— Опаздываешь, Уборщик…
Шеф по своему обыкновению сидел в огромном кожаном кресле, а на столе перед ним стояла початая бутылка недешевого виски.
— Спешил, как мог, — почти огрызнулся я.
— Ага. Понятно…
Он помолчал, разглядывая пустой бокал в своей руке.
— Не стану спрашивать, где ты пропадал целых шесть с половиной минут, а также, откуда у тебя такой симпатичный загар и новые вещи…
— Новые?
Я хмыкнул и скептически осмотрел свой изрядно потрепанный наряд. Скорее, даже остатки.
— В приемную ты пришел в другой одежде. Я это имел в виду. А спрошу тебя вот о чем: чем Корвин расплатился с Лабиринтом за прыжок во времени?
Ого.
— Отдал двадцать лет жизни и свои крылья… За откат на месяц назад. Так вы знали, что он на такое способен?
— Работа у меня такая, все знать, — Шеф пожал плечами, — И как, у вас получилось?
— Получилось что?
— То, ради чего Корвин похитил моего агента, способного к регенерации, и целый месяц таскал по своему жуткому Лабиринту. Вы нашли мальчишку?
Мда-а-а. В карты с таким лучше играть не садиться.
— Н-нет. Не совсем.
— Ладно, — Шеф махнул рукой, долил в бокал виски и бросил несколько кубиков льда, — Это его личное дело. А вот то, чем тебя одарил Лабиринт — это уже дело мое и Конторы. Что ты получил?
— Теперь я — Проводник. Могу видеть указатели и подсказки.
— Ясно… Класс «Е» или «F», как я понимаю?
Он одним глотком выпил половину содержимого бокала и довольно крякнул.
— Гадаешь, откуда мне все это известно? — улыбнулся Шеф.
— Так ведь работа у вас такая, все знать.
Сейчас начнет пальцами по столу барабанить… Ну вот, я же говорил!
— Думаешь, Корвин не просил нас о помощи? Сколько экспедиций мы отправляли в Лабиринт… Ты даже представить не можешь, сколько на это было пущено человеческих ресурсов и денежных средств! Разумеется, не только чтобы помочь нашему телепортатору.
— И как успехи?
— Скажем так… результаты не оправдали наших надежд и затрат, поэтому программу было решено свернуть. Тем не менее, мы выяснили достаточно, чтобы понять безнадежность затеи Корвина. Но он нам не поверил…
— Вы тоже считаете, что мальчишка помер?
— О нет! Совсем наоборот: мы выяснили, что он жив. Если, конечно, это можно так назвать.
— В смысле?
— Ты никогда не задумывался, почему Лабиринт именно такой, какой он есть? Переплетение коридоров, комнат и улиц, причем схематичных, больше похожих на черновик, набросок, кое-как доведенный до ума при помощи обрывков чужих воспоминаний?
— Неа.
— А рисунки и надписи? Ты их помнишь?
— Вы про каракули и непонятные кракозябры?
— Именно! Каракули и кракозябры, ты верно уловил суть. Да и подумай сам, Уборщик…
Шеф пододвинул в мою сторону второй, пустой стакан и вопросительно постучал согнутым пальцем по бутылке. Я отрицательно мотнул головой.
— В аномалию, спасаясь от погони, одновременно вошли два человека. Да, она одноразовая, но это не значит, что способность получит только один из них. О чем в первую очередь думает любящий отец, спасая сына от смертельной опасности?
— О сыне.
— О том, чтобы его защитить. А о чем будет думать ребенок?
— Да хрен его знает. Нет у меня детей. И сам я малой под бандитскими пулями никогда не бегал. Но если бы пришлось… наверное, захотел бы спрятаться. Погодите! Вы хотите сказать, что Лабиринт создал не Корвин, а его сын?
— Восьмилетний ребенок мало что успел повидать в своей жизни. И запоминают дети не так, как мы, взрослые, они делают акценты совсем на другие вещи и детали. Едва умеют читать и писать…
— Но почему тогда Лабиринт такой стремный, если пацан хотел в нем спрятаться?
