Скайуокер и тени Миндора

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Люк катался по палубе. Его лётный комбинезон был огнеупорным, но эта защита не остановила расплавленную щебёнку и раскалённые частицы обшивки «Сокола», которые влетели в трюм при взрыве и прожгли одежду насквозь. Попытка сбить огонь в безумном катании по полу, возможно, и не принесла бы результата, не вступи в дело автоматические огнетушители «Сокола», что принялись разбрызгивать переохлаждённую пену по всему грузовому отсеку. Люк почувствовал облегчение, пусть и покрылся вызывающей отвращение дрянью, и поднялся на четвереньки.

Ник, Эона и большая часть остальных тоже катались по всему трюму, но некоторые попросту стояли и орали, охваченные пламенем. Люк потянулся к ним сквозь Силу и отправил всех на спину одним мощным толчком, в котором, возможно, не имелось необходимости, так как не перестававшие утихать взрывы так сильно сотрясали корабль, что никто в любом случае не смог бы долго удержаться на ногах. Просто Люк не собирался оставлять ситуацию на волю случая.

От оттолкнулся от стены и проехал по струившейся пене к Нику с Эоной.

— Обеспечьте безопасность своих людей, приготовьтесь ко взлёту, и пусть они закроют двери трапа! — приказа он, перекрикивая звуки творившегося хаоса. — В заднем отсеке вы найдёте три или четыре заделочных секции. Ещё вопросы?

— Есть: кто назначил тебя главным? — огрызнулась Эона.

— Ты и назначила, дорогая, — сказал Ник, — в тот самый момент, когда высадила ситх знает где его сестру и лучшего друга. Так что смирись и делай что велят.

Её взгляд вспыхнул, словно перегруженный бластер.

— Тебя ждёт столько неприятностей…

— Можешь меня отшлёпать, если выживем.

— Отшлёпаю, не сомневайся.

— Иди в кабину, — сказал ей Люк. — Заведи столько двигателей, сколько сможешь, и по моему приказу запусти их на полную мощность.

— На полную? Да мы только загоним себя ещё глубже в землю!

— Когда-нибудь, малышка, — вновь вмешался Ник, — мы с тобой обсудим, почему не стоит спорить с джедаем. У него появился план. — Он повернулся к Люку. — Скажи, что у тебя появился план.

— Какой-никакой, — отозвался джедай. Он поднял себя с небольшой помощью Силы и, умудряясь удерживаться на мыльно-скользкой пожарной пене, пустился рысью к корме.

— Не самый обнадёживающий твой ответ. А куда ты рванул?

— К счетверённой турели, — не замедляясь, ответил Люк.

— Скайуокер, пусти-ка меня за вторую, — попросил Ник.

Люк остановился и оглянулся.

— А сможешь стрелять?

— Я с тысячи метров могу подрезать крылышки пертриллианским ночным осам, и при этом они даже не проснутся.

— Не похоже на ответ.

— Эй, у тех ребят были все шансы врезать мне как следует, но у них не вышло.

— Верно подмечено. Тогда вперёд.

Когда они добрались до коридора с лестницами, обе турели оказались опустевшими.

— Похоже, отсюда уже слиняли.

Люк стал спускаться к брюшной турели, указав головой на кучу шлака, некогда бывшей транспаристалью.

— Ты осуждаешь их?

Ник, который уже достиг башенной лазерной пушки и пристёгивался ремнём, только пожал плечами.

— Не самая плохая идея, приходившая им сегодня в голову.

Люк тоже пристегнулся. Одним щелчком Силы он повторно активировал контурную цепь, при помощи которой ранее замкнул брюшную турель.

— Милые у тебя друзья, как я ни посмотрю.

— Она — неплохой человек, — настойчиво заявил Ник, проворачивая рукоять управления взад-вперёд и проверяя реакцию сервоприводов турели. — Просто на всякие мелочи у неё не хватает терпения.

— На сущие пустяки вроде законов, справедливости и жизней других? — Засветившийся тактический экран вывел иконки противника. — Вот они!

Ник потянул на себя гашетку и ещё до того, как четыре орудия вытянулись, оживил турель и запустил поток пушечных разрядов по дугообразной линии, выцеливая с десяток СИД-истребителей, устремившихся вниз вдоль внутреннего склона кальдеры. Ведущий СИД налетел прямо на лазерную бурю, отчего его кабина потеряла лобовой иллюминатор, а сама машина на полной скорости врезалась прямо в месиво из золы и щебня, где и взорвалась. Тем не менее, Ник успел заметить, как остальные выстрелы отскочили от бронированных солнечно-аккумуляторных панелей.

— Придётся непросто, — заметил Ник сквозь сжатые зубы. — Хотя уже минус один.

Внутри своего турельного отсека Люк удерживал гашетку.

— Это не истребители подожгли кратер. Берегись бомбардировщиков.

— Принято.

На них вновь налетели СИДы, и корабль сотрясли разряды вражеских залпов. Ник поймал одного прямо в «глазное яблоко», потом ещё одного. Он издал ликующий вопль.

— Минус три! А скольких ты свалил, Скайуокер?

— Ни одного, — сурово произнёс Люк.

— Так я что, стреляю лучше тебя? — Ник полил достаточно лазерного огня на панель четвёртого СИДа, и тот, потеряв управление, врезался в своего ведомого. — Вот те раз, джедаи уже не те, что были раньше.

— Ник, потише.

— Эй, я не злорадствую, ну разве что самую малость…

— Знаю. Мне нужно сконцентрироваться.

— На чём? — Ник повернулся так, чтобы из своей башни посмотреть вниз, вдоль лестницы, и именно тогда он осознал, почему Скайуокер ещё не сбил ни одного корабля. Он вообще не стрелял по ним. А ещё до Ника дошло, почему ни ракеты, ни бомбы, ни вражеские пушки ещё не разнесли «Сокол» на мелкие кусочки.

Потому что Люк Скайуокер на самом деле вёл огонь, но не по кораблям противника, а по его ракетам, бомбам и залпам многочисленных пушек.

— Ой-ой, — только и отреагировал Ник. Он вернулся к стрельбе. Однако при этом не мог перестать разглядывать языки пламени, то и дело взметавшиеся к небу из покрытой шлаком почвы; также он не мог не заметить, что хотя разряды Скайуокера перехватывали в небе снаряды противника, почти все ушедшие в землю промахи противника приводили к появлению «горячих источников» из расплавленной породы, которая, скорее всего, могла в любую секунду прожечь обшивку корабля. Как только Ника пронзила эта мысль, на тактическом экране появились отметки шести приближавшихся СИД-бомбардировщиков. Когда Ник указал на это Скайуокеру, единственным ответом молодого джедая стала просьба активировать внутренний канал связи с кабиной.

— Эй… — он обратился к Нику. — Ещё раз: как её зовут?

— Эона.

— Эона, это Люк. Надеюсь, двигатели уже разогреты.

— До полной мощности ещё ждать и ждать…

— Хватит того, что есть. Жми вовсю. Для дополнительного ускорения поверни маневровые под нужным углом.

— Скайуокер? — влез Ник. — Ты только что велел ей окончательно похоронить этот корабль в озере магмы.

— Да. Верни турель в исходное положение и открывай огонь по моему сигналу.

— А ты вообще в курсе, что исходное положение «вперёд» в нашем случае — это «вниз»? — в его голосе прозвучало отчаяние. — И знаешь ли ты, что «вниз» — это полная противоположность слову «вверх», то есть туда, откуда берутся плохиши?

— Ник, — сказал Люк, — ты вновь споришь с джедаем.

Ответом Ника, полностью переключившегося на панель управления турелью, стала досада, выраженная в виде рыка, где единственными различимыми словами были «никкель-орехи» и «джедай-рускакк».

Люк, в свою очередь, больше не смотрел на свой тактический экран. Он даже не выглянул за пределы турели. Ему не нужно было смотреть наружу. Всем вниманием сейчас завладело то, что творилось внутри.

Внутри его головы. Внутри Великой Силы.

Он почувствовал, как верхняя счетверённая турель «Сокола» заняла выбранную позицию, как СИД-бомбардировщики вот-вот перемахнут край кальдеры, как они сбрасывают неуправляемые протонные бомбы в механической последовательности… Он чувствовал траекторию каждого падающего снаряда, их точки попадания, радиусы их взрывных волн, на пути которых окажется «Сокол» и которые раздавят фрахтовик подобно тому, как удар стопы расплющивает брошенную упаковку от сухого пайка.

И тогда Люк сказал:

— Ник. Сейчас.

Счетверённая лазерная пушка разразилась вихрем лазерных разрядов, которые попадàли по огненному озеру между передними жвалами корабля. В зоне поражения вспыхнуло марево перегретой плазмы, что выстреливала над корпусом «Сокола» фонтанами охваченной пламенем породы. В тот же момент верхние маневровые двигатели сработали в тандеме с кормовыми досветовыми, формируя мощную вращательную силу, которая принялась буквально втаскивать корабль внутрь почвы, ведь орудия лазерной турели продолжали испарять и разжижать землю вокруг корабельных жвал.

— Думаешь, это поможет? — прокричал Ник.

— Ш-ш-ш. Это тоже не потянет на мой лучший трюк.

Люк ни на чём особенно не сосредотачивался, пока не почувствовал каждую деталь. Болтовня Ника, его собственная усталость, битва снаружи и нависшая над Леей угроза текли сквозь него как вода, не оставлявшая следов. Он позволил разуму проясниться, уподобившись хрустальному колокольчику, который зазвенел бы на одной, зато самой что ни есть чистой ноте.

Эта нота представляла собой крошечное сплетённое желание направить поток Силы высоко в атмосферу, чтобы легонько, почти что нежно подтолкнуть летевшие протонные бомбы в нужном направлении. Слабый толчок изменил траектории снарядов всего лишь на градус-другой, отправив каждый по небольшой дуге, поэтому вместо того, чтобы приземлиться единым точным кольцом в сотню метров в диаметре строго вокруг «Сокола», протонные бомбы раскинулись не менее точным кольцом диаметром в четыреста метров, и, как следствие, их перекрывшие друг друга взрывы не разорвали корабль, а принялись давить на него всей кинетической мощью, как если попытаться смять дольку рек-дыни между пальцев. И подобно этому воображаемому фрукту, «Сокол» с силой проскользнул сквозь пальцы.

