Главное, дотянуть до своих, думал Григорий, стискивая зубы. Такой послушный раньше «ильюша» теперь стал вдруг непривычно-тяжелым, чужим. Дотянуть, а там, в конце концов, можно и прыгнуть с парашютом. На земле будут наши, они обязательно помогут. В этот момент штурмовик, точно необъезженный конь, попытался резко завалиться на крыло. Но экспат вовремя среагировал и помог самолету выправиться, снова перейти в горизонтальный полет.
Не получится, ясно осознал Дивин. Не дотяну. Стрелка, указывающая на температуру масла в двигателе, вплотную подошла к красной черте. А это значит, что совсем скоро движок начнет работать с перебоями, а потом…а потом попросту остановится. И чудо, если удастся плюхнуться на «брюхо». Значит, все же прыгать? Перед глазами встал Валерка Катункин. Не-ет, повторять его печальную судьбу Дивин не собирался. Если встанет вопрос выбора, то он с огромным удовольствием продемонстрирует фрицам, на что способен мантис в боевой форме. И плевать на раскрытие секрета — глотать бензин и потом медленно превращаться в обугленную головешку? Хрена вам лысого, гансики!
Экспат автоматически прибрал обороты и перевел машину в небольшое снижение. Так, чтобы и высоту особо не терять, но в то же время немного уменьшить нагрузку на мотор. Авось, поработает еще чуток, выиграет драгоценные метры-километры. Чтобы к своим добраться можно было побыстрее. Григорий уже смирился с неизбежным — придется идти через немецкий тыл к линии фронта. Хорошо еще, что не брал в полет стрелка, сейчас он стал бы для него откровенной обузой. А так, в одиночку, да еще в шкуре неведомой для землян зверушки, у Дивина очень даже неплохие шансы вернуться. Если разобраться, опыт подобный уже имелся.
Двигатель чихнул в последний раз и заглох. Наступила непривычная, тягостная тишина. Трындец, палки встали[4]! Экспат сдвинул фонарь кабины и, высунувшись, посмотрел вперед, пытаясь найти подходящую площадку для приземления. Как назло, даже его сверхострый взгляд никак не мог выцепить ничего путного: разбитые снарядами поля, сгоревшая дотла деревенька, маленькая речушка, серебристо сверкнувшая под лучами солнца. Лощины, балки, черные проплешины пожарищ, остовы разбитой техники. Вон и извилистые линии траншей. Григорий быстро прикинул время полета. Нет, нашими они точно быть не могут. Вывод? Немецкие.
Земля под крылом надвигалась стремительно, бежала все быстрее. Кажется, что еще секунда и бросится на падающий самолет. Умом Дивин понимал, что это всего лишь зрительная иллюзия, но по спине пополз липкий неприятный холодок. А нервы стали сжиматься в тугой комок. Над головой вдруг заревело и над искалеченным «илом» с воем пронеслись две узкие стремительные тени. Такие знакомые и такие ненавистные. Сердце ухнуло вниз, и летчик вскрикнул от неожиданности. «Мессеры»! Вот черт, только их сейчас и не хватало для полного счастья! Почему не стали стрелять?
Додумать эту мысль Григорий не успел. Шеститонная туша соприкоснулась с землей, ударила по ней так, что Дивин на мгновение оглох и ослеп от дикой боли, пронзившей все тело, поползла, с грохотом вспахивая все на своем пути загибающимися назад лопастями винта, парящим радиатором. Вдруг самолет зацепился за что-то крылом, нехотя развернулся и с всхлипом-стоном умирающего металла затих. Остановился. Свежий, прохладный ветерок ворвался в открытую кабину, шаловливо пробежался по ней, приятно охладил разгоряченное лицо пилота. Экспат негромко застонал и открыл глаза. Сел. И даже вроде как цел.
Пулеметная очередь ударила по броне, перечеркнула ровной строчкой пробоин плоскость крыла, побежала дальше, выбила дымные фонтанчики из земли. Григорий торопливо щелкнул замками и освободился от привязных ремней. Надо же, расслабился, идиот, потерял концентрацию. Позор вам, товарищ капитан! Фрицы, похоже, решили продлить себе удовольствие и с комфортом расстрелять его неподвижную машину. Вон, уже заходят на второй круг. Дивин вывалился из кабины и, пригибаясь, задал стрекача в кусты. Какая-то хиленькая, но все-таки растительность неподалеку имелась. И там можно было попробовать укрыться, спрятаться от назойливого внимания фашистских асов.