— Вспомни себя в его возрасте. Поздний вечер. Ты один в темной квартире, сверху доносятся странные шаги, за окном танцуют непонятные тени. Чьи-то голоса за стеной — каким будет мир вокруг тебя в этот момент? Непривычным, пугающим, незнакомым и жутким. В каждой тени ты будешь видеть что-то опасное и чужое…
— Ладно, я понял, Лабиринт создал перепуганный до усрачки сын Корвина и спрятался в нем. Но с чего вы взяли, что мальчишка до сих пор там, и что он жив?
— Знаешь, как называется способность Корвина?
Я задумался. Тот никогда не говорил об этом, но по аналогии с моим собственным талантом, мне пришла в голову самая логичная версия:
— Хранитель Лабиринта?
— Нет. Ангел-хранитель Лабиринта. Собственно, оттуда и его крылья. И плащ.
— Эм-м-м… Плащ?
— Ну да. Или ты думал, он под обычной старой тряпкой прячет громадные ангельские крылья, и спокойно живет среди людей, ни у кого не вызывая подозрений? В общем, по нашей версии, Корвин всем сердцем хотел защитить своего сына. И стал его ангелом-хранителем.
— Хранителем Лабиринта, — поправил я Шефа.
И понял, что нет, не поправил.
— Вы думаете, что…
— Один из приемов психологической защиты — это уйти в себя. Создать вокруг неокрепшей психики свой собственный уютный мирок, отгородиться им от внешних страхов и проблем.
— Ну охуеть просто, как там уютно и спокойно!
— Это просто испуганный ребенок.
— Вампир. Людоед и… и… как называют тех, кому нравятся чужие страдания?
— Садисты.
— Да, точно… Малолетний садист-извращенец! Он мне иголками в жопу стрелял! Резал, травил кислотой, жег, топил, пытался расплющить!
— Он просто защищается.
— Тоже мне, блядь, «Один дома две тысячи двадцать»! И от собственного бати тоже?
— Нет. От него Максим прячется. Наверное, не хочет, чтобы тот понял, каким стал его сын. Не знаю. Эту тему мы толком и не прорабатывали. Тут нужны опытные детские психологи.
— Ага. И в Лабиринт их. Пусть на своей шкуре прочувствуют, чего стоит весь их этот книжный опыт. Вы когда-нибудь наступали на «пищалку»? А «жеванный крот» пытался обглодать вам лицо? Забавный такой, плюшевый, с во-о-от такими зубищами!
— И тем не менее, ты смог с ним подружиться. Впрочем, я в тебе и не сомневался…
— Подружится? Да мы, скорее, теперь братья по крови. По литрам двадцати моей крови!
«Я в тебе и не сомневался»…
— Погодите. То есть вы знали, что эта вечно пьяная моль-пререросток похитит меня, затащит в прошлое и будет по кусочкам скармливать меня своему многоквартирному сыночку-выродку?!
— По прогнозу нашего Аналитического Отдела, вероятность подобного развития событий была близка к семидесяти двум процентам.
Я вскочил, роняя кресло и жадно хватая воздух, пытаясь выдать что-нибудь очень гневное и обидное в адрес Конторы, Аналитического Отдела и Шефа лично.
— Что думаешь делать с запиской? — перебил начальник мои попытки.
— С какой еще запиской?
— Вон, у тебя в руке. Почерк детский. Ты ведь ее в Лабиринте нашел, да?
Я невнятно пробурчал себе под нос извинения, поднял кресло и уселся. Разжал кулак, в котором по-прежнему сжимал листок бумаги, вырванный из тетради в клеточку.
ПАПА Я СКУЧАЮ.
МНЕ СТРАШНА.
НАДИ МИНЯ.
ЖДУ В КРАСНАЙ ПИЩЕРЕ НА 5 ДЕНЬ.
МАКС.
— Ты же понимаешь, что это ловушка? Пять дней в Лабиринте не продержится даже Корвин. Даже если его всего алмазами увешать…. Если он туда пойдет, то останется там навсегда.
— Тогда зачем Максим это делает?