Или точнее сказать, провалился сквозь землю.

Казалось бы, корабль нажил ещё больше неприятностей, но подрыв протонных бомб только истончил и без того расплавленное дно ущелья, которое на самом деле оказалось хрупким верхним слоем кратера, скрывавшим под собой огромную полость вулканического происхождения. Ударные волны снарядов в сочетании с пушечными залпами «Сокола» и бурильных работ, проделанных кораблём при помощи жвал, разрушили естественную преграду, поэтому фрахтовик пробил почву и рухнул во внутреннюю часть кратера с изрезанным рельефом, где «Сокол» принялся падать сквозь валуны, зазубренные каменные осколки и воспламенившийся вулканический пепел, одновременно отскакивая от склонов с обеих сторон.

Ник, взвизгнувший что-то вроде «Тпрууууууииии!» замолчал на полуслове, когда у него перехватило дыхание. Люк же в этом время выбирался из турельного отсека.

— Эона! — крикнул он. — Запусти автоматическое маневрирование и включи репульсоры!

— Да неужели? — съязвила женщина.

Люк выбрался в коридор, когда «Сокол» стал выравниваться. Репульсоры, наконец, ожили и завыли. С сильным лязгом и пронзительным скрежетом многострадальной обшивки корабль врезался в груду булыжников, сваленную на дне жёлоба, где, наконец, смог нормально сесть, хотя и сотрясаемый дождём сыпавшихся сверху камней, обломков и шлака.

Ник поморгал, глядя на кучу булыжников, которая теперь покоилась на башенной турели.

— Ладно, это было неподражаемо. Знаешь, промедли она на полсекунды с репульсорами, и вам пришлось бы лопаткой соскребать отсюда мои останки. — Он наклонился вперёд, чтобы попытаться разглядеть крошечный круг света — огней от полыхавшего кратера и разряжаемых бластеров — дыру, образованную их стараниями и через которую они свалились сюда. — Ты нарочно сделал это?

— Вроде того. Я знал, что нам придётся уйти под землю, просто не представлял, как это устроить. Хорошо, что плохиши нам помогли, а?

— Напомни потом послать им благодарственную открыточку.

Люк извлёк комлинк и направился вперёд.

— Эона, отключи досветовые и запусти репульсоры на максимум. Я уже в пути.

— В каком именно? — спросил Ник. — Кому-то придётся управлять этой бадьёй.

— Верно. И, судя по навыкам пилотирования твоей подружки, она точно не самый оптимальный выбор.

— И ты уверен, что справишься лучше?

— Есть только один человек, который сможет управлять этим кораблём лучше меня.

— Тогда нам стоит взять его на борт.

— Именно так я и планирую поступить. Удерживай верхнюю турель и следи за тактическими экранами.

— Что? Зачем?

— СИД-истребители, — подсказал Люк.

Ник вытянул шею. Сквозь небольшое отверстие далеко-далеко наверху уже просочился целый поток неприятелей.

— О-о-о, замечательно. И что помешает им разнести нас на атомы, пока ты поднимаешь эту развалюху и будешь таскать туда-сюда?

Люк ухмыльнулся спутнику, но его ухмылка выглядела не столько признаком веселья, сколько демонстрацией хищных клыков.

— Ты и помешаешь, — сказал он и побежал к кабине.

Хан и Лея прижались спиной к спине, окружённые сжимавшимся кольцом существ из камня, по которым оба вели беглый огонь, стремительно смещая сектора стрельбы парализующими разрядами, но каждый такой выстрел дарил им лишь несколько секунд передышки, да и зарядов оставалось что саблекот наплакал. Чубакка вновь лежал без сознания, наполовину поглощённый расплавленной массой, а Р2-Д2 валялся на боку с погасшим оком-фоторецептором и перегоревшими конденсаторами, от которых поднимался дым. Единственными источниками света теперь являлся неумолимо подступавшие враги, что сияли голубоватыми молниями.

— Какой глупый способ умереть! — проревел Хан, превратив в шлак за один выстрел ещё двоих. — Мы не знаем, что это за твари, не знаем, зачем они здесь, даже не знаем, отчего впали в безумие!

— Они не безумны, — задыхаясь, заметила Лея, не переставая стрелять. — Я чувствую это. Они даже не хотят навредить нам. Не в своём понимании. Просто хотят похоронить нас в камне и заняться своими делами.

— Выходит… мы умрём просто потому что появились в не в том месте и не в то время?

— Хан… — девушка спустила курок, но в этот раз дуло не разразилось оглушающей вспышкой. — Хан, у меня пусто.

— Ладно, ладно, — сказал Хан сквозь зубы. От разгорячённой рукояти уже покалывало ладонь, и у него имелась только горстка зарядов, что с учётом даже при настроенной вполовину мощности оставляло мало вариантов. Он обнял Лею за плечи и за пару разрядов проредил существ из камня таким образом, чтобы в сжимавшемся кольце образовалась брешь.

— Держись. Может быть, сумеем проверить карманы уже имеющихся гостей. Может, у кого-то где-то сохранился заряженный бластер, и тогда мы…

— Кто-то идёт, — прервала его Лея. — Хан, вон там кто-то есть! Идёт за нами!

— Часом не Люк? Пожалуйста, скажи, что это Люк. — Про себя Хан поклялся, что если Лея ответит «да», он больше никогда-никогда не выдаст ни одной шуточки про Великую Силу, про джедаев, про световые мечи или вообще про что-либо связанное с этой епархией. До конца своей жизни не выдаст. Или даже дольше, если потребуется.

Неожиданно существа из камня у входа в пещеру расплавились будто сами по себе и разлились жидкоплавким месивом.

— Это не Люк. — Голос Леи звучал приглушённым.

Ряды таявших друг за другом существ из камня складывались как карточный домик: зигзагообразные электрические росчерки стали сходить на нет. Когда растёкся последний, воцарилась тишина, а пещера погрузилась в непроглядный мрак. Стало так темно, хоть глаз коли.

Так темно, будто само понятие «свет» вдруг утратило привычное определение, а любой огонёк или проблеск мог бы показаться лишь сном.

И в этой всепоглощающей ночи раздалось рычание.

— Что это было? — спросил Хан. На слух это было словно порыкивание кореллианской песчаной пантеры, которая запугивала случайно забредшего в её логово незваного гостя.

— Оно говорит, — тихо ответила Лея. — «Ваше убежище — сама Тьма. Примите её объятья и усните, усталые путники».

— Ну и что это должно означать? И с каких пор ты говоришь на… кстати, что за немой язык?

— Не знаю. Просто как-то понимаю его.

Раздалось новое рычание, и на сей раз его источник явно пришёл в движение. Хан наставил ДЛ-44 туда, откуда пришёл звук.

— Что он говорит сейчас?

Её руки обвились вокруг груди Хана.

— Он говорит, что чует твой страх.

— Правда? Ну так пусть почует вот это.

Бластер Хана разразился ещё одним выстрелом. В мгновение ока стрелок увидел источник рыка. Его. Будучи крупнее любой песчаной пантеры, тёмная фигура неслась вдоль стены. Хан стрелял вновь и вновь, но разряды попадали только в камень, поскольку этот мужик — эта тварь, да без разницы — двигалась слишком стремительно, размыто даже для острого зрения Хана. Он стиснул челюсти и, недолго думая, дважды легонько нажал на спуск — затем снова, и ещё дважды без всякого перерыва, слыша в ответ лишь серию сухих щелчков. Сквозь сжатые зубы вырвалось невнятное ругательство.

Рычание противника перелилось в басистый сухой смешок, для перевода которой вовсе не требовались способности Леи.

— Думаешь, это забавно? Ну-ка зажги свет, и я покажу тебе что-то забавное!

— Хан, не раздражай его! — прошептала Лея.

— А почему нет? Думаешь, ситуация может стать ещё хуже?

— Да, — сказала она. — Мне кажется, он здесь ради меня. Если будешь держать рот на замке, тебе могут сохранить жизнь.

Последовал очередной полурык-полусмешок, который не нуждался в пояснении, и слева от Хана возникло слабое свечение холодного зеленоватого оттенка. Он не смог точно определить, что за «ночник» включился посреди тёмной пещеры, пока рассеянный свет не стал усиливаться, медленно, но верно озаряя всё внутреннее пространство аморфным пятном, и посреди этого пятна обнаружилась тень в виде мужчины, раскинувшего руки в обе стороны. Он и был «ночником», бессистемно источавшим из рук сверкавшие лучи подобно тому, как кристаллики льда формируют морозные узоры на стеклянном окне. Свечение не только сделало видимым окрестности, но и очертило огромную, могучую фигуру, припавшую к земле будто катарн[41], готовившийся к прыжку. Приглядевшись, Хан понял, что источником света выступал какой-то люминесцентный лишайник, который словно произрастал из ладоней здоровяка, и чем больше становилось этого лишайника, тем быстрее он расползался, продолжая устилать стены и пол пещеры, пока в одном последнем рывке не покрыл весь пол, все стены и не усеял потолок.

Во рту Хана стало сухо, как в песчаной пустыне, и пришлось откашляться.

— Это… это он сделал?

— Кажется, да, — осипшим голосом прошептала Лея.

Мужчина встал, закрыв собой проход. Хан попытался прочистить горло и перехватил бластер поудобнее. Этот мужик оказался самым настоящим великаном.

Он практически не уступал Чубакке в росте, только ещё и был вдвое шире. Его грудь и плечи были обнажены, а на ногах виднелись штаны космолётчика, плотно натянутые на бёдра размером с талию Хана. Кожа его отличалась тёмным цветом, как у тиммоса, безволосый череп сиял, словно отполированная лампа, а улыбке зазубренных и острейших зубов позавидовали бы и сами барабелы[42].

