Сицилиец для Золушки

Эпилог

Мария Брунетти

Иллюзия свободы кружит голову. Я улыбаюсь так широко, что мои щеки собираются складками у ушей. Сильнее сжимаю мозолистую руку Дарио. В последний год, после появления в нашей семье чуда — дочери Алисы, у Брунетти было не так много времени для тренировок в спорт зале, для своих неотложных дел в Палермо и особенно для опасных разборок с конкурентами и имигрантами.

Я часто замечала, как мой брутальный бородач вставал раньше меня на пару часов и шел к кроватке нашей малышки.

Впервые я услышала, как сам господин Дарио Манфредо Брунетти поет. Он нашептывал Алисе тихим голосом с ярко выраженной мужской хрипотцой колыбельные песенки. Тогда я расслабленно наслаждалась умиротворяющей картиной. Так гармонично смотрелся сицилийский мафиози рядом с любимой дочерью, что мое сердце замирало от переполнявшего счастья.

Неужели я наконец — то заслужила его?!

С каждым месяцем, прожитым вместе с Дарио, я верила в это все сильнее. Брунетти не стал, конечно, нежным романтиком. Но в нем чувствовалось изменение отношения ко мне. Даже первая наша попытка жить вместе одной семьей отличалась от нынешнего положения дел.

Дарио стал старше, его чувства ко мне осмысленнее. А главное, он не пропадал месяцами на своей незаконной работе.

Большую часть своих важных мафиозных дел он переложил на Арманда. Освободил ради меня с Алисой место в своей жизни, и я видела, как он ценил каждый день прожитый вместе.

Мои комплексы по поводу возраста и внешности умерли в ту секунду, когда родилась моя дочь. Отныне я задышала полной грудью и ощутила чудесное состояние материнства. Мне кажется я стала адекватнее и умнее. Так много уроков мне преподнесла моя яркая жизнь, наполненная опасными приключениями, что мне просто хотелось запомнить выводы и жить тихо и спокойно.

Вероятно, наши желания с Дарио совпадали. Между нами появилось понимание и уважение, которого мне особенно не хватало.

— Все будет иначе. Но со временем ты привыкнешь, Мария, — голос Дарио ровный, но я чувствую, как для него важно, чтоб я больше не сбегала, не попадала в передряги. Да просто была всегда рядом!

Я оборачиваюсь на машину и внимательно слежу взглядом, как няня достает коляску. Свободной рукой я прижимаю спящую дочь к груди, постоянно нюхаю ее. Я как жадная нимфоманка, кайфую от запаха молока и сахарной детской кожи.

На грудном молоке наша крошка в свои четыре месяца уже весит больше шести килограмм, и моя спина начинает заметно ныть.

— Дай мне, — Дарио протягивает руки к самому ценному свертку.

Секунду я колеблюсь. Мне не хочется отпускать свою девочку, но ведь в руках отца ей не угрожает никакая опасность!

Мы входим в отреставрированный особняк в Черногории, и я на секунду даже забываю про Алису. Смотрю неморгая на восстановленное имение. Красота и размах, с которым Брунетти отстроил заново дом поражают. Витражные окна под старину идеально сочетаются с арками из хромированного металла. Современные отделочные материалы идеально гармонируют с классическими решениями — деревянной террасой и балконами со свисающими ветвями дикого винограда.

Деревья и кусты рассажены практически в том же порядке. Даже оранжерея с жасмином и орхидеями стоит на прежнем месте.

У меня создается иллюзия того, что ничего не было — ни нападения Мигеля Эскудеро, ни смерти молодой Франчески по которой скорбили все родственники по линии Паолоретти, и не только. Нелепая, бессмысленная смерть несчастной девушки была трагедией для всей Сицилии. Настолько это событие было несправедливым…

По слухам я знала, что Дарио распорядился особенно жестоко наказать Эскудеро. И тот молил о смерти, но врачи поддерживали его жизнь при пытках больше недели, чтоб каждый из семьи Паолоретти мог насладиться местью.

