Штангист: назад в СССР

Глава 17

— А что, там было что-то для тебя нужное? — Расстроилась бабушка.

— Было, — вздохнул я с грустноватой улыбкой. — Было кое-что нужное.

Бабушка тоже погрустнела.

— Ну прости, Вова, — сказала она. — Я ж не знала. Меня девчушки позвали, подружки Ксюшкины. Говорят, мол, собираем макулатуру. Ну а я что? Я без задней мысли пособрала старые газеты да журналы. Ну и отдала им все. Знала я, что ты все их поперечитал, и что они тебе ненужные. Я даже и подумать не могла, что среди той бумаги тебе что-то пригодиться может.

— Может, ба. Письмо там было.

— Письмо? — Бабушка удивилась.

— Да. Папино письмо. Которое я ему написал. Нашлось среди его вещей, что хранил у себя дядя Костя.

Бабушка потемнела лицом. Видно было, что она очень расстроена своим поступком.

— Ну я ж не знала…

— Не знала, — согласился я. — И ты не виновата.

— Теперь, наверное, его уже никак и не вернешь, — вздохнула она горько.

— Может, и вернешь, — я задумался. — Давно это было? Давно ты девчатам бумагу отдала?

— Да нет. С полчаса как.

— Ну значит, — я улыбнулся. — Они еще где-то здесь могут ходить. Может, догоню их.

Я направился было во двор, но бабушка меня остановила:

— Вова! Давай я с тобой!

— Зачем это? — Обернулся я.

Бабушка грустно опустила взгляд. Быстро-быстро заморгала. Видимо, глаза ее защипали слезы. Видно было, что очень уж расстроилась она, когда узнала, что выкинула крупицу памяти о моем отце.

— Ну как же… Это ж я виновата, что письмо твое на макулатуру отдала. Давай помогу девчат поискать.

— Ты не виновата, — повторил я. — Ты лучше отдохни. Три часа дня уже. Самое пекло начинается. А как я вернусь, помогу тебе вишню пособирать. Договорились?

Бабушка поджала свои, окруженные паутинками морщин, бледно-розовые губы.

— Ты на меня точно не злишься?

— Точно не злюсь, — улыбнулся я.

— Ну… Ну тогда давай. Я тебя буду на койке ждать, в саду. Надеюсь, еще не поздно письмо возвратить.

— Непоздно, — я хмыкнул и пошел на выход.

Девчат я нашел только через квартал от моего дома. Ксюша со своей подружкой, той самой пухлощекой девочкой по имени Рита, стояли у красного «Москвича» четверки в кузове универсал. Девочки о чем-то весело разговаривали с водителем.

Когда Москвич тронулся и поехал, девочки, погрузившие в машину макулатуру, весело пошли направо, на другую улицу.

— Девчонки! — Крикнул я. — Стойте!

— Вова? — Остановилась первой Ксюша. — А что ты тут делаешь?

Рита глянула на меня и почему-то смутилась. Спрятала взгляд.

— Привет, Володя, — бросила она тихонько.

— Здравствуй, Рита, — подоспел я к ним, — А где ваша макулатура?

— Так, Ритиному папе только что отдали, — пожала плечами Ксюша. — Он на работу едет, и как раз завезет в школу, что мы пособирали. А мы сейчас на второй заход пойдем. А потом в школу.

— Плохо, — я задумался.

— А почему плохо? — Робко спросила Рита.

— В вашей макулатуре могло быть кое-что важное для меня. Скажите, кто к моей бабушке заходил? Ты, Рит?

Пухлощекая девочка, когда мой вопрос коснулся лично ее, аж покраснела. М-да… Кажется, я ей приглянулся. Да только мне сейчас было совсем не до детских романов. У меня на носу соревнования.

— Ну… Ну да. Я.

— Плохо, — задумался я. — Значит, уехало мое письмо.

— Какое письмо? — спросили почти хором, заинтересовавшиеся девчонки.

— Да неважно, — отмахнулся я. — Печально, но ладно. Пойду я.

Я было обернулся, но Рита меня окликнула:

— Вова, а ты на речку завтра пойдешь? На поворот? Там много кто с нашей школы купается. Мы вот, с Ксюшей часто ходим. Завтра тоже пойдем.

— Не знаю, — я улыбнулся. — Не до поворотов мне сейчас, девчонки. А вы купайтесь, загорайте. Вам полезно будет.

