Сицилиец для Золушки

Глава 47

— Что ты собрался делать?! — взвизгнула я осипшим голосом, когда лапа Дарио схватила меня за локоть и потащила в сторону дивана.

— Делить имущество, заносчивая и непослушная чужестранка, — с ужасающим оскалом прорычал зверюга, — Диван теперь твой.

Брунетти стегнул меня по жопе так, что я взвизгнула и потеряла равновесие. Шлепнулась на кожаную поверхность, оказавшись так низко перед громадным верзилой, что мне в нос уперлась пряжка от его ремня.

— Раз диван мой, то не подходи к нему. Я дарю тебе кресло, — я попыталась оттолкнуть в стальной живот Брунетти, скалистый мужик не шевельнулся. Продолжил свою царскую забаву — пугать меня до икоты.

Схватил своими лапами бретели на моем платье и дернул в стороны. Бархат жалобно затрещал и порвался в области декольте. Мой кружевной лиф оказался в поле зрения раздраконенного бородача.

— Кресло тоже твое, — Дарио схватил меня за волосы, руша прическу, и вздернул вверх. Дотащил меня до кресла, и толкнул на него.

От бурлящей во мне злости, я вскипела. Вцепилась в ворот его рубашки и дернула в стороны. Пуговицы веером разлетелись по полу. Широкая грудь сицилийца в волосах и татуировках вздымалась от дыхания, натягивая мышцы до треска кожи, такие накаченные, словно прорисованные художником — анатомом.

Раз Брунетти решил рвать одежду на мне, то пусть не думает, что я останусь в долгу. И рубашка только начало.

— Тогда забирай себе стол с жареной картошкой, — я зачерпнула горсть картофельных долек и с силой зашвырнула ему в ошарашенную морду.

Мое сердце колотилось так быстро, я даже испугалась, что оно проломит грудную клетку раньше, чем Дарио мне голову в поисках мозгов.

Это ж надо быть такой отчаянной дурой, что б бороться с сицилийским медвежарой в два раза больше меня.

Я сидела на кресле и с ужасом ждала следующего хода Брунетти. Он же с высоты своего исполинского роста нагло разглядывал мои сиськи в прозрачном лифчике. И взгляд его темнел уже не от раздражения и злости, а от сгущающейся похоти. Становилось по настоящему страшно и жарко.

— Картошка моя, а вино твое, — пророкотал он довольно. Взял бокал с красным вином и… выплеснул его мне на грудь!

Я зашипела, как раскаленный уголь. От неожиданности вскочила с места, упершись в этого гранитного амбала.

— Стол пусть будет твоим, — рыкнул Дарио и подхватил меня под задницу. В мгновение крутанулся с моей тушкой на руках, и усадил попкой на край столешницы. Свободной рукой смел фаянсовые тарелки, и они с чудовищным грохотом разбились. Осколки засеяли пространство вокруг нас.

Брунетти даже глазом не моргнул. Схватил подол моего платья и одним точным движением дорвал его, превращая в две отдельные половины. С вожделением оценил мое белье и чулки с подтяжками, которые должны были стать ему подарком после ужина. Наклонился ниже…

Я чуть не взорвалась от возбуждения, когда он пошло слизал стекающие от груди по животу капли красного вина. Его язык оставлял на коже горящие борозды, а борода щекотала мою нежную кожу, вызывая мурашки предвкушения.

— Мебель мы поделили, — пискнула я, пытаясь сосредоточиться. А непослушные руки сами потянулись к поясу на брюках Дарио. Я ловко расстегнула металлическую пряжку и дернула за нее ремень, полностью высвобождая его из шлеек.

В паху у сицилийца уже выросла Пизанская башня, и у меня между бедер подмочило фундамент в ожидании этой постройки.

— Как ты предлагаешь делить особняк?! — сложив ремень вдвое, я вызывающе растянула его перед бородатым демоном. По жопе ему всыпать, что ли?!

— Подоконник тебе.

Брунетти прихлопнул меня по спине, как букашку. Скомкал остатки целой ткани платья и вздернул меня, как куклу.

А потом потащил и к окну. По пути облапывая, прижимая спиной к своему внушительному стояку, и сдергивая с меня остатки платья.

Сицилиец заломал меня грудью на холодный мраморный подоконник. От нашей борьбы я запыхалась и вспотела. А низ живота стягивало от возбуждения.

Ой, что сейчас будет…Мм, самый бешеный секс обычно после ссоры. Хотя, с Дарио он всегда неудержимый и порочный. Но сейчас мы оба были взвинчены и заведены до предела.

Секунда и Брунетти отклонился. Я хотела разогнуться и отойти, но почувствовала острые клыки на нежной коже ягодицы.