Темнокожий здоровяк широко развёл руками в приветственном жесте. Теперь он не просто рычал, а скорее издавал какой-то жужжащий звук, как если бы исторгал из себя рой крылатых насекомых.

— Он сказал «Вот тебе свет. Ну и что дальше? Пристрелишь меня из пустого бластера?»

— Ты имеешь в виду этот пустой бластер? — спросил Хан и, вскинув оружие, спустил курок.

Оглушающий разряд воткнулся в грудь здоровяку, и он, покачнувшись, остался на ногах, так что Хану пришлось угостить наглеца добавкой. И ещё одной, потому что третий заряд был последним, и более достойного ему применения Хан всё равно бы не нашёл.

— Полагаю, ты никогда не слышал про контрабандистский «щёлк-трюк», а? — Хан улыбнулся. — Конечно, звук был именно такой, словно я пытался выстрелить из опустевшего бластера, не так ли?

Улыбка сползла с лица Хана, когда он понял, что здоровяк улыбается в ответ.

Парализующие разряды, похоже, ни капли не подействовали, хотя лужа расплавленного месива, в которую по щиколотку опустился мужчина, ярко свидетельствовали об исправности оружия.

Прежде, чем Хан осмыслил увиденное, здоровяк прыгнул через всю пещеру, схватив Хана за горло огромной ручищей и без труда оторвал его от земли. Хан ударил темнокожего по лицу рукоятью бесполезного теперь бластера с такой силой, что раскроил щёку до кости, но здоровяк, похоже, этого не заметил, обхватив другой ручищей подбородок Хана и принявшись с рыком размахивать им туда-сюда, словно тряпичную куклу.

Затрещали суставы, и как будто что-то хрустнуло в шейных позвонках, но вместо крика из горла Хана вырвалось только сипение. Он успел всерьёз задаться вопросом, не стоило ли прислушаться к Лее с её идеями не раздражать незнакомца, и тут вдруг Лея сама напомнила о себе, выкрикнув нечто такое, что сквозь заложивший уши рёв звучало как «Стой! Если он погибнет — умру и я!» — и тогда неистовый вопль стих, тогда как онемевшим конечностям Хана вернулся кровоток.

— Отпусти его, — потребовала Лея, которая стояла с незаряженным карманным бластером в руке, и дуло оружия было приставлено к подбородку девушки. Палец Леи ходил ходуном на спусковом крючке. — Я не шучу.

Ручища верзилы расцепились, и полузадушенный Хан рухнул на землю. Здоровяк вновь развёл руки в стороны.

— А теперь отойди от него. Медленно.

Мужчина сделал шаг назад, но лишь один.

— Продолжай отходить.

Здоровяк упал на одно колено и медленно опустил правую руку к земле. В момент, когда ладонь коснулась люминесцентного лишайника, вся пещера вновь погрузилась во мрак.

Хан кожей ощутил, как мимо пронеслась молния; он попытался вслепую пнуть незнакомца, но промахнулся. Всё, что ему оставалось, это прохрипеть «Лея, берегись!»

— Хан… — Всё, что девушка надеялась сказать, прервали задыхающиеся возгласы и бульканье, которые сменились приглушёнными звуками борьбы. Хан вскочил на ноги и, не обращая внимания на темноту, бросился на источник шума. Он нарвался на подсечку, обрушившую его в полужидкую массу.

«Вляпался в самые неприятности», — мелькнула мысль. Хану удалось подняться на четвереньки… и в этот момент пол вновь затвердел, и окаменевшая масса крепко схватила ступни, икры, колени и руки до середины предплечий.

— Отпусти! — закричал Хан. — Отпусти меня, выродок! Не трогай её. Не смей трогать её! Лея!

Ответом стало лишь эхо, улетучившееся во тьме. Хан изловчился опереться на колени, тяжело дыша от подпитываемых отчаянием усилий. Он попытался высвободить руки. Пытался вновь и вновь, пока не захрустели локтевые сгибы, а ладони не свело судорогой. Хан уже не мог пошевелить и пальцем. Оставалось разве что шевелить пальцами ног, обутых в ботинки, но ноги были погребены и закреплены даже надёжнее, чем руки.

Он ничего не мог сделать. Вообще ничего. Лея оказалась в лапах незнакомца. Кто был этот гигант? Хан не мог придумать объяснения, как ни старался. На ум не приходило ни одного вразумительного ответа.

И его, так ничего не понявшего, вероятно, ждёт смерть. Доверься Силе, говорила Лея. Что ж, если Сила располагала какими-то намерениями по оказанию ему помощи, лучше момента не придумаешь.

— Ну что? — вслух произнёс Хан, обращаясь к Великой Силе. — Ты здесь? Может, подкинешь немножко удачи для лучшего друга последнего из твоих джедаев?

Из кармашка на жилете раздался писк статики, за которым последовал голос.

— Хан? Хан, ты слышишь? Хан, ответь! Это Люк!

Это можно было бы счесть поистине грандиозной удачей, практически откровенным чудом и чем-то таким, что заставило бы Хана раз и навсегда поверить в Силу… если бы не тот факт, что обе его руки прочно сковал пещерный камень, напрочь лишив его возможности вынуть комлинк и ответить на вызов.

Хан решил, что если Великая Сила действительно существует и работает именно так, как постоянно талдычат Люк с Леей, то у неё вдобавок наблюдается весьма и весьма премерзкое чувство юмора.

«Сокол» нёсся по лабиринту пещер с немыслимой скоростью, которую Ник ощущал ещё острее благодаря постоянно мелькавшим мимо скалам, чьи зазубренные выступы угрожали отсечь ему голову, если не всю турель, и это не считая постоянного грохота, треска и визга металла, задевавшего каменную поверхность. А вот не обращать внимание на другую опасность Ник не мог, поскольку ей являлась группа преследовавших «Сокол» лёгких и манёвренных СИД-истребителей. Только изгибы и Т-образные повороты подземелий уберегали фрахтовик от массированного огня имперцев, в то время как на редких прямых участках Ник отвечал залпами из башенной турели. Каждый СИД, который подступал почти вплотную (где манёвренность уже не играла роли), получал лазерный разряд прямо в кабину, похожую на гигантское глазное яблоко, отчего падал подбитым или взрывался на месте.

Высказывание Ника относительно крылышек пертриллианских ос содержало изрядную долю бравады, но бравады вовсе не пустой.

Ник продолжал пальбу, стараясь не думать о размытых скалах, проносившихся мимо так близко, что если бы он открыл иллюминатор, то мог бы дотронуться до них… рискуя оторвать руку напрочь.

— Надеюсь, ты знаешь, куда гонишь! — обратился он к Скайуокеру по интеркому.

— Пока иду наощупь. — Тот казался почти жизнерадостным. — А как там дела в тылу?

Ник хмуро оглядел мелькавшие изгибы, повороты и боковые отверстия, которые так стремительно растворялись в кромешной темноте позади.

— Мы в довольно неплохом положении, если они не придумают, как стрелять сквозь стены!

Сразу после этого из темноты высветилось две одинаковых энергетических сфер голубовато-белого цвета, что, увеличивавшись в размерах, устремились «Соколу» — и к Нику.

— Поторопился с выводами.

Он потянул на себя гашетку и попытался направить орудия на эти шары, которые приближались столь же неумолимо, сколь чётко повторяли манёвры «Сокола», невзирая на все перегрузки.

— Торпеды на подходе. Похоже, нас догнали те бомбардировщики.

— Так возьми торпеды на прицел.

— Сейчас вырвусь вперёд по сбитым снарядам, — проворчал Ник сквозь зубы, когда его очередь лазерных разрядов пересекла траекторию ближней торпеды. Однако другая как ни в чём не бывало пролетела сквозь волну пламени и продолжала сближение с кормой «Сокола». Ник выругался, проклиная медлительность турели. — Я бы их быстрее камнями сбил!

Наконец, ему удалось выровнять все четыре ствола и перехватить вторую торпеду всего в паре десятков метров от досветовых двигателей «Сокола».

— Чуть было не догнала! А ты сможешь оттуда управлять второй турелью?

— Прямо сейчас у неё другая задача, — ответил Скайуокер, и брюшная лазерная пушка разразилась чередой залпов, которые пронеслись сквозь темноту, обгоняя фрахтовик, и пробили узкое отверстие в скале впереди.

«Сокол» вошёл в брешь со скоростью арбалетного болта, выпущенного на полной мощности, и вырвался наружу. От громкого душераздирающего звука и от удара Ник подпрыгнул на месте, чуть не ударившись головой об транспаристаль.

— Туговато зашли, — заметил Люк. — Кажется, что-то отвалилось.

— Похоже на сенсорную тарелку, — сказал Ник, наблюдая, как вышеозначенная деталь корабля пролетает мимо и исчезает во мраке.

— Просто здорово. Хан до сих пор достаёт Лэндо за то, что тот потерял такую тарелку где-то посреди второй «Звезды Смерти». Мне он точно спуску не даст.

— И не задаст, если не выберемся отсюда! — воскликнул Ник, когда в поле зрения появились ещё четыре голубых светила, двигавшихся так быстро, что за время, пока булавочные уколы превратились в сиявшие шары, Ник успел только пробормотать: — Четыре? Ну и как я должен снять все четыре?

Он навёл орудийные стволы на пещерный свод и вдавил гашетку, устроив позади корабля хаос в виде облаков дыма с пылью, что не стали помехой для нагонявших торпед, а также — массой обрушившихся камней. Которые, в свою очередь, образовали препятствие.

Первая торпеда скользнула по падавшей глыбе и, потеряв управление, отправилась в потолок пещеры. Взрыв привёл к новому обвалу, который в ту же секунду зацепил оставшиеся три снаряда, после чего Ник наблюдал, как удалявшийся от преследователей «Сокол», образно говоря, сжигает за собой все мосты: всё эффектное действо окончательного обваливания туннеля освещалось внешними прожекторами корабля.

— Пожелаем бомбардировщикам удачи в поисках другого маршрута, — пробормотал Ник, ощущая расплывавшееся в душе умиротворение. Он был доволен собой вплоть до того момента, как осознал, что всё ещё видит перед собой обвал. — Эй, а почему мы зависли?

