Сингальские сказки

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предлагаемом читателю сборнике представлен сказочный фольклор сингалов – народа, составляющего большинство населения Республики Шри Ланка.

Легендарная история острова начинается со времен Адама: именно здесь, согласно мусульманской легенде, обосновались после изгнания из рая Адам и Ева и положили начало роду человеческому. Адамов пик, Адамов мост – топонимы, долженствующие подтвердить подлинность этого.

Кое-какие сведения о древней Ланке можно почерпнуть также из древнеиндийского эпоса «Рамаяна»: очень-очень давно остров был заселен демонами-ракшасами, сюда их царь Равана привез похищенную им Ситу, жену Рамы – царевича Айодхьи. По мнению одних ученых, история похода Рамы за Ситой на Ланку отражает процесс колонизации острова индоариями, их борьбы с местным населением; по мнению других, Ланка, описанная в «Рамаяне», ничего общего не имеет с островом к югу от Индостана – Ланкой (Шри Ланкой).

Значительно более достоверна легенда о принце Виджае, высадившемся на остров с семьюстами своими спутниками, как полагают, в середине VI в. до н. э. Принц Виджая принадлежал к львиному роду североиндийского государства Лала, откуда был изгнан за смущавшее царя поведение. В честь своего рода Виджая назвал остров Синхаладвипа – Львиный остров, а его спутники и потомки стали именовать себя синхала – львы. Так излагают события древние сингальские хроники, и хотя подобное объяснение происхождения самоназвания нации вызывает немало сомнений, никто не оспаривает другого их утверждения, а именно того, что современные сингалы – потомки переселенцев из Северной Индии.

До прибытия сингалов на остров здесь жили охотничьи племена – предки современных веддов, представителей австралоидной расы, и, возможно, существовали дравидские поселения. Первые поселения сингалов располагались в северо-западном и юго-восточном районах острова (так называемой сухой зоне), где позднее возникли две основные области расселения сингалов – Раджарата и Рухуна. Индоарии привезли на Ланку культуру рисосеяния, уже в глубокой древности ими была создала сложная сеть ирригационных сооружений – водохранилищ и каналов.

Относительно полная и достоверная картина исторического развития Ланки, реконструируемая на основе буддийских хроник, данных археологии, памятников эпиграфики, комментариев к буддийским работам, обрисовывается с III в. до н. э., когда в царствование Деванампиятиссы в качестве государственной религии был принят буддизм тхеравады{1}. Возникновение буддизма на Ланке связывается с прибытием на остров из Индии проповедника Махинды – посланника царя Ашоки. Буддизм способствовал укреплению сингальского государства и установлению тесных связей с Северной Индией, откуда были заимствованы многие политические и социально-экономические институты. Древней столицей сингальского царства была Анурадхапура – город, известный своими памятниками архитектуры и скульптуры.

Мирные периоды истории Ланки чередовались с годами ожесточенных феодальных междоусобных войн и войн с Южной Индией. Сингальский трон не единожды оказывался в руках правителей южноиндийских государств. Близкое соседство с Южной Индией обусловило и иные формы контактов: торговые отношения, династийные браки, обращение ланкийскнх феодалов за помощью к южноиндийским правителям во время междоусобных войн, культурные связи. Влияние Южной Индии на Ланку усиливается по второй половине I тысячелетия. К этому времени связи Ланки с Северной Индией начали ослабевать.

В конце X в. Ланка оказалась под властью южноиндийского государства Чолов, которые правили на острове до 1070 г. В это время буддийской религии и культуре острова был нанесен большой урон. Анурадхапура была разрушена, столицу перенесли в Полоннаруву. В ходе сражений сильно пострадала система оросительных сооружений. Сингалы под напором завоевателей начали продвигаться вглубь острова, где стали заниматься террасным рисосеянием и охотой.

После изгнания Чолов перед сингальскими правителями встала задача укрепления государства. Особое значение для этой цели приобрело восстановление и очищение буддизма. Виднейшим из правителей, заслуживших славу реставраторов буддизма, был царь Паракрамабаху I (1153-1186): в его правление религия и сангха (община буддийских монахов) вновь обрели авторитет на острове и в других странах тхеравады, хотя подлинного их очищения не произошло: сангха оставалась раздробленной на несколько враждующих сект, а буддийскому учению невозможно было вернуть первоначальную чистоту. Паракрамабаху I смог объединить под своей властью всю Ланку. При нем было возобновлено ирригационное строительство, создано много выдающихся памятников архитектуры и скульптуры.

Начало XIII в. ознаменовалось ослабившей страну ожесточенной борьбой за престол, а в 1215 г. на Ланку вторгся правитель Калинги Магха. Результатом частых вторжений из Южной Индии явилось оформление на Ланке тамильской этнической общины, что в итоге привело к образованию на севере острова независимого тамильского государства – Джафны. Постепенно районами массового поселения сингалов становятся юго-запад острова и Центральное нагорье. В условиях влажного климата юго-запада возрастающее значение начинают приобретать новые сельскохозяйственные культуры – корица, арековые и кокосовые пальмы.

Столица сингальского государства в XIII-XIV вв. часто меняет свое местоположение, она переносится все дальше на юг. В 1415 г. столицей становится Котте (Джаявардханапура), что отчасти было вызвано стремлением контролировать выращивание коричного дерева и торговлю корицей, начинающей играть все большую роль на мировом рынке (Котте – основной район произрастания коричного дерева). Своего расцвета сингальское государство со столицей в Котте достигло во время правления Паракрамабаху VI (1412-1467), последнего сингальского царя, чья власть распространялась на весь остров: сингалы смогли подчинить Джафну. Паракрамабаху VI известен также как правитель, оказывавший всяческое покровительство развитию науки, образования и литературы, на его царствование приходится расцвет поэзии на сингальском языке, связанный во многом с творчеством великого сингальского поэта и ученого Шри Рахулы.

После смерти Паракрамабаху VI произошел распад единого сингальского государства.

В сингальском феодальном государстве царь обладал полнотой власти. Управление он осуществлял с помощью царского совета. Чрезвычайно большую роль в делах государства играло буддийское духовенство.

Верховным собственником земли также был царь. Все земледельцы были обязаны выплачивать в царскую казну в качестве налога определенную долю урожая. Поземельный налог был основным источником государственных доходов. Практика дарений земли буддийским монастырям к V в. превратила их в крупных землевладельцев. Наряду с этим в IV-V вв. началось оформление светской частной собственности на землю, также на основе пожалований царем земель феодалам за службу. Основной хозяйственной и административной единицей была сельскохозяйственная община во главе с советом общины и старостой.

С XVI в. начинается колониальный период истории Ланки. Первыми европейцами, установившими господство над частью острова, были португальцы, впервые они высадились на Ланке в 1505 г. Власть португальцев распространялась только на прибрежные районы, где ими была создала система фортов. В нескольких километрах от Котте на юго-западном побережье был сооружен форт Коломбо (Колонтота), ставший крупным центром международной торговли, а также административным и военным центром колонизаторов. Основные интересы португальцев лежали в сфере торговли корицей. Португальское название острова – Zeylan, как полагают, явилось искажением древнего названия Шри Ланка; отсюда же пошло английское Ceylon.

С приходом на остров европейцев возрастает значение возвысившегося к тому времени Кандийского государства, расположенного в глубине острова на Центральном нагорье, столица которого – Канди – становится центром антиколониальной борьбы сингалов. В Кандийском государстве на протяжении всей его истории в наибольшей неприкосновенности сохранялись традиции сингальской государственности и культуры.

К 1058 г. португальцы были вытеснены с острова голландцами. Власть Голландии простиралась на территорию меньшую, чем власть Португалии, – часть бывших португальских владении отошла к Кандийскому государству, в союзе с которым на первых порах действовала Голландия, и под контролем колонизаторов осталась только четверть территории острова. Голландия, как и Португалия, обладала монопольным правом на торговлю корицей и драгоценными камнями. Будучи заинтересованными в экономическом благополучии своих владений, голландцы начали работу по восстановлению ирригационных сооружений и строительству дорог, широко применяя традиционную для Ланки систему раджакарии – отработок в пользу властей, и заложили основы плантационного хозяйства на юго-западе острова.