Как только я обернулся к дому, сразу увидел третью особу из макулатурного отряда девчонок. Это была Света Кнопина, по прозвищу Кнопка. Девочка выглядела строгой и до ужаса серьезной. Она топала по бровке у границы дороги и несла в руках две большие стопки скрепленной бичевкой макулатуры.

— Кажется, свою подругу вы разгрузить забыли, — улыбнулся я.

— Разгрузить? Да они уже по второму кругу идет, — недовольно заметила Рита. — Выбражала.

— Что, стоите? — Спросила Кнопка, подходя к нам. — Не работается? Ну и стойте. А я буду вместо вас норму перевыполнять, раз уж есть у нас в отряде лентяи.

Ксюша только хмыкнула. Рита отвернулась и обиженно цокнула языком.

— Кнопка, слушай, — решил я попытать удачу. — А нельзя посмотреть у тебя в стопках бумаги кое-что? Бабушка важную для меня записку вам на макулатуру сдала. Вдруг, она у тебя.

Кнопка приподняла темную бровку и уставилась на меня своим темнооким взглядом.

— У твоей бабушки я была, — напомнила Рита. — Хочешь, я, как в школе буду, найду свою макулатуру и посмотрю?

— Да где ты там ее уже найдешь? — Пожал я плечами. Снова обратился к Копке: — Давай расшнуруем. Потом обратно соберем.

Девочка поджала губы.

— Только сильно все не разбрасывай, — сказала она кисловато и положила макулатуру на траву, у дороги.

Долго искать мне не пришлось. Во второй стопке нашлись мои журналы, а между ними письмо.

— И как они у тебя оказались, Кнопка? — Удивилась Рита, глядя, как я собираю макулатуру обратно в стопки.

— Кое-кто, наверно, стопки перепутал, — недовольно заметила Кнопка. — А может, нарочно взял чужую, которая была потяжелее.

Рита покраснела и спрятала взгляд.

— Спасибо, девчат, — я сунул помявшуюся записку в карман. — Спасибо, что помогли.

— Вов? — Окликнула меня Ксюша, когда я пошел домой. — А что это у тебя там, если не секрет? Очень уж нам интересно.

Я обернулся, глянул на застывших на дороге девчат. Все трое с интересом в глазах уставились на меня.

— Письмо папе, — сказал я и потоптал к своему двору.

Я вырвал штангу и подсел под нее. С трудом зафиксировал над головой взятый вес.

— Держать, — строго сказал Константин Викторович. — Держать, говорю! Так. Вставай.

Напрягая укрепившиеся после тренировок ноги и спину, я поднялся со штангой. Потом бросил ее на помост.

— Так, тридцать взяли, — сказал тренер, — теперь идем на тридцать два. Надо вырвать, Володя.

— Уже десятое июля, а я топчусь на тридцати килограммах, — расстегивая атлетический пояс, сказал я недовольно. — Мне надо до конца лета осилить сорок килограммов. А лучше и вовсе все сорок пять, чтобы на толчок много не перекладывать.

— Проходку мы еще не закончили, — сказал тренер устало. — Попробуем сегодня тридцать два килограмма. Если вырвешь…

— Надо попробовать тридцать четыре, — возразил я, отходя от штанги.

Константин Викторович нахмурил брови.

— Вова, зря ты так торопился. Надо последовательно. Надо потихоньку.

— Потихоньку нам к соревнованиям не подготовится, — сказал я и пошел к дальней стене зала, чтобы восстановить пульс.

— Вова, мы и так с тобой лишнюю тренировку добавили по твоему требованию. Теперь еще и по воскресениям тренируемся, — поспешил за мной тренер. — В твоем возрасте — четыре тренировки в неделю это уже много. Да еще и такие тяжелые.

А сегодня, к слову, было как раз воскресенье. В этот день тренироваться мне было удобнее всего. Зал пустовал, и никто не отвлекал от штанги.

— Вы помните, что будет, если мы не справимся? — Сказал я. — Вас отстранят, а меня отправят к Рыкову. Нельзя нам отступать. У нас еще больше полутора месяцев впереди.

Я присел на лавку, стал массировать мышцы на ногах, разгоняя кровь. Тренер опустился рядом. Вздохнул. Потом зашуршал тренерской тетрадью. Раскрыл ее, стал листать.

— Смотри, Вова, — показал он мне тетрадку.

— Ну и что я там не видел? — Улыбнулся я добродушно.

— Ты просто посмотри, — сказал он. — За прошлую тренировку ты в сумме поднял почти пять тонн. Пять! Это много в твоем возрасте! Если продолжишь в том же духе, просто не сможешь восстанавливаться от тренировки к тренировке!

