Глава 18

— Бросай, Вова! — Крикнул Константин Викторович.

Я не бросил. Сконцентрировавшись на весе, на мышцах собственного тела, которые уже неплохо чувствовал, я смог удержать равновесие: подался слегка вперед, чтобы штанга, ушедшая было назад, оказалась над серединой стопы. В конце концов, я усидел.

— Что тут у вас случилось? — Вошел в спортивный зал директор Алексей Владимирович. — Чего вы кричите тут?

Когда он увидел, как я держу над головой тридцать пять килограммов, то, заинтересовавшись, замолчал. Директор нахмурился, весь обратившись во внимание, и стал ждать, что же будет дальше.

— Вставай, — сказал напряженный, словно струна, Константин Викторович.

Я медленно, чувствуя натугу всех мышц, чувствуя как вес штанги, составлявший больше половины моего собственного веса, давит, сковывает руки, спину, отдается в ногах.

Когда я стал подниматься, ощутил, как освобожденные от статического напряжения, задрожали бицепсы бедер, распрямляя ноги. В икрах, стопах, с силой давивших на помост, заболели мышцы.

Я поднялся, воздев над головой штангу.

Константин Викторович, аж присевший от эмоций, переполнявших его, выпрямился. Улыбнулся радостно. А потом проговорил:

— Вес взят, Вова. Вес взят.


Август в этом году был жарким. Солнце, хоть и меньше времени проводило теперь на небе, все равно нещадно сушило, и низенькая травка, растущая во дворе спортшколы, пожелтела.

Я прислушался, к тому, как тянутся мышцы на руках, как земное притяжение распрямляет позвоночник. Покрутившись корпусом, я хрустнул спиной. Повисев на турнике еще, спрыгнул, только когда почувствовал, как горят мышцы на предплечьях и сухожилия в пальцах.

— Ну что, Вова⁈ — Крикнул мне Константин Викторович, взошедший на стадион по небольшой тропинке, бегущий от двора и спортзалов школы. — Закончил⁈

— Ну!

— Тогда переодевайся! Я тебя на мотоцикле ждать буду!

— Хорошо!

Сегодня на тренировке мы продлевали проходку на толчок. В ней я смог толкнуть сорок семь килограммов. Больше собственного веса, который я снизил до сорока пяти. И того, в сумме у меня уже хватало на третий юношеский. А ведь до соревнований оставалось еще три недели.

Тело мальчика прогрессировало активно, как я ожидал. Так всегда бывает, когда нетренированный человек начинает активно заниматься. Первые несколько месяцев — полгода результат возрастает на глазах.

Видя мои результаты, Константин Викторович тоже успокоился. Он больше не нервничал, как раньше, а вел себя уверенно и спокойно. Понимал, что все у нас получается, что разряд на соревнованиях будет взят, как надо.

Однако нередко я видел Константина Викторовича грустным. Все близились соревнования, и все ближе был день его встречи со старым другом. Тренер явно переживал по этому поводу, хотя и старался не показывать своих чувств.

А я, к слову, уже думал о новых спортивных вершинах. Если так пойдет, я скоро и с Маратом смогу тягаться.

Лишний жирок я сбросил и постройнел. Круглое лицо мое вытянулось и обрело по-детски тонкие, но все еще мягкие черты. М-да… Удивятся же одноклассники, с кем я не виделся за лето, когда я приду в школу. Может, даже не узнают.

Я вошел в здание школы и направился в опустевшую к этому времени раздевалку. Найдя на лавке, под длинной, во всю стену, деревянной вешалкой для одежды свою сумку, стал стягивать влажную от пота футболку. Потом сел, снял поношенные тренировками школьные туфли. Опустился за тапочками. И тут же нахмурился. Нахмурился, потому что заметил кое-что неожиданное.

Из-под лавки выглядывала пачка таблеток. Я с ходу прочел их название и поднял упаковку.

