, про мои способности и про то, что я делал.

Я вышел на лестничную площадку и аккуратно, словно стеклянную, притворил дверь.

Спустился вниз, вышел из подъезда на улицу и побрёл к себе.

Внутри меня было пусто. Пожар угас. Убить никого, в том числе Светкиного неизвестного мне любовника, который её якобы шантажировал, уже не хотелось.

На полпути я обнаружил, что забыл у Светки сменку. Усмехнулся, мысленно махнул рукой. Завтра попрошу Мишаню сходить и забрать.

Тут же вспомнил про загадочное поведение Мишки и Андрея, про все их недомолвки, мол, «потом», «позже» и всё такое.

Внезапно сильно раз-другой кольнуло внутри груди слева. Получается, они знали? Неужели, правда, знали. Я вдруг обнаружил, что у меня текут слёзы. Я мотнул головой и утёрся рукавом.

Что за ерунда? Я — маг! Волшебник! Единственный на Земле! И пускаю слёзы из-за какой-то слабой на передок бабы?

Я засмеялся, вспомнив, что забыл, точнее, оставлял на потом рассказать Светлане, что очистку мышц время от времени необходимо повторять. И чем больше тренируешься, тем чаще надо её повторять. Всё зависит от интенсивности тренировок.

Захочет Светлана стать чемпионкой, через полгода вернется к прежнему состоянию, если не хуже. Либо пойдет ко мне на поклон.

Мне только сейчас пришло в голову, что я, сам того не зная, подсадил её на свою «иглу». А пройдет время, те же полгода, и это умолчание вполне будет выглядеть утонченной местью.

Пустота внутри пропала. Даже вроде настроение поднялось. Я поднялся с лавочки (когда это я успел на неё присесть?) и направился домой.

У подъезда стояла, сложив руки на груди, тётя Маша и смотрела прямо на меня, в лицо. Подойдя поближе, я поздоровался. Соседка не ответила. Я пригляделся и понял, что тётя Маша пристально вглядывается куда-то мне за спину. И руки у неё на груди не сложены. А одна даже засунута за отворот старой куртки. Я едва успел подумать, на что пенсионерке купить новую нормальную куртку?

Повернуться, чтобы увидеть то, что так заинтересовало соседку я не успел.

Два хлестких выстрела — два удара мне в спину, и меня швырнуло лицом прямо об асфальт.

— Как же больно! — успел вслух подумать я перед тем, как приложиться лбом об бетонный бордюр, и услышал третий выстрел.

Читайте продолжение цикла «Наследник мага» — повесть «Школьная осень»