Сирингарий

Постригуша

Утомили Томилку. Туда поди, сюда поди. Дай-подай-отнеси. Ровно не человек Томилка, а самоходный колобок.

Выкроила времечко, уселась в затишок, подышать. День-то пригожий, погожий. Сонечко играет, ветерок теплом дует, пичужки песни распевают. Любо! Томилка вся убегалась, ажно взопрела. Размотала платок, подставила лицо сонечку. Как натащатся горы толкучие, так иди-свищи его, изголодаешься.

Вздохнула Томилка. Сама-то она была с тех краев, где сонечко-перепелочко завсегда по небушку похаживает, спать-почивать не торопится. А здесь - редкий гость, дорогой гость. Уж и ребятишки его кличут-зазывают, и девушки в пояс кланятся, и молодушку-красавицу на огневую свадьбу снаряжают, лишь бы умилостивилось, улыбнулося, рассмеялося…

Думала так Томилка, тискала зуб костяной, что в оплеточке кожаной на шее болтался. Матушкин одарок, на путь-дорожку, на чужую сторонушку. Из дома её раненько взяли. Ну да что горе горевать. Хозяева, правду сказать, добрющие попались. Не волохали зазря, куском не попрекали, холодом-колодом не морили. С младшеньким сынишкой ихним, Авдеюшкой, Томилка прям жилками срослась. Таскала на закорках, игры играла, песни певала, веночки учила плести, с деревяшками разбираться. Авдюшка, даром что ножками хворый, сам смышленый, умом скорый - батюшке с матушкой на радость, соседушкам на умиление.

Не в пример старшему братцу. Уж от Илейки Томилка натерпелася.

Изводом изводил. То смолу вишневую в волосья влепит, то пчелу кусачую подсадит, то лягуху в крынку кинет. Набалует - а ей отдуваться, отговариваться. Прокуда, как есть! Невзлюбили друг друга крепко.

Вот, сейчас Авдеюшку на дневной сон упокоила-угомонила, сама рассупонилась на теплышке. Хозяин с хозяйкою на ярмаронку отбыли, возвернутся к завтрему только обещались. Сама себе теперь Томилка указ.

А тоже - не больно развернешься-разгуляешься. Томилка сердцем за Авдеюшку болела, по хозяйству успевала, с парнями не загуливалась. Хозяйка нахваливала, приговаривали - сыщем тебе доброго, Томилушка, приданое справим.

Доверяли, да и сама Томилка не подводила, не обманывала, не воровала.

Если бы не Илейка, чем не жить?

Припекало. Надумала Томилка к пруду спуститься. Вода в том пруду до льда теплее прочих держалась, Томилка и приохотилась нырять да плескаться, чисто утка.

Подобрала платок, волосы сколола да пошла.

Народу окрест никого, по домам жару пересиживали.

Разделась Томилка до нательной рубахи, да с мостков и кинулась.

Хорошо! Кувыркалась в воде, ныряла да плескалась белорыбицей. Вылезла, отряхнулась, хватилась платья - нет да нет. Томилка искала-поискала, как сквозь землю провалилось, проклятущее!

А там уж и народ замелькал, а она - в мокром мечется. Все как есть напросвет!

Стыдобища!

Загыгыкало тут в кустах дальних, высунулась рожа паскудная, язык красный показывает. Илейка! Томилка так и рванулась. Илейка из кустов выломился, зайцем порскнул.

Томилка - за ним. Девка она была крепкая, сильная, против художильного Илейки. Тот сперва оглядывался да зубы сушил, а после взбледнул. Смекнул, видать, что не шутит.

Бросил платье комом, обидные слова крикнул и только пятки замелькали.

Томилка, отдыхиваясь, платье напялила, волосы пригладила. Губы от обиды дрожали, сердце громыхало.

Ну, погоди у меня, думала Томилка. Погоди.

