Скайуокер и тени Миндора

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Маршал Клик не смог определить источник воя, как ни старался. Даже несмотря на свою мучительную агонию и настолько сильную боль, что он больше не мог удерживаться на ногах, Клик был совершенно уверен, что никогда прежде не слышал этого исключительного звука, и в данный момент у него не получалось выявить и природу воя. Однако что такое агония, он понимал прекрасно.

Внутренний слой брони пронзил его иглами. Огромными иглами.

Они проткнули каждый сантиметр его тела, начиная с подошв и заканчивая макушкой головы. И, проколов кожу, иглы не остановились. Вместо этого они проникали дальше внутрь плоти, затем казалось, будто они попали в кровеносную систему, где размельчились на мелкие осколки, которые принялись разрывать Клика изнутри. Другие иглы продолжали расти, проходя через нос, глазницы, просверливая кость черепа и прорезая мозг. Среди извилин не появилось мигрени, равно как и боли в целом, однако Клик мог чувствовать нанесённый вред иного рода. Он мог чувствовать, что именно в нём срезывали огромные иглы.

Они отделили от него честь и дисциплину. Они отняли у него преданность императору и гордость за своих подчинённых. Они вскрыли его память и забрали оттуда все мечты, все надежды и страхи. Иглы, проникшие внутрь мозга, разрушили всё, чем он когда-то являлся, но оставили после себя вовсе не абсолютную пустоту…

Каждая клеточка тела, опустевшая от сущности маршала Клика, вскипела дикой безрассудной яростью.

Его последней сознательной мыслью было «Так вот что это за вой. Его издаю я».

Он кричал.

Исход в кромешную темноту сопровождался эхом его собственных воплей. В конце концов, осталась только ярость и жгучее желание кого-нибудь убить.

Кого угодно.

От кушетки, к которой был пристёгнут Ник, осталось одно название. Это вообще больше походило не на кушетку, а на мягкую выдвижную полку, с трудом угнездившуюся возле одинокого кресла пилота. Ник лежал с закрытыми глазами, обозревая тёмную звезду, заполнившую его сознание.

Хотя и «обозрение» было не совсем точным термином. Ник использовал несколько более глубокое восприятие, нежели обыкновенное зрение, хотя на раскинувшейся в голове картине тёмная звезда занимала небольшой участок — такое тёмное полотно бесконечного космоса, посреди которого чернело пятно ещё более глухого мрака. И Ник не прикасался к этому пятну, хотя уже ощущал исходивший оттуда холод, чувствовал бездонную пропасть, поглощавшую всё тепло вселенной. Ник не мог слышать ушами, но в них стоял невыносимый звон, а на вкус и запах клочок глухого мрака ощущался как сгусток первозданного разложения.

Однако он изо всех сил старался игнорировать ощущения, поскольку они не помогли бы убить этого гнусного мерзавца, этого рускакковского выродка.

Когда Ник закрыл глаза и полностью сосредоточился на звезде, он знал, что источник голода и разложения находится прямо впереди, по текущему курсу шаттла. Ник понял и то, что его цель пришла в движение, ровно как почувствовал излучение, идущее от гиперпрыжка.

— Он ушёл в гиперпространство, — сказала Эона, сидевшая в кресле пилота. — Если только нам не попадётся другого астероида с гипердвигателем.

— Угу, — отозвался Ник. — Не имеет значения.

— Навикомпьютер утверждает, что заданный им вектор не соответствует точке прыжка.

— Он не собирается сваливать куда-то конкретно. Он идёт в глубокий космос.

— Ну и как нам тогда его найти? Просто взять и догадаться?

— Я могу найти его, — заявил Ник. — Может, у него и получится всё время сбегать, но вечно прятаться ему не по силам. Только не от меня. Рассчитай его вектор и сделай прыжок в ту же сторону.

— Насколько далеко?

— Просто за пределы системы.

Он услышал, как она пожала плечами.

— Ты здесь главный.

— Если бы ты только знала, как долго я ждал этих слов.

Пальцы Эоны принялись вводить координаты в навигационном компьютере. Затем до Ника донёсся гул гипердвигателя, который доставил шаттл к заданной точке… и этот гул прекратился, когда гипердвигатель перестал работать.

Ник принял сидячее положение так резко, что ударился головой о стенку капсулы.

— Что происходит? Почему мы не…

— Отказ системы, не связанный с поломкой. — Голос Эоны прозвучал напряжённо. Она повернулась в кресле, чтобы взглянуть на возлюбленного через плечо, и от выражения её лица у Ника скрутило желудок. — Мы в гравитационном колодце.

Она проверила датчики шаттла.

— Гравитационная тень повсюду, — тихо и мрачно проговорила женщина. — Они перезапустили гравитационные установки.

— Что? Сколько из них?

Эона опустила голову.

— Все станции до единой.

— Не может быть, — рявкнул Ник. — Проклятье, этого просто не может быть!

— Все те корабли. Все, кто на борту. С обеих сторон. — Она вновь развернулась, глядя на Ника. Её глаза выражали беспокойство. — Никто не уходит. Никто не двигается.

Ник почувствовал пустоту внутри, будто кто-то дотянулся до внутренностей через горло и вырвал ему кишки. Он посмотрел полузакрытыми глазами на экран в несколько метров толщиной, изготовленный по индивидуальному заказу и оттого занявший почти всю капсулу.

— Только мы, — проговорил он. — Больше никто.

Эона кивнула.

— Сдаётся мне, мы единственные, у кого ещё есть шанс выжить.

Лея всё ещё корчилась, охваченная судорогами, несмотря на все попытки Хана и Чубакки успокоить девушку или хотя бы удержать её.

— Отнеси её в кабину и пристегни к своему креслу, чтобы она не навредила себе, — попросил Хан напарника. — А я иду за Люком.

— Хоурр!

— Он бы вернулся за мной, — мрачно изрёк Хан. — Фактически, он так и сделал недавно.

— Арргруу урр.

— Я со счёта сбился.

Он побежал к лестнице, ведущей к выходу наверх. Когда Хан высунул голову наружу, он увидел, как покорные солдатики Люка корчились у выступа в агонии и выли единым хором.

— Эй, ведроголовые! — окликнул их Хан. — Что с вами такое, парни? И где Л… где ваш император?

Ответом ему стал продолжавшийся вой, поэтому он поднялся повыше и огляделся. Разглядев обломки четырёхствольной башенной турели «Сокола» — расплющенную огромными обсидиановыми глыбами массу транспаристали — Хан поморщился. Он сделал в уме пометку: выставить Лэндо счёт за ремонт.

Поднявшись ещё на пару ступенек, Хан увеличил угол обзора настолько, что, наконец, увидел возвышавшийся над остатками турели бритый череп. Ещё шажок — и его глазам предстала фигура безвольного, не сопротивлявшегося Люка, которого намертво сжимала хватка здоровяка, в то время как этот перквианский навозный верблюд грыз шею Люка!

Хан одним прыжком выскочил на корпус корабля, и к тому моменту, как ноги коснулись обшивки, бластер уже находился в руке.

— Эй ты, обезьянья отрыжка! Ну-ка, пожуй вот этого!

