Сирия старая и новая

НА АРВАДЕ

На Арваде

Маленький катер бросает с волны на волну. Лицо, руки, одежда — все в морских брызгах. Остров Арвад, к которому мы приближаемся, то исчезает, то вновь появляется на фоне хмурого неба и штормового моря. Четырнадцатилетний капитан, взяв в руки веревочку-акселератор, уверенно ведет катер по пенистым волнам. Наконец, впереди показывается водонапорная башня, двухэтажные домики, казалось, вырастающие прямо из воды, несколько рыбачьих шаланд и лодок у причала. Мы пристаем к берегу. Первыми на берег выходят местные женщины, подхватив ребятишек, корзинки и набросив на лицо черную паранджу. За ними следуем и мы.

Есть в Сирии отдаленные уголки, где старые обычаи, традиции, уклад сохраняются в первозданном виде, но где в то же время новое уверенно пробивает себе путь. В этом отношении характерен Арвад — остров, расположенный невдалеке от Тартуса, второго по значению порта Сирии.

С первых же наших шагов по острову заговорила история. Рядом с маяком вытянулась вверх древнеримская колонна. Новенький волнорез упирается в монолитную стену крепости крестоносцев. На светло-желтом камне четко выделяются черные щели бойниц, смотрящих на море.

В кофейне на берегу несколько человек Сидели за столиками. Это капитаны и матросы небольших суденышек, только что совершивших рейс на Кипр. У ног одного из них стоял кальян. Остальная компания коротала время за бутылкой араки. На столе тарелочки с традиционной меззой — закуской из свежего лука, маринованного перца, жареного картофеля, мелко нарезанного, сдобренного специями сырого бараньего мяса, орехов и т. д.

Мы заказали по чашечке крепкого кофе. В окно была видна крошечная набережная, лавки, торгующие сувенирами. Покупателей не было видно. Они обычно появляются в туристский сезон. В гавани заканчивали покраску новенькой рыболовецкой шхуны. Многочисленные ребятишки играли у самой воды, полной мусора, щепок, старых целлофановых пакетов, водорослей и прочего, что каждодневно прибивается морской волной. Рыбаки чинили сети. От картины этой веяло спокойствием и тишиной. Трудно было поверить, что маленький остров с его патриархальным бытом мог играть сколько-нибудь серьезную роль в жизни Востока.

Впервые Арвад упоминается в Библии, в Книге бытия. Он был заселен финикийцами, народом мужественным, оказывавшим сильное сопротивление различным завоевателям. Слава финикийцев Арвада была славой мореплавателей и кораблестроителей. В надписи на камне Тиглатпаласара I повествуется о том, как, завоевав многие страны, ассирийский царь дошел до острова, наложил дань на его жителей и плавал по Средиземному морю на арвадском корабле. Финикийские суда совершали длинные переходы. С Арвада в Египет шли корабли, груженные медью, знаменитыми тканями, пряностями. Арвадские купцы бойко торговали с Кипром, и их влияние распространялось вплоть до Оронта и Евфрата. Древний порт, разделенный на две части молом, принимал гостей с островов Эгейского моря, познакомивших арвадцев с произведениями древнеэгейского искусства.

Арвадцы были и бесстрашными воинами. Объединившись с хеттами, они приняли участие в знаменитой битве против египтян при Кадеше. Когда остров попал в руки персов, Ксеркс не замедлил воспользоваться блестящими качествами местных мореплавателей, включив их флот в свой и двинув его на Грецию. Поднялась ctpaiib ная буря, как бы предвещавшая грядущую беду. Морской бой при Саламисе окончился поражением персидского войска. Напрасно женщины Арвада ждали своих мужей на стенах крепости. Почти все воины погибли у чужих берегов. Яркую картину этого сражения дал Эсхил, греческий драматург и участник битвы:

В римскую эпоху начался закат острова Арвада и расцвет материкового города (ныне Тартуса).

Идем по одной из самых узких арвадских уличек. Каменистая почва, каменные здания и заборы. Лишь изредка вид оживляется одиноким апельсиновым деревом. Остров небольшой, свободной земли нет. Одноэтажные и двухэтажные домики передаются по наследству. Из поколения в поколение жители не особенно охотно покидали Арвад.