***

Когда Авдеюшке три годка сравнялось, мать ему волоски обстригла, призвала Томилку да наказала ей снести волоски Постригуше. Чтобы, значит, волос родился без перерыву, чтобы здоровенький был.

Томилке то лестно было, что честь такая ей доверена.

Девкой она не трусливой была. Взяла узелок да и снесла в ночную пору, самой Постригушке-кумушке, молвила слова заветные, как хозяйка научила.

Так уж заведено в этих краях было: зубки мышке печной отдавали, ноготки дитячьи да мертвячьи прикапывали, а вот первый состриг, детские волосики, непременно Постригушке дарили. Взрослые когда волосья резали, напросто в огне спаливали.

День к вечеру скатился. Томилка ходила, как ни в чем не бывало, по хозяйству суетилась, с Авдеюшкой шутила. На Илейку и глазом не вела. Тот умелся из дому, только к сумеркам заявился - погремел ухватом-чугунком, ломоть хлеба хватанул. Поел с жидким яйцом, как дикий, водой запил да был таков.

На гулянки небось, подумала Томилка. Ну-ну.

Все дела переделала, умницу-Авдея уложила, сама на печке устроилась. Наказала себе глаз не смыкать, а все равно закемарила. Проснулась, когда половица скрипнула. Илейка вернулся, сталбыть. Пошумел у себя, уронил что-то. Затих.

С Томилки сон уже сдуло. Лежала, поджидала, как кошка мышку.

С печки спустилась тише перышка лебяжьего. Глянула - так и есть, спит, вредитель. Ноги-руки раскинул, башку чубатую свесил, рот открыл. Сопит, зубами блестит.

Холодно ногам босым стало. В окно лунь заглядывал, тоже любопытно ему.

Укрепилась Томилка духом, подобралась ближе, взмахнула ножничками - упала на ладошку прядка. Илейка буен волосом уродился, в мать. Та, правда, косищи свои змейные колосом свивала да вкруг головы носила, а этот разбросает по плечам и скачет что твой козлище.

Убралась Томилка из спаленки задом наперед. Не потревожила сынка хозяйского. Тот только всхрапнул да на бок перекинулся.

Рассмотрела в полутьме Томилка волосы - будто рыжий огонек, так и ластится. Так и светятся. Завернула в платок, стянула узелок.

Наскоро собралась - ноги в лапотки сунула, верхнее платье накинула, да из дому - шасть.

Во дворе оробела малость. И то сказать, ночь тихая была, не праздничная. Лунь на цепках да звездочки частые, тишь-гладь. Изредка взбрехивала собака, перекликались ночные букашки.

Успокоилась да пошла.

Ах, хорошо было на улице! Тихо, тепло. Не страшно совсем. Из избы в оконце глядеть - и то страшнее. Совсем осмелела Томилка, до овражины одним духом добралась.

В овраге том ключ-студенец пришёптывал, в речонку оборачивался. Речонка собой неказиста, курица ноги не замочит. А прямо посередке пень стоял. Чёрный собой, точно зуб гнилой. Вода его со всех сторон обтекала, обнимала, как сестрица братца.

Томилка подол подобрала, лапотки скинула, да на пень уселася.

Обратилась затылком к лесу ночному, набухшему. Заговорила.

-Постригуша-кумуша, Постригуша-любушка, ты приди на гостевание, приди за подарочком. Забери волос густой, дай волос пустой, да голос петушиный, да дух козлиный, да зубья редкие, да болести крепкие.

Узелок же с волосками Илейкиными позади себя положила.

Сказала - замерла. И вот - тихо стало. Смолкли птахи. Букашки-козявочки и те бросили в траве вошкаться.

Холодом дохнуло в затылок Томилке, водица встрепенулася, булькнула, словно кто грузный зашел.

И вновь запела-заиграла живность.