Однако выстрелить от бедра не представлялось возможным. На линии огня также находился Люк, да и Хан помнил, что парализующие разряды бесполезны против Вэстора. За долю секунды, которая потребовалась ему, чтобы поднять ДЛ-44 на уровень глаз и выровнять прицел, правая рука здоровяка оторвалась от плеча Люка со странным звуком чего-то рвущегося. Плечо Люка, схваченное было этой рукой, чернело и блестело субстанцией, живо напомнившей Хану кристаллическую способную твердеть кашу в склепе плавильщиков. Руку Вэстора покрывала такая же субстанция, и, пока Хан пытался осмыслить увиденное, какая-то невидимая сила вырвала бластер из его ладони и унесла прочь.

«Мне следует приучить себя держаться за эту штуку обеими руками!»

Хан рванул вперёд, поднял зазубренный кусок обсидиана размером с голову и бросился в атаку, занося орудие из чёрного вулканического стекла, будто хотел швырнуть его как снаряд, но вместо этого продолжил бежать с булыжником в руке, чтобы в итоге стремительно спикировать на врага и обрушить огромную обсидианину, но на финишной прямой его лицо обдало жаром бластерного разряда, который пронёсся чуть выше и выбил булыжник из руки.

Хан чуть не врезался лицом в бронепластину обшивки, и всё же сумел в последний момент превратить своё падение в неуклюжий кувырок, в результате чего распластался по корпусу, лёжа на спине, ошеломлённый, задыхающийся и уставившийся в дуло собственного бластерного пистолета. Который находился в руке Люка.

— Разве я не велел тебе уходить? — поинтересовался Люк.

— Ух ты, — пробормотал ошеломлённый Хан. — Неплохой выстрел. Наверное.

Здоровяк Вэстор в этот момент завопил как будто от ужасной боли или от ужаса, а может быть — и от того, и от другого. Свободная гигантская рука ударила Люка в грудь, и насколько мог судить Хан, это был признак того, что Вэстор находится в отчаянии и теперь силится убежать. Мгновение спустя Вэстор отцепился от шеи Люка, продемонстрировав мерзкое зрелище ― пасть, полную чёрных лоснящихся щупалец. Рана на шее Люка даже не думала кровоточить, видимо, по причине всё того же блестящего чёрного покрытия, которое периодически вспучивалось рябью и изгибалось, словно живая ткань. Вэстор с трудом ловил воздух, будто утопающий, после чего освободил Люка окончательно, и прежде, чем Хан успел хотя бы смутно догадаться, что именно тут происходит, Вэстор развернулся на месте, совершил несколько беговых шагов для придания ускорения и прыгнул с корабля, унося себя как можно дальше.

Хан понятия не имел, разбился ли Вэстор насмерть или схватился на каменный склон или, быть может, принялся махать руками как птица, чтобы вылететь на орбиту. Он мог только, не сводя глаз со своего юного друга, жалобно пробормотать:

— Люк, какого ситха?

— Ты бы убил его, — отстранённо ответил тот.

— О, да неужели? Вообще-то мы именно этим и занимаемся. Мы убиваем плохих ребят.

— Я — нет, — заявил Люк. — Больше — нет. Только не когда могу им помочь.

Он слегка вздрогнул и посмотрел на Хана в ответ, словно до этого пребывал в мире грёз и очнулся только сейчас. Слегка смущаясь, Люк развернул DL-44 в ладони и протянул рукоятью к Хану.

— Вот. Тебе пригодится.

— Для чего же? — поинтересовался Хан, и тут до него дошло, что наверху, у края обрыва, внезапно стало тихо. Штурмовики перестали кричать.

— Ой-ой.

Он выхватил пистолет прямо из руки Люка и вскочил на ноги, когда бластеры вокруг разразились сплошным плазменным потоком. Световой меч Люка запел жизнью и сорвался едва уловимыми контрвыпадами, которые веером отражали огонь противника к склону. От попаданий каменная скала заклубилась удушливым дымом красно-чёрного оттенка, окутывая пространство настолько плотной пеленой, что внешние прожекторы «Сокола» не могли прорваться сквозь поднявшуюся завесу, испуская лишь жёлто-коричневое сияние.

— Держись рядом. — Голос Люка был напряжённым и сосредоточенным. — Я не привык прикрывать кого-то.

— Мог бы и не говорить.

За спиной Люка Хан втиснулся в укрытие значительного меньшего размера, чем он сам, и едва он взмолил судьбу, чтобы однажды ему довелось познакомиться с несколько более высоким джедаем, как «Сокол» взбрыкнул, словно ему отвесили пинка. Корабль отскочил от склона с такой силой, что Хану пришлось схватить Люка за плечо, чтобы остаться в вертикальном положении.

— Чуи, ситх тебя побери!

— Это не его вина, — напряжённо проговорил Люк, не перестававший рассекать пелену зелёным клинком, отбивая случайные бластерные разряды. — Корабль не двигался. Это само ущелье. Гора рушится.

— О, замечательно! А ещё найдутся хорошие новости?

— Да, — сказал Люк. — Нас берут на абордаж.

Сверху на них обрушились тёмные силуэты штурмовиков, которые прыгали с обрыва на корабль. Хан прорычал что-то нечленораздельное, но ярко демонстрировавшее его чувства от того факта, что коснувшиеся корпуса сапоги имперцев осквернили «Сокол». Он вытянул руку с бластером через плечо Люка и сделал пару двойных разрядов, сразив ровно столько же штурмовиков, ещё находившихся в воздухе. Отдача отбросила обоих назад достаточно далеко, но успешно приземлились десятки других. И ведь там, откуда они сиганули, успела мелькнуть мысль, ещё оставалось намного больше, так что в открытом бою с сотней штурмовиков Хану не удастся победить даже при самых благоприятных обстоятельствах. Которых, само собой, и так не имелось.

— Давай в лаз! — крикнул Хан, сделав ещё пару выстрелов и заставив два тёмных силуэта покинуть корпус корабля, пока Люк боролся с потоком ответного бластерного огня. — Посмотрим, как этим отродьям обезьяноящериц понравится космос и жёсткий вакуум!

— Ты первый, — отозвался Люк.

— Ещё одна вещь, которую ты мог бы не говорить.

Неожиданно в дымовой завесе к ним метнулись красные огоньки: маленькие сферы, в которых без труда узнавались термальные детонаторы. Часть брошенных гранат отскочила, но четыре или пять закрепились на корпусе магнитным зажимом.

— Э-э, Люк?

— Я взял.

Левой рукой Люк продолжал размахивать световым мечом, выписывая ослепительные пируэты и беспорядочно распыляя разряды сквозь пелену, в то время как правая рука джедая взметнулась в воздух, в направлении к детонаторам. Неожиданно все они освободились от зажима, подпрыгнули на месте и метнулись куда-то за пределы корабля. Вскоре «Сокол» сотрясли многочисленные взрывы, унёсшие корабль ещё дальше от склона.

— Давай, Хан! Иди сейчас!

Хан в три прыжка очутился возле люка и нырнул внутрь, сильно ударившись животом и судорожно пытаясь удержаться рукой за край. Он кое-как приземлился на палубу и обернулся.