В конце XVIII в. в борьбе за передел колоний Англия одержала верх над Голландией и стала третьей колониальной державой, захватившей власть над прибрежными районами Ланки. Первые же шаги англичан в управлении своими владениями, в частности крайне невыгодная для местного населения реформа налоговой системы, уже в 1796 г. привели к широкому антианглийскому восстанию. Англичане стремились к господству над всем островом. В 1815 г. после длительной борьбы им удалось захватить Канди и аннексировать Кандийское государство. В 1833 г. англичане ввели новое административное деление острова на пять провинций. Позже их число было увеличено до девяти. Деление на девять провинций – Северную, Восточную, Южную, Западную, Центральную, Северо-Западную, Северо-Центральную, Ува и Сабарагамува сохраняется на острове по сей день.

При англичанах, провозгласивших свободу торговли и частного предпринимательства, активнее стало развиваться плантационное хозяйство и обрабатывающая промышленность. Ценность корицы на мировом рынке к тому времени снизилась, и с 30-х годов основной плантационной культурой Цейлона стало кофейное дерево. Позже главную роль начинает играть выращивание чая и каучуконоса – бразильской гевеи. Первая чайная плантация была заложена в 1867 г., саженцы для нее были завезены из Индии.

Развитие товарно-денежных отношений стимулировало подрыв сельскохозяйственной общины, формирование рабочего класса и класса национальной буржуазии. Рост национального самосознания привел к усилению антиколониальной борьбы в последней трети XIX – начале XX в.

4 февраля 1948 г. стране был предоставлен статус доминиона Великобритании. К власти в стране пришла Объединенная национальная партия (ОНП), выражавшая интересы крупной национальной буржуазии и землевладельцев-плантаторов. В 1956 г. в результате победы на выборах Партии свободы Шри Ланки власть перешла к возглавляемому ею правительству Объединенного фронта. Премьер-министром стал лидер Фронта и Партии свободы Соломон Бандаранаике. Правительство Партии свободы провело ряд прогрессивных политических реформ: были ликвидированы иностранные военные базы, Цейлон отказался от идеи вступления в военный блок СЕАТО, в области внешней политики последовательно проводился курс на неприсоединение. После 1960 г. правительство поочередно формировали то Партия свободы и возглавляемый ею Объединенный фронт, то Объединенная национальная партия. В 1972 г. Цейлон был провозглашен Республикой Шри Ланка, с 1978 г. название государства – Демократическая Социалистическая Республика Шри Ланка. С 1977 г. у власти находится правительство Объединенной национальной партии. Президентом Шри Ланки является лидер ОНП Дж. Р. Джаявардене.

В настоящее время население Шри Ланки составляет около 15 млн., из них на долю сингалов приходится около 70%.

На этногенез сингалов большое влияние оказали ведды и дравиды, а также арабы, малайцы, европейцы. В этническом отношении сингалов подразделяют на две группы – горных и равнинных. Равнинные сингалы имели более длительные и тесные контакты с европейцами, что сказалось на их этническом облике, жизненном укладе, культуре.

Сингальский язык (язык синхала) относится к индоарийской группе индоевропейской семьи языков. Не вполне ясно, с какими из современных языков Северной Индии он соотносится генетически, поскольку в современном сингальском наблюдаются черты как западных, так и восточных индоарийских языков. На формировании сингальского языка сказалось также и то, что он в течение почти двух с половиной тысячелетий развивался в окружении дравидских языков. В современном сингальском языке сильное, чем в каком-либо ином индоарийском, различаются литературный и разговорный варианты. Современный литературный сингальский следует грамматическим нормам, заложенным в XIII в. и закрепленным последующей литературной традицией. В лексике литературного сингальского многочисленны санскритские заимствования. В разговорном языке сильнее, чем в литературном, ощущаются внешние влияния – как дравидское, так и языков европейских колонизаторов, в первую очередь английского.

Второй по численности нацией Шри Ланки являются тамилы – свыше двух миллионов.

Национальный и языковой вопрос всегда был одним из самых острых вопросов внутриполитической жизни страны. Вскоре после прихода к власти в 1956 г. правительства Партии свободы во главе с Соломоном Бандаранаике сингальский язык был объявлен государственным языком Цейлона. Этот акт был направлен против засилья английского языка, но он немедленно вызвал противодействие тамильских политических кругов, усмотревших в этом ущемление национальных прав тамильского меньшинства. Летом 1958 г. произошли кровопролитные столкновения между сингалами и тамилами. Последующие правительства не могли не учитывать опасности межобщинной розни и потому время от времени шли на уступки тамильским политическим партиям. Однако, выражая волю прежде всего сингальских националистических кругов и буддийского духовенства, они никогда не удовлетворяли всех их требований. В свою очередь, если в 1958 г. основным требованием тамильских националистических кругов было предоставление автономии в рамках федерации, то в настоящее время на первый план выдвигается требование выделения тамильских районов в самостоятельное государство. Наиболее крупные столкновения между сингалами и тамилами, сравнимые с событиями 1958 г., произошли в 1977 и 1983 гг.

По Конституции 1978 г. сингальский язык объявлен государственным (официальным) языком Шри Ланки. Национальными языками объявлены сингальский и тамильский. Права тамильского языка как языка образования, судопроизводства, административного управления несколько расширены по сравнению с предыдущими конституциями, однако это в основном ограничено Северной и Восточной провинциями, где тамилы составляют большинство населения.

В Шри Ланке проживают также несколько так называемых малых народностей смешанного происхождения: мавры – потомки арабских купцов (800 тыс.), малайцы (свыше 30 тыс.), бюргеры – потомки европейцев (50 тыс.). Аборигенов острова – веддов – в настоящее время насчитывается не больше тысячи.

Основная масса сингалов проживает в сельской местности – в деревнях и приплантационных поселках. Жилища сельских жителей приблизительно однотипны во всех районах острова – это глинобитные хижины на бамбуковом или деревянном каркасе, крытые пальмовыми листьями, рисовой соломой, тростником, черепицей. В доме одна-две, иногда три комнаты. Сиденьями и постелью служат уложенные на деревянные топчаны плетеные циновки. Дома более обеспеченных жителей обставлены плетеной мебелью.

Обязательная часть дома – открытая веранда. Кухня расположена либо вне дома, либо имеет отдельный вход; еду готовят на сложенном из трех больших камней открытом очаге. Кухонная утварь в основном глиняная и плетеная. В сухой зоне деревни расположены вблизи искусственных водоемов.

Традиционной одеждой сингалов-мужчин является саронг – прямоугольный кусок материи, оборачиваемый вокруг бедер наподобие доходящей до щиколоток юбки. Саронг может быть пестрым или белым. В прошлом сингалы не покрывали верхнюю часть туловища. Впоследствии под влиянием европейского костюма они стали носить обычные рубашки с саронгом или брюками. В торжественных случаях сингалы надевают белый саронг и белую рубашку с закрытым воротом. Обычная одежда деревенских женщин – пестрая юбка (редда) и короткая кофточка. Женщины более высокого происхождения носят сари. Сари является также одеждой для торжественных случаев.

Основу современной экономики Шри Ланки, как и при англичанах, составляет плантационное хозяйство, сосредоточенное в центральном, юго-западном и западном районах острова. Основными плантационными культурами остаются чай, бразильская гевея и кокосовая пальма: они занимают две трети обрабатываемых земель, а продукты их переработки составляют 9/10 экспорта страны.