Обернулась Томилка - нет узелка. Хлопнула в ладоши. Заговор-то, слова заветные, Томилка нарочно искорябала. Вот ужо будет Илейке проплешь как у деда!

Засмеялась в кулак. Вот как славно она придумала!

В дом вернулась радостная, заглянула к Авдеюшке - спал тот, сердешный. Ровно котенышек под одеялом свернулся. Ножки у него завсегда мёрзли, даже в летнюю пору. Томилка ему носочки связала, одеяльце справила с пухом лебяжьим.

Сама под одеяло нырнула. Озябла, покуда бегала. Погрелась, да заснула.

Стук-постук, стук-постук, ровно кто балуется, под окошком играется.

Томилка глаза открыла.

Тишина стояла - мёртвая. Ночь глухая, только лунь в окошко пырится. Бледный, точно луковица загнившая.

Стук-постук.

Нахмурилась Томилка, встрепанную голову подняла. Что за притча? Кому такому неспокойному бродить вздумалось?

Или - похолодела - тати пробрались, с ножами вострыми, с личинами березовыми? Ох-ох, тошненько…

Пса хозяева не держали. Была до сего лета псица-белица, злая, желтоглазая, быстроногая. Была да сбегла. А нового охранника завести не поспели.

Спустилась Томилка с печки. На карачках к оконцу пробралась. Глянула. Пустой двор, свет луни играет-мигает. Только успокоилось сердечко Томилкино, как разглядела - открыта калитка-то. Как так? Неужто она крючок не набросила, позабыла?

А тут заплакал Авдеюшка у себя. Томилка к нему поспешила.

-Что такое, воробышек? Али сон дурной?

Авдеюшка на кроватке сидел, в оконце пальцем тыкал.

-Баба там ходит, Томилушка!

-Какая баба, соколик? Приснилось тебе, привиделось.

-Чужая баба! Дикая, лесная.

Томилка только руками всплеснула. Поглядела в окошко - и нет никого, а на душе неспокойно, муторно. Авдеюшка смотрел, молчал. Не из боязливых парнишечка, даром что безногий.

В сенцах стукнуло. Там Томилка точно дверь засовом заложила. Ровно кто за кольцо подергал. Укреп проверил.

-Не ходи, - шепнул Авдеюшка.

Томилка только бровки сдвинула.

Не из робких была. Когда только приехала, ее, чужачку пятнистую, начали парни местные задирать. Так Томилка дрын взяла и погнала тех парней, как коз с огорода.

В сенцах темно было.

Прихватила Томилка топор хозяйский.

-Кто там ходит, кто бродит? Назовись!

Прошелестело за дверью, ровно кто одежой обтерся, постучало по крылечку костяным стуком.

-Знаю тебя, слышу тебя! Вот ужо спущу собак!

Тут гулко брякнуло в комнате, где спал-почивал Илейка.

Томилка присела сначала, а потом туда метнулась, запнулась в темноте о сбитый половичок, ворвалась к Илейке с топором наотмашь.

Тот сидел на полу, на заднице, открыв рот, таращился на окно. Перевел взгляд на Томилку, попятился, заскреб босыми пятками.

-Т-ты чего эта, а?

-А ты чего?! - запальчиво крикнула Томилка.

Илейка молча указал на окно. Томилка подалась ближе, и в то же времечко просунулась в комнатку костяная рука, зашарила по постели.

Взвизгнула Томилка да ударила топором.

Брызнули перья подушкины, брызнуло сухой кровью, за окном взвыло, завизжало свиньей.

Илейка с Томилкой, не сговариваясь, кинулись из комнаты вон.

Дверь Илейка захлопнул, сундуком припер.

Друг на дружку уставились.

-Ну, ты бедовая, девка, - выговорил Илейка.

Тут только разглядела Томилка хорошенько, что с гривы Илейкиной прядку выстригли. Да ровно так отхватили. Илейка тоже это почуял, подергал себя за волосы.