Успел. Нырнул под спасительные ветки орешника как раз в тот момент, когда пара камуфлированных пятнистых Ме-109 синхронно начала поливать его бедолажную беспомощную «четверку» из пушек и пулеметов. Надо отдать должное, стрелять фрицы умели хорошо. Им понадобилось всего два захода, чтобы превратить подбитый Ил-2 в груду полыхающих обломков. Сделав после этого победный круг, «худые» стремительно ушли на высоту. Миг, и на Григория обрушилась тишина. Хотя…весело потрескивает горящий штурмовик, где-то совсем неподалеку слышатся редкие выстрелы. Какая уж тут тишина. Интересно, это линия фронта дает о себе знать, или еще что-то происходит вокруг? А если это немчура играет в загонную охоту, подбадривает себя пальбой, а в роли главного приза выступает летчик сбитого штурмовика?
Дивин потянулся к кобуре. Но вдруг передумал. Нет, решил ведь, что в случае обнаружения гитлеровцами, перекинется и устроит им кровавую баню. Благо, всерьез ему может повредить разве что связка гранат, брошенная под ноги. Да и то, надо быть полным идиотом, чтобы в этот момент неподвижно стоять на месте и ждать взрыва. Экспат поднял руку и посмотрел на наручный компас. Сориентировался, сверился с картой. Жалко, конечно, что совершенно непонятно, где именно он шмякнулся. Так, плюс-минус два лаптя в сторону от проклятой переправы. Хочется верить, что ее обломки сейчас уже покоятся на дне реки!
Взлетели они на рассвете. Ночные тени еще вовсю гуляли по аэродрому, но штурмовики уже выруливали на старт. Поднялись в воздух, собрались в плотную группу и почапали к цели. Как и договаривались, «маленькие» прикрыли их сверху. Шли с соблюдением режима радиомолчания. А все сигналы ведущие подавали по старинке, покачивая крыльями. Тем более, что видимость над советским аэродромом была «миллион на миллион» — небо чистое, ни облачка. Эх, лучше бы, если все затянули облака. А так, надежды, что удастся подобраться незамеченными практически никакой. Разве что, сработает план Хромова и передовые самолеты забросают все дымовыми бомбами и дадут возможность ударной группе выскочить из завесы, словно чертику из табакерки. Так себе идейка, если честно. Хотя, служба метеорологов клялась и божилась, что в районе цели должны быть облака. Но им верить, себя не уважать. С тем же успехом можно обратиться к какому-нибудь деревенскому старичку и поинтересоваться, не ноют ли у него на непогоду колени, не прихватывает ли поясницу радикулит? Авось, более точный прогноз получим.
Эх, обрушить бы на головы фрицам свето-шумовые бомбочки. Да побольше, побольше! Так, чтобы проморгались только на пути в свою Вальхаллу. Но где их взять? Поэтому у самолетов групп прикрытия были подвешены ЗАБ-100–40П — по тридцать восемь килограммов загущенного бензина или самовоспламеняющейся жидкости КС внутри корпуса из бумажного литья.
Атаковать переправу решили бомбами ФАБ-100, оснащенными взрывателями АВД, выставленными на тридцать минут задержки. Каждая из десяти машин эскадрильи Дивина несла по две «сотки». Половина из них с замедлением, половина настроена — на мгновенный контакт. Бросать надо было с высоты в четыреста метров при планировании в пятнадцать-двадцать градусов. Заходить следовало строго вдоль «нитки» моста. От варианта экспата с тросом-сцепкой отказались из-за невозможности обеспечить синхронный сброс. Не дошла еще здесь промышленности страны Советов до нужного технологического уровня. И замки работали как бог на душу положит. Это тебе не имперские «Когти» с их бортовым компьютером. Так что губу Григорий благополучно закатал.
Сейчас Дивин немного волновался. Вот, вроде, тщательно подготовил и проиграл весь маршрут со своими летчиками, заставил их выучить наизусть все характерные ориентиры, попытались вместе определить возможные места расположения немецких зениток, пути атаки на них и варианты противодействия. Потом заставил еще каждого из пилотов — сначала по отдельности, потом в группе — условно пройти весь полет на земле. И теперь должен был, по логике вещей, быть относительно спокойным. Но нет, тягостно было на душе.
Незадолго до переправы небо и в самом деле затянуло облаками. Сначала небольшими, затем довольно плотными. И то хлеб.