День начинается с молитвы, разносящейся из репродуктора на минарете. Живут здесь мусульмане-сунниты (2500 человек). Однако многие улицы сохраняют христианские названия, что еще раз напоминает о бурной истории острова. Из тесной улички доносится перестук молотков. Двери маленьких мастерских открыты настежь. Работают в основном пожилые люди. Ребятишки плещутся в воде. На наших глазах шестилетний малыш, придерживая на плечах годовалого брата, поплыл в море. Невольно вспоминаешь, что Арвад был родиной знаменитого мирового чемпиона по плаванию на дальние дистанции Мухаммеда Зейтуни.

Внутри крошечных двориков, стиснутых заборами, женщины занимаются своими делами. На окнах и верандах многих домов — густые деревянные решетки, наследие прошлого. Изредка за ними мелькают тени. Нас явно рассматривают, но мы не видим ни лиц, ни фигур, истинная мусульманка должна скрываться от посторонних взглядов. Будучи приглашенными в гости, идем к большому дому, типично арабскому. «Здесь жила когда-то наша семья, — говорит Хасан Сабра, начальник службы эксплуатации порта Тартус. — Отец мой был крупным судовладельцем на Арваде, имел 19 детей и, чтобы не распылить состояния, запретил браки вне своей многочисленной семьи. Дети его выходили замуж и женились на своих двоюродных братьях и сестрах. Я первый нарушил этот запрет, взяв девушку из Тартуса. Отец умер. Многочисленная семья распалась. Много событий и перемен произошло на острове за это время. Дом этот принадлежит всем и в то же время никому. Сейчас никто не хочет в нем жить. Дети разъехались. Я стал инженером и остался работать в порту».

С начала века на острове шла бурная ломка патриархального быта, и примером этого служила судьба семьи Сабра. С портрета, висевшего в одной из комнат, на нас смотрело лицо властного и уверенного в себе человека. Кое-какие его черты напоминали черты Хасана. Под этим строгим и назидательным взглядом мы следовали из одной комнаты в другую. После смерти хозяина здесь почти ничто не изменилось. Мебель начала века. Резные деревянные буфеты и платяные шкафы, зеркало в изящной раме — все говорило о прошлом достатке. Но на всем лежала печать запустения. Солнечный свет слабо проникал сквозь запыленные высокие окна. Через открытые двери проникал легкий освежающий ветерок с моря.

Нас пригласили на женскую половину. Восклицаниями встретила гостей пышная женщина лет тридцати в свободной белой рубахе. Всплескивая руками, удивленно и радостно спрашивала, почему не предупредили о приезде. На полу, на тюфяке, сгорбившись и подобрав по-восточному ноги, сидела сухонькая старушка в сером бесформенном одеянии. «Ей уже больше девяноста лет», — шепнули нам. Возраст чувствовался и во взгляде женщины, тупом и безразличном, направленном в одну точку. Мужские руки подхватили старуху, еще мгновение— и она исчезла где-то во внутренних комнатах: зрелище старости не должно было омрачать взор гостей. И казалось, что вместе со старушкой прятался, исчезал, растворялся старый мир.

Мы пили из маленьких чашечек крепкий кофе, смотрели на море, на желтую полосу видневшегося вдалеке берега с мечетями и домами Тартуса, вели разговор о подводном плавании и охоте, условия для которой здесь идеальны, а также о всяких местных проблемах. Наше внимание привлек тот факт, что население острова представлено в основном юными и пожилыми людьми. Оказалось, что это действительно так и имеет свои причины.