— Я здесь! Люк, давай!

Ещё несколько детонаторов не достигли цели и разорвались где-то в стороне, озарив пространство кровавым пламенем. Никаких признаков того, что Люк спешил следом. Хану пришлось вновь подняться.

— Люк, не будь идиотом!

— Я иду за Вэстором. — Люк двинулся против бластерного потока ближе к краю корпуса. — Иди. Спасай Лею! Не жди меня.

— Без тебя мы не уйдём! Если собираешься преследовать этого огромного чокнутого громовержца, то я иду с тобой! Я тебе нужен!

— Ты нужен Лее. Моя работа — остановить плохих ребят. Твоя — спасать принцессу.

— И с какой это стати я буду подчиняться?

Люк метнул на него взгляд. На одно короткое мгновение его лицо осветила одна из тех старых лучезарных улыбок малыша с фермы, которых Хан не видел со времён Хота.

— Следи за пальцами.

— Что?

Выходной люк обрушился на Хана с такой силой, что он не удержался и упал вниз. Он тяжело приземлился, потирая ушибленную голову.

— Люк!

Он втащил себя обратно, но управление модулем было намертво заблокировано, а затворы — зафиксированы в исходном положении. Хан зарычал и ударил по ним прикладом бластера, однако затем его пронзила другая мысль: наверху корпус корабля переполнен имперскими штурмовиками старой закалки, которые специализировались на вскрытии судов, и теперь все, кого Люк не мог отвлечь на себя, будут пытаться пробиться внутрь, чтобы затопить палубы «Сокола» всей своей массой и убить Хана с Чуи.

И — Лею.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, малыш, — пробормотал вслух Хан. Реплика получилась сродни прощанию.

Хан сунул бластер в кобуру и рванул в кабину.

— Чуи! — закричал он ещё в коридоре. — Меняем план! Парализующее поле, Чуи! Поджарь-ка их!

— Гроу! Хирру гиорруу?

— Он не придёт.

Хан скользнул в своё кресло. Он сам активировал нужный переключатель, и вскоре перед кабиной раскинулось приятное зрелище двоих штурмовиков в чёрной броне, падавших вниз в ореоле потрескивавших молний. В любой другой день Хан бы остался здесь и сразился бы с ними, но рядом, в кресле Чубакки, корчилась Лея, и с каждым её судорожным движением, с каждым стоном сердце Хана само скручивалось в тугой узел.

— Люк делает свою работу. Мы должны сделать свою.

Он накренил корабль, направляя его передними жвалами прямо к дну ущелья, и запустил повреждённые двигатели, выжимая всю возможную энергию. Корабль устремился к скале. Хан навёл единственную оставшуюся турель на каменное дно и сжал спусковой крючок. Очередь лазерных разрядов врезалась в скалу, но не пробила её.

— Пристегнись, — проговорил Хан сквозь зубы. Он крепче сжал штурвал. — Сейчас налетим.

Систему Таспан охватил смертоносный ураган.

Никто из воинов Новой Республики не мог разглядеть полной картины, но и увиденного им было достаточно для того, чтобы впасть в ужас.

Лэндо Калриссиан, не покидавший мостик «Памяти Альдераана», наблюдал через плечо навигатора за показаниями датчиков, согласно которым гравитационные колодцы разрастались и занимали окружающее пространство словно турранианский грибок — на мёртвом теле.

— Нет-нет-нет, этого не может быть! — вырвалось у генерала Калриссиана.

Ведж Антиллес и другие пилоты Разбойной эскадрильи чувствовали, как в жилах стынет кровь, когда посреди астероидных полей показались тысячи СИД-перехватчиков, которые на максимальной тяге хлынули к республиканским кораблям. Каждого, кто выскользнул из естественных укрытий на солнце, окутало сияние свирепого излучения, и каждый истребитель превратился в машину смерти, несущую в себе разрушение, даже когда пилотов поджаривало заживо. Они шли без каких-либо манёвров, не заботясь о тактике и даже не единым строем. Когда истребители и крупные корабли Новой Республики проредили рой противника уничтожающей энергией, идущие впереди СИДы безмолвно исчезли, вспыхнув огненными шарами, но двигавшиеся позади продолжали наступать и, пролетая сквозь обломки своих товарищей, принялись бросаться в самоубийственных атаках к республиканским кораблям, которые зависли на орбите над ночной стороной Миндора.

Крейсер «Минутка» оказался на пути у первой волны. Оборонительные орудия разразились заградительным огнём, отстреливая десятки прибывавших СИДов, но их было слишком много, и одному удалось проскочить, чтобы в итоге врезаться в крупный корабль и повредить за раз две турели. Капитан Патрелл приказал экипажу срочно менять позицию, не прекращая огня, но следом за первым попаданием крейсер сотряс второй удар. Этот пилот-самоубийца влетел несколькими метрами в сторону от предыдущего, и следом за ними врезались ещё двое.

Корпус «двойной семёрки» пошёл трещинами и, наконец, взорвался, в то время как торнадо из тысяч СИД-перехватчиков отправился дальше в поисках новой жертвы.

Они миновали то, что осталось от «Минутки», и свернули к ближайшему кораблю, но к тому моменту Ведж, его Проныры и все уцелевшие истребители Новой Республики бросились на защиту флота, превращая самоубийц в яркие метеоры, которые осветили пространство сотнями не прекращавшихся взрывов. Имперцы даже не удосужились дать отпор. Тогда Ведж, не прибегая к тактическим расчётам навикомпьютера, сделал далеко не утешительный вывод — единственный, который только мог прийти на ум.

Ни одному кораблю Новой Республики не суждено пережить этот шторм.

В переполненном трюме «Копьеносца» штурмовики издавали такие вопли, от которых у Фенна Шисы вставали дыбом волосы. Он не имел ни малейшего представления, что здесь творится, однако, будучи лидером искуснейших воинов в галактике, слишком хорошо понимал фундаментальные правила боя, одно из которых звучало примерно так: если не знаешь, что происходит, можешь смело рассчитывать на самое худшее.

Пока штурмовики падали, охваченные судорогами, Фенн прыгнул на грузовой контейнер и заорал своим солдатам на мандо'а:

— Заберите у них оружие! Живо!

Своим криком он добился лишь того, что последовавшая затем резня достигла гораздо, гораздо меньшего масштаба, и всё же пролилось довольно много крови.

Мандалорские наёмники, оправдывая репутацию дисциплинированных воинов, незамедлительно бросились исполнять приказ и грамотно рассыпались по своим секторам, чтобы в случае чего открыть стрельбу по штурмовикам, не задев друг друга. К сожалению, никакая подготовка или дисциплина не помогла бы небольшому отряду солдат усмирить нескольких тысяч запаниковавших гражданских. Правда, некоторые из этих гражданских сами обладали каким-никаким военным опытом и оттого понимали: самое полезное, что они могут сделать в данной ситуации, это отскочить в сторону. Эти разумные индивидуумы нырнули вниз, прижавшись к палубе, однако оставалось ещё больше тысячи тех, которые застыли на месте, зашлись в истерике или пытались бежать.