— Вы видите у меня признаки перетренированности? — Спросил я, глядя в глаза тренеру.

— Это очень большой вес за тренировку, Вова. Так, в твоем возрасте тренироваться нельзя, — не сдавался Константин Викторович.

— Видите? — Повторил я.

Константин Викторович внимательно, очень внимательно заглянул мне в лицо.

— Спишь нормально? — Спросил он. — Температуры не бывает?

— Нормально, — сказал я. — Температуры нету. Я много сплю, соблюдаю режим питания. Да и про аптечные средства не забываю.

— Угу, — кивнул Константин Викторович. — Я, кстати, привез там тебе настойку женьшеня. Только ты с ней не перебарщивай. Спиртовая все-таки. Но зато поможет восстановиться.

— Спасибо, — сказал я.

Конечно, из аптеки я принимал, только витамины и добавки, которые помогли бы мне скорее прийти в себя после тренировок. Были это в основном простые аптечные средства, вроде лекарственных настоек адаптогенов, да общие витаминные комплексы для тонуса. Это помогало сохранять бодрость и скорее отдыхать между тренировками.

— Но все же, — вздохнул Константин Викторович. — Зря ты так торопишься. Ты бы поберегся.

— Поберегусь на том свете, — хмыкнул я.

Константин Викторович чуть не привстал от такого ответа. Он заерзал на скамейке, нервно сглотнул.

— Вова. Ты, кажется, увлекся сильно.

— Вспомните себя в молодости, — сказал я. — Разве вы не увлеклись тяжелой атлетикой? Разве не хотелось вам раз за разом рвать вес, становиться все сильнее и лучше самого себя прежнего?

Дядя Костя замолчал, опустив взгляд.

— Я хочу добиться высот в этом спорте, — сказал я. — А еще хочу, чтобы вы мне в этом помогли. Давайте поставим тридцать четыре. Попробую их вырвать.

— Тридцать четыре? Это много. Не вырвешь. Ты еще на тридцати неуверенно себя чувствуешь.

— Надо попробовать.

— Но это будет последний подход на сегодня, — подумав несколько мгновений, решился Константин Викторович.

— Договорились.

Я встал. Мы с тренером быстро добавили на гриф-двадцатку по два килограмма с каждой стороны. Вместе со стоящими там пятерками, получилось как раз тридцать четыре.

Я встал над штангой. Встряхнул натертыми магнезией руками. Потом подсел, взялся за слегка шершавый, стертый за годы работы на нем гриф. Взяв штангу в замок, я вставил спину. Напрягшись, технично снял штангу, а потом рванул ее. Вставил руки, когда вес взлетел над головой. Подсел. А потом почувствовал, как теряю равновесие. Вес был столь сложен для меня, что на миг закружилась голова.

— Держать! — Удивленно крикнул Константин Викторович. — Держать, Володя! Ты ее почти…

Штанга не удержалась и рухнула вперед. Громко грохнулась на помост. Я же опрокинулся на задницу.

Терпеливо поднялся, принял сидячее положение. Тренер остановил покатившуюся штангу руками. Подчиняясь старому суеверию, всех штангистов, обошел, а не переступил снаряд.

Когда я поднялся, то помассировал нывшие запястья.

— Витя, а ты ж ее не испугался, — удивился Константин Викторович. — Мне казалось, что ты веса станешь бояться, а ты все равно почти вырвал.

— Руки слабоваты, и спина тоже, — поднявшись, я потряс руками. — нервная система не готова к такому весу. Я не успел вовремя зафиксировать штангу.

— Ну ты старался, — вздохнул тренер. — И так выше крыши делаешь. Лады. Поехали, наверное, домой. Хватит на сегодня.

— Хватит, — сказал я.

Константин Викторович кивнул.

— Ну, я пойду в кабинет свой схожу. Надо мне кое-что там забрать.

— Самогону я с вами хряпнуть не смогу. Уж извините, — сдержанно рассмеялся я.

— Что? А! Да не! — Он тоже хохотнул. — Там у меня отчетность. С тобой мы хряпнем лет через десять!

— Обязательно.

— Ну ладно. Я пошел. Ты пока делай заминку.

Тренер вышел из зала, а я присел на лавку. Взял свою тренировочную тетрадь. Стал листать. Когда на глаза мне попался свернутый листок папиного письма, я остановился на нем.

— Давно же я его не перечитывал, — сказал я задумчиво.