— Метандростенолон, — проговорил я название на упаковке. — Вот ты, зараза, и попался.

Пачка была открытой, а пластинки внутри освобождены от таблеток наполовину. Я сунул содержимое пачки обратно. Когда дверь в раздевалку открылась и на пороге появился Вадим Сергеевич, я не удивился.

Увидев меня, он тут же нахмурился. В его глазах проявилась смесь неожиданности и злости.

— А ты витаминов моих тут не видал? — Спросил в несвойственной ему, мягкой манере.

— Нет, — тут же солгал я, спрятав найденное доказательство.

— А что ты там прячешь? Я видел, что ты что-то спрятал. Белую пачку такую.

Поняв, что выкручиваться поздно, я глянул на Рыкова волком. Показал пачку.

— Да, вот они — изобразил он растерянный вид и заговорил неожиданно добродушно: — витамины спортивные потерял. Это для ребят. Верни, пожалуйста.

Не ответив, я хмыкнул.

Он направился ко мне.

— Ты, Вова, молодец. Трех месяцев не прошло, а ты вон как преобразился. Вымахал, похудел. Да и за результатами твоими я наблюдал. Хорошо идешь.

— Вы грозились, что меня от штанги будет тошнить, если я к вам в группу попаду, — сказал я, поднявшись со скамейки.

— Да то дело былое, — улыбнулся он. — Зол я был тогда на тебя. Хотел заступиться за племянника. Я же знаю, какие у вас с ним отношения тяжелые в школе. А так нельзя. Вы спортсмены оба. Должны друг друга защищать. За друг друга горой стоять. Отдай витамины, Вова. Пожалуйста.

Я спрятал пачку за спину и отошел на шаг, когда Вадим Сергеевич потянулся за ней.

— Отдай, — изменился он в лице.

— Я знаю, что вы пичкали своих ребят метаном, — сказал я. — Анаболиками. Вроде угомонились, пока мы тут тренировались, а сейчас снова за старое?

— Что за глупости? — Строго сказал он. — Это витамины. Дорогие очень. Отдай, говорю.

— Я читать умею. Это метан.

— Вова, — неприятно скривил губы тренер, — отдай по-хорошему.

— Раньше мы молчали, потому что доказательств не было, — сказал я. — А теперь вот они. Налицо.

На миг физиономию Рыкова искозил страх. Однако он быстро взял себя в руки.

— Отдай, зараза мелкая, — протянул он сквозь зубы.

Я не мешкал, а тут же рванулся к выходу, стиснув пачку в руках. Вадим Сергеевич кинулся следом.

Когда до выхода оставалась пара метров, я почувствовал, как крепкая мужская рука стискивает мне плечо.

— Ану отдай!

Рванув меня к себе лицом, Рыков вцепился мне в руку. Я тут же нарочно выронил таблетки, а когда пачка упала мне под ноги, стал топтать ее изо всех сил.

— Ах ты говнюк! — Крикнул Рыков и оттолкнул меня.

Деревянный пол больно ударил меня в спину и затылок. На миг даже голову прошибло болью.

— Хрен вам, а не таблетки, — сказал я, поднимаясь на локте.

Взбешенный Рыков уже вытряхивал содержимое пачки себе в руку. Увидев в пластинках одну только труху, бросил на меня злобный взгляд.

— Сученышь, — прошипел он, а потом быстро вышел из раздевалки.

Я вскочил и последовал за ним.

— А куда это Вадим Сергеевич так побежал? — Услышал я, когда вышел в коридор.

— Не знаю. По делам, наверное.

Почти сразу я наткнулся на ребят. Это были Сергей, Тима и Марат со своим пухлым другом по имени Егор. Ребята, видимо, закрывали за собой зал после тренировки и теперь шли сдавать ключи.

— Вы выпили таблетки? — Спросил я у них тут же.

— Чего? — Нахмурил брови Марат. — А твое какое дело?

