Сказка для Анжелики

Глава десятая

Домой явилась поздно. В доме разруха, мебель сдвинута, ковры свернуты.

У дверей стоят розовые чемоданы. Прислуга мечется, одни одевают чехлы на мебель, другие стаскивают со второго этажа чемоданы.

— А, явилась, — мать недовольно дует губы, даже не знаю, как теперь обращаться к этой женщине. — Мы с отцом уезжаем до Нового года. Сначала летим в Китай, потом в Тай, а оттуда в Сочи. Новый год встречаем в казино.

Со второго этажа быстро спускается отец, на ходу поправляя запонки в манжетах своей рубашки.

— Если бы ты вела себя хорошо, то и тебя бы взяли, но ты ведешь себя как последняя *лядь, — он со мной груб. — Поэтому остаешься дома, за тобой будет присматривать Роберт. Надеюсь, к нашему возвращению, вы поладите. И в феврале или марту мы сыграем свадьбу.

Он таких откровений у меня челюсть отвисла.

— И сними эти чертовы тряпки! — орет отец, указывая на мое кожаное платье. — Вырядилась, да так на трассе прошмандовки одеваются. Не дай бог перепутают тебя с ними.

Я молча иду мимо родителей. Не пререкаюсь. У них морды перекосило. Смотрят мне в след, чувствуя измену, только где, они пока не знают.

Внутри у меня шторм в девять баллов, и мне лучше молчать, иначе польется говно, всех забрызгает. Поэтому прохожу молча мимо родственников, а поднимаясь на второй этаж, слышу сзади голос отца.

— Прислугу мы отпустили, к тебе кухарка будет приходить на два часа, да раза два придет горничная убраться.

Отлично! Просто отлично! Дом в моем распоряжении.

Я быстро поднимаюсь на верхний этаж. Пошли они к…

Не хочу даже прощаться.

— Анжелика, ты нас даже не поцелуешь на прощание, — нараспев говорит мать.

— Нет! — рявкаю на нее уже со второго этажа. — Не-на-ви-жу!

Мои родители уже привыкли к моим вывертам, поэтому просто пожимают плечами. Внизу еще долго стоит шум, двигают чемоданы. Затем приходит охранник и водитель. По сквозняку понимаю, что это выносят скарб моих родителей. Те не ездят, как добры люди, с одним чемоданчиком. Штук шесть или восемь. А прилетают обратно еще с десятью. У нас кладовка вся уставлена чемоданами. Маман в поездках успевает накупить всякого барахла.

Но вот внизу наступает тишина.

Ко мне в комнату стучит горничная и предлагает спуститься в столовую на ужин.

Ужинаю одна за большим столом. Белая скатерть, ваза тонкого китайского фарфора, изысканная и утонченная, в ней три веточки орхидей. Такие белые и нежные, что невольно становится жаль эти прекрасные цветы.

Кухарка ставит передо мной тарелку с позолотой. Сегодня на ужин рыба под сливочным соусом со спагетти.

— Будут еще какие-нибудь пожелания? — дежурно произносит она. — Может нарезку подать?

— Нет, ничего не надо, — устало произношу я.

У меня сегодня был очень тяжелый день. И этот ужин не лезет в глотку.

Но кухарке это знать не обязательно. Она оставлена присматривать за мной и докладывает маман.

И вот, наконец, дом опустел. А я могу расслабить булки и подумать.

И так! Мне надо найти следы моей биологической матери. С чего начать? Для начала иду в библиотеку, там лежит семейный архив. В красивых альбомах розового цвета(как без этого) лежат мои фотоснимки до восемнадцати лет. Потом весь архив перевели в цифру.

Открываю первый альбом. Ничего примечательного. Вот мне год, я впервые стою на ножках и делаю самостоятельный шаг. Веселая озорная девчушка. Вот мне два года. Серьезная мадам с куклой подмышкой, три — уже дамочка с прической и в розовом бальном платье. Я листаю альбом и меня не покидает какая-то мысль, зудит, зудит. Стоп! Фото года есть, но фото до года нет! Совсем нет. Не верю, что до года меня никто не снимал. Переворачиваю все альбомы, снимков нет. Делаю первую зарубку себе. Моя жизнь до года словно испарилась.

Возможно, мать не хотела меня снимать, что там еще снимать, но могут быть и совсем другие мотивы.