Экспат стал готовиться к штурмовке. Скорее всего фрицы уже засекли их, поскольку спрятать такую большую группу невозможно, поэтому Григорий нарушил молчание и скомандовал: «Снять предохранители. Маневр, ребята, маневр!» И первым, подавая пример, принялся раскачивать машину — то добавлял скорость, то убавлял. Хаотично бросал в небольшой крен. Со стороны, наверное, выглядело все это так, будто самолетом управляет совершенно неопытный летчик. Но, на самом деле, такой полет «ильюшина» должен был затруднить прицеливание вражеским зенитчикам. По крайней мере, Дивин на это очень рассчитывал. Зря что ли надоедал бойцам ПВО своего аэродрома, выспрашивая у них детали наведения орудий на цель.
Первые черные и белые шапки разрывов расцвели, когда группы прикрытия вышли на переправу. Эскадрилья экспата шла за ними с небольшим опозданием. И пока товарищи били по обнаружившим себя гитлеровским зенитками, Григорий повел своих пилотов на переправу. Небольшой доворот…Атака!
«Илы» начали пикировать на мост. И немцы мгновенно перенесли заградительный огонь на них. Сказать, что перед советскими летчиками встала огненная стена, значит не сказать ничего. Казалось, что все небо в одно мгновение заполнилось взрывами и разноцветными трассами. К тому же, сработали дымовые бомбы и подступы к мосту начало затягивать мутной серой пеленой. А внутри ее сверкали рукотворные солнца сброшенных на голову врага зажигательных бомб.
Один из штурмовиков получил свою порцию свинца, неловко, словно нехотя, полез было вверх, но вдруг резко опустил нос и стремительно рухнул вниз. Дивин лишь нервно дернул щекой. Пускать слезу времени не было — проклятый мост рос в прицеле, стремительно вырастал в размерах. Вполне возможно, что другим пилотам в этом аду стало сложно целиться, но Григорий видел все отлично. Собственно, как раз поэтому он еще дома велел остальным своим летчикам идти строго за ним и бомбить по его следам.
— Получайте, гады! — выругался экспат, нажимая на кнопку бомбосбрасывателя. И потянул на себя ручку управления, переламывая самолет, выводя его из пике. Тут же навалилась привычная свинцовая тяжесть, перед глазами все подернулось красноватой дымкой. А потом вдруг последовал сначала один, а потом сразу второй мощный удар, от которого «ильюшина» подбросило вверх и немного в сторону. Так, будто невидимый великан приложился от души, дав самолету смачного пинка. Попали!
— Я Кощей, подбит, — прижал ларингофон пальцами экспат. — Я Кощей!
Тишина. В наушниках звенящая тишина. Видимо, снарядом разбило рацию. И все вокруг в дымке пожарищ, разрывов, облаков сгоревшей снарядной взрывчатки. Григорий крутанул головой по сторонам, оценивая обстановку. Его вынесло чуть в сторону от переправы, над которой творилось сущее безумие. Больше всего походило на извержение вулкана. И разобрать, цел мост или нет, не мог даже экспат.
Капитан попытался развернуть самолет. Безуспешно. Похоже, тросы управления перебиты и подбитый штурмовик летит туда, куда направлен его нос. И, что обидно, нельзя сказать, что траектория полета идет точно в сторону территории, занятой советскими войсками. Так, серединка на половинку.
Краем глаза Григорий зацепил характерный «горбатый» силуэт. Еще в какого-то бедолагу угодил снаряд и «илюха» рухнул в лес, рубя винтом деревья, сбивая их крыльями. Взрыв. Вверх взметнулся черный фонтан. Готов.
О, а вон еще один Ил-2 падает камнем вниз, разматывая за собой огненный хвост. И еще. Еще. Господи, да сколько их?!! Дивин страшно заскрипел зубами. Выжил там хоть кто-то⁈ Пригляделся, напрягая зрение и выворачивая до хруста шею. Нет, врете суки! Вон, заходит в атаку пара краснозвездных машин. А чуть поодаль вьется рассерженным шмелем еще один наш самолет. Бьет умело по обнаруженным целям из пушек и пулеметов. Да и остальные уже крутят смертельную для врага карусель, то выскакивая, то снова скрываясь в облаках огня и дыма. А далеко в вышине над ними вьются «ястребки». Жаль, что его никто не заметил. Впрочем, немудрено, могли счесть, что его самолет тоже был подбит и упал в реку или где-то на вражеском берегу. Ладно, теперь стоит сосредоточиться на том, чтобы все-таки попробовать дотянуть до своих…
Колено правой ноги распухло, а кость горела огнем. Экспат упрямо брел вперед, стараясь не обращать внимание на боль. В принципе, немного помутившемуся, воспаленному рассудку уже было плевать на то, болит или не болит нога, мучит или нет жажда, одолевает ли голод. Единственная мысль гнала летчика вперед. Туда, где, как он надеялся, его ждало спасение.