Сейчас, я смотрю на свой дом и понимаю, что не хочу помнить плохое. Я не смогу забыть все трагические события в своей жизни, но думать правильнее о хорошем. Не зря я ведь оптимистка по жизни.

— Я бы хотела когда-нибудь показать Алисе свою родину, — лирический настрой и воспоминания о бедняжке Франческе, настроили меня на минорную ноту. Дарио остановился у кромки моря на пляже и одной рукой прижал дочь к груди, а второй обнял меня за талию.

Горячая ладонь мужа и его внимание грели душу.

— Зачем? — спросил Брунетти, вглядываясь в горизонт. Туда, где линия бирюзовой воды стиралась и смешивалась с небом.

— Это моя родина. И ее корни оттуда. Кроме того, я бы хотела посетить с нашей дочерью могилы моих родителей и рассказать ей, как я жила, — вздохнула я и положила голову на плечо любимому бородачу. Попутно поцеловала пухлую щечку Алисы. Счастье… а ведь как много делает любовь! Объединяет, создает, восхищает!

Любовь — самое мощное, фундаментальное чувство.

— Хорошо, чужестранка! Покажешь и мне свою родину. Я так и не понял до конца, как в том захолустье смогла вырасти настолько удивительная женщина! — Дарио до хруста ребер вжал меня в свой бок. А раз Брунетти начал сыпать комплиментами, то это значило, что в ближайший час нам понадобятся услуги няни. Потому что хитрый мужик ничего просто так не делает и меня ждут жаркие развлечения на супружеском ложе.

— Пошли в дом, Мария. Хочу показать тебе спальню, — глухо с хорошо знакомой хрипотцой в голосе, проговорил Дарио, полностью подтверждая мою догадку.

Я улыбнулась ему кокетливо, самой нетерпелось глянуть, где там наша спальня.

— Иду-иду, не подталкивай. Еще Алису разбудишь! Тогда точно будет не до развлечений! — огрызнулась я, чувствуя как Брунетти нетерпеливо подталкивает меня к крыльцу. И что его желание крепнет с каждым шагом.

— Что, вспомнил, как в этом самом море меня тискал и зацеловывал? — я решила подлить масла в огонь, напомнить самые пикантные подробности из прошлого, — А здесь на топчане у нас с тобой был романтический ужин. А здесь, — мы вошли в коридор, и я махнула рукой в сторону гостиной, указывая на стол, — Здесь я в тебя картошкой кидалась, а ты меня красным вином поливал.

— И трахал, — довольно заключил мой тестостероновый бородач.

Дарио спешно, но очень бережно передал дочь на руки няне и глянул на нее так, что несчастная женщина чуть не поседела. Это значило, что она должна в оба приглядывать за ценным сокровищем. За ней же будут приглядывать охранники, которые всегда рядом с нами.

— Пошли, Мария, я тебе покажу еще пару памятных мест и напомню, чем мы там занимались, — нетерпеливо прорычал Брунетти.

И как он со своим либидо выдержал период воздержания, после родов, для меня до сих пор загадка.

— Ты меня любишь, Дарио Брунетти? — спросила я, утопая в объятиях мужа и наслаждаясь его жадными поцелуями.

— Я тебя люблю, Мария Брунетти… моя чужестранка!

Иногда мы смотрим на волны в море или на огонь, на вечную стихию, и нам кажется, что весь мир перестает существовать. Есть только бесконечность.

Так и я обрела рядом человека, глядя в глаза которому, я поняла, что готова прожить рядом с ним бесконечность.

Если любить, то только утопая, сгорая от эмоций.

Дарио Марнфредо Брунетти стал для меня именно тем человеком, которого я полюбила вопреки и без оглядки. А я кто для него?

Просто Мария? Глупая болтливая чужестранка?

— Любимая женщина! Моя! Моя жена, — этот рев моего сицилийского медведя в моменты наших откровений, обычно в постели, для меня значит больше стихов и поэм от романтиков.

Я знаю точно, что я для Брунетти больше, чем просто Мария.

Я для него бесконечность…