До второй мировой войны небольшие арвадские суда пользовались большим спросом. В странах Средиземного моря их охотно покупали. Но наступил век крупных сухогрузов и танкеров, которые быстро вытеснили меньших собратьев. «В те годы, — рассказывал нам Хасан Сабра, — наш остров пережил кризис. Часть населения эмигрировала. Молодежь подалась в крупные города Сирии. Моряки нанимались на суда различных стран мира. Как правило, их до сих пор в любом порту принимают на работу в первую очередь как самых смелых, выносливых и опытных». «Одним из них был и я, — добавляет Мустафа Табала, шипшандлер из Тартуса. — Молодым парнем нанялся на пароход. Работал матросом, затем мотористом. Ходил на норвежских, греческих, итальянских судах. Перевидел немало. Был в Швеции и Франции, посетил наш знаменитый мусульманский Тадж-Махал в Индии, побывал и в плену. И вот через много лет вернулся на родной остров. Женился на местной девушке, родила она мне шестерых детей. Живем сейчас в Тартусе, где я работаю, но почти каждую пятницу езжу на Арвад к моей старой матери. Она сейчас одна, отец давно умер. В жизнь мы сами выбивались. Сестру выдали замуж за ливанца. А брат, тоже моряк, работая на шведском судне, влюбился в радистку, женился да так и осел там, в Швеции, живет с Стокгольме. Мечтает приехать в гости на родной остров». Жизнь разбросала многих арвадцев, но они верны своей привязанности к дому.

После революции жители острова приняли активное участие в жизни республики. Именно капитаны-арвадцы выполняли на своих катерах наиболее опасную работу в период необузданного половодья Евфрата, когда началось строительство плотины на Табке. Немало выходцев с острова среди грузчиков портов Сирии. Директор государственной компании «Шипко» в Латакии Осман Леббади — сын моряка с Арвада.

Коснулись острова и политические, и экономические, и культурные перемены. Здесь проложен новый водопровод, появилось электричество. Сюда доставляются из Тартуса газеты и журналы. Для ребятишек построена новая светлая школа. В один из своих приездов мы познакомились с уроженцем этих мест профессором Дамасского университета Ахмедом Асаном. Сухощавый, подвижный, с тонким интеллигентным лицом, обаятельный профессор с увлечением рассказывал о родном острове и его рыбных богатствах. Ахмед Асан собрал ценнейшую коллекцию рыб Средиземного моря. Затем заговорили о молодежи. Профессор, посетовав, что современный студент слишком самоуверен, мало уважения проявляет к старшим, тем не менее отметил, что он ныне более начитан и развит, чем раньше. Вместе со своими воспитанниками Ахмед Асан, геолог по образованию, часто выезжает на север Сирии, где при его участии ведется поиск полезных ископаемых, столь необходимых для промышленности развивающейся страны.

Наступил вечер. Солнце понемногу опускалось, окрашивая все в голубые и сиреневые тона. На маленьком отводном канале мальчишки удили рыбу, приобщаясь к труду, который станет основным в их жизни. По дороге к причалу мы заглянули в один из домов, построенных где-то в XVIII веке, а может быть, и раньше. Маленькая комната имела мрачноватый вид. Штукатурка облупилась. В единственном окне не было стекол. На большой кровати сидели трое ребятишек. Один из них приболел. Родителей дома не было. Крошечный двор чисто выметен. В углу остывший глиняный очаг. Недалеко от дома кружком сидели рыбаки. Одни плели сети (лучшие в стране), другие готовились к вечернему лову. Работали быстро и молча. Единственное, что есть на острове в избытке, — это рыба. На каменистой почве не растут сады, нет огородов. Мелкие кустарные мастерские не способны обеспечить потребности жителей острова. Одежду, продукты и прочее необходимое везут сюда из Тартуса, рыбу же отсюда доставляют в Дамаск, Хомс, Халеб и другие города Сирии, а также в Ливан. Рыбные запасы Средиземного моря скудеют. Цены на рыбу поднимаются из года в год. И только веками отточенное мастерство арвадцев помогает обеспечить хорошие уловы. В ближайшем будущем государство планирует создать на острове рыболовецкий флот из новых, хорошо оснащенных судов. В этом направлении уже делаются первые шаги.

Необходимо поставить на промышленную основу и переработку рыбы.

Основное положение Конституции страны гласит: «Сирия — страна с социальным укладом хозяйства, основывающимся на принципах планирования и имеющим целью положить конец всем формам эксплуатации». Свой вклад в строительство новой жизни вносят и жители Арвада.

Солнце наполовину погрузилось в море. Его свет кровавыми бликами отражался в стеклах домов, кофеен, лавок. Вечерняя тишина охватила остров. И только около лодок было оживленно. Скоро вечерний лов. Лодки уйдут далеко в море. В сумерках растают очертания домов. Долго будут видны лишь огромные рыжие камни финикийской стены, ограждавшей некогда город.