Они и погибли первыми.

Припадки штурмовиков прекратились так же внезапно, как и начались. Имперские спецназовцы, которых не удалось вовремя разоружить, вскинули винтовки и открыли огонь по толпе. Мандалорские коммандос ответили тем же, и уже через секунду трюм переполнился маревом бесчисленных бластерных разрядов и запахом горелой плоти. Разоружённые же штурмовики вспомнили о виброкастетах, которые мгновенно пустили в ход, рассекая ближайших ни в чём не повинных гражданских словно номарианские грозовые акулы, ведомые неистовым безумием. Штурмовики с кастетами резали, вскрывали, рубили и кромсали своих жертв, в то время как их товарищи стреляли по наёмникам из винтовок и наугад метали гранаты в гущу эвакуируемых.

— Бластеры долой! — взревел Фенн, справедливо рассудив, что хотя обезумевшие штурмовики стремительно падали замертво, дальнобойное оружие сейчас не поможет мандалорцам, численность которых сокращалась столь же стремительно, как и среди гражданских. — Бластеры долой и обнажить лезвия!

И, поскольку Фенн Шиса принадлежал к той породе полевых командиров, которые вдохновляли подчинённых личным примером, он спрыгнул с грузового контейнера на спину ближайшему штурмовику в чёрных доспехах и, откинув наручный клинок, ударил лезвием в шею противника. Ещё до того, как тот осознал свою смерть, Фенн перекатился, вскочил на ноги и вонзил клинок в почку второго. Дождавшись, когда тот повернётся лицом, командир Мандалорских защитников добил неприятелей колющим ударом под челюсть. Он позволил мертвецу свалиться бесформенной грудой и огляделся в поисках следующей цели. Тех была просто уйма; он и не ожидал, что в обозримом будущем вдруг возникнет дефицит врагов — в будущем, что, по мнению опытного вояки Фенна, растянется длиной в целую жизнь.

Тем временем главная база в виде летающего вулкана подходила к своему логическому концу. Один из повреждённых гравидвигателей уже оторвался, завращавшись куда-то в сторону и унося с собой около квадратного километра камня. Оставшиеся два двигателя, лишившись наклона вектора тяги, издали синхронный выброс репульсорной энергии, которая разорвала летающую базу напополам. Выбравшиеся на поверхность республиканские десантники обнаружили, что их покорные пленники перестали быть покорными. Не заботясь ни о своей собственной жизни, ни о чьей-либо ещё, заключённые навалились толпой на десантников. Штурмовики, шедшие впереди, принимали на себя огонь, но следовавшие за ними собратья карабкались по груде трупов и умирающих.

По всей системе Таспан не нашлось бы ни огонька надежды, кроме разве что одного.

Глубоко в недрах развалившейся базы, находясь в самом сердце камеры избрания сортировочного центра, Кар Вэстор не знал, куда ему бежать.

Посреди высеченного внутри камня зала, заполненного мертвецами, Кар присел, прислонившись голой спиной к холодной как лёд стене. Повсюду валялись тела в длинных тяжёлых одеяниях, в нос била вонь от разложения, помещение освещалось голубоватыми молниями, которые то и дело потрескивали на потолке. Сердце Вэстора колотилось как сумасшедшее, дыхание издавало хрипы. Сквозь стиснутые зубы непроизвольно вырвалось рычание, а пальцы заскребли по камню, словно он мог каким-то образом прорваться сквозь него. И всё это — из страха перед невысоким светловолосым человечком.

Последний стоял по другую сторону от кучи бездыханных тел, выглядя совершенно безобидным и спокойным, с дружелюбным выражением лица, с безоружными руками, широко раскинутыми в стороны.

Кар не знал, где именно находится и как он сюда попал. Он не помнил этого каменного лабиринта, населённого лишь мертвецами. Кар только знал, что никогда прежде не испытывал такого первобытного ужаса.

Ни будучи ребёнком, потерявшимся в страшных джунглях своей родины. Ни на скамье подсудимых Галактического суда на Корусанте. Ни даже на Кесселе, где властвовал бесконечно смертельный мрак. Кар Вэстор очнулся как ото сна посреди битвы, ослепший от ярости, окружённый вооружёнными людьми на корпусе космического корабля. Он вспомнил, как первым делом схватил светловолосого человечка стальной, несокрушимой хваткой, вспомнил, как впился зубами-кинжалами в его глотку, стремясь придушить укусом словно лозная кошка — акк-волка.

А затем он вспомнил, что сделал невысокий человечек.

Те же самые руки, которые сейчас царапали камень за спиной, опутали чёрные кристаллические щупальца. Они же набились в рот, жёсткие и острые как иглы, вследствие чего резали нёбо и прокалывали дёсны. А ещё Кар ощущал эти щупальца внутри себя, словно они распространились по всему телу подобно инфекции: каменная болезнь, поразившая живую плоть…

Кар Вэстор перешёл на животный язык, издавая бессловесные звуки.

«Что ты такое?»

Светловолосый человечек шагнул к нему.

— Я тебе не враг, Кар.

«Назад!»

— Не могу. От меня зависит слишком много жизней.

«Я убью тебя! ― Кар собрался с духом. ― Я оторву голову от твоего тела! Сожру твои кишки!»

— Бояться — совершенно нормально, Кар. Само место пугает. Здесь с тобой сотворили нечто такое, чего не заслуживает никто.

«Здесь так… мертвым-мертво». Что-то надломилось внутри Кара, и ярость вместе с ужасом куда-то улетучились. Он упал на колени. Ничего, кроме камня и трупов. Всё мертво. Мертво внутри. Мертво снаружи. Мертво навсегда.

— Не всё, — возразил светловолосый. Хотя для того, чтобы подойти к Кару, ему пришлось аккуратно перешагивать через трупы, его полное сочувствия и сострадания лицо никуда не исчезло. — Ведь ты ещё жив, Кар. И я жив.

«Это ничего не значит. ― Глаза Кара жгли слёзы, будто он окунул голову в песок. ― Мы ничего не стоим».

— Мы — единственные, кто здесь чего-нибудь да стоит. — Светловолосый протянул руку. — Поверь мне или убей, Кар. В конце концов, результат будет одинаков. Я не причиню тебе вреда.

«Что ты такое? ― Рычание Кара стало жалобным. ―Чего тебе от меня надо?»

— Я — джедай, — сказал невысокий человечек. — Меня зовут Люк Скайуокер. И мне надо, чтобы ты взял меня за руку.

Глубоко в гиперпространстве Кронал дотянулся до Сумеречной короны. Его камера жизнеобеспечения покоилась внутри астероида, сделанного из чистого плавлеита. С усовершенствованным устройством-наголовником Кронал мог усилить свой контроль над уникальной субстанцией и, сосредоточившись, — убрать в сторонку каменный слой прямо над обзорными окнами, чтобы затем наслаждаться бесконечной пустотой гиперпространства.