Нахожу самый поздний свой альбом. А затем фото моей матери до ее пластических операций. Эти снимки она никому не показывает. На них худенькая девушка с небольшой грудью, печальными глазами. Нескладная, но красивая. Ей на этих снимках девятнадцать или двадцать лет. Она стоит вместе со своими однокашниками. В те времена мать училась в медицинском институте. В чертах ее лица совсем нет ничего похожего на меня. Беру свой снимок в восемнадцать лет, ещё до того, как она начала меня перекраивать.

У нее прямой нос, у меня курносый. У нее небольшие глаза и линия бровей прямая. У меня большие глаза, ломаная бровь, как будто кто домиком ее специально сделал. У нее тонкие губы, у меня пухлые и бантиком.

Да и в фигуре у нас отличий много. У меня ноги длиннее и попа уже. У нее длина ног пропорциональна телу.

Она точно не моя мать.

Тогда где мне искать мою биологическую маму?

И вопрос на миллион: а нужно ли ее искать, если она от меня отказалась?

Сохранились ли какие-то документальные подтверждения, что меня родила другая женщина?

Иду в кабинет отца.

Здесь все очень аскетично: стол у окна, массивный, солидный; кресло, обитое плюшем, анатомическое с поддержкой спины, вдоль одной из стен полки с книгами в красивых переплетах, папа ни разу ни одну из них не взял в руки — это антураж.

Только я знаю да мать, что за одной из полок сейф, там хранятся деньги и драгоценности. Открываю сейф, выгребаю пустые коробки, мать увезла с собой часть, другую отвезла в банк в ячейку. Она всегда так делала, покидая дом.

На дне ячейки несколько пачек рублевых купюр и договор аренды ячейки.

Захлопываю сейф. Ничего интересного.

Сажусь в папино кресло и задумываюсь.

Действие происходило давно, тридцать лет назад. Даже если сохранились какие-то бумаги, то они уже пожелтели, если не превратились в труху. Спросить у юристов? Но юристы, что обслуживают нашу семью, уже на десять раз поменялись. Тогда где искать?

Может, в его компьютере остались какие-то данные? Хотя о чем это я? Тридцать лет назад комп был не в каждой семье, а уж сканировать и сохранять документы …Мечта!

Так и не получив никаких зацепок, кроме того, что и так уже знала, я пошла спать.

С утра хотелось встретиться с Пашкой. Родители уехали, и я могла временно перебраться к нему на квартиру. Даже без страха быть пойманной, перевезти туда самые необходимые вещи.

Утром спустилась вниз.

— Вам подавать завтрак, Анжелика? — кухарка уже толчется на кухне.

— Я поем на кухне, — киваю ей.

— Как же так, так не принято, — испуганно бормочет та, пугаясь гнева своей хозяйки.

— Ну, я не прЫнцесса, пожру и так, — бросаю ей на ходу, приводя ту в полуобморочное состояние. Нет, они конечно привыкли к моим закидонам, но каждый раз чуть не падают в обморок. Маман выбирает обслугу из простых провинциалов, муштрует, и те воспринимают своих хозяев этакими небожителями.

Поэтому я располагаюсь на кухне, беру самую простую посуду и накладываю себе вкуснейшего омлета с беконом. Нынешняя кухарка готовит великолепно, поэтому я даже вилку облизываю и говорю спасибо, наливаю себе кофе и иду в зимний сад, пить свой утренний кофе.

Но не успела я насладиться красотой зимнего дня, как на пороге появился Роберт.

Он явно был не в духе. Дозу что ли не принял?

Он был одет в черную рубашку и черные брюки, и сейчас выглядел даже не поджарым, а худым, впалые щеки в этот раз были гладко выбриты.

— Доброе утро, — холодно он кивнул мне.

— И тебе не хворать, — прилетела ему ответочка от меня.

— Ты всегда разговариваешь на уличном жаргоне? — холодный взгляд почти черных глаз полоснул меня.

— Ни у кого еще претензий не возникало? А что?

— Моя жена должна быть великосветской дамой, — рявкнул он. — И изъясняться на светском языке.

— А я не твоя жена, — спокойно отвечаю ему.

И в этот момент его рука хватает меня за волосы и дергает вверх. Мне так больно, что из глаз брызжут слезы. Он приподнимает меня за волосы так высоко, что мне приходится стоять на цыпочках.

