Сказка для Анжелики

Глава тридцать четвертая

— Здравствуйте, Анжелика Дмитриевна, или правильней сказать Анжелика Владленовна Снигирева.

— Здравствуйте, — с опаской здороваюсь я.

— Вы так быстро скрылись, что для вашего розыска мне пришлось обратиться в силовые структуры. На силу нашли вас, Анжелика Владленовна, — Фролов улыбается, от чего его лицо становится не таким надменным. Оказывается, это человек может улыбаться, радоваться жизни. — Пришёл ДНК анализ, Анжелика, он подтвердил, что вы являетесь Анжеликой Владленовной Снигиревой.

— Если я Анжелика Владленовна, кого тогда похоронили? — удивляюсь я.

— А это нам предстоит выяснить, благо ваш отец пришёл в себя, может разговаривать и лежит в этой самой больнице. Мы с ним поговорим сразу, как вам разрешит доктор подняться. Хочу, чтобы этот разговор состоялся при вас. А сейчас нам надо подписать бумаги, так как вы должны вступить в права наследования.

— К-ка-кие права, ка-какое наследование? — у меня слов нет.

— Вы наследуете фонд, который оставил вам ваш отец. По его решению, до вашего совершеннолетия я обязан был выплачивать часть прибыли фонда на ваше содержание, что я и делал.

— Постойте, но вы сами говорили, что Анжелику Снигиреву похоронили тринадцать лет назад. За что вы платили моему отцу?

— Тут все сложно. У Владлена родилось две девочки, близнецы, Анжелика и Ангелина. Как мы думали, Анжелика погибла, мы выплачивали деньги Дмитрию, так как он взял патронаж над второй девочкой.

— У меня есть сестра? — дрожь во всем теле, меня так трясет, что зубы стучат друг о друга, выбивая морзянку.

— Виделите, Анжелика, ваша сестра родилась не совсем здоровая, она не может ходить, родовая травма. И семья Снигиревых отказалась от нее.

Мне становится страшно. Это что за семейка такая у нас. Одни родители отказались от своей больной дочери, вторые исковеркали мне жизнь.

— Девочка воспитывалась вне семьи, к ней была приставлена няня. Когда было объявлено, что Анжелика умерла, автоматически Ангелина становилась наследницей. Дмитрий предложил, что будет ухаживать за девочкой. Поэтому суммы выплачивались ему.

— Где сейчас моя сестра? — спрашиваю охрипшим от волнения голосом.

— Мне это не известно, так как я обязан выполнить завещание Владлена, то твою сестру я не искал.

— Это что получается, возможно она не получала никакой помощи, жила где-то, даже никто не знает где. А зная жадность отца, то вряд ли она получала какие-то деньги.

— Вполне возможно.

— Я не подпишу никакие бумаги, пока мы не найдем мою сестру, — категорично заявляю я. — Раз есть наследство, то делится оно на двух сестер, и мне все равно, что там написал в завещании мой отец.

Мне страшно. У меня была сестра, у меня могла быть нормальная семья. Меня всего этого лишили.

Дура мать перекраивала мне лицо, уверенная, что меня родила любовница отца. Отец затыкал мне рот деньгами, врал и хранил тайну моего рождения. Мне коверкали жизнь, не давая жить так, как я этого хотела. Пытались лишить любимого мужчины. И все ради «бабок».

— О какой сумме идет речь? — спрашиваю я Фролова.

— Почти четыреста миллионов долларов.

Мне становится плохо, значит вот о каких деньгах шла речь. Роберт хотел разделить этот куш с моим отцом?

Каким образом отец хотел объявить, что наследница жива? Ведь объявить о том, что я жива, значит подставить себя под статью о махинациях. Ведь он солгал!

Вопросов много, но ответы на них мне не получить. Во всяком случаи не сейчас.

В этот день врачу приходиться дать мне успокоительное, так как меня трясет, я не могу уснуть.

Но и следующий день не приносит мне покоя. И я требую у врача, чтобы он дал мне разрешение на посещение отца.

В обед приходит вновь Фролов с нотариусом, приезжает Паша. И мы едем на другой этаж больницы в неврологическое отделение.

Отец лежит в отдельной палате.

Ему оплатили палату люкс. Специальная кровать для лежачих больных. Телевизор на кронштейне под потолком, специально оборудованная ванная комната. Личная сиделка.

За не дни, что я не видела его, он постарел лет на двадцать. Сейчас на койке лежит седой, морщинистый старик. Он исхудал. Одна сторона его тела осталась без движения, поэтому лицо кажется перекошенным, с парализованной стороны из глаза все время бежит слеза, а изо рта слюна. Нянечка заботливо утирает ему слюнку.

Но взгляд на здоровой стороне по-прежнему цепкий и злой. Он смотрит на меня и усмехается одной стороной лица, от этого мне становится немного не по себе.

— Жива еще? — шепеляво спрашивает меня.

— И тебя здравствуй, ПАПА, — отвечаю ему.

Он кидает взгляд на Фролова и отворачивается. Пришло время раскрыть карты. Уговаривать его долго не пришлось. Деньги, что были на его счетах, арестовали, на него заведено несколько уголовных дел за махинации, плюс мое похищение. Фролов обещает ему оплатить его сытую жизнь до смерти, если он расскажет правду. И отец начинает говорить.

— Влад вернулся с Америки богатым человеком, начал организовывать здесь в России рынок ценных бумаг и биржу, вращался в высших эшелонах власти. А я по-прежнему был шестеркой. Работал на ворах в законе. И я предложил ему открыть бизнес. Он выделил мне денег и свалил в Америку снова. Тогда я и открыл первый игорный дом. И у меня поперло. А тут Владлен пожаловал из Америки, как узнал, что я игорным бизнесом занялся, орал так, что стекла дребезжали. Он считал это провальным делом. Мы с ним не сошлись в этом вопросе. Вот только мне нужны были еще деньги, чтобы открыть еще один клуб. А он не дал.