Дьявол! Дарио укусил меня за задницу. Еще и так больно, что чуть слезы не брызнули из глаз.

Я резко развернулась и поддавшись своему боевому инстинкту с размаху стегнула его по плечу ремнем.

— Кровь за кровь, — гордо вскинула подбородок.

Брови Дарио поползли к переносице. Я бы могла войти в книгу рекордов Гиннесса, как первая женщина, ударившая великого Дарио Манфредо Брунетти и оставшаяся в живых. Но еще рано было делать выводы и давать заявку на рекорд. Впереди еще вся ночь!

Я сглотнула слюну, спрятала за спину дрожащие руки с кожаным оружием. Как бы Дарио не вырвал у меня ремень и не отходил меня хорошенько по филейке!

— Все поровну, — согласно кивнул Брунетти.

Ох, пришло время мне удивляться. Сицилийцу был по вкусу мой нрав, моя игра. Он явно наслаждался происходящим и позволял мне буйствовать.

— Значит, и кровать общая! — победно выдал он вердикт.

Ну да, поиграли и хватит. Терпение Брунетти иссякло. Он взвалил меня на плечо, как пещерный человек свою добычу, и понес на второй этаж. При этом вцепился пальцами в мою попку в кружевных бикини так, что я с огорчением подумала, синяки завтра запестрят на мне, как новогодние гирлянды.

Я ожидала, что Брунетти потащит меня в спальню и скинет на кровать. Все нутро пекло от желания. Грудь терлась о каменную спину, и соски напоминали раскаленные угольки. А лапа бородача, прижимавшая мою попку, словно посылала между ног прострелы электрического тока.

Еще и громкое дыхание сливалось с биением большого сердца Брунетти, и мне очень хотелось прекратить балаган и признаться ему — я в курсе того, что он не подписал бумаги о разводе. Люблю своего мужа до икоты, до красных кругов перед глазами, до отсутствия дыхания без него…

Замечтавшись, я обняла его спину и, свисая вниз головой, прижалась к позвонкам, которые с трудом прослеживались в напряженных мускулах. Дверь не скрипнула, она с грохотом бахнулась о стенку. Зверюга пнул ее ногой, чуть не сорвав с петель. С победным рыком Дарио внес меня в… библиотеку!

— Собрался книжки делить, сицилиец? — хмыкнула я немного отрезвленная сменой декораций.

Брунетти скинул меня на письменный стол у окна. Достаточно бережно, я не ударилась.

А вот когда я глянула в его горящую бесовским азартом морду, то поняла, он задумал что то из ряда вон выходящее.

Во рту появился металлический привкус страха.

Дрожь прокатилась по коже, как цунами по песчанному пляжу.

Что еще задумал этот тиран?!

— Раз мы все делим без споров, то пора записать пункты в договор.

Дарио снял кобуру с тяжелым пистолетом. Под моим пристальным взором поиграл оружием в здоровой лапе, блеснул черным взглядом.

Я выдохнула только, когда он отложил пистолет на кресло позади себя. Значит убивать меня пока не входило в его планы.

— Отличная идея. Что написано пером не вырубишь топором! — сумничала я с видом знатока из телепередачи.

У самой же продолжали трястись поджилки.

Дарио однобоко ухмыльнулся. Он итак сейчас выглядел, как воин вернувшийся из многолетних сражений — взлохмаченный, оголтелый и непредсказуемый, а после этого его оскала я окончательно засомневалась в его адекватности.

Да, к черту, мы идеальная пара. Два безумца, муж и жена! Милее пары не сыскать и отношения у нас трепетные.

Это конечно сарказм во мне говорил. Но доля правды присутствовала в моих изощренных умозаключениях.

В одном белье я сидела на краю стола на голой жопе. Свесив ноги и для равновесия удерживаясь за край, я следила за сицилийским бородачом.

Брунетти выдвинул ящик и довольно присвистнул, когда нашел то, что искал.

В его пальцах блеснуло эксклюзивное золотое перо с гравировкой инициалов. Вероятно, именной подарок ему преподнесли дружки мафиози. У меня на родине бандиты дарили килограммовые цепи на шею, кресты с рубинами и золотые зубы. А у итальяшек видно тоньше натура. Они решили поизощряться и одарить дона мафиозного клана острым золотым пером.

— Ты что с этой штуковиной собрался делать? — холодея и сжимаясь в комок, выдавила я из себя вопрос, который прозвучал очень жалко.

Дарио покрутил в руках металлическое перо, острием коснулся подушечки пальца. Задумчиво обернулся ко мне и ответил:

— Брачный договор будем заполнять кровью!