Он любил взирать на это зрелище, вглядываясь в абсолютное ничто за пределами вселенной. Где-то там, вне всего сущего, само понятие «пространство» теряло всякий смысл. Простые смертные иногда сходили с ума от излишне долгого созерцания такой неизменной картины, на полотне которой они, поддаваясь восторгу, пытались постигнуть сокровенные тайны. Кронала же увиденное всегда успокаивало: живописный проблеск забвения, мимолётное видение всеобщего конца.

Для него гиперпространственный пейзаж был подобен Великой Тьме.

Сейчас успокоение требовалось как никогда, с учётом всего испытанного и разочаровывающего за последние дни. Как так получилось, что в какую бы сторону он не направился, на его пути всегда вставал вездесущий Скайуокер?

И всё же у Скайуокера имелись слабые места, которые для Кронала обернулись настоящим даром судьбы. Ему несказанно повезло, что у Скайуокера не хватало характера просто убить Кронала.

Даже посреди бездорожья, где Кронал лелеял надежду воплотить свой план в жизнь и оттого заблудился, ему всё же удалось нанести зарождавшейся второй Республике сокрушительный удар, от которого она никогда не оправится. И это уже не говоря о передовой гравитационной технологии, работавшей благодаря уникальным свойствам плавлеита. Кроме того, в распоряжении Кронала находилась Сумеречная корона.

Да, он упустил свой шанс обрести молодое, сильное и могучее тело, которое вмещало бы его разум, у него осталась первоначальная физическая оболочка со всеми нетронутыми способностями. Через несколько дней — достаточно долго, чтобы дать экипажам республиканских кораблей, запертых в системе Таспан, покинуть этот бренный мир — Кронал сможет вернуться, собрать плавлеит из астероидов и начать всё с чистого листа.

Однако он не повторит своей ошибки. Впредь он никогда не станет стремиться к созиданию вместо того, чтобы поддерживать разрушения. Отныне и до скончания веков единственными его творениями будут машины, продуцирующие смерть.

Больше Кронал никогда не свернёт с пути Великой Тьмы.

Под его началом галактику охватит не очередная Империя, а господство самой Смерти. Кронал примется править вселенной нескончаемых страданий, единственным концом для которых, как и прежде, останется забвение — бессмысленное, как и сама жизнь.

Именно Кронал напишет заключительный акт галактической саги.

Предаваясь этой мечте, чтобы утешать себя в вынужденном, хотя и временном изгнании, он опустил Сумеречную корону на голову и погрузился во мрак, чтобы достигнуть Великой Тьмы и завладеть разумом внутри кристалла.

Но там, где его обычно ждала Тьма, он обнаружил лишь свет.

Белый, яркий, ослепительный свет, словно в голове вдруг вспыхнула молодая звезда. Её лучи опалили сознание, заставив даже забыть, что такое темнота. Кронал судорожно отпрянул как червяк, который забрёл на раскалённый камень. Увиденное казалось большим, чем просто свет, то был Великий Свет.

То была сила, изгонявшая Тьму прочь.

Немыслимо. Разве абсолютное ничто способно подвергаться воздействию пламени? Разве бесконечный мрак вообще возможно разогнать?

Тебе виднее.

Голос, которым заговорил Свет, вовсе не был голосом как таковым. Не было произнесено ни слова, и способ общения не подразумевал звук вообще. Великий Свет говорил так, что его было понятно на интуитивном уровне.

Это ты пригласил меня сюда.

Скайуокер? Великий Свет воплощал сам Скайуокер?

В момент, когда на ум пришло это имя, Кронал увидел и самого обладателя имени: охваченную сиянием фигуру, которая являлась сосредоточением полнейшей бескомпромиссности, фигуру, которая стояла на коленях посреди камеры избрания в тёмном сердце бывшей базы Кукловода, фигуру, чьи руки были торжественно вложены в массивные ладони Кара Вэстора. Люк Скайуокер переплёл сотканную из теней паутину с точно такой же сетью, проросшую поверх нервной системы Кара Вэстора, и каким-то образом использовал сложившиеся узы между Вэстором и Кроналом для того, чтобы коснуться самого Владыки теней.

Во Тьме Кронал увидел, как Скайуокер улыбается.

Спасибо, что присоединился ко мне. Я немного волновался, что ты обойдёшься без своей глупой короны.

Это было просто невозможно. Скорее всего, ему предстала какая-то галлюцинация, выродившийся плод тёмного провидения. Ведь Кронал сейчас находился в гиперпространстве! А оно не могло и никак не должно было взаимодействовать с реальным пространством…

Когда я был с Беном Кеноби в гиперпространстве, он почувствовал гибель Альдераана. Ни одной преграде не под силу сдержать Силу Великую.

«Сила», «Великая Сила», эти жалкие джедаи не переставали болтать о Силе! Неужели никто из них никогда не осознавал, насколько же наивно и нелепо они выглядели? Если бы хоть одному джедаю довелось хотя бы краешком глаза узреть истинное могущество Великой Тьмы, одного мига хватило бы, чтобы его крошечный разум угас как огонь свечи, потухшей в урагане…

Мой крошечный разум? Угас? Должно быть, я пропустил эту часть.

До Кронала донесся проблеск сдержанного веселья, и он ощутил себя добрым дядюшкой, которому отныне надоело терпеть детские забавы. Ярость поднялась в нём будто расплавленная лава, готовая извергнуться из вулканического кратера. Мальчишка-простак предался самообману, всерьёз поверив в то, что его ничтожный огонёк способен залить мрак безграничной Тьмы? Так пусть же сияет одиноким светильником посреди вечной ночи.

Кронал полностью открыл себя Великой Тьме, распахнув все врата своего разума, расширив сферу своих возможностей до самого предела, и раскинулся горизонтом событий, зияющим огромной чёрной дырой, что была способна поглотить целую вселенную. Чёрная дыра окружила светлое пятно, которое представлял собой Скайуокер, и как ни в чём не бывало, одним махом вобрала в себя источник света.

Здесь, на этом поле сражения, где разумы открывались Великой Тьме, за пределами любого пространства — включая гиперпространство, — такие вещи, как возраст, здоровье или физическая сила не имели значения. Значение имела лишь чистая воля. Скайуокер и его так называемая Великая Сила никогда бы не сравнились с мастерством Кронала, достигнутым на пути Великой Тьмы.

Здесь, в этом пласте реальности Кронал был в своём истинном обличье Чёрной дыры. Самое его существование поглощало свет так, что изнутри не вырывалось ни лучика.

Не вырывалось? Ты про меня? Забыл, что убегаешь-то именно ты?

Неожиданно Кронал почувствовал необъяснимый и неприятный жар.

Вначале он отбросил столь нежеланное ощущение. Всё-таки Кронал слишком долго служил Тьме, чтобы его отвлекала какая-то там неисправность в системе жизнеобеспечения. Но постепенно он осознал, что его пространственная форма, его физическое тело, а точнее — кожа, совсем не кажется горячей. Напротив, его сковал холод. И сырость.

Словно он, пребывая в камере жизнеобеспечения, покрылся холодным потом.

Кронал вновь воззвал ко Тьме, где обернулся Чёрной дырой с большой буквы. Он исследовал бездну метафизического мрака, которым стал, и нашёл её безупречной. Идеальной. Последнее и решающее слово, заявленное самой Великой Тьмой.

