Шокирующая архитектура

Глава 13 Когда архитектура – это хобби. История об архитекторах– аристократах

Гораций Уолпол. Строберри Хилл. 1753

© Lois GoBe/Shutterstock.com

Профессия архитектора в давние времена считалась почетной, но все же близкой к ремеслу, а потому зодчими даже в эпоху Ренессанса становились выходцы из среднего класса, реже – из бедняков, потому что обучение такой сложной профессии стоило дорого и занимало слишком много времени. Уже тогда стало очевидным, что по мере усложнения конструкций и технологий от архитектора требовалось множество не только практических умений, но и глубоких знаний как сугубо специальных, так и широких, формирующих саму личность, ее представление о мире. Поэтому многие зодчие были блестящими математиками или художниками, а подчас неординарными мыслителями или поэтами.

И вот наступил «век осьмнадцатый», когда профессия архитектора приобретает аристократический блеск, и не только потому, что королевские дворы и дворянская элита адресовала зодчим все более утонченные запросы, но и потому, что в профессиональных рядах практикующих архитекторов появились выходцы из знатных семейств. Подобные новшества могли случиться именно в эту эпоху, которую принято называть Просвещением, когда образованность в придворной среде стала модной и многие молодые аристократы начали получать качественное образование. Некоторые из них стали выдающимися учеными, авторами изобретений и открытий, другие увлеклись литературой и одарили мир известными романами или поэмами, но были и те, кто решил преобразить мир вокруг себя с помощью архитектуры. А что из этого вышло, давайте посмотрим.

Первыми на архитектурную стезю ступили английские отпрыски дворянских фамилий, это объясняется тем, что после разрушительного предыдущего столетия страна принялась активно строить и возводить новые поместья и особняки. Но английскому зодчеству необходимо было обновление, чтобы уйти от подражания французским ансамблям. Интересно, что пристрастия лондонского истеблишмента в области строительства и дизайна в середине века разделились, появились две тенденции – палладианство и готическое возрождение. Оба течения возглавляли весьма влиятельные персоны, познакомимся сначала с поклонниками Андреа Палладио.

Уильям Кент

Каскад в парке Чизвик. 1729

Человека, который увлек всю Европу палладианскими формами и идеями, звали Ричард Бойл, граф Бёрлингтон. Будучи потомком знатного и богатого рода, юноша был свободен в выборе своих занятий, его всегда притягивало искусство: сначала он был увлечен музыкой и литературой, его великодушным покровительством и даже гостеприимством пользовались долгие годы поэт Александр Поуп и композитор Георг Гендель. Затем в сферу его интересов попала архитектура, произошло это в 1719 году во время большого путешествия по Италии, которое он предпринял, как это было с недавних пор принято среди молодых английских дворян. В Италии граф познакомился с английским живописцем Уильямом Кентом, который изучал итальянские памятники и ландшафтное искусство, оба увлеклись зданиями, возведенными по проектам Андреа Палладио, их благородная сдержанность и гармоничные пропорции казались воплощением хорошего вкуса, а потому наиболее актуальными для английского общества.

Начинающие архитекторы занялись зарисовками и обмерами палладианских зданий, Бёрлингтон стал разыскивать и покупать рукописи и чертежи великого зодчего, став эксклюзивным обладателем архива Палладио. Начал «граф-архитектор» с того, что с помощью Кента внедрил новый стиль при строительстве собственного дворца Чизик-хаус в лондонском предместье на берегу Темзы в 1726−1727 годах, почти «дословно» воспроизведя композицию шедевра Палладио – виллу Ла Ротонда под Виченцой. Чизик-хаус не был копией Ротонды, скорее это была вариация на тему, у зданий не совпадают размеры, элементы декора, планировка внутренних покоев. Ведь Бёрлингтон строил виллу Чизик не как жилое помещение, а как изящный особняк для размещения коллекции и приема гостей.