Другой тип сельского хозяйства – традиционный мелкотоварный, где производится в основном главная продовольственная культура страны – рис. На неорошаемых землях сухой зоны применяется способ подсечно-огневого земледелия – хена; на участках хена выращивается просо, бобовые, кукуруза и др. Значительную часть земли крестьяне арендуют у храмов, монастырей, частных собственников. Животноводство в Шри Ланке не развито.

В промышленности по-прежнему преобладают мелкие предприятия. К числу традиционных отраслей обрабатывающей промышленности относятся обработка чайного листа, переработка каучука, производство копры и кокосового масла. Важная роль принадлежит ремесленному производству. Тяжелая промышленность страны находится в стадии становления, ряд крупных предприятий был построен с помощью СССР и других социалистических стран. Важную роль в экономике играет добыча графита, драгоценных камней, соли. Торговля ведется в основном с крупными капиталистическими странами. За годы независимости был проведен ряд прогрессивных экономических реформ – расширен государственный сектор в экономике, на долю которого в настоящее время приходится около половины всей производимой продукции; были национализированы крупные плантации. Пришедшее к власти в 1977 г. правительство Объединенной национальной партии взяло курс на поощрение частного предпринимательства и привлечение частного иностранного капитала. Большое значение придается созданию в пригороде Коломбо «зоны свободной торговли».

В социальной жизни сингалов, особенно в сельской местности, сохраняется значение кастовой системы, сложившейся на основе ритуально закрепленного разделения труда под сильным влиянием южноиндийской кастовой системы. У сингалов насчитывается более двадцати каст. Высшая каста – земледельцев – является самой многочисленной (по некоторым данным, в нее входит 90% сингалов) и чрезвычайно неоднородной в социальном плане: она включает как крупных землевладельцев, так и крестьян-арендаторов. В качестве подкасты в нее входят пастухи-скотоводы. Вслед за кастой земледельцев идут касты рыбаков, сборщиков корицы, сборщиков пальмового сока, ремесленников, портных, прачек, гончаров, барабанщиков, танцоров и др. Профессии, по которым названы касты, часто не совпадают с основным традиционным занятием их членов. К внекастовой группе относятся родии и (иногда) киннары. И те и другие могут выделяться также в особые этнические группы, поскольку внешне сильно отличаются от основной массы сингалов (см. примеч. к № 142 и Словарь).

Подавляющее большинство сингалов исповедует буддизм тхеравады. На протяжении истории своего существования на Ланке буддизм тхеравады подвергался идущему из Индии влиянию более позднего направления буддизма – махаяны («большая колесница»), где важное значение приобретает культ бодхисаттв – святых, оттягивающих момент собственного просветления ради спасения других. Основным местом сосредоточения махаянистских воззрений на Ланке был монастырь Абхаягири – основной оппонент центра ортодоксального буддизма – древнейшего монастыря Махавихара. Влияние махаяны в разной степени сказывалось на протяжении всего первого тысячелетия и прекратилось только с упадком буддизма в Индии.

Большое влияние на ланкийский буддизм оказал также индуизм. Влияние индуизма на острове становится особенно заметным к VII-VIII вв. В это время здесь строятся знаменитые храмы в честь Шивы и Вишну. Позиции индуизма еще более укрепились во время семидесятипятилетнего правления Чолов. После изгнания Чолов сингальские цари наряду с покровительством буддизму и деятельностью, направленной на его восстановление, проявляли терпимость к индуизму. В период Полоннарувы укрепляются связи между сингальским и южноиндийскими дворами, при сингальском дворе возрастает роль брахманов и значение индуистских обрядов, продолжается строительство индуистских храмов, на Ланку приглашаются ученые брахманы из различных областей Индии, растет интерес к санскритской и тамильской литературе, входит в моду оригинальное творчество на санскрите.

Господство колонизаторов отрицательно сказалось на положении буддизма и буддийской культуры. В колониальный период движение за подъем национальной культуры, борьба за независимость были неразрывно связаны с движением за восстановление буддизма. В настоящее время буддизм продолжает играть важную роль во всех сферах жизни общества, буддийское духовенство остается влиятельной политической силой страны.

В сознании верующих сингалов «чистые» буддийские воззрения соседствуют и тесно переплетаются с древними народными верованиями, демоническим культом, сформировавшимся на их основе, астрологическими представлениями, верой в богов-покровителей.

Демонический культ основывается на вере в демонов-якшей, духов и местных божеств. Все эти существа, по представлению сингалов, обитают на земле, у некоторых из них есть имена и они известны по всей стране, большинство же безымянны и имеют очень ограниченное местное значение: каждая деревня имеет своего хранителя – деватаву, каждое большое дерево служит жилищем якши. Якши могут быть вполне безобидными, но чаще они вредят людям – пугают, могут, вселившись в человека, вызвать болезнь. В качестве защитных средств от демонов и духов распространены обереги, заклинания, заговоры; если речь идет о тяжелой болезни, прибегают к сложной театрализованной церемонии изгнания демонов – товил.

В основе астрологических представлений сингалов лежит вера в то, что на судьбу человека оказывает влияние расположение небесных тел, основными из которых являются, как и в Индии, Солнце (Иру), Луна (Санда), Марс (Ангахарува), Меркурий (Бада), Юпитер (Брихаспати), Венера (Силура), Сатурн (Сенасура) и мифические планеты Раху и Кету. Для нейтрализации их неблагоприятного влияния в качестве предупредительной меры определенную помощь могут оказать изображения символов и заклинаний на серебряной или медной пластинке – янтры. В более сложных случаях надежда возлагается на магическую церемонию бали, цель которой – задобрить планеты, представленные ярко раскрашенными фигурами из глины или рисовой муки.

К числу наиболее почитаемых на Ланке богов-покровителей относятся Натха, Вишну-Упульван, Катарагама (Сканда, Кандакумара), Саман и богиня Паттини. Культы этих богов сформировались под влиянием различных религиозных систем. Упульван издавна почитался как бог-покровитель Ланки; с усилением влияния индуизма культ этого местного бога слился с культом Вишну. В оформлении культа Катарагамы большую роль сыграл шиваизм. Натха в представлении верующих – бодхисаттва, будущий Будда. Саман почитается как покровитель священных мест и реликвий буддизма. Несомненно южноиндийское происхождение культа богини целомудрия Паттини, легенда о котором схожа с историей Каннахи – героини древней тамильской поэмы «Повесть о браслете». В то же время ритуалы, связанные с культом богини, обнаруживают связь с демоническим культом, культом плодородия. Паттини – это и богиия-исцелительница, имеющая власть над болезнями, иногда ее называют богиней оспы. Боги-покровители почитаются также как боги-хранители частей света.

Тесное переплетение разноплановых верований формирует единый комплекс традиционных религиозных воззрений сингалов, все элементы которого оказываются организованными в единую иерархическую структуру, где главная интегрирующая роль принадлежит буддизму. Примером этой роли буддизма является история Кандийской перахеры – торжественного шествия в Канди во время одного из самых популярных сингальских праздников – эсала. Изначальная магическая цель празднества заключалась в обеспечении хорошего урожая, дождя, плодородия почвы. Издавна перахера была связана с культами Упульвана, Катарагамы, Натхи и Паттини. В 1775 г. кандийскими правителями эсала-перахера была включена в число буддийских праздников, с этого времени в последнюю ночь перахеры, ночь полнолуния, из храма Далада-малигава (Храм Зуба) выносится урна со священной реликвией буддистов – зубом Будды – и ставится на спину слону) праздничная процессия следует по улицам города, после чего реликвия возвращается в храм.

Празднование эсалы – дневные и ночные, при свете факелов, шествия, в которых может принимать участие до сотни ярко разукрашенных слонов и демонстрируют свое искусство многочисленные музыканты, танцоры, певцы, фокусники, – одно из экзотических «чудес» острова, собирающее зрителей со всех концов Ланки и из других стран.

Сингальский фольклор практически неизвестен у нас в стране, хотя он, несомненно, представляет интерес как для фольклористов, так и – в силу своей занимательности – для широкого читателя.