— Посмотри вперёд.

Ник повернул турель и сказал:

— Ой-ой.

Они достигли тупика: туннель закончился. Перед «Соколом» возвышалась глухая каменная стена. А единственный выход позади теперь был запечатан надёжнее, чем хртгингианское хранилище огненных самоцветов.

— Эм… — протянул Ник. — Только не включай заднюю тягу.

Люк мрачно, с примесью разочарования осматривал скалу изнутри кабины. До последнего его не покидала уверенность, что они идут правильным путём. Конечно, эта уверенность была продиктована волей Силы, и всё же он не ожидал подобной развязки.

— Не понимаю. — Люк покачал головой. Он повернулся к креслу второго пилота, где сидела пристёгнутая ремнём Эона. — Это неправильно. Так не должно было произойти.

— Не трать время на беспокойство о произошедшем. Беспокойся о настоящем.

Хотя Эона неожиданно заговорила как Йода, Люк решил этого не комментировать.

Она выглядела измученной, и, судя по голосу, находилась на грани срыва.

— Беспокойся о том, как бы вытащить нас отсюда.

Люк сочувственно посмотрел на неё.

— Клаустрофобия?

— Самую малость, — с неохотой кивнула женщина, — но и этого хватит сполна.

— Как и мне. В особенности за сегодняшний день. Не волнуйся. Если заблудился, первое, что необходимо сделать — где-нибудь привстать и спросить дорогу. — Он активировал коммуникатор и ввёл код комлинка Леи. — Лея? Лея, пожалуйста, отзовись. Это Люк.

Ответа не последовало. Даже в виде статики.

— Лея, приём.

— Можешь не пытаться, — сказала Эона. Она махнула рукой куда-то через лобовой иллюминатор, в сторону скалы. — Видишь те мерцающие белые переливы в чёрном камне? Похоже, всю пещеру пронизала жила плавлеита — это такой минерал, который…

— Я знаю, что это такое. — Люк сжал кулаки, ощущая тёмную пульсацию нервной системы, где, в свою очередь, росли прожилки тончайших кристалликов, отзываясь эхом по всему телу. — А при чём тут коммуникации?

— Плавлеит как-то блокирует частоты в эфире, — пояснила Эона. — Понадобится комплекс связи целого крупного корабля, чтобы появился хотя бы шанс прорваться сквозь помехи.

— Только и всего? — Люк обнаружил, что на его лице проступило подобие ухмылки, вроде той, которой славился Хан. Он принялся жать на переключатели и клавиши. — Тогда подожди минутку.

— Уверяю тебя, что это не поможет.

— Этот корабль был личным транспортом генерала-командующего Альянса свободных планет[43]. — Он завершил манипуляции с приборной панелью, и посреди задней переборки открылся потайной отсек, где обнаружилось громадное устройство связи самого передового уровня. — Тот генерал ушёл в отставку, но Хан не из тех, кто так легко расстаётся с подобными игрушками, понимаешь? Сигнал от такого устройства пробьётся до самого края галактики. Для питания будет использоваться энергия из самого ядра реактора, но мы всё равно пока никуда не движемся.

Он взглянул на устройство связи.

— Лея? Ты здесь?

Ответа по-прежнему не приходило. Люк нахмурился и переключился на код Хана.

— Хан? Хан, ты слышишь? Хан, ответь! Это Люк!

Эфир разразился шипением помех.

— Генерал Скайуокер! Мы слышали, вы попали в небольшую переделку.

Люк вновь нахмурился.

— Лэндо? Что ты делаешь в этой системе?

— Задаю себе этот же вопрос раз так шестьдесят в час. Где ты находишься?

— Точно не уверен. Где-то под землёй. Я пытаюсь найти Лею — мог чувствовать её в Силе поблизости, но больше не получается.

— Мы потеряли контакт с Ханом и Леей всего несколько минут назад. Хан упоминал, что находится в какой-то пещере. Вот почему мы отслеживаем частоту его комлинка. Слушай, в переделку попал не только ты один. Мы можем потерять всю оперативную группу.

— Мы потеряем гораздо больше, — пробормотал Люк.

— Прости? Не расслышал. Сможешь повторить?

— Нет. Не бери в голову.

— Люк, я делаю всё от меня зависящее, но, учитывая сложившуюся ситуацию, нам очень нужен ты. Как скоро сможешь принять командование обратно?

— Я… не могу. Слишком долго объяснять. Ты у руля этой битвы, Лэндо. В любом случае, ты справляешься с должностью генерала лучше, чем когда-либо получится у меня.

— Сегодня я бы поспорил. Держи меня в курсе, и вообще только свистни — руководство вновь вернётся к тебе. Так, здесь есть кое-кто, кто очень хочет с тобой поговорить.

— О, хозяин Люк! О, слава создателю, что с вами всё в порядке!

— В порядке — громко сказано, — возразил Люк. — Но мне приятно слышать твой голос, Трипио.

— О, хозяин Люк, я так обеспокоен! Принцесса и капитан Соло в ужасной опасности — и вы тоже!

— Знаю, — сказал Люк, — но откуда знаешь ты?

— Я провёл анализ информационного взаимодействия между напавшими, хотя, вынужден отметить, у них совершенно варварская манера выражаться. Но, поскольку я свободно изъясняюсь на…

— Ты уже говорил. Какие напавшие? Где они сейчас?

— Пожалуйста, поторопитесь, хозяин Люк… Ар-два уже, возможно, уничтожен!

— Трипио, скажи мне, где они!

— На самом деле, совсем рядом — около пятнадцати метров по планетарной оси от вашего текущего местоположения.

— Они прямо над нами?

— О да. Но напавшие определили ваше текущее местоположение… а теперь обсуждают, стоит ли… э-э-э… их фраза переводится как «тюремное заключение» или «изоляция», хотя они также обсуждают, как лучше поступить — атаковать вас или преследовать какого-то Полуизбранного.

Люк больше не слушал, с сомнением уставившись на гладкий чёрный свод над кабиной.

— Пятнадцать метров… чересчур большая глыба, чтобы пробить её даже световым мечом.

— Это не простая глыба, — сказала Эона, — это плавлеит.

— Я не знаю, как нам это поможет.

— Тогда твоим друзьям повезло, что я сижу рядом, потому что как раз я — знаю. Надеюсь, когда найдём их, ты расскажешь, как всё было, потому что у меня такое чувство, что один мой вид приведёт их в бешенство.

Эона потянулась к системе управления защитного противопехотного поля и активировала проектор корпуса.

— Теперь бери выше, — сказала она. — Без резких движений.

— А, вот оно что, — протянул Люк, когда обшивка «Сокола» затрещала от паутины разрядов. — Я бы и сам догадался. Со временем.

— Разумеется, — сочувственно произнесла Эона. — Просто у тебя выдался тяжёлый денёк.

— Я бы назвал его иначе.

Корабль уверенно коснулся плавлеитного потолка. Камень мгновенно утратил плотность, затем — густоту, пока, наконец, не принялся стекать жидкостью по бронированному корпусу фрахтовика, формируя небольшой пруд на дне пещеры.

— Сколько времени пройдёт, пока он затвердеет?

— Не могу точно сказать. А что?

— У СИД-истребителей нет такой парализующей системы, а лазерные пушки нельзя настроить на оглушение.

Она задумчиво кивнула.

— Значит, не придётся сильно беспокоиться о незваных гостях. Сколько нам ещё так «всплывать»?

Люк потянулся к Великой Силе.

— Мы… уже почти… на месте…

Скользя через жидкую пучину словно акварисский демонокальмар, охотившийся на скачущего гнурупа, «Сокол» достиг поверхности. Расплавленная масса принялась ручьями литься вниз, стекая с корпуса, на котором теперь находился грязный человек, яростно цеплявшийся за единственную часть корабля, куда не доставало несколько тысяч вольт парализующих разрядов: окно кабины.

— Люк… — Хотя через иллюминатор было тяжело что-либо услышать, по губам Хана читались отчётливые слова. — Он забрал её, Люк. Она пропала.

Кронал замер под сводчатым проходом, ведшим в тронную пещеру. Сам трон — чёрный и зловещий на фоне кровавого сияния лавы — всё ещё парил в воздухе благодаря конструкции из плавлеита. Оглядывая пещеру глазами Кара Вэстора, Кронал почувствовал укол сожаления: его великолепная, настолько реалистично поставленная голодрама так и не найдёт свою широкую аудиторию, которую, несомненно, заслуживала.

Но таковыми были превратности жизни и жертвы, которые, как известно, требовало искусство. Вместо того чтобы оплакивать забракованный шедевр, Кронал решил полностью сосредоточиться на по-настоящему важной задаче — обеспечении сохранности нового и здорового тела. Не говоря уже о зачистке всех, кто мог знать или догадываться о том, что эта молодая и прекрасная девушка на самом деле являлась старым уродцем.

Он снял находившуюся без сознания девушку с плеча подконтрольной ему сейчас физической оболочки и осторожно положил новую жертву на землю.

Кронал не мог не воспользоваться моментом и принялся рассматривать девушку, которая оставалась преисполненной красоты и изящества даже в таком положении и в таком состоянии. Он вспоминал, как наблюдал за ней все годы службы, проведённые в Имперской разведке, как тщательно следил за её антиимперской деятельностью, впоследствии переросшей до стадии открытого разрыва с Империей и предполагаемой измены во времена Альдераанского происшествия.

«Юная сенатор Органа, — размышлял Кронал. — Принцесса Лея Скайуокер, все эти годы скрывавшаяся у всех на виду. Кто бы мог подумать?»

Почти во всех отношениях она являлась даже более подходящим кандидатом, нежели её братец. В конце концов, она не была джедаем, да и никто не станет ожидать от обладательницы хрупкого тела, что она будет скитаться по галактике и рисковать жизнью ради незнакомых существ. Нет, после имперской ловушки, унёсшей жизнь её брата, непутёвого любовника, а также многих друзей и союзников, сенатор Органа «получит» психологическую травму и неохотно откажется от дальнейших приключений, чтобы окончательно посвятить себя политике. Идеально.