Этот мальчишка, этот инфантильный джедай решил, будто его скудного света хватит, чтобы противостоять такой мощи? Чёрная дыра-Кронал поглощала каждый просвет, и Скайуокер испарился навсегда. Его ребяческая уловка, выполненная при помощи Силы, ни в малейшей степени не повредила Владыке теней.

Потому что я и не пытаюсь что-то с тобой сотворить. Я пытаюсь провернуть нечто через тебя.

Что?

Как Скайуокер ещё мог говорить?

Медленно подползавший страх принялся потихоньку вытеснять самодовольство, которым лучился Кронал. Что, если Скайуокер сказал правду? Что если мальчишку оказалось так легко одолеть лишь потому, что тот сам позволил? Ведь Скайуокер уже прибегнул к ничтожному дару Силы, чтобы установить контакт с Кроналом через Вэстора… Что если свет, принесённый джедаем, не удалось уничтожить даже затягиванием оного в чёрную дыру, воплощаемую Кроналом?

Что если частицы света попросту просеялись сквозь чёрную дыру?

Вот почему вы, приверженцы Тёмной стороны, всегда обо что-то спотыкаетесь. Что у нас противоположно чёрной дыре?

Кронал и раньше слышал эту космологическую теорию, согласно которой материя, падавшая в чёрную дыру, переходила через червоточину в иную вселенную… равно как и вещество, засасываемое чёрными дырами других вселенных, могло появляться посреди их со Скайуокером вселенной, куда оно вырывалось потоком необузданной и трансцендентной энергии.

Антиподом чёрной дыры являлась так называемая белая дыра или, правильнее сказать, белый фонтан.

«Меня обвели вокруг пальца», подумал Кронал.

Ситхская алхимия, позволившая сконструировать Сумеречную корону, наделила устройство способностью контролировать вещество плавлеит во всех его формах. Попытавшись утопить Скайуокера в омуте Великой Тьмы, Кронал открыл ему доступ к Короне. Чтобы тот сам контролировал плевлеит через Корону.

Завладев Сумеречной короной, Скайуокер получил возможность пролить свет на каждый заполненный тьмой кристалл.

Что означало и каждого штурмовика. Каждую гравитационную установку. Каждый миллиметр сотканной из теней паутины кристаллических нервов в теле Скайуокера, Вэстора и… и Кронала!

Издав вопль, Кронал вернулся в собственное тело, где ему требовалась лишь секунда, чтобы скинуть Корону с головы.

Или потребовалась бы, заставь он свои конечности пошевелиться…

В мерцающем сиянии экранов капсулы жизнеобеспечения Кроналу оставалось разве что замереть и с ужасом наблюдать, как по коже начинает течь чёрная маслянистая жидкость. Субстанция выходила из каждой поры — ушей, носа, рта и глаз. Чёрная масса стекала даже изнутри Сумеречной короны.

И стоило последней капле выйти из тела Кронала, как тот обнаружил, что не может даже вздохнуть.

У него и не оставалось времени больше, чем на один лишний вздох, поскольку расплавленная масса вновь затвердела, полностью заключив Кронала внутри каменного саркофага. Затем астероид, вмещавший капсулу, стал плавиться, распадаться на части, и те осколки, которые оказывались за пределами зоны действия гипердвигателя, исчезали в неизвестном направлении. Очень скоро исчез и сам гипердвигатель, так как был закреплён на камне, а не на капсуле.

Сама же камера Кронала, покинувшая защитное поле гипердвигателя, попросту растворилась.

Теперь в распоряжении Кронала появилось достаточно времени, чтобы осознать происходящее. У него появилось достаточно времени, чтобы почувствовать, как его тело теряет физическую целостность. У него появилась просто уйма времени, чтобы чувствовать, как его атомы утрачивают связь с реальностью и исчезают в бесконечной пустоте гиперпространства.

Под жвалами «Сокола» Хан присел на краешек полиплёночного спасательного одеяла и, обняв колени, принялся ожидать восхода солнца. Лея лежала на одеяле рядом и больше не билась в конвульсиях, а дышала ровно и свободно. Девушка выглядела так, будто впала в спячку.

И Хан решил, что не должен её будить.

Единственным словом, которая Лея смогла произнести, было «свет». Она продолжала просить света и тогда, когда все лампы, светильники и прочие источники света на борту «Сокола» уже были настроены на максимум. Как знать, наверное, Лея имела в виду свет какого-то иного рода.

В любом случае, когда Хан получил от Лэндо неутешительные известия, он подумал, что лучше в такой ситуации дать Лее то, чего она просит. Всё равно их ждёт всеобщая гибель. Из этой западни не выбраться. Выбор свёлся до простейшего: или умереть от уничтожения Миндора, или зажариться заживо на солнечных вспышках Таспана.

Поэтому Хан приземлился на поверхности Миндора, поставив «Сокол» прямо на покрывшемся трещинами поле сражения, расстелил одеяло и устроил Лею как можно удобнее. Чубакка по соображениям приличия остался в кабине, наблюдая за людьми через транспаристаль. Вуки понимал, что в такие моменты уединение ценимо как никогда.

Хан оставался рядом с Леей, пока её припадок не сошёл на нет. Оставался рядом, когда девушка покрылась чёрными сгустками плавлеита, который стекал с неё на одеяло. Оставался рядом в то время, как землетрясение только усиливалось, а смертоносное солнце готовилось взойти над горизонтом.

Он останется с ней и тогда, когда планета, наконец, взорвётся.

Какая горькая ирония судьбы. Лея так сильно страдала от того, что ей пришлось наблюдать за гибелью родного мира. А теперь она сама погибнет такой же жестокой смертью, как и её семья, как весь её народ.

«Вот почему, — мелькнула мысль, — её лучше не будить».

Но как всегда некстати у Силы вновь проявилось это премерзкое чувство юмора. Зашевелилась Лея, и её веки принялись подрагивать.

— Хан?.. — первым делом позвала девушка.

— Я здесь, Лея. — Он ощущал, как ещё немного — и сердце разорвётся. — Я тут, рядом.

Её ладонь нащупала его руку.

— Так темно…

— Верно, — согласился Хан. — Хотя солнце вот-вот встанет.

— Нет… не здесь. А там, где я побывала. — Она глубоко вдохнула и медленно-медленно выдохнула. — Было так темно, Хан. Такая густая и долгая темень, что я даже не могла вспомнить себя. Я ничего не могла вспомнить.

Её глаза открылись, и их взгляды пересеклись.

— Кроме тебя.

Хан сглотнул комок, вставший поперёк горла, и легонько сжал её ладонь. Он не мог издать ни звука.

— Как будто… как будто ты был со мной, — продолжала тем временем Лея. — Ты был всем, что у меня оставалось… и больше мне ничего и не требовалось.

— Теперь-то я точно с тобой. — Голос Хана был хриплым, нетвёрдым. — Мы вместе. И всегда будем вместе.

— Хан… — Лея резко села и провела рукой по глазам. — У тебя найдётся что-нибудь поесть?

— Что? — переспросил Хан.

— Я голодна. Есть какая-нибудь еда?