Сказки еще в начале нашего века были неотъемлемой чертой деревенской жизни на Ланке. В докладе Л. Л. Мерварт Сказочной комиссии Русского географического общества «Техника сказывания сказок у сингальцев», сделанном в 1926 г., говорится о трех популярных родах сказывания сказок: общественно-ритуальном, придворном, где рассказчиками являются профессионалы, и обыкновенном сказывании непрофессиональными сказочниками.

Как отмечает Л. Л. Мерварт, общественно-ритуальное сказывание сказок имело место по праздникам, по окончании жатвы. Рассказывались в основном джатаки{2}, рассказы из жизни Будды и богов-покровителей, истории буддийских реликвий, дагоб и монастырей, перемежающиеся сказками-анекдотами. Слушатели благодарили сказочника мелкими подношениями – деньгами, бананами, бетелем.

Профессионального сказочника могли приглашать к себе вельможи, желающие на ночь послушать сказки. Такой тип сказывания сказок JI. Л. Мерварт обозначает как придворный. Здесь рассказывались джатаки, легенды, отрывки из исторических хроник, сказки о животных. Многие сингальские вожди имели своих сказочников. Желающий стать профессиональным сказителем должен был в течение нескольких лет сопровождать какого-нибудь известного сказочника.

Рассказывать сказки в свободное время могли любой сингал или сингалка. Сказки рассказывались либо к случаю, как иллюстрация какой-нибудь житейской ситуации, либо без всякого повода.

Так обстояло дело в начале века. Этот этап развития сингальского сказочного фольклора нашел свое отражение в самом значительном труде в этой области – трехтомном собрании сингальских сказок, насчитывающем 266 сказок, которое было издано в 1910 г. английским ученым Г. Паркером (сказки здесь даны в переводе на английский язык). Публикацию сказок Г. Паркер сопроводил предисловием страноведческого характера и научным комментарием, где основное место уделяется указанию параллелей сюжетов и отдельных мотивов сингальских сказок в литературе и фольклоре народов Индии и других стран. Особый интерес и значение это издание приобретает еще и потому, что Г. Паркер, в отличие от других собирателей, не подвергал сказочный материал никакой обработке. Научная ценность и популярность издания обусловили необходимость переиздания, которое было осуществлено в Шри Ланке в 1971-1973 гг.

Что касается сказок, изданных на сингальском языке, то особой популярностью пользуются сборники А. П. Гунаратны «Ран кэкира» («Золотой огурец»), «Нагуль Мунна» и «Синхала катандара» («Сингальские сказки»). Первые два сборника вышли двумя изданиями в 1959 и 1963 гг., последний был опубликован в 1967 г. при содействии ЮНЕСКО. Какой-либо комментарий к сказкам в этих сборниках отсутствует. Составитель не приводит сведений о рассказчиках и, говоря об отношении к текстам, указывает только на стремление «сохранить особенности деревенской речи». Сборники А. П. Гунаратны не являются строго научными изданиями, их ценность определяется в первую очередь тем, что в совокупности они составляют самое большое собрание сказочного фольклора на языке оригинала, осуществленное в условиях быстрого угасания сингальской сказочной традиции.

Собрание Г. Паркера и указанные сборники А. П. Гунаратны составляют основу предлагаемого читателю сборника. Г. Паркер систематизирует сказки по кастовой принадлежности рассказчиков, В сборниках А. П. Гунаратны какая-либо систематизация отсутствует. В настоящем издании принята традиционная для серии «Сказки и мифы пародов Востока» классификация сказок по жанрам.

Сборник открывается небольшим разделом мифологических и этиологических сказок. Их объединение и выделение в особый раздел в известной мере условно, так как некоторые из них с большим основанием могут быть отнесены к другим жанрам – например, «Рассказ о кошечке брахмана» можно классифицировать как кумулятивную сказку о животных. Однако все эти сказки по ряду признаков близки мифу и сохраняют с ним отчетливую связь, в первую очередь по характерной для мифа теме – объяснение происхождения окружающего человека мира. Кульминационным моментом повествования оказывается космическое или оборачивающееся космическим личное приобретение, в некоторых случаях имеющее негативным характер, – так, отделение неба от земли связывается с концом былых благих времен («Как небо поднялось наверх»).

К собственно мифам с наибольшей вероятностью могут быть отнесены «Как создали Землю», где своеобразно преломляются индуистские космогонические мифы, и «Рассказ о Батмасуре». В остальных сюжетах мифологические темы решаются средствами басни и сказки, чаще бытовой.

В отличие от мифологических сказок, сказки о животных – жанр, прекрасно развитый в сингальском фольклоре. Эти сказки давно прошли архаический и классический этапы своего развития. В них ощущается влияние литературной традиции, которое привело к усилению дидактической тенденции, что вызвало сближение в рамках сингальского фольклора двух жанров – сказки и басни. Присутствие в сингальском фольклоре значительного числа басенных сюжетов, где также действуют животные, ставит задачу разграничения басенных и сказочных сюжетов, возможное на основе выявления басенных и сказочных сюжетных схем. В соответствии с выводами Л. Виндт и М. JI. Гаспарова{3} басенные сюжеты строятся по схеме Замысел – Неожиданный результат, так как в основе развития сюжета лежит замысел, оказывающийся нереализованным вследствие неправильного поведения персонажа. Что касается собственно сказочных сюжетов, то они фиксируют основное внимание на различного рода проделках – трюках животных, именуемых в исследованиях по фольклору «трикстерами».

Построение сказочного сюжета зависит от исходной ситуации и мотивировки основного действия. Если завязку образует ситуация, опасная для жизни главного персонажа или его потомства, и мотивировкой действия является самозащита, то сюжетная схема будет иметь следующий вид: Опасность (Беда) – Трюк – Ликвидация опасности (Спасение). По степени реализации опасности в исходной ситуации можно выделить несколько их типов: 1) персонаж находится в таком месте, где ему может угрожать более сильное животное или человек («Шакал-деватава», «Как шакал обманул брахмана»); 2) персонажу противостоит конкретное, более сильное животное, которое, однако, не осознает своего превосходства («Хитрость к месту», «Я твой отец»); 3) персонаж оказывается во власти сильного животного или человека («Леопард и теленок», «Киннара и попугаи» и др.).

Каждому из двух первых типов исходной ситуации соответствует определенный вид обмана. В первом случае животное старается заполучить чью-либо помощь. Чтобы помощь была оказана, оно создает видимость возможного приобретения для своего помощника: шакал обещает идущему мимо человеку несуществующие сокровища («Как шакал обманул брахмана»).

Во втором случае обман носит иной характер: поскольку сильное животное не уверено в своем превосходстве, то слабое животное пытается казаться опаснее, чем на самом деле, и создает видимость возможной утраты для сильного животного: коза громко сообщает козлятам, что леопард наконец приближается к пещере, где они прячутся от дождя, его можно будет съесть и утолить голод («Хитрость к месту»).

Какой-либо один определенный вид обмана для исходной ситуации третьего типа не характерен. Может быть создана как видимость возможного приобретения, так и видимость возможной утраты. Кроме того, слабое животное может создать видимость того, что ход событий противоположен действительному: шакал схватил черепаху за лапу, черепаха говорит, что он схватил корень, шакал отпускает лапу и хватает корень («Язык до беды доведет»).

Помимо самозащиты мотивировкой основного действия сказки может быть добыча пищи или месть. Сюжетная схема в этом случае будет выглядеть так: Замысел – Трюк – Осуществление замысла. Эти сюжеты можно обозначить как «Предпринимательство». Два типа сюжетов – «Самозащита» и «Предпринимательство» – различаются направленностью трюка. В первом случае он направлен на ликвидацию беды, во втором – на создание ситуации беды. Если содержанием сказки является месть, то ситуации беды обрамляют повествование, и такого рода сюжеты можно считать пограничными, хотя и более близкими к типу «Предпринимательство».