Он закрыл глаза и позволил разуму частично выскользнуть обратно к дряхлому телу, покоившемуся в камере жизнеобеспечения. Изнутри того черепа он мог управлять уникальным материалом, из которого была сформирована пещера, и вновь подавить волю существ, использовавших плавлеит как физическое воплощение.

Выступ вытянулся узким мостиком, перенося Кара Вэстора и девчонку-Скайуокер до тронного постамента, после чего вновь «распался». Вскоре принялся колыхаться, расширяться и изгибаться сам камень, на котором возвышался трон, чтобы потерявшая сознание девушка и неподвижный мужчина увязли в расплавившейся структуре и были погребены внутри цельной глыбы, зависшей над озером магмы.

Кронал решил, что таких мер предосторожности хватит для предотвращения нежелательного вторжения.

Теперь оставалось только позаботиться о том, чтобы новое тело не сгорело в уже начавшемся звёздном пожаре. Трясущаяся рука нащупала в темноте голосовой модулятор камеры, преобразовывавший почти предсмертные хрипы Кронала в певучий бас Кукловода, рождённого тенями. Затем Кронал активировал заранее защищённый канал связи.

— Да, милорд? — раздалось из динамиков. — Уже пора?

— Пора, — просто ответил Кронал. — Приступайте.

Затем он вновь сомкнул веки и вернулся в тело Вэстора. Поскольку в каменной гробнице ждал только мрак, он не стал смотреть украденными глазами. Ему вовсе не нужны были глаза.

Он «настроил» чужой мозг на нужную управляющую волну и легонько подтолкнул. Могила откликнулась на зов, после чего ультратонкие кристаллические иголки принялись пронизывать девчонку-Скайуокер, чтобы вместе с кристаллами она наполнилась волей самого Кронала.

Спи. Это конец всему сущему. Не осталось ничего, кроме сладкого забвения.

Вечного забвения.

Стоило только расплавленной поверхности вновь затвердеть, как Люк посадил «Сокол» посреди пещеры, не опасаясь, что её дно не выдержит веса фрахтовика. Опустив грузовой лифт в машинном отсеке, Люк встал с кресла.

— Идём со мной.

Эона посмотрела сквозь транспаристальное окно кабины.

— Я… не могу. Не могу пойти туда.

— Нет, можешь.

— Нет… нет, я не шучу, джедай. Ты не знаешь, что это за место.

— Так просвети меня.

— Перед тобой склеп плавильщиков. — Женщина провела по губам тыльной стороной ладони. — А плавильщики… не знаю, кто они. Ты слышал своего друга по коммуникатору. «Напавшие», о которых велась речь — скорее всего, плавильщики и есть. Они просто… вылезают из стен. Или из-под самой земли. Тут повсюду плавлеит. А стоит им прикоснуться к кому-либо — и эффект будет сродни оглушающему разряду. Затем тебя переносят в склеп и запихивают внутрь камня.

Она испуганно посмотрела на Люка.

— И оставляют тебя прямо там.

Люк кивнул в сторону погребённых у стен и пола.

— Результат мне виден.

— Я кочевала по этой планете несколько недель, пытаясь вернуть Ника. Вот почему я спуталась с миндорцами. Им позарез требовался лидер. А мне нужны были бойцы со стволами. Но эти плавильщики… — Эона покачала головой. — Они неоднократно напоминали о себе, нападая безо всякого предупреждения. Иногда нам удавалось сдерживать их достаточно долго, чтобы уйти всем составом… иногда приходилось бросать того, кто прикрывал отход. Нескольких мы потом находили. Пара-тройка ещё оставалась жива. Но прежними им было уже не стать. Только не после вынужденного пребывания во мраке.

— Могу представить.

— Можешь представить, каково это — быть запертым вот так? Один-одинёшенек во тьме? Во тьме, что чернее самой ночи? Чернее вакуума?

— Да, — сказал Люк. — Я — могу представить.

— Вот на этой почве у меня и развилась лёгкая клаустрофобия, понимаешь? В пещере темнее, чем снаружи или чем где-либо.

Люк бы поспорил, но он только поддакнул:

— Как скажешь.

— Итак, теперь ты понимаешь, почему мне нельзя выходить в склеп плавильщиков.

— Я понимаю, почему ты не хочешь выходить. Но ты всё равно пойдёшь.

— Что, собираешься заставить меня?

Люк склонил голову.

— Это единственный способ не дать Хану убить тебя на месте, который приходит мне на ум.

Рука женщины скользнула к кобуре на поясе.

— Меня не так-то просто убить.

— Ты не понимаешь, — мягко продолжал Люк. — Хан — мой лучший друг. Если кому-то из вас двоих и суждено умереть, выбор падёт на тебя.

— Э-э-э…

— Я желаю, чтобы ты уяснила это как можно тщательнее. У тебя в голове не должно остаться никаких сомнений. Совершенно никаких.

— Никаких, — сдалась Эона. — Я тебя услышала. Я пойду.

— Тогда вперёд.

Они пошли по главному коридору к корме фрахтовика, минуя грузовые отсеки, которые всё ещё были заполнены бойцами Эоны. Добравшись до машинного отделения, Люк жестом велел спутнице подождать неподалёку, а сам вошёл внутрь. В опущенном на землю грузовом лифте уже находился дрожащий от нетерпения Хан; его руки и ноги были покрыты комками затвердевшего плавлеита.

— Люк! — воскликнул он. — Скорее, мы должны двигаться! Должны отправиться за ней. Поднимай меня!

Люк вздохнул.

— Так ты не видел, кто ещё сидел со мной в кабине.

— А с тобой кто-то сидел? Как ты отобрал «Сокол» у тех пиратов? Пожалуйста, скажи, что пришил их всех. Особенно эту мерзкую рыжую кры…

— Не то, чтобы пришил. — Люк поманил Эону. — Она здесь с извинениями.

Лицо женщины потемнело от негодования.

— С извинениями? — выпалила она. — Ты ничего не говорил об…

— Вот сейчас говорю.

Хан даже подскочил на месте, когда увидел Эону. Переполненный готовностью убивать, он машинально принялся нащупывать бластер.

— Ты! Ты украла мой корабль!

Она пригнулась и укрылась за крышкой грузолюка.

— Взяла во временное пользование, разве нет?

— Хан. Убери бластер. — Быть может, несколько месяцев генеральской службы окупили себя, поскольку властный тон охладил Хана. — Я серьёзно.

— А, да ладно, — недовольно бросил Хан, пожав плечами. Он крутанул бластер на пальце. — Всё равно там пусто.

Люк кивнул.

— Эона? — позвал он.

Она нехотя вернулась в помещение.

— М-м, привет, Соло. Прости. Правда.

— «Прости»? — вспыхнул Хан, чьё лицо пошло красными пятнами. — «Прости»?!

— Эй, да что тебе ещё нужно? Он сказал извиниться. Вот я и извиняюсь.

— Эона, — тихо проговорил Люк. — Скажи, зачем ты это сделала.

— Что-что? Какое это имеет отношение к делу?

— Такое, что это может помочь прояснить картину. С его точки зрения.

Она вздохнула.

— Мне позарез требовался твой корабль, Соло. Мой… э-э-э… в общем, есть один парень, и мы вроде как вместе…

Глаза Хана сузились, а губы сжались.

— Ты влюблена в этого парня по уши, и он попал в беду.

— Вообще-то он уже в твоей башенной турели.

Хан отмахнулся.

— Но ты же влюблена в него.

— Я решила, что разбойное нападение станет моим единственным шансом вернуть его живым. — Эона отвернулась. — Я даже не стала бы пытаться без корабля, но у меня не оставалось времени играть по правилам, ясно?

— Могла бы просто попросить, — проворчал Хан.

— И если бы ты упёрся рогом, сказав «нет», драка всё равно бы состоялась, только всё преимущество было бы у тебя. Что, с учётом всего услышанного о тебе, было бы не лучшей идеей.

Румянец Хана стал только гуще.

— Допустим…

— Проще потом извиниться, чем что-то клянчить, верно? Разве ты сам поступаешь не так, когда в опасности та, которую ты любишь? На ум сразу приходит пара историй…

— Хорошо, хорошо, — сказал он. — Замнём.

— Я не прошу вас двоих добиться взаимных симпатий, — заговорил Люк. — Но вам придётся хотя бы потерпеть друг друга. Любым возникшим между вами разногласиям придётся подождать, пока мы не закончим начатое. Понятно?

— Вот это да! — вместо ответа восхитился Хан. — И кто назначил тебя главным?

— Я спросила его о том же, — фыркнула Эона.

— Позвольте перефразировать. — Люк был сама терпеливость. — Каждая секунда, потраченная мной впустую в тревоге за то, что вы оба перестреляете друг друга, это ещё одна секунда, отдалявшая нас от возможности спасти Лею ― и от необходимости покинуть всем составом эту планету и эту систему прежде, чем это место сгорит.

Он спрыгнул на платформу грузового лифта.

— Эона, собери своих миндорцев и начинай помогать выжившим. Хан, ты позаботься о Чуи. Убедись, что он никого не убьёт по пробуждении, хорошо?

— Да, он у нас по утрам бывает не в настроении, — сказал Хан. — А ты чем собираешься заняться?

— Я-то?

Люк пристально посмотрел на свою левую, живую руку. Он сжал ладонь в кулак и вновь распрямил, ощущая ту незнакомую энергию, которая просачивалась через кристаллическую паутину — тень, отброшенную нервной системой. На миг джедай закрыл глаза и глубоко вдохнул, формируя с Великой Силой глубокую, почти интимную связь, после чего коснулся паутины внутри себя и подчинил своей воле. Когда Люк открыл глаза, из его руки выросла копна тонких — меньше человеческого волоса — блестящих чёрных нитей.

Хан вздрогнул и скривился.

— Что это?

Люк сошёл с грузовой платформы и, опустившись на колени, прижал ладонь к земле.

— Вот так, — сказал он, — я собираюсь поговорить с плавильщиками.