— Я еще нет, — туповато улыбнулся пухлый Егор и показал мне раскрытую ладошку.

На ней примостились четыре белые таблетки.

— Нам Рыков только недавно стал снова витамины давать. — Со странной гордостью заявил он.

— Не пей. Это не витамины, а анаболики. Метан. От них у вас к двадцати годам начнутся проблемы со здоровьем. Ясно?

— Что? — Удивился Сережа. — Зачем Вадиму Сергеевичу нам давать отраву?

— Потому что от нее сила растет, — не отступал я. — Силовые показатели увеличиваются, веса тоже. Он на вас ездит, как на лошадках, чтобы рисовать себе циферки красивые.

— Че? — Нахмурился Мурат. — Кончай свистеть! Вадим Сергеевич не стал бы нам давать какую-нибудь дрянь!

— Можешь не верить, — покачал я головой. — Но тебе же хуже.

Ребята с сомнением переглянулись. Егор тревожно поглядел на таблетки.

— Откуда ты знаешь? — Спросил Тимофей.

В светлоглазом взгляде мальчика читалось недоверие.

— В прошлый раз Вова посоветовал мне их не принимать, — серьезно сказал Сергей.

— Я только что нашел таблетки Рыкова в раздевалке, но тренер отобрал их. Потому и убежал скорее прочь, что попался. Там он вам их и раздавал, да?

Никто не ответил. Мальчишки только мялись на месте.

— Он потребовал вернуть их. А я растоптал.

— Врешь… — Прошипел Маратик. — Ты просто Вадима Сергеевича не любишь! Не нравится он тебе, вот ты на него и наговариваешь!

— Он вас гробит, Марат, — холодно ответил я.

— Замолчи, — Марат выступил вперед. — Хватит на Рыкова наговаривать! Хватит про него грязь разводить!

— Повторяю, не пейте таблетки, — сказал я.

— Молчи! — Киркнул Марат.

— Не веришь, делай что хочешь, — повторил я. — Но предупреждаю…

Я недоговорил, потому что Марат сорвался и толкнул меня в грудь. Не мешкая, я ответил тем же.

— Э! — Крикнул Сережа, когда Марат кинулся на меня с кулаками.

Он схватил чернявого мальчишку, но тут же схлопотал от него в глаз. Удивившийся этому Сережа отшатнулся. Но потом и сам кинулся в драку.

Мы с Маратом схватились. На Сережу налетел Егор, и они стали бороться, топчась посреди коридора.

— Хватит… — Шипел Марат. — Хватит брехать уже! Я тебе щас шею намылю!

— Вы че творите⁈ — Кричал Тима, мечась между нами. — Да нас же всех со школы попрут!

Марат был сильным. Он схватил меня за шею так, что аж хрустнуло. Зажав словно тисками, дернул, заваливая на пол. Я не растерялся. Потянул его за одежду и Марат упал следом. Теперь уже я обхватил его голову, силясь уложить крепкого мальчишку на лопатки.

— Вы че тут устроили⁈ — Раздался зычный женский голос.

Все знали этот голос. Мы, все как один прекратив драку, синхронно подняли головы. Это была уборщица Сталина Геннадьевна. Крупная женщина за пятьдесят, он пользовалась серьезным авторитетом в школе, в основном из-за своего сурового и напористого характера. Даже директор покорно выходил из кабинета, когда Сталина Геннадьевна начинала мыть там полы, а нахальный Рыков вел себя с ней вежливо. Был, что называется, ниже травы тише воды в ее присутствии.

— Чего вы вытворяете, засранцы⁈ Все полы мне исчеркали!

— И-извините, Сталина Геннадьевна, — виновато пробурчал Маратик, оказавшийся подо мной.

Я отпустил Марата, молча встал на колени, поднял руки, мол, все, больше не дерусь.