— Ближе к делу, отец, — рявкнула на него я.

— Не спеши, у меня теперь время много, — засмеялся Дмитрий, смех его был скрипучий, старческий. — Мы с Владленом сильно поругались. А его жена в это время рожала. Владлен сорвался и поехал к ней. Не знаю, что он в этой балерине нашёл, дохлая, титек нет, жопы нет, одни ноги. Ну, чего-то у нее с родами не так пошло. Одним словом, дохлая она. Анжелку то она нормальную родила, а вот вторую девчонку зажало у нее, ни туда, ни сюда, в общем родила она девчонку, врачи сразу сказали, что ходить она не будет. Владлен взял и сказал Ольге, что ребенок умер. А сам ко мне приехал и попросил найти той няню, сам все это провернул. Девчонку то зарегистрировал, все как положено, но на воспитание отдал тетке одной, которую я ему подыскал. А Ольге все лапшу на уши вешал, что мол не выжила девочка. Под это дело дал мне денег на развитие бизнеса, значит, рот заткнул. И тут мне снова понадобились деньги, я его начал шантажировать. Он ко мне приехал злой, как собака. Зачем-то с собой Ольгу с ребенком притащил. Разругались мы с ним вдрызг. Он схватил Ольгу, ребенка, прыгнул в машину и поехал в сторону Москвы. Вот тут мы и поняли, что он взял не своего ребенка. С детьми гуляла нанятая няня, он забрал ребенка няньки. А чо там? Схватил кулек в одеяле и все. Когда мы опомнились, то поехали за ним. Уже издали поняли, что он не справился с управлением и вылетел с дороги прямо в березу. Насмерть оба.

— Врешь! Ты подрезал ему тормозные шланги, — рявкнул Фролов.

— А теперь ты уже ничем не докажешь, — усмехнулся мой отчим. — Хотели мы по-быстрому ребенка заменить, да на месте ДТП уже менты топтались. Девчонка та пострадала, но была жива.

— Почему вы о подмене не сказали?

— Тогда в голову моча ударила, решил придержать наследницу, думал, потом предъявлю. А девчонка выжила. Куда было деваться? Няньке рот деньгами заткнули. Я женился по-быстрому, ребенка представил, как ребенка моей любовницы. Узнал о правах наследования. Вот тут меня ждал первый нежданчик. Владлен все дочери отписал. Я оказался в пролёте. Не удел меня оставил Владлен. Хотел посудиться, так ты тут из Америки прискакал, давай копать. Поэтому Анжелку до поры до времени спрятал.

— Почему же тогда не сказал, когда подставная девчонка умерла? — Фролов спрашивает сердито, в глазах молнии мелькают, как у Зевса-громовержца.

— Тут Анжелка выросла и давай выкрутасы устраивать, охламона какого-то нашла, говорит, люблю.

— Это Павел был, можешь нас поздравить, мы с ним поженились, — язвлю я.

— Так и знал, что выйдешь замуж за какого-нибудь охламона, он все деньги из тебя вытрясет, — кривляется отец.

— Вообще-то я Могилев Павел, мой дед Могилев Константин Дмитриевич, — берет слово Паша.

— А, Могилев, земля маленькая, — усмехается мой отчим. — Как бизнес?

— Хорошо, пока вы снова его не подожгли, — теперь же Пашка зло смотрит на отчима.

Тот хохочет, трясясь в беззвучном смехе.

— Это не я, небось, Роберт удружил, — отец вытирает здоровой рукой слезу, сиделку мы попросили побыть за дверями, пока идет разговор. — Не хотел я Анжелке говорить о наследстве, потому как знал, что еще та сволочь, заберёт деньги и усвистает. Поэтому и оформил все на ее сестру. Если бы не Роберт…

— С этого места подробнее, — давлю на него я. — С чего это ты меня за Роберта решил замуж выдать. Какой компромат у него был на тебя?

— А тебе какое дело, был и все, — отчим отворачивается к стене. — Теперь уже все равно. Даже осудят меня, так все равно никуда не увезут. Я и так прикован к кровати, говорят, будет только хуже, уже не встану.

— Дай мне адрес сестры, — требую я.

— Зачем она тебе, — зло скалит зубы отчим. — Она инвалид, обуза.

Так и чесались у меня руки, дать ему по зубам, но лежачих уже не бьют.

И все ж он пишет нам адрес.

Это маленький областной городок. Где время замерло еще в восьмидесятых.

Едем туда вместе с кортежем Фролова.

Наверное, в городе все кумушки сбежались на центральную улицу, когда мы остановились возле небольшого двухэтажного дома. Дом времен Сталина, с эркерами и маленькими бесполезными балкончиками. У него облупился фасад, а дверь в единственный подъезд болтается на одной петле. Внутри хмуро и сыро, пахнет кошачьей мочой. Милые старушки сталкиваются с нами на выходе, здороваются и с любопытством смотрят вслед.

Вот и дверь. Как и все здесь старое и облупленное, звонок, который надо крутить влево-вправо, а ручка в виде скобы.

За дверью слышен шорох, потом щёлкает замок, дверь открывается, и в раскрытую дверь на меня смотрит девушка.

Она — это я.

Нет не та я, какая я сейчас, а та, которая была в восемнадцать лет. Светлые волосы, чуть волнистые обрамляют приятное лицо с белой кожей, веснушки на курносеньком носике, пухлые губы.

— Привет, Ангелина, я твоя сестра…