— Значит, я тебя буду учить, воспитывать, дрессировать, чтобы ты стала такой дамой.

Ой! Не знаешь ты любезный, с кем ты решил войну начать. И я со всей дури бью его по причиндалам коленом.

Он издает странное шипение и выпускает мои волосы из захвата. А я пользуюсь этим моментом. И когда он начинает оседать, бью его в челюсть левой рукой. Зря он не спросил у моего отца, чему тот меня обучил в юности, а то бы вел себя более осторожно.

Роберта от удара откидывает в сторону и он бьется головой об угол кадки с пальмой.

Минута и он падает на пол с закатившимися глазами. Проверяю пульс, вроде живой. А и черт с ним.

Иду в свою комнату, беру не самую большую сумку и скидываю туда одежду на первое время. Вот и все. Сумку закидываю в свое авто и выезжаю.

Но на квартире Пашку не застаю и решаюсь поехать к нему в автосервис.

Автосервисом это трудно назвать. Когда-то это был железный гараж на четыре авто. Пашка выкупил этот сарай, утеплил, поставил новые откатные двери, сделал смотровую яму. Потом обзавелся оборудованием. Но все равно это большой гараж.

У него работают пара работяг. И когда я подъезжаю к пятачку автосервиса, один из них выгоняет авто клиенты.

Иду к нему, здороваюсь.

— А Павла нет, с утра по складам уехал, запчасти искать, — останавливает меня работяга.

— Давно уехал, — удивленно спрашиваю его, потому что на часах нет и десяти.

— Так с восьми уже ускакал, — добавляет тот.

Вздыхаю. Даже не знаю, что делать. Поехать домой не вариант, там Роберт, если у него в башке что-нибудь заклинит, с ним наедине оставаться страшно. Прислуги нет, так те и не будут вмешиваться в наши разборки.

От его новой съемной квартиры у меня пока нет ключей, договорились, что он мне сделает дубликат. Мотаться по торговым центрам? Надоело.

И так стою я, прислонившись к капоту своей машины, и думу думаю.

— Тебе здесь нечего делать, — поднимаю голову, передо мной стоит девка лет двадцати, лет десять назад я была такой же борзой и агрессивной.

— Ты чо, не поняла? Пашка мой! — девчонка, чавкая, жует жвачку.

Рассматриваю ее: белокуро-белобрысая, чуть вздернутый нос, ресницы явно наклеены, такие огромные и смотрятся пластмассовыми, губки бантиком, но не обколотые. Наверное, лет десять я сама такая была.

— Чего не поняла, старушка? Шкандыбай отсюда потихоньку, мужчинка занят, — говорок гопницы.

— Не знала, что Пашу можно назвать «мужчинкой», — усмехаюсь я. Сколько его знаю, «муж-чин-кой» он некогда не был.

Если бы состоялась такая встреча лет десять назад, то я бы этой белобрысой все космы выдергала бы, но сейчас мне тридцать, и потуги девчонки мне кажутся смешными.

Странно, что она вдруг быстро вычислила, кто я. А самое интересное появилась в гаражах, как по щелчку. И тут я вспоминаю взгляд одного из работяг. Наверное, родственница или дочура. Решил пристроить замуж?

А тут конкурентка нарисовалась.

— Ладно, не дергайся, — говорю ей и уезжаю.

Еду куда глаза глядят, что-то плохо мне сегодня, и на душе «как кошки нассали». И притулится некуда. Чувствую себя бездомной и некому не нужной. Торможу перед первым попавшимся рестораном. Для ресторанов это еще утро, но я хочу нажраться.

Захожу. Мне предлагают меню. Сейчас у них завтраки. Есть не хочется. Да и что тут есть. Поэтому иду в бар. Он работает с одиннадцати, но бармен уже здесь.

Заказываю себе коньяк. Выпиваю залпом и прошу еще. У бармена круглые глаза, но он наливает.

— У вас что-то случилось? Может чем-то помочь? — воркует бармен, когда я расплачиваюсь платиновой кредиткой.

— Все хорошо, просто настроение поганое и хочется нажраться.

Через час выхожу из ресторана подшофе. И иду через дорогу, где стоит винный магазин. Беру бутылку самого дорогого коньяка. Уж бухать, так бухать. Заказываю такси. И еду в Юльке.