Судьбоносной для английского зодчества в этом проекте стала деятельность Уильяма Кента, которого Ричард всячески поддерживал в течение всей жизни, именно в Чизике Кент впервые создал образцовый ландшафтный парк, ставший эталоном для подобных садов по всей стране, а позже и всей Европе. Здесь можно встретить на площади в 26 гектаров классический набор английского парка со скульптурами и павильонами, витиеватыми дорожками, лужайками и прудами. После постройки Чизик-хауса архитектура Англии стала развиваться под влиянием активной деятельности Бёрлингтона−Кента. Загородные дворцы, поместья и целые улицы, весь Лондон и предместья старались «переодеться» в античные одежды, украсить себя элегантными портиками и скульптурами, колоннадами и аркадами.

Гораций Уолпол, Ричард Бентли

Интерьер библиотеки в Строберри Хилл. 1753

Конечно, многие подвергали критике причуду графа самому заниматься строительством, но лорд-архитектор был настойчив и убедителен в своих стремлениях. Он не только утвердил палладианство, но ввел моду на ближайшие десятилетия на личное обустройство своих поместий, чем и занимались многие дворяне – от герцогов до скромных сквайров. Само собой разумеется, что один человек, пусть даже и такой влиятельный, как лорд Бёрлингтон, не мог превратить строгий классицизм палладианского типа из модного хобби в настоящий стиль эпохи во многих европейских странах. Конечно, для этого были более глубокие предпосылки, но кто-то должен был стать флагманом этого процесса, дать первый импульс, эта роль была достойно исполнена просвещенным аристократом графом-архитектором Ричардом Бёрлингтоном.

Творчеством и деятельностью лорда Бёрлингтона был восхищен молодой Гораций Уолпол, младший сын знаменитого премьер-министра королевства, он получил блестящее образование, отдал дань литературным занятиям, написал один из первых «готических» романов «Замок Отранто» и стал на долгие годы страстным поклонником готики. Это также во многом был не только личный вкус лорда Горация, но и общественный запрос, эстетический протест против засилья привнесенной итальянской архитектуры, как считали приверженцы патриотических убеждений, чужеродной и холодной. Они призывали к возвращению «настоящего» английского зодчества, под которым тогда понимали средневековую готику, так в Англии началось «готическое возрождение», а его предвестником стал Гораций Уолпол.

В 1747 году Уолпол приобрел поместье Строберри Хилл, Земляничный холм, и решил выстроить его заново в «новом старом» готическом вкусе, но все технологии строительства со времен средних веков были давно утрачены, и тогда решено было имитировать готику. Уолпол вместе со своими помощниками – архитектором Джоном Чьютом и дизайнером Ричардом Бентли – занялся изучением главных памятников английского Средневековья, по образу которых обустраивался усадебный дом. Вскоре появились башни и зубчатые стены, стрельчатые окна и даже витражи, а мебель и стены были украшены резьбой со старинными орнаментами. Работа над «готизацией» Земляничного холма заняла почти три десятка лет, в течение которых Гораций подробно излагал и транслировал светскому обществу захватывающие детали возведения нового здания как «эталона нового стиля и вкуса». Конечно, и сам Уолпол прекрасно понимал, что его дом только подражает образцам, он построен с использованием совсем других материалов и пропорций, это был один из первых образцов неоготики, исторического стиля, который чуть позже станет для Англии мейнстримом. В своем «Описании Строберри Хилл» сэр Гораций Уолпол отмечал: «Я не намерен сделать свой дом настолько готическим, чтобы это было в ущерб и современным достижениям в области изысканной роскоши, я стремлюсь создать «идеальное жилище». В этом желании они полностью совпадают с Бёрлингтоном, только каждый к своему идеалу продвигался собственным путем.

Гораций Уолпол

Строберри Хилл. 1753

© Lois GoBe/Shutterstock.com

Деятельность Бёрлингтона и Уолпола сыграла свою яркую и значительную роль в английской культуре, доказав, что из аристократов могут получиться прекрасные архитекторы, ведь у них в те времена было целых два преимущества. С одной стороны, это высокий уровень культуры и образования, достаточно обширные и глубокие знания в области истории и теории архитектуры. С другой – это финансовая независимость, а следовательно, возможность идти на риск, смело внедрять новые формы, искать неизведанные пути, экспериментировать, что обычным архитекторам удается не так часто в силу их зависимости от заказчиков. Но, как всегда, у этой прекрасной медали есть обратная сторона, и, возможно, полная свобода архитектора – это не всегда на пользу?