Сережа, Егор и Тима просто замерли, уставившись на нее испуганными взглядами.

— А ну, пошли отседава, пока я не сказала кому надо, что вы в коридорах безобразничаете!

Мальчишки виновато вышли из школы, один за другим бросая Сталине Геннадьевне «Извините». Я же только улыбнулся уборщице.

— А ты чего улыбаешься, сорванец? — Удивилась она.

— Спасибо, что остановили весь этот кавардак, — ответил я. — До свидания.


— Чего ты так долго? — Спросил у меня дядя Костя, когда я подошел к его мотоциклу.

Я вкратце рассказал ему, что произошло. Остальные ребята же, остались на стадионе. Я видел, как они сели на трибуны. Стали, видимо, обсуждать мои слова.

— То-то Рыков так со двора вылетел, — задумался Константин Викторович. — Как ужаленный. И злой как собака.

— Он знает, что мы его поймали, — покачал я головой. — Теперь пути назад у нас нету. Надо идти в контору Машиностроителя. Рассказать все. Я буду свидетелем.

— Поздно уже, — Константин Викторович глянул на часы. — В конторе спортивного общества никого не будет. Закончился рабочий день. А потом выходные начинаются. Да и, сам знаешь, директор наш в отпуске, в санаторий уехал. Будет только к сентябрю. Да и половина работников конторы в отпусках. Председатель вообще на спортивных сборах в лагере. Если даже мы все расскажем, дело сразу так просто в оборот не пустят. Тем более, все по-прежнему — наше слово, против егошнего.

— Надо попытаться, — сказал я. — Потому как теперь Рыков так просто это дело не оставит.

* * *

Суббота. Утро следующего дня


— Да Вадим, — сказал, кивнув Петр Гришковец, зам председателя спортивного общества «Машиностроитель», мастер спорта по тяжелой атлетике, судья по спорту первой категории, — слышал я про этого Вову Медведя. Алексей Владимирович как-то рассказывал нам о нем на совещании. Говорил, мальчик подает надежды.

Во второй половине августа по утрам, особенно ранним, уже бывало прохладно. Этим утром тоже было прохладно. Даже зябко.

Зябкостью в основном веяло от широких совхозных озер, огромными зеркалами развернувшихся перед Рыковым и его давним другом, а потом и родственником Петром Николаевичем.

— Странно, что ты его, Петр Николаич, хвалишь, — сказал Рыков, наблюдая за носиком поплавка, торчащим из зеленоватой глади озера. — Папка его тебе, в свое время, немало крови попил.

— М-да… — Вздохнул Петр Николаевич, и сосредоточил взгляд на поплавке. — О! Клюет.

Его поплавок с высоким древком стал прыгать, а потом и вовсе ушел под воду.

— Подсекай, — буркнул ему Вадим Рыков.

Петр Николаевич дернул удочкой. Из воды вырвался, хлещущий всем телом карасик. Судья качнул удочкой в свою сторону, поймал рыбешку и принялся снимать с крючка.

— Хороший, — довольно улыбнулся он, — больше ладошки.

— Ну. Давай его в садок.

Отправив рыбку в длинный садок, скинутый с обрывистого берега в воду, Петр Николаевич принялся поправлять наживку.

— Талантливый был, этот Серега Медведь, — проговорил судья. — Тело от природы крепкое. Будто под тяжести заточенное. Пришел бы в тяжелую атлетику лет в четырнадцать, а не в двадцать пять, как у него вышло, смог бы пойти на международный уровень.

— Странный ты, Петр Николаевич, — недовольно заговорил Рыков, отводя поплавок немного в сторону. — Сколько тебе Серега гадостей сделал, а ты его хвалишь.

— Не, Вадим, ты не путай, — возразил Гришковец. — Одно дело — объективная оценка спортсмена, другое — мое к нему личное отношение. А ты знаешь, как я к ихнему семейству отношусь.