Кроме этих двух типов простых сюжетов среди сингальских сказок о животных встречается третий, где оба персонажа в одинаковой мере хитры и по очереди терпят поражения друг от друга. Возможно также такое построение сюжета, когда замысел одного трикстера расстраивается из-за ответного трюка. В этих сюжетах трюки разных животных имеют различную мотивировку: для одного трикстера это предпринимательство, для другого – самозащита. Сюжетные схемы таких сказок не включают в себя каких-либо новых элементов. Их особенность состоит только в том, что они допускают неоднократное повторение сюжетных ходов.

Таким образом, полная сюжетная схема сингальской сказки о животных имеет следующий вид: (Опасность) – Замысел – Трюк – (Ликвидация опасности) – Осуществление замысла. Обязательными элементами для всех сказок являются Замысел, Трюк и Осуществление замысла.

Что касается басенных сюжетов, то их принято группировать по содержащейся в них морали. В сингальских басенных сюжетах мораль формулируется чрезвычайно редко, но она легко может быть извлечена самим слушателем или читателем. Наиболее часты следующие моральные рекомендации: «не рой яму другому», «не суйся не в свое дело», «слушайся старших».

Среди басенных сюжетов можно выделить очень простые, которые также содержат моральные рекомендации, осуждающие зазнайство, жадность, неосмотрительность и прочие пороки. В этих сюжетах в ряде случаев не так четко прослеживается басенная сюжетная схема Замысел – Неожиданный результат. Однако, хотя и в неявном виде, она здесь также присутствует, так как в основе сюжета лежит противоречие между необоснованными притязаниями персонажа на красоту, благочестие, справедливость и прочее и действительным положением вещей («Про иволгу»).

Сингальская сказка о животных может быть односюжетной (одноходовой) и многосюжетной (двух- и более ходовой). Сюжеты, объединяемые в рамках одной сказки, могут быть как однотипными, так и разнотипными (басенный сюжет может быть подключен к сказочному и, наоборот, сказочный к басенному). В качестве примеров многосюжетных сказок с однотипными сюжетами можно привести сказки «Шакал и заяц», где к сказочному сюжету подключается сказочный же, и «Шакал и гамарала», где оба сюжета являются басенными.

Сочетание басенных и сказочных сюжетов в рамках одной сказки может иметь различный механизм. Иногда это простое подключение к сказочному сюжету басенного и наоборот. Примером может служить сказка о черепахе, которая отправилась путешествовать по воздуху, уцепившись зубами за палку, концы которой держат в клювах два аиста («Язык до беды доведет»). В пути черепаха открывает рот и падает на землю. Этот сюжет встречается в фольклоре многих народов. Попадает он также и в литературные сборники – в джатаки и «Панчатантру», где дается следующая концовка: черепаха падает на землю и разбивается. В сингальской сказке падение оканчивается более благополучно – черепаха остается в живых, хотя и попадает в лапы шакалу. За басенным сюжетом следует сказочный – черепаха спасается благодаря своей хитрости. Далее следует еще один сказочный сюжет: шакал еще раз хватает черепаху, но ей опять удается спастись, В этой сказке развязка первого сюжета служит завязкой второго, развязка которого, в свою очередь, является завязкой третьего.

В других случаях басенные и сказочные сюжеты теснее связаны друг с другом, будучи объединены исходной ситуацией. Так, в сказке «Шакал-деватава» дана следующая исходная ситуация: «В одной стране лежала туша слона». Первый сюжет: шакал забирается в труп слона и не может из него самостоятельно выбраться. Он обманывает идущего мимо человека, который помогает ему в надежде на вознаграждение. Второй сюжет: вороны клюют труп слона и не замечают, что в результате сильного дождя начинается наводнение и труп уносит в океан. Вороны не могут долететь до берега и погибают. Первый сюжет сказочный, второй – басенный, иллюстрирующий пагубность чрезмерной жадности. Противопоставление двух концовок при одной и той же исходной ситуации усиливает дидактическую сторону повествования. Объединение в одну сказку двух разных сюжетов в данном случае оказывается своеобразным художественным приемом.

Помимо такого вида сочетания сказочных и басенных сюжетов возможна и их непосредственная контаминация. «Панчатантра» дает сюжет об олене, попавшем в ловушку и вызволенном из нее друзьями при помощи хитроумных трюков. Сюжет типично сказочный. Он есть и в сингальском фольклоре («Стрелял в куст, попал в зайца», «Нарушитель обета поражен молнией», «Друзья оленя»). Однако здесь имеется и одно существенное отличие – в сингальской сказке появляется еще один персонаж – шакал, который подговаривает охотника сделать ловушку. Олень попадается в ловушку, друзья выручают его, а шакал оказывается убитым охотником. Введение одного персонажа совершенно меняет общую сюжетную схему, которая теперь оказывается построенной по басенному принципу: Замысел – Неожиданный результат. Но во всех остальных планах сюжет остается сказочным: остаются все хитроумные трюки, которые придумывают друзья, чтобы спасти оленя; вредитель заключает союз с человеком; зачин образует типично сказочный ход – засуха, приобретение друзей и совместное хождение на водопой. Наряду с басенной сюжетной схемой сохраняется и сказочная: Опасность – Трюк – Ликвидация опасности. Четко классифицировать этот сюжет невозможно: перед нами басня, но построена она сказочными приемами. Такого рода пограничных случаев много в сингальском фольклоре.

В сингальской сказке о животных в рамках одного сюжета, как правило, действует не менее двух и не более трех персонажей, каждому из которых приходится исполнять одну из следующих ролей: удачливый трикстер-предприниматель, глупая жертва, глупый предприниматель, жертва-трикстер, помощник-трикстер, глупый помощник.

Животное, наиболее популярное в сингальском фольклоре, – шакал, который обычно выступает как активно действующий персонаж, т. е. предпринимает различные действия, осуществляет трюки, замышляет вредительства, которые дают толчок развитию сюжета. Проделки шакала могут быть удачны и неудачны, он может выступать в качестве злодея и как благородное животное или быть совершенно нейтральным по отношению к этим противопоставлениям. Таким образом, шакал выступает как амбивалентный персонаж: в разных сюжетах он наделяется не только различными, но и совершенно противоположными свойствами.

Чаще других встречается также черепаха – животное, как правило, умное. Она неверна себе только в сюжете о путешествии по воздуху. В роли хитреца выступает и заяц («Шакал и заяц», «Кто собирается погубить других, сам погибнет»).

Персонажем, за которым прочно утвердилась слава животного глупого и трусливого, является леопард: он боится козы, хамелеона, человека, может перепутать человека с козой, его легко обманывает теленок.

С оленем в сказках связана ситуация беды, которая побуждает его друзей к действию.

Лев – традиционный царь зверей, хотя на Ланке и не встречается.

Из птиц в сказку чаще других попадает ворона, которой, как и шакалу, какая-либо определенная роль не свойственна.

Отношения между персонажами сказок о животных строятся как по модели отношений животных в природе, так и по модели отношений между людьми. Все животные разумны, наделены речью, они могут быть включены в систему человеческого быта и отношений: хамелеон и леопард разбивают огороды и ссорятся из-за того, что у одного из них урожай оказывается больше, чем у другого («Хамелеон и леопард»); заяц и шакал варят рис и обманом добывают необходимые продукты и посуду («Шакал и заяц»); шакалы пытаются наняться к человеку вспахать поле («Шакал и гамарала»). В ряде сюжетов, там, где действует лев, на животный мир переносятся элементы политической организации общества.

Хорошо развит в сингальском фольклоре и жанр волшебной сказки. К наиболее популярным сюжетам сингальских волшебных сказок относятся в первую очередь сюжеты о странствующих принцах, а также сюжеты о чудесной жене (муже) и так называемые женские сказки.