-А я сплю, главное, - заговорил растерянно, - и мнится, будто на кровать с головы бабка моя подсела. Села и сидит себе, поглядывает. Я наперво и не вспомнил, что преставилась прошлой весной. Сидит, бабкает себе под нос, а с губ пена серая, кап-кап мне на лоб. Проснулся, глядь - в окно чужая харя таращится…

Томилка всхлипнула. Сердито утерла рукавом нос.

Проговорила с дребезжанием в голосе:

-Ты почто, дурень, оконце на ночь распахнул, звоном не уберег?

-Так жарко же, - простодушно объяснил Илейка, разводя руками. - Взопрею ещё.

Не пуганый, подумала Томилка с досадою. Не битый. Холился да лелялся всю жизнь в гнезде родимом, да места тут спокойные, сытые, не как родная кипь-земля Томилкина. Уж там без оговора, без железа за порог не ступали.

Вот и выросла она сама - с железными костями.

В комнатке за дверью зашебуршилось, зачечекало. Прижухли оба, вслушиваясь.

Томилка первой отутовела. Плечом оттеснила Илейку, прямо лезвием топора, прижимая обух ладонью, прорезала буковицы на дверном косяке.

-Прочь ступай, нам не мешай, - шепнула.

Засмеялись за дверью молодо, отозвались:

-Как же я уйду, медовыя? Сама в гости звала-зазывала, на стол накрывала-собирала, а ныне гостя на пороге держишь-не пущаешь?

-Не звала я те…

Осеклась Томилка, похолодела. Так выходило, сама Постригуша пожаловала.

Ох, дура, дура, обругала себя Томилка. Тетеха.

Плохо шутка оборачивалась.

-Чего она такое говорит, Томилка? - Илейка таращился из темноты, как котище.

-Отзынь, - сердито шикнула Томилка.

-Отвори дверцу, хозяюшка, пусти гостюшку, - вкрадчиво попросили из-за двери. - Пока так пою, потом сама войду. И своё заберу, и что глянется прихвачу.

Томилка дернула лопатками. Хребет у неё зачесался.

-Не бывать тому, - ответила твёрдо.

-Как скажешь, душа-девица, - рассмеялась Постригуша.

Прошумело за стенкой и затихло. Илейка встревоженно поглядывал.

-Как думаешь, ушла-укатилася? Чего вообще ей надобно?

Томилка покачала головой. Переглотнула. Молвила тихо, виновато:

-За тобой приходила. Это я её позвала, правда то. Уж больно зло накипело…

Стыд жёг лоб, палил щёки.

Илейка поднял рыжие брови, открыл рот, слово молвить - да простучало по потолку, ровно кто бревнышко по чердаку прокатил.

-Авдей! - ахнул Илейка и первым бросился к брату.

Ворвались оба-два, Томилка с топором, Илейка голоруким. Увидели: сидел Авдеюшка сметаны белее, а у изножья раскорячилось, распласталось диво лесное. Зад собачий, длинный, тулово бабье, лицо старухино. Волос как у кобылицы дикой.

Глянула на них Постригуша, рассмеялась звонко, да и застучала быстро локтями, к ним подбираясь.

Томилка как обмерла - страх кожу стянул. А Илейка вдруг выхватил у неё топор, зарычал, да вперёд бросился. Ткнулось лезвие в половицу, а Постригуша как сквозь землю ушла.

Томилка же, охнув, подорвалась, к Авдеюшке кинулась.

Тот ручонками за шею уцепился. Дышал часто.

Илейка на месте крутился. Глазами шарил.

- В подпол она ушла, братик, - тихо сказал Авдеюшка, - там-то темно, там-то ей привольно, спокойно.

-Не повредила тебе поганая баба? - спросил Илейка.

-Напужала только.

Илейка встретился взглядом с Томилкой. Та закусила губу, баюкая Авдея.

-Я её позвала, мне и выпроваживать, - выговорила.