Вадим и правда знал. Помнил он рассказы о том, как лет пять назад, на весь «Машиностроитель» гремел скандал между Гришковцом и Медведем. Тогда Сергей обвинил Гришковца в нечестном судействе. В том, что он, используя правила судейства, заваливал спортсменов, кто был ему неприятен, или просто на цыпочках перед зампредседателя не ходил, не стелился. И Сергей не унимался, стараясь сместить Гришковца с должности.

Спасало последнего только одно — трагическая смерть Медведя в аварии, перед межобластными соревнованиями.

Знал также Вадим и то, что Медведь обвинял Гришковца за дело. Что на важных соревнованиях, тот и правда подсуживал нужным спортсменам и валил неугодных. Естественно, за взятки. И при этом, под покровительством первого зама Коваленко, чувствовал Гришковец себя вполне вольготно. Вадим все знал и не осуждал Гришковца. Не осуждал по двум причинам: во-первых, Гришковец был его тестем, а во-вторых, всякий раз, (хотя бывало это в последние годы и нечасто) когда Петр Николаевич сидел в судейской коллегии, ребята Рыкова занимали призовые места.

— Был этот Серега Медведь последней сволочью, — буднично проговорил Гришковец. — Сволочью, что даже своего места не знает. Никакого у него чувства такта не было. Не уважал он авторитетов. Не уважал людей, кто своими талантами высоко забрался по карьере.

— Мальчишка его такой же, — сказал Рыков. — Мне дерзит, в кабинет директора входит без приглашения, в общем, как так и надо.

— М-да… Яблочко от яблони. Так что ты говоришь? Он с этим старым дураком Костей Перегудиным замахнулись на разряд? Да еще всего за лето?

— Ага, — хмыкнул Рыков. — Мальчишка мечтает о большом спорте. Сейчас на ноги встанет, опериться, и, глядишь, пойдет по стопам отца.

— Горластый, значит? — Глянул Гришковец на Рыкова.

— Еще какой. Может лишнего разболтать. Точно на рожон полезет, — ответил тренер, припоминая вчерашний случай в раздевалке.

— Ну лады, — кивнул судья. — Раз уж ты просишь, Вадим, помогу я тебе с этим маленьким прохвостом. А в сентябре на соревнованиях, не видать ему никакого разряда. Будь уверен.

* * *

— Все у нас в отпусках да отъездах, — проговорила молоденькая комсомолка, работающая в конторе машинисткой, — но раз у вас очень важный вопрос, думаю, зам вас примет.

Руководство спортивного общества «Машиностроитель» заседало в П-образной трехэтажной конторе, расположившейся неподалеку от самой громады машиностроительного завода. Правое ее крыло занимал профсоюз. Почти весь третий этаж отдали городской ячейке комсомола, а два этажа левого были конторой спортивного общества «Машиностроитель».

Я все же уговорил Константина Викторовича сходить в понедельник в СО, чтобы написать заявление по поводу Рыкова. Теперь его дела с анаболиками нельзя было оставлять просто так. Нужно принять какие-то меры немедленно. Иначе Рыков сделает ход первым. А может быть, уже сделал.

Хотя дядя Костя и упирался, но я все же убедил его взять меня с собой. Все же, именно я застукал Рыкова с таблетками.

Машинистка проводила нас по длинному коридору второго этажа.

— Вам сюда, — сказала девушка, указав на дверь. — Подождите, я сейчас спрошу. Может, она занят.

Девушка постучала и заглянула за дверь. Потом и вовсе исчезла в кабинете, закрыв за собой вход.

— М-да… — Проговорил Константин Викторович. — который явно волновался. — Плохое у меня предчувствие. Очень плохое.

— Почему? — Спросил я.

Вдруг комсомолка вышла из кабинета, снова прикрыв за собой дверь.

— Все хорошо, — улыбнулась она. — Гришковец сейчас вас примет.

Загрузка...