Сюжет о странствующем принце имеет обычное для волшебной сказки любого парода обрамление: Недостача – Ликвидация недостачи. Исходным моментом для развития сюжета является уход героя из дома и утрата им своего социального положения. Подобный тип ситуации недостачи может быть обозначен как Снижение. Уход героя из дома редко доброволен; в подавляющем большинстве случаев принц отправляется в изгнание, причинами которого могут быть неудачный ответ на вопрос отца, неповиновение отцу, клевета, гонения со стороны мачехи или придворных. Специфична для буддийских стран Азии мотивировка изгнания неуспехами в учении, а также неизбежным велением судьбы – уход предсказывается в гороскопе принца. Разновидностью Снижения является изгнание или уход из дворца не самого принца, а его матери и рождение принца в. лесу. В некоторых сказках мотивировка Снижения может быть опущена – в сказке «Как бедный принц стал царем» герой без какой-либо видимой причины по приглашению незнакомца покидает свой дом и отправляется в скитания на чужбину.

Уход принца из дома представляет собой замену смертной казни, к которой он по указанным выше причинам приговорен царем. Принц остается в живых, но царю докладывается об исполнении приговора и в качестве доказательства демонстрируется меч, измазанный кровью какого-либо, животного. Первый шаг принца на долгом пути странствий – еда и ночлег в доме вдовы. Вдова в сингальских волшебных сказках – персонаж, в некоторых отношениях функционально тождественный бабе-яге русских сказок, и ее дом играет, очевидно, ту же роль, что и избушка на курьих ножках, т. е. символизирует, по В. Я. Проппу, вход в царство мертвых. Таким образом, сюжет о странствующем принце начинается мнимой, а затем символической смертью героя, а их реальной заменой является пространственное перемещение и социальное снижение (иногда рабство как разновидность), крайняя степень которого – опять-таки смерть. В конце странствий принца ждет воцарение и долгое справедливое правление. Между этими крайними сюжетными звеньями находится цепочка тесно взаимосвязанных и реализующихся в определенной последовательности испытаний и приобретений.

Полная сюжетная схема включает три вида испытаний, которые условно могут быть названы предварительное, центральное и заключительное. Предварительное испытание является проверкой нравственных качеств героя – он должен проявить способность к состраданию, милосердие, щедрость, почтение к старшим и т. п. Успешное прохождение через это испытание обеспечивает принцу помощника, что является залогом его успешного прохождения через центральное испытание, поскольку тот либо снабжает принца магическим средством, либо сам является ему на помощь в критический момент испытания.

Результатом успешного прохождения через центральное испытание оказывается получение принцем принцессы. В ходе центрального испытания проверяется сила и храбрость принца или же его находчивость и умение разрешить заведомо неразрешимую задачу – проверяется, обладает ли он магическим средством или помощником, т. е. выдержал ли он предварительное испытание. Виды центрального испытания: принц сражается с ракшасами («Драгоценный петух»), якшами («Принц и якша»), совершает военные подвиги («Как бедный принц стал царем»), выполняет явно невыполнимый объем работы («Птенцы слоноорла»), купается в кипятке и разрубает железный столб («Стеклянная принцесса»), проезжает двенадцать йоджан за полчаса («Якшини драгоценных камней»). Несмотря на важность центрального испытания для развития сюжета, оно может быть сильно упрощено либо вовсе опущено: в сказке «О принце и принцессе, которую продали» принц покупает приглянувшуюся ему принцессу, в другой сказке он получает принцессу при помощи волшебного камня («Кольцо с драгоценным камнем»).

Заключительное испытание – наименее обязательный компонент структуры сингальской волшебной сказки на этот сюжет. Принц благополучно проходит через него благодаря тому, что у него есть помощник и принцесса. Содержание заключительного испытания – смерть и воскресение. Это может быть путешествие в подземный мир нагов, куда принца посылает посягнувший на его принцессу и благополучие царь-вредитель и откуда он благополучно возвращается, – временная символическая смерть («Принцессы цветов»), В других сюжетах роль принца пассивна – в результате действий вредителя он умирает, но его оживляют его помощники («Принц, не ходивший учиться», «Рассказ о четырех великанах»).

В результате прохождения через все испытания устанавливается окончательное и нерушимое благополучие – у принца есть царство, жена, все его враги уничтожены, злые родственники прощены, поскольку раскаялись и усвоили преподнесенный им нравственный урок, и впереди у принца долгое и справедливое царствование.

Если попытаться обобщить все сказанное выше, то можно нарисовать следующую сюжетную схему сказок о странствующих принцах: Исходное благополучие – Снижение (мнимая смерть, уход из дома, символическая смерть) – Предварительное испытание – получение помощника и/или магического средства – Центральное испытание – получение принцессы – Заключительное испытание (временная смерть) – Воцарение и окончательное благополучие. При реализации этой схемы в каждой конкретной сказке она может быть изменена: подвергнута усложнению или редукции. Усложнение – это в первую очередь удвоение или утроение какой-либо ситуации, героя или сюжета: принц может приобрести не одного, а трех помощников, в сказке «Волшебный голубь» из дома уходят два брата-принца, одному из них суждено стать царем спустя короткое время, другому – через семь лет. Другой возможный вид усложнения – противопоставление: в сказке «Человек-нечеловек» в путь отправляются два героя, каждый из которых получает по заслугам – один становится царем, другой погибает.

Редуцироваться схема может за счет исключения любого элемента, кроме ухода{4}. Как правило, не редуцируется и предварительное нравственное испытание. Чаще всего отсутствует заключительное испытание.

Интересный вариант сюжетной схемы дает сказка «Два петуха», где принц получает жену и царство не вследствие каких-либо активных действий, а в награду за свою беспрекословную покорность судьбе. Эта идея находит в сказке метафорическое выражение: пытаясь перейти на другой берег реки, принц попадает в воду и отдается на волю течения; река приносит его к тому месту, где живет принцесса; по реке к ним приплывает сверток с рисом и мясом петуха; они съедают это мясо и становятся царем и царицей.

Все беды, выпадающие на долю принца, и все его приобретения являются необходимым условием его воцарения. Когда принцем пройден весь путь со всеми необходимыми этапами, царство даруется ему самой судьбой – перед ним опускается на колени празднично наряженный слон, выбирая его в цари государства, правитель которого умер, не оставив наследника. Реже принц получает царство отца принцессы или царя-вредителя.

Вместо принцессы в сказках иногда действует дочь царя нагов, дочь ситаны, дочь ракшаси. Обращает на себя внимание связь принцесс с цветами и водой – то и другое символизирует в волшебных сказках плодородие. Часто встречается мотив купающихся принцесс. В сказке «Принц и сын плотника» принцесса живет в колодце. Кроме того, принцессы так или иначе связаны с богатством: они могут иметь какое-либо отношение к нагам – хранителям сокровищ либо обладать талантом, приносящим большие деньги («О принце и принцессе, которую продали»). В сказке «Якшини драгоценных камней» принцесса-якшини охраняет реку с драгоценными камнями. Таким образом, получение принцессы принцем равнозначно обретению им богатства, плодородия, а также возвращению к жизни, поскольку во время заключительного испытания спасительницей принца часто оказывается принцесса, помогающая ему благополучно вернуться из подземного царства.

В роли помощников чаще всего выступают спасенные принцем животные, а также люди, якши и ракшасы. Иногда функции помощника выполняются принцессой. Характерен для сингальского фольклора образ помощника-наставника – отшельник или аскет может оказаться не только дарителем волшебного средства, но и советчиком принца, предсказателем или толкователем его гороскопа. В некоторых сказках помощником-дарителем является вдова.

Антагонисты принца в центральном испытании чаще всего якши и ракшасы, в заключительном – царь, который претендует на его принцессу. Царь-вредитель действует в союзе с веддой или вдовой. Обращает на себя внимание амбивалентность фигур вдовы и демонических существ – якшей и ракшасов.

Другой популярный сюжет волшебной сказки в сингальском фольклоре – это связанный в своих истоках с тотемистическими представлениями и обрядом инициации{5} сюжет о чудесном муже или чудесной жене, содержание которого – превращение животного в человека при условии заключения брака между животным и человеком.