— Ребенок полтора года провел один. Видит лишь иногда забегающие к нему тени чужаков, которые отзываются о нем далеко не лучшим образом.
— И отца.
— И отца. Там же написано, что он соскучился. Так что будешь делать?
— А вы, разумеется, очень не хотите терять ценного агента-телепортатора? У меня какое-то странное ощущение, словно мы уже вели похожий разговор. Ах да! Вы точно так же отговаривали меня от прекращения мучений Раста во имя спасения жизней сотен мутантов.
— Вот видишь. Ты и сам все прекрасно понимаешь.
— Только вот Раста все равно кто-то попытался убить. А Корвин рано или поздно получит послание от своего сына. Если не от него самого, так от другого агента…
— Не получит. Ты — его единственный шанс, Уборщик. И каким будет твое решение?
— Почему вы думаете, что Корвин там погибнет?
— А кто сказал про смерть? Просто семья наконец-то воссоединится, и он останется в Лабиринте навсегда. Вместе со своим наконец-то найденным сыном.
— Хуевая перспектива, как по мне. Там ведь даже жрачки нормальной нет…
— Решать тебе.
— А что говорит ваш хваленый Аналитический Отдел?
— Говорит, что ты должен сам сделать этот выбор.
— Спасибо за оказанное доверие, ага, — я изобразил корявый поклон, — Нате, жрите, только не обляпайтесь!
Скомканный листок бумаге покатился по столу, ударился в бутылку и замер. И медленно-медленно развернулся, демонстрируя нам корявые буквы послания от Максима.
Шеф кивнул и довольно улыбнулся:
— Хороший ты все же человек, Уборщик. И агент тоже. Я рад, что не ошибся в тебе. Кстати, твое «Сверхъестественное чутье» в Лабиринте работало? Была от него польза?
— Да, как ни странно.
— Отлично! Просто замечательно!
Мне показалось, что еще немного, и он довольно ладошки потирать начнет.
— Только, чур, эту мою «командировку в прошлое» я требую оформить как служебную миссию! Со всеми вытекающими!
— Сделаем.
— А еще прибавку хочу. Как единственный и уникальный Проводник по Лабиринту.
— Ишь ты, разогнался. Давай, мы твои услуги проводника будем оплачивать по факту и сдельно? С учетом длительности и сложности каждого конкретного маршрута, разумеется.
— Такое мне подходит, — кивнул я.
— Только есть два условия.
— Да кто бы сомневался!
— Первое. Навык «Проводника» качать ты не будешь. Не через «Мясорубку», по крайней мере. И второе: ты продолжишь «помогать» Корвину искать его сына.
— Делать вид, вы хотите сказать?
— Всегда приятно иметь дело с умным человеком. Именно так.
— По рукам.
— А чтобы ты не сомневался в верности принятого тобой решения, я тебе кое-что покажу. Смотри!
С этими словами он достал ультрафиолетовую лампу, включил ее и поднес к записке.
Вместо листка бумаги в клеточку на столе лежал обрывок бежевой ткани, скорее всего, кусок одежды. И буквы на ней оказались написаны не шариковой ручкой, а кровью. Края этой записки, которые я сперва принял за бахрому, оказались маленькими шевелящимися лапками.
Перебирая которыми, послание из Лабиринта медленно ползло по столу ко мне.
— Обычно примерно так выглядят вещи, вынесенные из Лабиринта. Все еще хочешь передать Корвину эту записку?
— Сожгите ее нахуй!
— Лабиринт «такой стремный», как ты выразился, еще и потому, что никакая психика не способна оставаться нормальной в подобных условиях. Тем более у перепуганного ребенка.
— Могли бы просто сразу включить лампу, а не устраивать мне эти свои проверки на доверие! Вам кто-нибудь говорил, что вы мудак?
— Много раз, — Шеф улыбнулся и достал зажигалку.
Ползущий по столу листок отшатнулся от приближающегося к нему пламени. Отчетливо запахло горелыми волосами, и раздался жалобный писк.
На этом месте мой организм сдался. Я вскочил и выбежал из кабинета, зажимая рот рукой и пытаясь сдержать рвотные позывы…