Установить контакт с плавильщиками оказалось не таким уж сложным делом. Люк просто положил левую руку к стене, отливавшей чёрным. Пучок кристаллических волосинок, проросших сквозь ладонь, мгновенно слился со структурой камня.

И там обнаружились они. Он ощущал их.

Ощущение было незнакомым, смутно напоминавшим обыкновенное зрение. Он чувствовал этих существ внутри камня подобному тому, как один человек мог разглядывать другого на расстоянии.

Привлечь их внимание тоже было нетрудно. Они узнали о его присутствии в тот же момент, как и он «увидел» их, и тогда они осознали, что за ними наблюдают. Люк ощутил вспышку их любопытства, перемешанного с недоумением, и почувствовал, как существа обмениваются друг с другом молниеносными энергетическими импульсами, словно обсуждая что-то на языке, которого он не понимал.

Вот тут-то и наступил этап посложнее: поговорить с этими существами.

Они посылали ему неуверенные сигналы, что могли быть расценены как осторожность и приветствие, после чего Люк ощутил, как внутренняя паутина отозвалась на сигналы, но не ответом. Ощущения больше походили на эхо или скорее гармонический обертон, будто тёмное зеркало его нервной системы искажалось, вступая в резонанс с входящими импульсами. То есть для того, чтобы контактировать со странными существами, ему предстояло полностью погрузить свой разум внутрь кристаллической сети, что означало вернуться к той засевшей глубоко в нём пустоте, поглощавшей даже воспоминания о свете. Ему придётся связать себя с ними во тьме.

В Великой Тьме.

Чтобы достичь резонанса с плавильщиками, Люку придётся не просто посмотреть в бездны самой преисподней, но и нырнуть туда с головой. Утонуть в пустоте. Позволить неуловимому мраку прикоснуться к лицу, просочиться в уши, через глаза и вниз по пищеводу, чтобы мрак утянул его на дно, где свой бессмысленный конец находит всё сущее, и заточил его там на веки вечные.

Однако… в основе всего этого находились плавильщики. Каким-то образом всё крутилось вокруг них. Плавлеит служил им одновременно и физическим телом, и средой обитания, а кроме того, этот минерал был ключевым компонентом Закатной короны. Кристаллы обеспечивали контроль за каждой куклой и образовывали «смертоносный выключатель». Плавлеит — основополагающая структура всей базы Чёрной дыры. Как и сотканного из теней дубликата нервной системы, через который Чёрная дыра заразил Люка первозданным отчаянием.

То, при помощи чего он выкрал тело Леи.

Там, где они пребывали, было темно. Великая Тьма повсюду.

И тогда он испугался.

Испугался Тьмы, которая имела все шансы быть единственной истиной. Единственной не подвергавшейся никакому сомнению. Он испугался того, что все остальные лишь притворялись, пытаясь отвлечься от грядущего вечного забвения посредством самообмана, иллюзий и отводом глаз на нечто такое, что они считали важным, в упор не замечая очевидного. В то время как Люк провёл бесконечные миллиарды лет во Тьме и не понаслышке знал её ужасающую силу.

Всё умирает, нашёптывал неизменный голос изнутри скованного страхом сердца. Со временем сгорают даже звёзды.

Но если сейчас его нервы не выдержат, он оставит Лею на попечение этой Тьмы. В одиночестве. Навсегда. Великая Тьма поглотит её, будто той никогда не существовало. Какие у неё шансы спастись? Она даже не была джедаем. Как ей найти свет в конце туннеля?

Вот чем и должны заниматься джедаи, не так ли? ― подумалось Люку. ― Вот ради чего мы существуем. Мы — те, кто приносит свет.

Поэтому он собрался с духом и сфокусировал свой разум, чтобы установить связь при помощи Силы, одновременно соблюдая главное правило: если ты собираешься погрузиться в абсолютное ничто, где отрицается само существование света, лучше прихватить с собой немного своего собственного.

Он позволил сознанию коснуться горизонта событий, очерчивавшего радиус действия этой метафизической чёрной дыры, после чего окончательно соскользнул в сотканную из теней бездну, где падал во тьму вечность.

Ник продолжал морщиться, сбрасывая с себя тяжёлую мантию Кукловода и пытаясь запихнуть нывшее тело в запасной лётный комбинезон. Каждое заметное проявление боли вызывал у стоявшей рядом Эоны сочувствие.

— Эй, а тебя не ранили?

— А?

— Выглядишь так, словно сильно пострадал. Может, дать бакты?

— Это уж как получится, — ответил Ник. — А бакта сможет излечить от болезни под названием «Я слишком стар для всей этой дряни»?

— Бу-бу-бу. — Женщина обняла его. — Ты ведь совсем ещё ребёнок.

— Ага. Ребёнок, которого несколько дней подряд избивала шайка пьяных гаморреанцев.

Он чуть качнула головой в ту сторону, где на коленях стоял Скайуокер, чья левая рука наполовину вросла в камень.

— Когда ты собираешься ему рассказать? — приглушённым голосом спросила Эона.

— Рассказать что?

— Про Кара. Ты же слышал, как Соло говорил о человеке, который забрал принцессу Губки Бантиком. То был Кар. Должен быть, по крайней мере.

Ник нахмурился.

— То был не Кар. Это был Чёрная дыра.

— Дёргавший Кара за ниточки.

Ник отвёл взгляд.

— Ага.

— Я бы не стала напускать на него даже джедая.

— Как и я, — согласился Ник. — Будь у меня такой выбор.

— Ну так что?

— То, что я пытаюсь расставить приоритеты, — стал объяснять Ник. — Сказать правду может в итоге выйти боком. Скайуокер… он совсем не похож на своего отца. Слишком мягкосердечный, понимаешь? Если я сообщу ему, что Кар — очередная жертва Чёрной дыры, он примется сдерживать себя. И тогда в схватке с Каром его мягкосердечность сыграет с ним злую шутку и попросту убьёт.

— Повторюсь: ну и что? Он — наш общий любимчик?

Ник посмотрел ей прямо в глаза.

— Он уже дважды или трижды спасал нам обоим жизнь, а ведь знает нас меньше трёх часов. Ты правда считаешь, что галактике станет лучше без него?

Эона легонько покачала головой, затем кивнула в знак согласия.

— Ладно, хорошо. Он парень что надо. Но Кар — твоя семья. Почти что семья, которую ты оставил.

— Типа того. Но Кар… ну, ты его знаешь. Вот он — точно не парень что надо, не из числа хороших.

— Так и ты тоже.

Ник кивнул.

— А если для меня это шанс забрать отсюда детей Энакина Скайуокера живыми? Хотя бы одного из них? Это точно перевешивает жизнь Кара. Заодно и мою.

— А по мне не перевешивает. И сдаётся мне, наш джедайчик-красавец решит так же.

— Вот почему я не оставлю ему выбора.

— О, ну конечно, ты оказываешь ему грандиозную услугу: вынуждаешь убить невинного человека.

— Кар? Невинный? Ты шутишь, да?

— Если бы Скайуокер собирался прикончить Кара на Харуун-Кэле, Кесселе или Нар-Шаддаа, я бы ещё могла понять. Но непосредственно здесь Кар — не мерзавец. Он — жертва.

— Для меня это не имеет значения.

— Как скажешь. — Эона скорчила гримасу недоверия. — Но бьюсь об заклад, это будет иметь значение для Скайуокера.

Здесь, посреди Великой Тьмы, его органы чувств были бесполезны.

Не осталось ни взгляда, ни слуха, ни прикосновения, ни осязания собственного тела. В его распоряжении было только изначальное осознание себя частью какого-то неопределённого энергетического поля — или даже как источник этого поля. Единственным доступным ему способом восприятия, помимо самого факта своего существования, являлась возможность продуцировать конкретные модуляции внутри этого энергетического поля: непостижимые сигналы, недосягаемые текстуры, незримые краски. Непоправимая чужеродность. Захолоделые, древние жизни, которые никогда не познали ни биения сердца, ни прикосновения рук, ни привкуса воздуха. Невозможно далёкие, недоступные, рождённые угаснувшими звёздами.

Звёзды, ― мелькнула мысль. Вот оно: звёзды. ― Так вот откуда они берутся. Вот где мы налаживаем контакт. Потому что я сам не так уж от них отличаюсь.

Всё во вселенной рождается из умирающих звёзд. Каждый элемент формируется в плавильной печи звёздного ядра. Каждый существующий атом когда-то был частью давно исчезнувшей звезды, которая, в свою очередь, образовалась из других, померкших до неё — непрерывной плеядой предков, родословной космического масштаба, что восходила к первичному и единственному огненному шару, породившему мироздание.

Именно гибель звёзд вдыхает жизнь во вселенную.

Концепция звёзд, на которых можно было завязать собственное воображение, позволила ему в определённом роде видоизменить сложившуюся обстановку. Вместо аморфного поля едва уловимой энергии он представил себя частью звёздного скопления — необъятного, но потускневшего — где чужеродные колебания воссияли далёкими небесными светилами.

Хотя с функциональной точки зрения все звёзды были одинаковы — зависшая в космосе термоядерная печь — каждое светило также имело сугубо индивидуальные черты. Одно могло отличаться большими размерами, другое — жарче гореть. Одно приближалось к концу жизненного цикла, медленно коллапсируя до полного самоуничтожения или резко расширяясь мгновенной детонацией, в то время как другое только начинало образовываться в «звёздной колыбели», собираясь по крупицам из пыли и газов древних сверхновых. Приправленная творческой фантазией картина преображалась на глазах, и теперь Люк мог отделять спектральные характеристики одних звёзд от других так, словно различал человеческие лица: усталые, сморщенные от старости и далёкие друг от друга, сгоравшие в бесконечной Тьме.

Но и он тоже сиял звездой, и излучаемый им свет был Великой Силой.

Каждая далёкая звезда, на которой он фокусировал своё внимание, в то же мгновение становилась ярче независимо от того, насколько тусклой она являлась, поскольку её свет подпитывался его собственным. Привлечённые инородной энергией, они начали сближение, только распаляясь по мере того, как их захватывало гравитационное притяжение звезды-Люка, и пылали всё сильнее, испуская вспышки необычных, экзотических частиц, похожих на приливы восторженного смеха. Полыхавшие светила выстроились орбитой вокруг него, формируя новоиспечённую, сложноструктурированную систему, бесконечно кружившуюся во Тьме в жизнерадостном танце.