В сингальских волшебных сказках этого типа главным действующим лицом чаще других является черепаха – мужской персонаж. Чудесным мужем может оказаться также нага или питон, женой – мышка, лягушка или зайчиха. Характерно для сингальских сказок отсутствие мотива превращения человека в животное злыми чарами. Напротив, в сказке «Принц, получивший черепаший панцирь» способность принимать облик животного даруется принцу сочувствующей ему богиней. В другой сказке («О принцессе и черепахе») герой – сын царицы – появляется на свет в облике черепахи, способностью выбираться из панциря наделяет его бог Сурья. Герои могут по собственному усмотрению менять свой облик. Для утраты этой способности, т. е. для окончательного и необратимого превращения в человека, необходим брак с человеком и сожжение шкуры животного.

Структурная схема этих сказок, как и сказок о странствующих принцах, включает в себя центральное испытание: так, в сказке «Принц-черепаха» принц отправляется к ракшасу за огненным петухом. Если речь идет о чудесной жене, ей приходится выполнять какие-либо сложные хозяйственные задачи – мышка зовет тысячу мышей, и они за одну ночь убирают с поля весь урожай («Жена-мышка»). В некоторых сказках центральное испытание опущено («Принц-нага», «Сын из тыквы», «Лягушачий костюм»). За центральным испытанием может следовать еще одно, во время которого принц демонстрирует свое умение охотиться и разоблачает лжегероев. Предварительного испытания в сказках на этот сюжет нет: герой совмещает в себе две природы – человеческую и животную – и не нуждается в помощниках-животных. Снижение в этих сказках реализуется прежде всего в принятии облика животного.

Таким образом, условиями превращения животного-человека в человека являются, Во-первых, испытание – необязательное условие – и, во-вторых, брак с человеком – обязательное условие. Согласие на брак должно быть получено в то время, когда герой находится в облике животного, а жених или невеста не подозревают о его двойственной природе. Сватовство может быть как очным, так и заочным. Жених или невеста, как правило, не выказывают недовольства тем, что им суждено соединить свою жизнь с животным, безропотно принимают свою судьбу и оказываются вознагражденными красотой своего супруга или супруги и богатством. Еще одним условием, необходимым для окончательной утраты облика животного, является сожжение шкуры животного, которое совершается женой (мужем) в то время, когда муж (жена) снимает ее для того, чтобы выкупаться или пойти в буддийский храм слушать бана. Эта ситуация символизирует двойное очищение – водой (религиозное) и огнем.

Среди подобных сказок выделяется «Рассказ об улитке», где улитка – не супруг, а названый брат героини: маленькая девочка так горюет об ушедшем из дома старшем брате, что начинает с нежностью заботиться об улитке, называя ее своим старшим братиком с круглой спинкой. В конце концов из раковины появляется младенец принц, «подобный солнцу или луне», и царь забирает его и девочку в свой дворец.

Если главным героем сказки о браке человека с животным является мужской персонаж, то сюжетная схема во многих отношениях оказывается близка сказкам о странствующих принцах. В том случае, если в центре повествования стоит женский образ, эти сказки сближаются с так называемыми женскими сказками.

В сингальском фольклоре можно выделить следующие типы волшебных женских сказок. Во-первых, это сказки, начинающиеся как сказки о странствующих принцах, где по ходу повествования основное внимание переносится на принцессу («Принцесса-брахман»). Во-вторых, сказки, построенные по такой же сюжетной схеме, но принцесса заявлена как главный персонаж с самого начала повествования («Холман Писса»). И наконец, в-третьих, это сказки на сюжет о гонимой падчерице (дочери, невестке, сестре). В двух первых случаях героинями являются женщины смелые, энергичные и изобретательные: так, в сказке «Принцесса-брахман» принцесса, разлученная с принцем, переодевается брахманом, сводит на нет все попытки разоблачить ее и, в конце концов, отыскивает своего принца. В другой сказке принцесса спасается от козней своих врагов, наказывает их, ее, переодетую в мужское платье, выбирает в цари слон.

В сказках о гонимых родственницах основными женскими добродетелями почитаются терпение и умение вести хозяйство. Героини безропотно выносят выпадающие на их долю страдания и унижения и за свое смирение награждаются богатством или знатным мужем («Золотой огурец», «Девочка и мачеха»). Добродетельной героине часто противопоставляется недобросовестная и злая, что придает повествованию дидактическую окраску.

В заключительном разделе сборника читатель найдет сказки и басни о плутах, дураках, неверных женах, ворах, лентяях и др. Все это многообразие персонажей, в конечном счете, охватывается противопоставлением умный (хитрый, удачливый) – глупый, и основными героями бытовых сказок оказываются плут-трикстер и дурак.

Бытовая сказка дает несколько вариантов образа трикстера, причем в тесной взаимосвязи оказываются характер трюков и сюжетные схемы сказок. Главным действующим лицом бытовой сказки может быть трикстер, приблизительно тождественный фигуре трикстера сказок о животных,- хитрый, находчивый, предприимчивый, умеющий выпутаться из любой затруднительной ситуации, обратить ее себе на пользу, всегда оказывающийся в выигрыше. Мотивировками основного действия – трюка, как и в сказках о животных, являются предпринимательство, самозащита и месть; антропоморфные трикстеры прибегают к тем же трюкам, что и животные-трикстеры. Этот тип бытовых сказок построен по той же сюжетной схеме, что и сказки о животных: Замысел – Трюк – Осуществление замысла. Помимо буквальной реализации этой схемы («Невидимое шелковое платье») в пределах одного сюжета возможны следующие варианты: неоднократное повторение схемы («Как крестьянин просо покупал») – один трюк сменяет другой, за ним следует третий и т. д. Если в сказке действуют два трикстера, обманы могут совершаться как поочередно («Человек в треугольной шляпе»), так и одновременно («Гампола и Рахигама»).

В сказках «Напуганный якша», «Гамарала и якша», «Знаток шастр», «Ведарала» и других главным действующим лицом является персонаж, которого отличает скорее не хитрость, а последовательная везучесть. Основное действие подобных сказок – счастливая случайность: в сказке «Напуганный якша» женщина режет тесаком овощи и приговаривает: «Какой хороший тесак, им даже якшу можно зарезать». Оказывающийся неподалеку якша принимает это на свой счет, пугается и предлагает выкуп за свою жизнь. В другой сказке («Знаток шастр») крестьянину должны отрубить ухо, если он не отыщет вора, укравшего у царя ожерелье. Умываясь, крестьянин долго трет ухо, приговаривая: «Ах, ухо, ухо, конец тебе пришел!» Это слышит воровка по имени Ухо и отдает крестьянину ожерелье, умоляя не выдавать ее. Случайно, но очень к месту сказанное слово является важным моментом для развития сюжета, оно создает ситуацию, благоприятную для героя, которой он пользуется большей частью успешно («Напуганный якша», «Гамарала и якша», «О двух друзьях» и др.), либо – в басенном сюжете – оказывается неспособным извлечь из нее пользу («Якша и барабанщик»). Необязательными компонентами сюжетной схемы подобных сказок являются Опасность и Ликвидация опасности, обязательным – Приобретение. Таким образом, сюжетная схема имеет следующий вид: (Опасность) – Случай – (Ликвидация опасности) – Приобретение.

Среди бытовых сказок выделяются такие сказки как, «Принц и хеттирала» и «Принц Сокка», построенные по наиболее сложным сюжетным схемам, где в центре стоит образ трикстера-дурака. Исходная ситуация сюжетов – уход из дома или изгнание главного героя, принца. В результате принц оказывается в рабстве, и основным содержанием сказок является явное или неявное издевательство принца-раба, над своим хозяином и его родственниками, маскируемое послушанием и претензией на точное выполнение приказов хозяина. Если первые проделки принца можно расценить как проявление его глупости, то дальнейший ход событий не оставляет сомнений в их злонамеренности. Таким образом, сюжетная схема включает в себя следующие элементы: Снижение (Уход, рабство) – Издевательство над вышестоящими – Приобретение богатства и восстановление своего социального статуса.