Дивин уже смирился со своим незавидным положением. С тем, что потерял самолет. С тем, что оказался в тылу врага. С тем, что его преследуют разозленные потерями вражеские солдаты. Да, погулял на славу. Григорий усмехнулся сухими потрескавшимися губами. А не хрен было пробовать взять его живым! Глядишь, забросали бы гранатами, может и положили бы возле сгоревшего штурмовика. Но нет, решили покуражиться. За то и поплатились.
Когда экспат понял, что гитлеровцы окружили место падения самолета, то думал недолго. Запустил трансформацию и лишь в последний момент пожалел, что не снял комбинезон и сапоги. Теперь, судя по треску рвущейся материи и кожи, придется всерьез озаботиться поиском одежды. Но это потом!
А сейчас…сейчас его ждало увлекательное развлечение, столь любимое многочисленными поколениями мантисов-воинов. Охота на человека!
Первого врага он убил, бесшумно проскользнув между веток кустарника. Столкнулся лицом к лицу с пехотинцем, который крался вперед с азартным выражением лица, выставив перед собой карабин. Наверняка, предвкушал дурачок, что отхватит по легкому Железный крест за поимку советского летчика. Но получил лишь разорванное небрежным движением клешни горло. И упал на землю, булькая и захлебываясь кровью.
А тень страшилища с ужасной мордой вместо лица, уже канула в листве, заходя за спину следующему противнику, который попался в поле зрения светящихся даже днем глаз, спрятанных в глубоких впадинах неестественно раздувшейся головы. Этому фашисту Григорий сломал сильным ударом шею. Попросту перебил. Человеческие кости ведь такие хрупкие.
Дальше он перестал обращать внимание на детали происходящего. Просто пер вперед, точно лось во время гона, находя очередную жертву и расправляясь с нею. Старался тратить как можно меньше усилий, памятуя о том, что силы не безграничны. Но постепенно вошел в раж, и боевое безумие берсерка потихоньку заволокло сознание.
Пришел в себя резко, в один миг. Дивин лежал на земле, скорчившись в позе эмбриона. В голове кружилась пустота. Заворачивалась спиралью, которая вызывала противную, кислую тошноту. Над ним склонилось сломанное деревце. Видать, последним рывком, в падении перебил тонкий ствол и сейчас на лицо экспата капал из него тягучий, клейкий, пахучий сок. Летчик попытался ухватиться за ветки, чтобы подняться на ноги, но руки тряслись, а перед глазами все плыло. И сосредоточиться почему-то никак не удавалось. Редкие мысли пугливо разбегались, прячась от хозяина в темной бездне пустоты.
Но одну из трусливых мыслишек капитан все-таки ухватил. Поймал буквально в последний момент и потянул к себе. И та, поняв, что сбежать не удастся, обрушилась на него, разворачивая картинки произошедшего в последние часы.
Кровь. Много крови. Искаженные страхом лица, крики ужаса, сладкий, пьянящий запах крови…Опять! Вспышки выстрелов, блеск штыков, похожих на тесаки, удары по телу. Боль. Вначале слабая, едва заметная, потом все более и более чувствительная. И в какой-то момент настолько нестерпимая, что мозг решительно погнал своего носителя прочь. Подальше от людишек в форме мышиного цвета, что тоже вошли в раж и навалились толпой, желая задавить его массой, а затем забить до смерти.
Григория замутило еще больше. С мучительным стоном он повернул голову и выплеснул на землю содержимое своего желудка. Да уж, вот смеху-то будет, если его найдут здесь захлебнувшимся в собственной блевотине! Хорошо еще, что ордена и документы оставил на аэродроме, сдав все Зотову.
Над головой что-то прошелестело. Экспат скосил глаза. Птицы. Точнее, целая стая птиц. Отсюда, со своего места он не мог рассмотреть, что это были за пернатые, но, судя по силуэтам, что-то вроде диких уток. О, похоже, угадал, ветер донес многоголосое кряканье. Рот мгновенно наполнился голодной слюной, а желудок скрутило мощным спазмом. Жрать! Поймать, пожарить и сожрать! Нет! Можно и не жарить, сойдут и сырыми!
С этой мыслью благополучно вырубился.