В том же 18 столетии родился и наш следующий персонаж, Уильям Томас Бекфорд, юноша из очень богатой семьи владельцев сахарных плантаций в Вест-Индии. Он традиционно получил прекрасное образование, в юности серьезно увлекался историей и архитектурой. Говорили, что одно время он учился музыке у самого Моцарта, был знаком с Байроном, писал стихи, был тонкой романтической натурой. Казалось, перед ним открывается блестящее будущее, его ожидали либо громкие победы в свете или на политическом поприще, либо творческие успехи в науках и строительстве. Но в дело вмешался грандиозный скандал, подробности которого до сих пор неясны, поскольку все участники событий стремились всячески скрыть от посторонних детали произошедшего. Но в обществе все же стали ходить слухи о возмутительной связи молодого Бекфорда со своим совсем юным кузеном, однажды сцена их неподобающего выяснения отношений предстала перед гостями его дяди. Далее Уильям оставаться в Англии не мог, он стал изгоем, его не принимали ни в одном доме, и Бекфорд надолго покинул отечество.

Более десяти лет изгнанный аристократ путешествует и занимается литературой, он пишет эссе, статьи, элегии и даже готический роман «Ватек». Во время странствий Бекфорд обзавелся супругой, но брак был недолгий, через три года Уильям овдовел. Будучи богатым наследником, в 1796 году наш герой решил вернуться в Англию, чтобы осуществить свою давнюю мечту. А мечта его была необъятной и необъяснимой. Бекфорд объявил, что намерен снести Фонтхилл – свой палладианский особняк в Уилтшире, построенный всего около сорока лет назад, а на его месте выстроить новый дом, да не простой, а самый большой в Англии в готическом вкусе с башней в 150 (!) метров высотой, естественно, самой высокой во всем королевстве. Особенно трудно было понять эксцентричного миллионера, если вспомнить, что у него не было близких родных и жить в своем «замке для великана» Бекфорд собирался в одиночестве. Современники недоумевали…

Со своим сказочным замыслом хозяин поместья обратился к такому же одержимому архитектору – талантливому, смело мыслящему, но крайне необязательному Джеймсу Уайетту. Про него ходили анекдоты, что он целый год пропускал заседания Королевской топографической комиссии, председателем которой его назначил король, что он был настолько несобранным организатором, что один из его подчиненных пробыл в отпуске три года, чего его рассеянный патрон и не заметил. Но, видимо, только Уайетт поверил в то, что такой масштабный замысел можно осуществить.

Свой новый дворец Бекфорд именует аббатством в память о средневековье, он планирует огромные, в два этажа, окна, громадные лестницы, приемный зал на 1000 человек, но главным украшением Фонтхилла должен был стать острый шпиль, взмывающийя на полторы сотни метров над округой. Хозяин торопил архитектора, ему хотелось быстрее увидеть свой замысел в реальности, но Уайетт месяцами отсутствовал на строительстве, его чаще можно было встретить в питейных заведениях или других притонах. В результате Бекфорд все чаще исполнял функции зодчего сам, рабочие работали круглосуточно, замок возводился в спешке. В итоге главная башня аббатства рухнула еще на этапе строительства, стройка через некоторое время продолжилась, она превратилась в наваждение для Бекфорда, он растратил многое из своих несметных богатства и долгие годы на «сизифов» труд. Наконец, к 1813 году основные объемы были воздвигнуты, в центре огромных крыльев находился Октогон, гигантская столовая со столом длиной 15 метров, за которым хозяин замка ужинал один!

Эксцентричный миллионер жил в аббатстве Фонтхилл до 1822 года. Потом случилось так, что он потерял половину своих плантаций. После этого Бекфорд был вынужден продать свое архитектурное детище. На следующий год из-за несоблюдения некоторых технологических особенностей, а также использования непроверенных материалов 90-метровая башня (выше ее так и не удалось построить) рухнула еще раз, превратив в руины половину замка. Это была фантастическая картина! Фонтхилл стал надолго притчей во языцех, памятником человеческой гордыне и тщеславию.

Сейчас на месте «великанского аббатства» стоит только небольшое сооружение с готическими элементами как напоминание о напрасно потраченных душевных и материальных ресурсах взбалмошного аристократа, никем не сдерживаемые капризные и эгоистичные мечты которого были погребены под рухнувшей башней.