Хан озадаченно покачал головой. Он кивнул на мертвых штурмовиков, усеявших поле.

— Кроме имперских пайков ничего нет. А они, скорее всего, просрочены.

— Мне всё равно.

— Ты серьёзно?

Принцесса пожала плечами и одарила его улыбкой, от которой даже здесь, даже сейчас, за считанные минуты до гибели, сердце Хана забилось быстрее, а дыхание перехватило.

— Давай устроим пикник, — предложила Лея. — Устроим пикник и понаблюдаем за рассветом. В последний раз.

— Ага, — только и мог отреагировать Хан. — Звучит неплохо.

Он раздобыл несколько пайков с убитых имперцев и они сели перед зарёй, молча уплетая пищу плечом к плечу, а горизонт тем временем охватил пламя, будто загорелась сама планета.

— Что ж, одно можно сказать точно. — Хан выдавил намёк на свою знаменитую кривоватую ухмылку. — Такое блюдо мы наверняка не забудем, пока ещё остаёмся в живых, а?

Лея улыбнулась, хотя в её глазах заблестели слёзы.

— Всегда такой шутник. Даже сейчас. Даже здесь.

Хан кивнул.

— Ну, знаешь, на пороге смерти мы только и делали, что предавались романтическим настроениям. Просто обстоятельства ничуть не менялись.

Земля под ними ощутимо содрогнулась, затем — снова и снова, и тогда Лея сказала:

— Я думаю, нам следует уважать традицию.

— Правда?

— Поцелуй меня, Хан. В последний раз. — Девушка поднесла ладонь к его щеке. Её прикосновение было тёплым, сухим и преисполненным любви. — За все поцелуи, которые мы больше никогда не разделим.

Хан заключил её в объятья и приблизил своё лицо к лицу Леи… как вдруг раздался громкий радостный рёв вуки, всё ещё сидевшего в кабине. Хан поднял голову и открыл глаза.

— Что? Чуи, ты уверен?

Чубакка красноречиво ударил по транспаристали и замахал обеими мохнатыми конечностями, отчаянно призывая вернуться в «Сокол». Хан, не теряя ни секунды, вскочил на ноги и поднял Лею на руках, будто та ничего не весила.

— Хан, — ахнула принцесса, — что случилось? Что он сказал?

— Ты вроде бы говорила о поцелуях, которые нам не суждено разделить? — Глаза Хана горели, пока ноги мчали его с Леей к грузовому лифту «Сокола». — Он сказал, что если мы поторопимся, то в конце концов разделим их все до единого!

Раз за разом Люк чувствовал, как внутри его вселенной меркли звёзды.

Будучи связанным через Кара с Кроналом, через Кронала — с Сумеречной короной, и через алхимическую начинку Короны — с разумом каждого плавильщика в галактике, спрятавшегося в каждом куске плавлеита, Люк Скайуокер озарял их светом Великой Силы. Лучи этого света притягивал их так же, как лунный свет привлекал призрачных мотыльков, и тогда плавильщики обнаружили, что неиссякаемый источник живительного тепла может заполнить их до предела. Им больше не придётся подпитываться чужим светом, в этом и вовсе никогда не имелось необходимости. Отныне и навсегда плавильщики будут сиять своим собственным светом.

И вскоре они, заточённые Тьмой, проявились отовсюду.

Люк ощущал их массовый исход.

Ощущал, как они покидают гравитационные станции. Как покидают Сумеречную корону, тело Кронала, Леи, Кара и — его собственное тело.

И он чувствовал имперских штурмовиков, тысячами распространившихся по системе. Люк чувствовал каждого, кто носил чёрные доспехи Кронала. Ему открылись дикая, неконтролируемая ярость, чудовищная кровожадность, неистовое боевое безумие, вызванное проросшими внутри их голов кристаллами. Он чувствовал ущерб, который был нанесён живым существам грубой и жестокой мощью инородного материала.

Он чувствовал, что в его силах повернуть вспять этот процесс.

Люк не отвёл восприятия. Он не отказывался от того, что узрел. Он считал себя в долгу перед этими несчастными. Пусть они могли быть врагами, и всё же в первую очередь они были живыми существами.

Никто из них не желал себе такой участи. Никто не вызывался на это добровольно. Никто даже не ведал о судьбе, которая их в итоге ждёт. Тот, кто сотворил с ними такое, начисто игнорировал гуманность и не имел ни малейшей капли сострадания. Люк не мог допустить, чтобы и наступившая развязка проходила в таком же ключе.

Поэтому он оставался с ними до тех пор, пока в них оставался плавлеит. Оставался, пока выходил из их тел сочившейся полужидкой массой. Оставался, когда окончательное высвобождение плавлеита не приводили к активации «смертоносного выключателя».

Люк оставался с ними до последнего, пока все штурмовики по всей системе одним махом не попадали на месте, охваченные предсмертной агонией.

Чтобы в итоге скончаться.

Люк чувствовал каждую смерть.

Это было всё, что он ещё мог для них сделать.

Когда Люк, наконец, вывел свой разум из измерения Великой Тьмы, то оказался посреди совершенно обыкновенного мрака. Казематы, которые когда-то выполняли функцию сортировочного центра, перестали освещаться мерцанием энергетических разрядов.

В этом мраке он всё ещё стоял на коленях, и из этого мрака до него донеслось долгое медленное рычание, воспроизводимое при помощи Силы в словах.

«Джедай Люк Скайуокер. Ты справился?»

В структуре Силы Люк почувствовал, как уменьшаются искусственные гравитационные тени, чтобы, исчезнув окончательно, дать возможность уцелевшим кораблям Новой Республики совершить прыжок за пределы системы. Он почувствовал финальный распад летающей базы и разрушение Миндора, который был добит излучением солнечных вспышек Таспана.

Всё закончилось. Теперь всё закончилось.

Больше никаких теней.

— Да, — ответил Люк. — Да, справился.

«Мы умрём здесь?»

— Я не знаю. Наверное.

«Как долго нам осталось?»

— Это мне тоже неведомо. — Люк вздохнул. — Я запечатал камеру, когда вошёл, так что у нас ещё будет воздух. Немного. Но я не знаю, какой толщины теперь камень вокруг нас, ведь гора раскололась. Я не знаю, какую дозу радиации он сможет блокировать. Нас может поджарить уже сейчас.

«И никто не явится за нами».

— Корабли не смогут защитить их. Только не от такого излучения.

«Значит, наши жизни закончатся здесь».

— Наверное.

«Мне не нравится это место. Я не помню, как попал сюда, но знаю, что это произошло не по моей воле».

— И не по моей.

«Плохое место для смерти».

— Да.

«Будь моя воля, я бы не умер рядом с джедаем».

— Мне очень жаль, — сказал Люк, который говорил совершенно серьёзно.

«Я знал джедаев. Много-много лет назад. Это знание не принесло мне радости. Я считал, что больше не узнаю других джедаев, и радовался этой своей вере. Но теперь я рад тому, что ошибался».

«Я счастлив познакомиться с тобой, джедай Люк Скайуокер. Ты лучше, чем когда-то были они».

