— Малышка, ты уверена? — спросил Арманд в сотый, нет, в тысячный раз вглядываясь в мое лицо фирменно брутальным взглядом. В его голосе уже чувствовалось смирение. За несколько дней, что мы провели вместе в объяснениях, интонации наших диалогов менялись, и, наконец, с его стороны наступило озарение.
Сначала была слепая любовь и слова, что он не принимает мой отказ. Затем пьяная злость и раздражение, попытка навязаться мне силой. Вчера мы разговаривали трижды. Утро началось с его извинений и соблазнительных предложений счастливого будущего. Арманд объявил мне о своем желании развестись и взять меня в жены. В очередной раз услышав отказ, он поник и помрачнел. К вечеру за ужином мы несколько часов спорили в ключе, что Арманд любит и хочет, а я надеюсь сдохнуть и забыть о существовании всех мужиков на планете, включая его.
И вот прозрение! Утро нового дня принесло ему в голову осознание, что я не люблю его и никогда не любила. Он услышал меня и понял. Впервые за столько времени его тщетных ухаживаний принял истину. И смирился с ней.
— Да, ты ведь уже это понял, — говорю в очередной раз, запивая горечь нового одинокого дня мерзким черным кофе без сахара.
— Ты можешь остаться. Пожить у меня подольше. Весь особняк в твоем распоряжении. Я часто улетаю в Палермо. В Аргидженто бываю крайне редко, — с надеждой в голосе, которую мне нельзя ему оставлять. Это будет нечестно с моей стороны по отношению к чудесному мужчине, проявившему ко мне крепкую симпатию.
— Я хочу улететь сегодня. Ты ведь знаешь, меня задерживали только новости о здоровье Антонио. Врачи сказали, что он идет на поправку и больше не о чем переживать. Соответственно, и я не вижу смысла задерживаться дольше в твоем доме и злоупотреблять гостеприимством, — поясняю снова. Стараюсь, чтоб слова не вибрировали от волнения.
— Все таки, Генуя? — переспрашивает Арманд, крутит в руках чашку со своим кофе и ставит ее обратно на стол. Напиток уже остыл, а он так и не сделал ни единого глотка.
— Да, Генуя…
— Мария, это нечестно, — обреченно тянет Брунетти. — Я тебя там увидел много лет назад и влюбился с первого взгляда. Вот скажи, какого черта именно Дарио?! Почему? Разве я тебя хоть раз обидел? Между нами было столько хороших моментов. Тогда в Бергамо на яхте ты целовала меня искренне, мы доставляли друг другу удовольствие в моей машине. В тебе горел ответный огонь…
Перебиваю монолог скрытой боли, который я слышу не в первый раз, но мой ответ непреклонен:
— Огонь горел, но выжег меня до пепла. Даже угля не осталось. Прости, Арманд, но сердцу не прикажешь. В нем поселился твой дядя навечно.
Язык не поворачивается назвать Дарио бывшим мужем. Хоть я и подписала все документы на развод перед тем, как покинуть Ливорно.
— Ты ведь знаешь, что между вами больше ничего не будет? — тише спрашивает Арманд. Ему эта тема неприятна, но он сам ее начал.
— Знаю. Но мои чувства не зависят от чувств Дарио. Они просто есть. Поселились в моем сердце, проросли в душу. И искать причины бессмысленно.
Арманд ухмыляется на один бок и качает головой:
— Мы с тобой, Мария, теперь одинаково несчастны. Безответно влюблены в людей, которые никогда не ответят нам взаимностью. Ты могла бы облегчить себе жизнь, осчастливить меня. Я бы постарался, чтоб ты забыла о Дарио и была со мной счастлива.
— Ты старался год. Ничего не вышло. А сейчас у меня в груди зияет черная дыра. И, поверь, понадобится ни один год, чтоб она затянулась. Кожа заживет, только останется грубый рубец. А вот сердце новое не вырастет, — философски объяснила я. Несколько минут Арманду требуется, чтоб окончательно смириться со своим поражением. И, наконец, он кивает:
— Я отвезу тебя сам в аэропорт. Вдруг ты все же передумаешь…
Но я не передумала. И спустя несколько часов уже сидела в самолете со своими подлинными документами на имя Марии Киселевой. Глядя в овальный иллюминатор, с горькой улыбкой вспоминала все свои личины. Сначала я была простой переводчицей и самой несчастной женой Игоря. Тогда моя фамилия была Соловьева. Затем я скрывалась от обоих Брунетти, и меня звали Эмилия Маркович. Самое счастливое время в моей насыщенной приключениями жизни было, когда я гордо именовалась Мария Брунетти и была законной супругой Дарио. И вот теперь я вдруг стала впервые в жизни собой — Киселевой.
Мне предстояло узнать, что я за фрукт. Потому как, сколько себя помнила после совершеннолетия, я никогда не была предоставлена сама себе. И вот я одинока и разбита. И при этом меня увлекал интерес самопознания. Возможно, оттого что у меня не было другого выбора и мне приходилось учиться быть собой заново. Но меня радовала идея самореализации больше, чем желание вешаться или вскрывать себе вены от неразделенной любви. В тридцать лет начинать жизнь заново волнительно и страшно. Я старалась настроить себя, что справлюсь.
И местом для своей жизни я выбрала Геную. В этом портовом городе Италии я была счастлива. Семья Анхеллы и Энрико всегда радушно принимала меня. Их дочь Тереза — настоящий ангелочек, а шумная тетка, любительница пасты, всегда нас веселила юмористическими рассказами за ужином. Они были ближе мне всех моих знакомых. На родину возвращаться не хотелось совсем. В ней долгие годы меня терзали утопия бессмысленного брака с Игорем и отсутствие родственных душ. У меня там никого не было сейчас, кроме подруги Вики. А я была не готова делиться с ней всеми своими приключениями и выслушивать нескончаемый поток нравоучений.
Поэтому с разбитым сердцем и пустой душой я летела в Геную, мечтая наполниться дружеской благодатью и заботой, осесть в этом городе надолго, может, навсегда. Ведь я была уверена, что мои приключения подошли к концу.
Орсино Росси мертв. Угроза моей жизни миновала. Дарио отказался от меня без сожалений. Ему было плевать на мои чувства. Он поставил свою обиду и разочарование выше нашей любви. И винить его за это было невозможно. Будучи на его месте, я бы тоже не простила измену. Арманд наконец-то понял, что я не смогу ответить ему взаимностью, и угомонился. Сбавил градус своей одержимости и обещал меня не преследовать.
Одна из его яхт стояла пришвартована в Генуе — Ave Maria. Я очень надеялась, что мы никогда с ним не встретимся в порту. Моей целью стало исчезнуть со всех радаров. Настроить свою жизнь на нужный лад. И мужчины в ближайшие сто лет не входили в мои планы. Пришло время избавиться от комплексов, найти работу, переболеть безответными чувствами. Все-таки мне не восемнадцать. И как бы ни было больно в районе сердечка под ребрами, я должна быть мудрой и опытной женщиной. Перестать прогибаться под обстоятельства.
В общем, новая жизнь, жди меня, Марию Киселеву! Генуя, я лечу в твои морские объятия!