При рассмотрении этих сказок обращают на себя внимание два момента: высокое происхождение героя и безнаказанность приносящего хозяину большие убытки и всячески глумящегося над ним раба. Специфика этих сюжетов и их главного героя – трикстера-дурака, их изначальный смысл имеет, очевидно, прямое отношение не только к мифу, откуда берет начало амбивалентный образ как зооморфного, так и антропоморфного трикстера, но и к народной смеховой культуре с ее главным триединым героем – дураком-трикстером-шутом, к феноменам шутовства и юродства; а превращение принца в раба и глумление его над своим хозяином, по сути, представляет собой сказочный вариант одного из элементов народного карнавала – смены ролей царя и шута.

В некоторых сказках героями являются трикстеры-хитрецы («Тамариндовый Тикка», «Рассказ об Айванде» и др.), но при этом сказка намокает на чудесное происхождение героя, его избранность, что в сочетании с унижением и презрительным отношением к нему со стороны окружающих приближает образ трикстера-хитреца к образу трикстера-шута. Сюжетные схемы таких сказок, как и сказок о шутах, обнаруживают сходство с сюжетными схемами волшебных сказок.

Если трикстер способен не только выпутаться из любой затруднительной ситуации, но и извлечь из нее максимальную пользу, то поступки другого основного фольклорного персонажа – дурака – не только смешны и нелепы, но и приносят ему всяческие убытки, вплоть до того, что собственная глупость может погубить его («Глупый сын гамаралы»). Каждая сказка рисует новое проявление человеческой глупости: дурак рубит ветку, на которой сидит («Глупый мальчик»), остужает свое горячее от простуды тело в холодной воде («Глупый сын гамаралы»), объехав вокруг дома, решает, что прибыл в Путталам («Как крестьянин ездил в Путталам»), обвиняет ступу, в которой толкут рис, в том, что она истоптала все его посевы («Как гамарала отправился в мир богов»), и т. п. Очень популярна в сингальском фольклоре история менялы – так, в сказке «Как зять собирался разбогатеть» крестьянин обменивает повозку и быка на теленка, теленка на козу, козу на собаку, собаку на глиняный горшок, а горшок отдает в уплату за бритье.

Сюжетная схема сказок о дураках близка басенной схеме Замысел – Неожиданный результат. Однако если для дидактического басенного сюжета существенно в первую очередь то, что замысел не реализуется и герой наказан за свое неправильное поведение, то для сказки о дураке важнее всего насмешить слушателя, и основное внимание она фиксирует на том действии, которое приводит к неожиданному для дурака, но вполне логичному результату.

Дурак в сказках постоянно высмеивается, но, с другой стороны, его осмеяние и унижение может явиться залогом его последующего возвышения. Интересен сюжет сказки «Как дурак стал царем»: зять гамаралы отправляется в Путталам торговать, по дороге он меняет тридцать своих быков на шесть собак и два горшка. Когда он собирается приготовить еду, его кусает кобра, ведда вылечивает его от укуса. Сказка заканчивается тем, что зятя гамаралы выбирает в цари слон. Этот сюжет построен на сочетании мотивов волшебной и бытовой сказки, однако показательна сама возможность подобной их комбинации. В рамках всего фольклора в целом переход героя из одного состояния в другое не только подчеркивает противоположность ума и глупости, высокого и низкого, но и демонстрирует условность грани между ними, обнаруживает их взаимообратимость.

Ряд сюжетов, помещенных в раздел бытовых сказок, восходит к быличкам и повествует о проходящем с переменным успехом противоборстве демонических существ и человека: «Как боролись якша и человек», «Рассказ о дереве, дающем кэвумы», «Вор и ракшасы», «Четыре ракшаса». Наиболее тесную связь с жанром былички-бывальщины сохранил сюжет «Как боролись якша и человек»; в другом случае («Рассказ о дереве, дающем кэвумы») Перед нами практически сказочный сюжет «Вор и ракшасы» – комбинация нескольких «достоверных» рассказов о ракшасах и якшах, не имеющая общего сюжетного стержня.

В сборнике также представлены единичные примеры других фольклорных жанров: небылицы – «Рассказ о двух лгунах», «Танцы в тыкве»; обнаруживающей сходство с житийной литературой религиозной истории – «Что случилось с дочерью ситаны»; анекдота – цикл историй о жителях деревни Кадамбава, и др. При рассмотрении сказочного фольклора сингалов в целом выявляется следующая его особенность: с одной стороны, основные сказочные жанры прекрасно развиты и имеются практически идеальные их образцы, с другой – наблюдаются процессы, свидетельствующие о начале деградации сказочных жанров, протекающие на двух взаимосвязанных и взаимообусловливаемых уровнях – содержательном и композиционном. К таким процессам можно отнести, в частности, смешение жанров сказок, стирание границ между сказкой и другими фольклорными жанрами, контаминацию и комбинирование разнородных сюжетов, привнесение в сказку под влиянием религии и литературы чуждого ей идейного содержания, непропорциональное усиление дидактики, стремление найти логическое объяснение сказочному построению сюжета и т. д.

Все это особенно отчетливо сказывается на волшебных сказках как обладающих изначально наиболее сложной и жесткой структурой и в большей степени, чем другие жанры, лишенных связи с действительностью, со всем многообразием предлагаемых ею ситуаций. Из волшебной сказки постепенно изживается все чудесное, происходит ее трансформация в новеллистическую. В некоторых случаях вместо воспроизведения полного сказочного сюжета рассказчик может ограничиться одним или несколькими мотивами. Поскольку в отличие от других видов сказки волшебная сказка практически не соприкасается с басней и дидактическая направленность ей в принципе чужда, она особенно чутко реагирует на привнесение нового содержания, и особым диссонансом звучит, например, типично басенный ход в сказке «Злой царь», где богатство гонимому принцу достается не как вознаграждение за его заслуги, а как обратный результат действий царя, пытавшегося его погубить.

Другой процесс, который прекрасно прослеживается на сингальском сказочном материале (и в известной степени связанный с тем, о котором говорилось выше), – усвоение фольклором литературной сказки и басни. Литературное происхождение ряда сюжетов очевидно прежде всего потому, что они исходно принадлежат не сингальской, а индийской книжной традиции, и притом древней. Нетрудно, в частности, заметить, что в сингальском фольклоре имеется множество соответствий сюжетам и мотивам древнеиндийского обрамленного сборника «Панчатантра»: «Хитрость шакала» (№ 18) – книга 1, обрамляющий рассказ; «Вошь и клоп» (№ 42) – книга 1, рассказ 10; «Самочка жаворонка» (№ 26) – книга 1, рассказ 18; «Киннара и попугаи» (№ 28) – книга 1, рассказ 19; «Принц-нага» (№ 61) – книга 1, рассказ 23; «Друзья оленя» (№ 34) – книга II, обрамляющий рассказ; «Как гамарала ел мясо черных кур» (№ 230) – книга III, рассказ 17; «Лев и шакал» (№ 9) – книга IV, рассказ 2; и др. Подобные соответствия обнаруживаются также между сингальскими сказками и другими сборниками древнеиндийской литературы.

«Опускаясь» в фольклор, литературная сказка, сама восходящая к фольклорной традиции, легко растворяется в народно-сказочной стихии. Упомянутые выше сюжеты не выделяются на общем фольклорном фоне и не несут сколько-нибудь заметных содержательных или формальных признаков, выдающих их происхождение. Они никак не нарушают единства того мира, который рисует сингальская сказка, – мира яркого, неповторимого, мудро устроенного и чрезвычайно притягательного, знакомство с которым позволяет больше узнать о народе и культуре Шри Ланки.