— Чего?! Совсем оскотинился со своими психованными дружками?! Я тебе не биоматериал для опытов. Иди тренируйся на соседях, я с ними не знакома, и мне их не жалко. А кровушки моей ты итак за последние полтора года выпил достаточно!

Я хотела спрыгнуть на пол, но Дарио метнулся ко мне так резво, что я опешила.

Бородатый сицилиец очутился передо мной в опасной близости. И хоть от него продолжало веять тестостероном и предстоящим сексом, острое наточенное перо в его мускулистой лапе сбивало весь романтический флер.

— Заткнись, Мария! Ты напросилась! Может начать с твоего длинного языка?!

Дарио до боли сжал скулы, заставляя открыть рот. Я уперлась кулачками в его плечи, бессмысленно пытаясь сдвинуть Эверест.

— Высунь язык, стерва! — приказал он, притираясь ко мне так близко, что между ног высекались искры от трения его ширинки с моими трусиками.

Я промычала в ответ нечленораздельную фразу, которая расшифровывалась как: "Пошел на хрен, демон!"

— Как хочешь. Так даже интереснее!

Дарио коснулся холодным острием пера контура моих губ. Словно вычерчивая мистические руны, провел холодным грифелем сначала по верхней губе, затем по нижней.

— Молчишь наконец-то? Сучка незамолкающая…

В библиотеке пахло бумагой и чернилами. А еще ядовитой похотью, которая начала сочиться из Брунетти, заражая меня.

Я отчаянно всхлипнула, когда он буквально сожрал мой рот целиком. Присосался с таким остервенением, словно мысленно трахал меня все время нашей ссоры.

И язык его брал мой штурмом в плен. Нежности и ласки в нашем поцелуе не было ни грамма. Только животная страсть, утолить которую мы спешили одинаково пошло и развратно.

Голова шла кругом, по нарушенной орбите. В зрачках мелькали звезды, целые созвездия наслаждения.

Я точно ненормальная. Поцелуй, напоминающий изнасилование моего ротика доставлял столько вожделения и удовольствия, что я сама подалась бедрами к краю стола, притираясь к внушительному стояку сицилийца.

Вспышка грома и победное урчание зверя — Дарио рванул на мне бюстик и моя грудь вывалилась в его горячие ладони.

— Брунетти, мы не договорились еще, — промурлыкала я, теряя трусы самостоятельно.

Мои слова шли вразрез с действиями. Пальчики потянулись к выпирающей ширинке этого варвара. Ощутить наполненность его гигантским членом стало необходимостью.

— Тебя не переговоришь. Только если рот заткнуть, — рыкнул он мне в губы, кусая нижнюю и оттягивая.

Дарио провел холодным золотым пером между грудью, очертил пупок. Линия от которой по коже расходились мурашки, как круги на озере, воспламенялась. Я закусила губу, когда острие коснулось нервного узелка между ног. Мои пальцы стали неправдоподобно ловкими и смогли высвободить тяжелый член сицилийца.

— Мария, моя сучка желанная, — пророкотал Дарио признание, от которого еще сильнее закружилась голова.

Один толчок бедрами и раскаленная плоть соединилась с моей, жаждущей его каждой клеткой. Бездна наслаждения между нами утягивала с каждым движением навстречу. Перо стало теплым и касалось клитора на каждом ударе. Дарио брал меня жестко, быстро. Вцепившись в волосы на затылке неотрывно смотрел в мои глаза.

Я плыла, погружаясь все глубже в смолу его зрачков. Не могла молчать, шептала, как сильно я люблю его. А в момент взрыва оргазма слезы брызнули из глаз. Накопленная депрессия нашла выход в истерике.

Брунетти накачал меня своей огненной спермой под завязку, так, что аж хлюпало между ног.

Обессиленную и умиротворенную взял на руки и отправился со мной в спальню. Мне было удивительно уютно и тепло в его объятиях. Хотя, чему я удивляюсь, он весь в шерсти, в завитках черных волос на груди, как снежный человек. Дарио мог на снегу спать с его косматым покровом и закаленным телом.

Это я истощала и извелась от нервного изнеможения. А бородачу хоть бы хны. Надо будет обязательно потрепать его выдержку какими — нибудь несуразными выходками, что б этот дремучий исполин прочувствовал на своей толстой шкуре, как это неприятно и обидно, когда тебя отвергают и наказывают одиночеством и пренебрежением целыми месяцами.

— Завтра будем делить участок вокруг дома, — прощебетала я, зевая по деловому.

— Поделим поровну. Все твое, — усмехнулся Брунетти, целуя меня в висок, — А ты моя!