«Вот мы и собрались здесь, посреди Великой Тьмы, ― подумал Люк. ― И вовсе здесь не пустота. Нисколько тут не бессмысленно. Только не для нас. Здесь — прекрасно».

И с каждым, кого он касался Силой, завязывалась пульсировавшая ниточка чистого света, в котором некогда тусклые звёзды купались, преисполненные благодарности. Они слишком долго были заключены в ловушке этой леденящей Тьмы, где единственным источником света являлись они сами вместе с сородичами — медленно, но верно угасавшие, сгоравшие друг за другом в финальном слабом мерцании, которое свидетельствовало об окончании их существования…

Теперь Люк обнаружил, что понимает их.

Было вовсе не так, будто они взяли и что-то рассказали о себе — вербальная коммуникация была им недоступна. Люку не требовались разговоры. Теперь, присоединившись к ним, при помощи Силы он стал центром их системы. Он понимал их натуру так, как если бы она принадлежала ему самому, поскольку в пролившемся свете Силы Люк осознал себя частью их жизней, а они — частью его жизни.

Ему открылась основополагающая деталь их существования: некая коллективная сущность, включавшая в себя множество индивидуумов, обширное сплетение разумов, каждый из узелков которой принадлежал чьему-то отдельному сознанию. Они возникли (зародились природным путём? Были кем-то созданы? Видоизменены? развились благодаря эволюции?) на каменистой, безвоздушной планете, известной Люку как Таспан II, которая приходилась Миндору сестрой-близнецом, но которая в среде самих аборигенов не имела доступного названия. Осознав себя как живые существа, они обитали здесь неисчислимые тысячелетия, наслаждаясь неотфильтрованными лучами таспанского солнца и не опасаясь ничего, кроме изменений в родном очаге — внутри плавлеита, что мог быть подвергнут излучению периодически возникавших звёздных пятен или звёздных бурь.

У них не имелось никакого представления о причине, спровоцировавшей Большой размол, поскольку их совершенно не интересовал имперский испытательный полигон на Таспане II. В те ушедшие дни они даже не знали, что такое «люди», не говоря уже о том, что никогда не сталкивались с другими, не-кристаллическими формами жизни. Сам по себе Большой размол не стал для них такой уж катастрофой, напротив, разрушение планеты распылило её кору огромным облаком, тем самым расширив естественную среду выживших аборигенов в десятки раз и дав возможность остаткам поверхности только интенсивнее поглощать энергию солнца. Для плавильщиков Большой размол ознаменовался чрезмерно коротким Золотым веком, во время которого их сохранённая коллективным разумом культура распустилась по всей системе пышным букетом, пока сами плавильщики праздновали своё восшествие в рай.

Для отдельно взятых плавильщиков Золотой райский век закончился так же внезапно, как и начался, так как их куски уничтоженной родины вышли на орбиту Миндора. Захваченные гравитацией планеты, они падали на поверхность с каждым метеоритным дождём и вскоре обнаружили, что их новый дом больше походил на тюрьму. Темницу. Космический лагерь смерти. Многие плавильщики безвозвратно почили, поскольку их астероиды сгорели в миндорской атмосфере, а для выживших поглощающие свойства испарённого в воздухе плавлеита обернулись проклятьем: здесь, на покрытом атмосферой Миндоре, они уже не могли купаться в живительном свете таспанского солнца. Пройдя сквозь чистилище, они теперь медленно умирали в аду от энергетического удушья.

Тонули в омуте Великой Тьмы.

С каждым метеоритным дождём смертоносный мрак Миндора пополнялся новыми узниками, и каждый сгоравший метеор усиливал тень, что убивала плавильщиков.

Эта тень также отрезала их от остального сообщества плавильщиков, обитавших среди астероидов в системе. У миндорских «переселенцев» попросту не было возможности направить сигнал сквозь атмосферу, далеко за пределы планеты. Всё, что им оставалось, это ждать, цепляясь за жизнь любыми способами, и пытаться как-то подбадривать новых жертв, которые ежедневно и беспрестанно попадали в их тюрьму.

Ободрение и какая-никакая поддержка стали той пищей, что плавильщики принялись искать и в людях. Человеческая нервная система производила крошечную струйку энергии, работавшей на волне коллективного разума плавильщиков, которая привлекала их так же, как огонь светостержня притягивал пещерных мотыльков.

«Пещерные мотыльки», подумал Люк. Вот что случилось с ним самим в той пещере… нечто, вернее, некто в самой структуре плавлеита выцеживал из него свет капля за каплей…

Когда органические жизнеформы — ничтожные, подрагивавшие огоньки свечей, зажжённых в вечной непроглядной тьме Миндора — принялись стрелять в плавильщиков оглушающими разрядами, микрокристаллическая структура плавлеита стала меняться случайным, но всегда неприятным образом. Тогда плавильщики ответили тем, что начали изолировать чужаков в целях самообороны. В их атаках не было злого умысла, они даже не понимали, что своими действиями убивают пленников, так как сама концепция органической смерти им оставалась неведомой. Самооборона плавильщиков не приравнивалась ни к убийству, ни к войне, ни даже к насилию, потому что они действительно не понимали определений ничего из вышеперечисленного. Свою кампанию против чужаков-людей они расценивали как обыкновенную борьбу с вредителями.

По мере того, как эта информация просачивалась в его сознание, до Люка, наконец, доходило, что звёздное скопление, центром которого он являлся, потихоньку вращается во Тьме, будто движется по внешней орбите вокруг гораздо более массивного источника гравитации — чего-то такого чудовищно огромного и мрачного, накрывшего своей незримой тенью всё скопление плавильщиков. Влияние объекта на них было велико: один за другим звёзды отделялись от скопления, уносились спиралями по прерывистым орбитам к неотвратимой пустоте, пока друг за другом не возгорались последней кратковременной вспышкой, исчезая навсегда в невидимом горизонте событий.

В горизонте событий Великой Тьмы, что поглощала последние лучи света во вселенной…

«О, ― мелькнула мысль. ― Понятно. Чёрная дыра».

Теперь стало ясно истинное значение старого псевдонима, который выбрал себе бывший глава Имперской разведки. Здесь, посреди воображаемого пространства, Люку открылось, как Чёрная дыра, судя по всему, держал под контролем плавильщиков, каким-то образом заманивая их, отрезая друг от друга, так что все источники животворящего света сменились одним-единственным — тем, при помощи которого он подкармливал своих рабов…

Даже раздумья об этом, казалось, усилили гравитационный градиент воображаемой чёрной дыры. Люк обнаружил, что дрейфует всё ближе и ближе к горизонту событий — условному радиусу чёрной дыры, — набирая скорость с каждым пройденным витком спиральной орбиты, теряя по мере продвижения всё больше и больше звёзд, некоторые из которых исчезали в ненасытной пасти самой неизвестности, пока другие вырывались на более высокие орбиты, и в итоге Люк остался совершенно один посреди пространства, где между ним и центром чёрной дыры не горело ни единой звёздочки…

Кроме одной.

Одна звезда, не похожая на кого из остальных встреченных, двигалась по более низкой орбите — бело-голубой сверхгигант, пылавший намного ярче, чем позволяло воображение. Этот не подпитывался светом, излучаемым Люком при помощи Силы, но сиял своим собственным — практически там же ярким и мощным. Подхваченная приливной силой бело-голубая звезда падала сжимавшимся круговоротом в гравитационный колодец чёрной дыры, и, пока она падала, безжалостная космическая пустота отнимала у неё энергию и массу, а кровоточащее сердце гиганта испускало фонтаны звёздного вещества, которые тут же пожирались горизонтом событий, приближая уготованный конец для звезды, что вот-вот настигнет её во мраке Великой Тьмы.

И Люк понял, что этой звездой была Лея.

Он потянулся было к ней, но ему оказалось нечем и не за что её поймать. Успевшая сформироваться сумасшедшая идея схватить обречённую звезду, чтобы затем вырвать её из радиуса притяжения чёрной дыры, вернула Люка к реальности: всё увиденное здесь являлось лишь видением, образным представлением, и если он попытается гиперболизировать картину мира, та может лопнуть и разорваться на кусочки. Поэтому вместо первоначального плана он решил привнести собственный свет, сфокусировав луч Силы на звезде, воплощавшую собой его сестру.

Лея, продолжай двигаться, ― попытался отправить Люк. ― Не поддавайся Тьме. Я иду за тобой. Жди меня.

Он не почувствовал отклика — лишь непреодолимую печаль, сокрушительное отчаяние и осознание бессмысленного небытия, которое ожидает всю вселенную, и Люк даже не мог точно сказать, от кого именно исходила эта подавленность: от неё или от него самого. Он попробовал протянуть к Лее луч света, укрепить этот луч так, чтобы он превратился в поток живительной мощи, которая могла бы спасти сестру подобно тому, как сам Люк спасся благодаря найденной крошечной осветлённой трещинке на воображаемом камешке… но почему-то её звезда никак не желала разгораться. Сменился разве что цвет, но не яркость.

Он ещё слишком хорошо помнил ту ужасающую пустоту, ту бесконечную нехватку жизни, зиждившуюся в таких глубинах, где было темнее любого мрака. Если бы только он нашёл способ продемонстрировать Лее, что весь свет, в котором она когда-либо нуждалась, исходил от неё самой… но то была лишь метафора, фигура речи. Так?

То, что Бен и Йода называли Тёмной стороной, взаправду не имело тёмной окраски. Здесь вообще не следовало мыслить категориями видимого спектра. «Тёмная сторона» — не более чем термин, удобный оборот. Сокращение с выразительно-визуальным оттенком, иллюстрировавшее широкий спектр отрицательных качеств. Фигура речи. Они могли бы использовать термин «Злая сторона», или «Разрушительная сторона», или «Порабощающая галактику сторона». Однако они предпочли другой термин. Тёмная сторона. Но ведь они никогда не сталкивались с такой тьмой. Или сталкивались?