После того как в начале июня я спас письмо от девчонок-макулатурщиц, я читал его всего раз или два. И всякий раз оно помогало мне двигаться дальше. Помогало работать, сохраняя дисциплину.

«Дорогой папа, — начал я читать про себя. — На соревнования ты уедешь рано, а с тренировки вернешься поздно. Наверно, я уже засну. Поэтому пишу тебе это письмо, чтобы пожелать тебе удачи и сказать, что ты у меня самый сильный и займешь самое первое место. А у меня завтра контрольная! Очень сложная. Дроби вообще очень сложные. Ты знаешь, что математика для меня всегда сложная. Сегодня перед тем, как написать тебе это письмо, я повторял тему перед контрольной. Мне было так сложно, что всегда хотелось бросить и пойти спать. А потом я вспомнил, что ты всегда говорил мне: нужно делать, если даже сложно. Даже через силу. Что нужно никогда не сдаваться и всегда доводить все, за что взялся, до конца. Это и делает мужчину мужчиной. Я знаю, что ты всегда только так и делаешь. Что никогда не сдаешься. Я тоже не сдаюсь. Если даже мне будет очень сложно на этой контрольной, я все равно буду стараться изо всех сил. Я хочу быть как ты, папа. Хочу быть самым сильным и самым упорным. Люблю тебя.»

Оторвавшись от незамысловатых детских слов, я улыбнулся. Они меня вдохновляли. Нет, внутренних, душевных сил у меня и самого было достаточно. Тут дело в другом. Мне казалось, я стал потихоньку понимать, почему я попал сюда, в это время и в это тело. Казалось, что так распорядилась судьба. Что я оказался тут, в этом сломленном после гибели отца мальчишке только для того, чтобы исполнить его мечту. Чтобы стать сильным. Чтобы стать упорным. Чтобы стать тем, кем он всегда мечтал. Мне это по плечу, и я исполню мечту мальчика.

Перевернув записку, я прочитал там два слова, которые оставил своему сыну отец. Своим размашистым, крупным почерком он написал их, чтобы, когда вернется, передашь мальчику и свое послание. Чтобы сказать ему, что он может добиться всего, чего захочет.

«Обязательно станешь!» — гласило послание отца.

Свои слова Сергей Медведь жирно подчеркнул двумя линиями. Важность их отметил тремя восклицательными знаками. Да только Володе, своему сыну, передать эти слова так и не успел.

С улыбкой я вложил письмо между страницами тетради. Закрыв, оставил ее на лавке и встал. Принялся снова застегивать гимнастический пояс. А потом пошел к штанге.

Постояв немного у снаряда, за всю мою жизнь ставшего мне и товарищем, и главным соперником, я решился. Перебрав штангу, добавил до тридцати пяти. А потом приготовился рвать.

— Вова, ну ты где там? — Вошел в зал тренер, держа под мышкой свой рабочий журнал. — Делаешь заминку?

Когда он заметил, что я собираюсь вновь подойти, то замер с интересом. Нахмурил брови.

Я снял штангу, с легкостью сделал тягу всем телом, подводя гриф к поясу. Рвануть получилось гораздо сложнее, чем в прошлый раз. Большое усилие понадобилось, чтобы отправить штангу по правильной траектории. Потом доли секунды облегчения и снова тяжесть.

На миг мне даже показалось, что я боюсь веса. В голове промелькнуло:

«Отпусти! Отбрось ее немедленно! Ты не справишься!»

Одной только силой воли я подавил в себе острое желание просто «убежать» от штанги. Спрятаться от нее как можно дальше, чтобы мне никогда больше не приходилось рвать такой сложный для тельца двенадцатилетнего едва тренированного мальчишки вес.

Я поднырнул под штангу и жестко зафиксировал ее над головой. Пошатнувшись, замер в седе.

— Держи, — вдруг изумился тренер. — Держи! Давай, Вова, держи!

А потом я понял, что штангу ведет назад. Что ослабшая спина не в силах выдержать эту статическую нагрузку.

«Держать, — промелькнуло в голове. — Держать!»

— Держать, Вова! — Кричал в такт моим мыслям тренер, аж присев от волнения. — Держать!

Штанга медленно пошла назад, выворачивая мне руки в плечах.

«Держать, — подумал я, борясь с собственными мышцами изо всех сил. — Держать, Вова! Ты выдержишь! Я выдержу!»

— Бросай! Бросай! — Крикнул мне вдруг тренер, — сейчас на себя ее опрокинешь! Бросай, кому сказано⁈