— Это… — Люк, хлопая глазами и не веря услышанному, покачал головой в темноте. — Спасибо, конечно, но мои знания и умения настолько ничтожны…

«Но у тебя есть вера. И я повторяю: ты лучше, чем джедаи прежних дней».

Люку оставалось только нахмуриться и покачать головой.

— И что заставляет тебя говорить такое?

«Потому что в отличие от рыцарей прошлого, джедай Люк Скайуокер…»

«Ты не боишься тьмы».

Р2-Д2 цеплялся за поверхность карликового астероида, медленно, но верно двигавшегося по спирали к звёздной сфере Таспан.

Астероид имел полусферическую форму, его диаметр был примерно вдвое меньше, чем у «Тысячелетнего сокола», и он еле-еле вращался вокруг своей оси, хотя именно такая скорость подходила маленькому астромеханику, который тащил себя по неосвещённой стороне астероида, хватаясь за камень конечностями-манипуляторами. Таким образом, Р2-Д2 придерживал астероид между собой и губительным излучением солнечных вспышек, что могли сжечь его схемы меньше чем за секунду.

Кроме того, Ар-два провёл расчёт, согласно которым он мог поддерживать работоспособность ещё целых семь стандартных часов двадцать минут, после чего его астероид войдёт в гущу других астероидов, и отражённое от них жестокое излучение дойдёт до тёмной стороны убежища Ар-два, чтобы с вероятностью 89,756 процентов астеромеханика настиг неожиданный катастрофический сбой системы.

Необратимая дезактивация.

Если он по какой-то случайности переживёт прохождение астероида, тогда (как гласили 83,973 процента вероятности) Ар-два просуществует дополнительные два стандартных часа двадцать минут.

Его огорчала не сама перспектива отключения. Он очутился в космосе по собственному желанию, предварительно потратив несколько секунд на вычисление вероятности выживания и затем перезагрузив систему мусоросброса «Сокола», чтобы вылететь в вакуум за секунду до того, как корабль покинул уничтожавшуюся базу-вулкан. Шанс выжить был настолько крошечным, что Ар-два будто бросал вызов самому определению термина «вероятность». С тем же успехом гипотетический квантовый фазовый переход мог бы превратить его в лофкварианского альбатроса.

Однако сама принцесса Лея неоднократно предписывала Р2-Д2 — весьма твёрдо и недвусмысленно — заботиться о Люке Скайуокере. Так что соображения личной работоспособности никоим образом не превалировали перед поставленной ему задачи.

Ар-два не думал о себе. И всё же хотя бы раз в минуту или около того маленький астромеханик тратил миллисекунду-другую на то, чтобы заглянуть в личное хранилище данных, где содержалось весьма и весьма внушительное количество записей приключений с единственным дроидом, которого Ар-два за всё долгое время существования мог без преувеличения назвать другом: Си-3ПО. Он не ожидал, что будет скучать по Трипио, он не ожидал, что будет вообще скучать по кому-либо, не говоря уже о самом факте тоски. Однако Ар-два действительно испытывал своеобразное ощущение в подпрограммах социального взаимодействия всякий раз, когда просматривал эти конкретные записи. Это открытие имело как положительный, так и отрицательный оттенок, и, к великому недоумению Ар-два, не измерялось количественно-цифровым методом.

После долгих вычислений он предположил следующее: скорее всего, он испытывает сожаление от того, что больше никогда не увидит своего друга, и одновременно — утешение, поскольку приятель-дроид останется в полной безопасности, по крайней мере, в ближайшем будущем.

По какой-то причине это помогло Ар-два сосредоточиться на текущей задаче.

Когда «Тысячелетний сокол» улетел к Миндору без Люка, Ар-два точно знал, что ему нужно сделать, и приступил к выполнению плана. Выпущенный в космос системой мусоросброса, он настроил весь массив датчиков, чтобы зарегистрировать персональную химическую сигнатуру Люка — а именно, запах — и отслеживать его продвижение по недрам вулканической базы вплоть до того момента, когда след Люка оборвался у каменной стены. Не имея инструкций или программ, которые предложили бы полезные альтернативные варианты действий, Ар-два перешёл к ожиданию.

Он ждал, пока гравитационные станции-установки в системе не прекратили работу, а флот не провёл эвакуацию в гиперпространство. Он ждал, пока разваливалась вулканическая база и взрывалась планета. Он ждал и потом.

Ар-два был полностью — на все сто процентов — уверен, что Люк находится за противоположной стороной этой каменной стены, которая теперь стала частью поверхности карликового астероида-укрытия.

Люк находился внутри этих скалистых чертогов, и, хотя его собственные шансы на выживание были немногим выше, чем у Ар-два (то есть нулевыми, если выражаться языком математики), астромеханик продолжал карабкаться по неосвещённой стороне астероида, сохраняя работоспособность до тех пор, пока ещё находился в строю, потому что оставался ещё крошечный, почти неизмеримый шанс, что Р2-Д2 ещё мог чем-то помочь.

Его внимание привлекло странное движение посреди звёздного покрова. Один конкретный астероид, один яркий сгусток излучения, отражённого от Таспана, перемещался так, будто скорее пересекал плоскость эклиптики системы, чем двигался вдоль неё, как и полагалось. Более того, этот астероид перемещалась по курсу, противоположному общему направлению вращения поля других астероидов. Наконец, светлая точка двигалась не с постоянной скоростью, которую следовало ожидать от космического тела, подверженного исключительно законам орбитальной механики. Напротив, астероид периодически то ускорялся, то замедлялся.

У этого феномена имелось только одно правдоподобное объяснение.

Когда Ар-два активировал функцию увеличения кратности своего оптического датчика, его догадка подтвердилась: объект действительно оказался кораблём.

Если говорить конкретнее, увиденное соответствовало характеристикам шаттла Т-4а «Лямбда».

Р2-Д2 открыл порт связи на куполе и выдвинул параболическую антенну. Рассчитав задержку с учётом скорости света, дроид направил прибор туда, где в назначенный момент ожидалось появление шаттла, после чего со всеми доступными ему энергоресурсами начал передавать код аварийного радиомаяка. Установив контакт с мозгом шаттла, Ар-два смог разъяснить ситуацию в подробностях, и в результате ему оставалось только верить, что корабль передаст пилоту все необходимые факты.

Вектор шаттла с отрадной быстротой сменился курсом на перехват астероида. Корабль замедлился у освещённой стороны астероида, вытянул стыковочный рукав, чтобы, схватив астероида, притянуть его к себе как можно ближе и поместить в зону защитного поля гипердвигателя. Затем шаттл перешёл на скорость света, прыгнув в гиперпространство.

Пока длился прыжок, Р2-Д2 провёл собственные вычисления, и они были безупречными.

Помыслы злого, пусть и гениального человека оказались сорваны. Люк выживет, принцесса Лея и Хан Соло смогли сбежать, а сам Р2-Д2 в меру возможностей проведённой на всякий случай самодиагностики сделал вывод, что не произошло никакого квантового фазового перехода и он не превратился в лофкварианского альбатроса.

Шансы подобного исхода буквально не поддавались прогнозам.

Ар-два решил, что вселенная — удивительное место.