-Вместе тварницу отвадим, - молвил в ответ Илейка. Насупился. - Но за пакость твою потом спрошу.

Понурилась Томилка, но наперекор и словечко не молвила. Илейка запустил пальцы в волосы, призадумался.

-Значки ты на двери резала, значит, понимаешь, как оберечься от этой заразы?

-От лесной, от морной, от полевой, - ответила Томилка. - Но таких, как ваша, в моем краю не водилось.

-Общее средство есть, сказки бают: железо, молоком вскормленное, огонь чистый, узда с кобылицы, роса купальская, - подсказал Авдеюшка. - Ночь нам продержаться, укрепиться; на рассвете сама уйдет.

-Уйти уйдёт, да ведь возвернется, - возразил брату Илейка. - Надобно насовсем отвадить.

Замолчали все.

-Отдариться разве? - неуверенно предложил Авдеюшка.

-А чем?

-Спрошу, - Томилка вздохнула глубоко. - По моей глупости свершилось, по моему незнанию. С меня и спрос, значит.

-Я с тобой, сестрица! Твоя вина, не твоя, а ты мне ровно родня. Не брошу одну.

-И я не петух карамельный, на лавке валяться, покуда вы там хороборитесь, - буркнул Илейка. - Вместе пойдем-выйдем.

***

Вышли в горницу, а там уже Постригуша поджидала. На заду собачьем сидела, локтями в половицы упиралась, зубьями человечьими улыбалася.

-Ну? Натолковались, сговорились, голубки-соколики?

Отдала Томилка Авдея братцу, вышла сама вперед, в пояс поклонилась.

-Прости меня, дуру, Постригуша-кумушка. Злую штуку я пошутила, неумную. С меня и спрашивай, на прочих обиды не держи.

Постучала Постригуша локтями.

-Не тутошняя ты, девка. Кипенная, прокаленная. Обидела меня, рассердила. Где ж видано, чтобы мне таковы гостинцы подносили, таковы слова говаривали? Но так и быть, спущу тебе - за незнание. Отдариться чаешь?

-Бери, что пожелаешь, - голос все-таки подвел, дрогнул.

Засопел за спиной Илейка. Выступил, плечом заслонил, собой укрыл.

-С меня тоже спрашивай. В моем доме девка живет, стало быть, под моей защитой.

-И под моей!- подал голос Авдеюшка. - Как сестрица она мне.

-Защитнички, - оскалилась Постригуша. - Добро. Раз вы так друг за дружку держитесь, с каждого и возьму.

Томилка прихватила Илейку за локоть, закостенела. Ну, чего захочется тварнице?

-У тебя, меньшой, ума откушу - шибко большой, не по летам. Нарастишь еще. У тебя, старшой, сна займу - больно привольный, будет где погулять, что поглядеть. А у тебя, девка, косточку выну - железная, мне на ремонт. С тем и разойдемся. Уговорились?

Переглянулись Томилка с Илейкой, с Авдеюшкой. Мотнул Илейка гривой согласно, тихо кивнул Авдей.

-По рукам, - сказала за всех Томилка.

***

Возвернулись хозяин с хозяюшкой, привезли гостинцев. Шумно стало в дому, ярко, весело. Приметила тут хозяйка тугую повязку на руке Томилки, ахнула, схватилась за щёки.

-Нешто поранилась, Томилушка? Как случилось?

-С колуном не поладила, - Томилка виновато опустила голову.

Осерчал хозяин, спросил с сына.

-Что ж ты, поросёнок, не подмог девочке?

Засопел Илейка, но слова не сказал, только глазами в пол уткнулся. Вступилась Томилка, сказала горячо:

-Подмог, подмог! Кабы не Илеюшка, круто бы мне пришлось!

Покраснели щеки у Илейки после тех слов, улыбнулись отец с матерью, переглянулись украдкой.

Выросли детки.