Быть может, им доводилось побывать здесь, посреди небытия, или, по крайней мере, мельком увидеть. Быть может, им однажды открылась истина Великой Тьмы. Быть может, поэтому они никогда не произносили вслух такой термин, как «Светлая сторона». Потому что её не существовало в природе. «Но ведь, ― подумалось Люку, разглядывавшему звёздное пламя своей сестры, ― только лишь потому, что так называемой «Светлой стороны» попросту нет, не означает, что не существует самого света».

Ведь, продолжая держаться Великой Силы, он смог осуществить задуманное: пролить свет в кромешной темноте. Теперь он видел, как сияние Силы не просто окутало его. Сияние исходило от него самого. Он и был маяком, горевшим посреди тьмы.

Открытие возымело смысл. Тот же самый свет исходил от Леи, и, стоило ему осознать это, посреди чёрного ничто далеко-далеко проступили и другие огоньки, словно проткнув полотно мрака бесчисленными булавочными уколами. Некоторые огоньки он узнал: Хана и Лэндо… Веджа и Тайко, Хобби и Уэса вместе с остальными Пронырами… Ника и Эону Кантор, лейтенанта Тубрими и капитана Тиросска и многих, многих других военных — членов экипажа кораблей и десантников — и даже в тусклых, почти неуловимых огонёчках, распылённых одним облаком, угадывалось эхо присутствия штурмовиков. Все они сияли звёздами. И каждая звезда, каждая жизнь была прекрасна. Вот только Лея не видела этой красоты. Она даже не могла больше смотреть по сторонам. Её звезда гибла в чёрной дыре, чья сила тяжести не позволяла отвернуться. И Люк не мог привлечь внимание сестры, как ни старался.

И теперь чёрная дыра уловила его присутствие. Бездна, в которую он вглядывался, повернулась к нему ликом. Он ощутил её пустоту, которую не могла заполнить ни одна сила во вселенной, почувствовал её мрачный голод, который было невозможно утолить. В сознании Люка явление увеличивалось в размерах, будто открывалась огромная пасть, намеревавшаяся проглотить целую вселенную и перехватывавшая каждую частицу света, каждый ручеёк надежды и каждый поток любви, которые Люк пытался направить посредством Силы. Чем дольше он вглядывался, тем дольше растрачивал все доступные резервы, и оттого он уже ничем не мог помочь сестре.

Как только пасть сомкнёт челюсти на Лее, та навсегда исчезнет в утробе Великой Тьмы.

«Ну хорошо, ― подумал он. ― Похоже, придётся действовать по старинке».

Он открыл глаза. Рядом присел Хан, чьё лицо потемнело от испуга.

— Эй, приятель… ты в порядке?

— Нет, — ответил Люк.

Губы Хана сжались в одну вытянутую линию.

— А Лея?

— Она жива.

— И?

Люк позволил тени, сжавшей сердце в тисках, проступить в своём взгляде. Это было всем ответом, который требовался Хану.

— Ладно, — мрачно кивнул тот. — Так что теперь?

Люк поднялся на ноги.

— Ник, — позвал он.

Ник, сидевший возле одного из посадочных шасси, вздрогнул, явно чувствуя вину.

— Э-э-э, слушаю?

— Кто такой Кар и почему мне не следует чего-то о нём знать?

У Ника отвисла челюсть.

— Ты… как ты… в смысле, чего?..

Выражение лица Люка не изменилось. Он ждал.

— О. — Ник поднял сжатые вместе ладони к шраму на лбу. Затем вздохнул. — Я понял. Что именно ты хочешь узнать?

— Всё, что сможешь рассказать за пять минут или меньше, — сказал Люк. — Потому что это всё время, которое у нас есть для победы в этом сражении.

Штурмовику, которому Кронал отдал приказ, потребовалась секунда на его выполнение, а именно — на инициализацию передачи, которая, в свою очередь, содержала в себе серию заранее заложенных инструкций, предназначавшихся для штатных расчётов гравитационных станций, погребённых глубоко под поверхностью Миндора. Никто, кроме прикомандированных к ним солдат, фактически, не имел представления даже о существовании этих гравитационных станций. Выстроенные широким кольцом вокруг главной базы, они порядком отличались от астероидных грави-установок, причём отличались как технически, так и функционально. Основная разница состояла в том, что рассеянные по звёздной системе проекторы генерировали гравитационные колодцы, в то время как погребённые в недрах планеты станции генерировали феномен, больше похожий на гравитационный срез — вроде того, что уничтожил «Правосудие», и задействованная в обоих случаях технология являлась передовой разработкой имперского исследовательского комплекса на Таспане II, которая и была уничтожена во время последнего испытания, окрещённого Большим размолом.

Если выражаться точнее, генерируемый этими станциями феномен и породил Большой размол.

Эти установки заработали вновь. Невидимые волны пронеслись к поверхности, пересекаясь друг с другом строго под вулканокуполом главной базы Кронала, и в точках соприкосновения образовывалась линия гравитационного градиента, подобного маленьким чёрным дырам, что мгновенно поглотили ближайшую материю — в данном случае, миндорскую почву — и произвели титанический выброс крайне жёсткого излучения, что превратил ближайший участок планетарной коры в перегретую плазму. В результате высвобожденное излучение только скачкообразно усилилось, рассекая поверхность планеты гигантскими лезвиями и образуя тем самым окружность, по центру которой находилась база.

Канониров, засевших внутри турболазерных сооружений наземной обороны, явление убило на месте, поскольку исторгаемые из-под земли вспышки излучения выходили не вертикально вверх, а под определённым углом к склонам вулкана, испарив защитников базы за доли секунды. Нападавшим десантникам и пехотинцам повезло чуть больше: окопавшись на вершине по периметру ионной зенитной батареи, они получили секунду-другую в своё распоряжение, чтобы рассмотреть окружившее их вдруг ослепительно-белое марево прежде, чем оно расплавило их доспехи и сожгло каждого оставшегося без защиты солдата до горстки чёрных угольков. Сам же вулкан, будучи смещённым, заполнился магмой, которая принялась извергаться из разломов вокруг горы потоками бурлящей лавы, поглощая всё, что уцелело после первоначального выброса.

Фенн Шиса и его мандалорские наёмники, которые в этот момент решительно занимали помещение за помещением возле гравитационной пушки, ощутили только внезапную потерю связи и грохочущую вибрацию, похожую на разразившееся вдалеке землетрясение. Затем тела мандалорцев на порядок отяжелели, будто каждый из мужчин разом набрал килограмм или два.

Для пилотов Разбойной эскадрильи, которые вели непрерывные бои над базой противника, произошедшее предстало громадным шаром невероятно яркого пламени, окружившим весь вулканокупол и быстро сошедшим на нет, когда ионизирующее излучение воспламенило атмосферу, сформировав огненный смерч. После того, как новоявленная буря принялась затягивать внутрь себя пыль, песок и камни, Проныр оглушила заголосившая в их кабинах сирена радиационной опасности. Одновременно пилоты истребителей обнаружили следующее: излучение, похоже, поджарило им позиционные датчики, которые хотя и настаивали на том, что машины кружат высоко над поверхностью, всё же безбожно врали, вступая в противоречие с увиденным самими пилотами, чьи глаза наблюдали стремительное падение вниз, к вулкану.

Уэсу Дженсону первому пришла на ум догадка, которой он, надрывая глотку, поделился в эфире с остальными.

— Подождите, до меня дошло! Это не мы падаем, это база приближается к нам!

Так уж сложилось, что наиболее полное понимание ситуации, а также сделанные из неё краткие выводы, принадлежали Лэндо Калриссиану. С мостика «Памяти Альдераана», спрятавшегося вместе со всей оперативной группой за горизонтом посреди моря ударных кратеров, генерал Новой Республики пристально наблюдал за вспышкой излучения и грибовидными клубами выбросов… а затем увидел, как из облаков вырывается весь вулканокупол, стремительно набиравший ход, готовясь выбраться за пределы планеты.

Инстинктивно Лэндо осознал, что происходит. Вулкан представлял собой гигантскую глыбу, сплошь выполненную из блокировавшего излучение минерала, и таким образом база противника оставалась полностью непроницаемой даже для самых мощных солнечных вспышек. Всё, что следовало сделать обитателям базы, это улететь как можно дальше, миновав край гравитационного колодца, и тогда сам вулканокупол мог использоваться в качестве радиационного щита, способного укрыть любой межзвёздный корабль меньшего размера, который, в свою очередь, был в состоянии унести через гиперпространство кого угодно и куда угодно.

Пользуясь своим отточенным жизнью мастерством, позволявшим мгновенно оценивать расклад и доступные комбинации, Лэндо частью разума подумал, что на самом деле это была довольно-таки блестящая задумка. Он загнал мысль поглубже, чтобы как-нибудь в будущем рассмотреть её, ведь в галактике существовали системы, излучение звёзд которых являлось губительным для стандартных кораблей. Но цельный, способный перемещаться щит, прикрывавший на входе и выходе? Да, здесь открывались определённые перспективы. Затем другая часть разума — та, что игнорировала развернувшиеся перед ним возможности и вынуждала сосредоточиться на непосредственной угрозе для жизни и здоровья, — напомнила, что ни одна перспектива никогда не станет реальностью, если его корабль будет уничтожен вместе со всей Оперативной группой быстрого реагирования, вероятность чего только нарастала, поскольку ионно-турболазерная батарея и безумно опасная гравитационная пушка занимали вершину вулканокупола. А это означало, что как только база достигнет орбиты, ей стоит лишь развернуться обратно к планете и навести орудие на Миндор. В любую точку его поверхности. Например, к ударным кратерам, где в настоящий момент прятались корабли оперативной группы — и «Память Альдераана» с генералом Калриссианом на борту. И это укрытие они не могли покинуть, потому что на дневной стороне планеты их тут же выжгут дотла солнечные вспышки таспанского светила.

Свой краткий и ёмкий анализ сложившейся ситуации Лэндо изложил всего в трёх словах.

— У нас проблема, — подытожил он.