Сказка для Анжелики

Глава тридцать третья

Мы едим к нам в коттедж, считая, что так безопаснее. Аглая всхлипывает всю дорогу и крестится. Мне ее жаль, втянула ее в ситуацию, когда на карту поставлена наша жизнь. Не продумала свои действия до конца.

Добираемся до дома почти под утро. Остается только лечь спать.

Но, видимо, нам в эту ночь не суждено было выспаться.

Потому что через сорок минут возле нашего дома тормозят пять черных внедорожников. Оттуда вываливается почти двадцать вооруженных человек. И в нашем поселке нам никто не поможет, потому что это бойцы Волчиных.

Самой Ники нет, думаю, она ждут нас где-нибудь в другом месте. Ждет, когда ей привезут избитых и освежёванных, поверженных врагов.

— Чего делать будем? — смотрю на Пашу, тот только нахмурился.

— Переговоры, нас просто так не взять, — в глазах Паши вспыхивает пламя, я вижу, как она пишет что-то в телефоне.

— Открывайте, — колотят в двери бойцы.

Пашка поднимается на второй этаж и через открытое окно кричит.

— Чего надо?

— Открывай, а то хуже будет!

— Я спросил тебя, чего тебе тут надо?

— Сука, я тебе сейчас обойму по окнам расстреляю, — орет один из бойцов.

Совсем берега мальчики не видят, даже ментов не боятся.

А те приезжают. Буквально вслед за мальчиками. Мигают мигалки, на некоторое время бойцы Ники успокаиваются и отходят от коттеджа. Долго беседуют с полицией, кивая головой на коттедж.

Нам даже не сбежать, потому как нас обложили со всех сторон.

— Анжелка, мне страшно, — пищит Аглая.

Да мне самой страшно. Вот заварила я кашу. Тут уже стали подтягиваться жители поселка. Народа вокруг нашего коттеджа становится все больше, вот только они нам не помощники. Если бойцы Ники захотят, нас они затолкают в машину и при полиции, а те потом скажут, что ничего не видели. Атмосфера вокруг становится угрожающей.

— Паш, что делать будем?

— Сейчас пацаны подъедут, разберемся, — спокойно кидает Паша, он как волк, был бы лохматым, то на его загривки шерсть бы стояла дыбом. Он волк, который спасает свою самку. А я, видно, та особь, которая зовется «дура обыкновенная», потому что опять вляпалась в очередную передрягу. Сама вляпалась и потащила за собой Агату и Пашу.

Не успели мы обсудить с Пашей, что делать будем, как возле коттеджа паркуется шесть машин. От туда выходят Пашины друзья и коллеги. На придомовой территории становится тесно. Машины амбалов Ники зажаты между авто полиции и Пашиных друзей. И те сразу сдают позиции, они уже не так «быкуют», ведут себя тиши, более миролюбиво.

Полиция же бросается на разборки с приехавшими. Паша идет разбираться, а мне бросает: Закрой дверь на все замки, откроешь мне только после звонка.

Я стою возле окна на втором этаже и наблюдаю.

Чувствую, что там накаляются страсти. Бойцы Ники лезут на рожон, пытаясь начать драку. Полицейские пытаются всех разогнать, а Пашкины друзья встали стеной за Пашиной спиной, все галдят, делаю угрожающие выпады, но драку никто не начинает.

И тут происходит то, что мало кто ожидал. Грохочет выстрел.

Нет, не так.

Я стою у окна и замечаю, что по стеклу в разные стороны разбегаются лучиками трещины. Только в центре маленькая дырочка.

Потом я чувствую боль в плече.

Меня отбрасывает в сторону, и на моей футболке расползается в разные стороны красное пятно. А во рту появляется привкус крови.

Уши словно ватой заложило. Только на заднем плане дикий визг Аглаи. Да удары в дверь такие, что сотрясается весь дом.

Паши крики: Открой дверь, Аглая.

Топот, шум. Постепенно меркнет свет. И только запах Паши, а еще его шёпот: Не уходи, Анжелка, будь со мной.

Куда я должна уйти?

Я всегда буду с тобой, Паша!

Просыпаюсь от того, что солнечный луч светит прямо в глаз. Хочу сказать Паше, чтобы он закрыл штору, но из уст вырывается хрип.

— Очнулись, вот и хорошо, сейчас к вам подойдет врач.

Так и хочется спросить: Паша, а кто это у нас по спальне ходит?

Что тут за цаца со мной разговаривает, но веки налились, стали неподъемными, не могу открыть глаза. Да и усталость такая навалилась, что не могу даже пальцем пошевелить.

— Больная, как вы меня слышите, пошевелите пальчиком, — чей то голос надо мной, сквозь ресницы вижу тень.

— Блин, какая я вам больная, — так и хочется им ответить, но почему-то не могу.

— Больная, так…

Кто-то невидимый открывает мне глаз и светит прямо в зрачок фонариком.

— Зрачок на свет реагирует…

И снова проваливаюсь в темноту.

Когда очнулась, был уже поздний вечер, солнце закатилось за горизонт, оставив лишь маленькую светлую полоску. На небе изредка поблескивали звезды, свет которых был ярче, чем огни сумасшедшего города.

Я лежала в неизвестном мне месте. Светлые стены, огромные окна, моя койка, а рядом куча аппаратуры, которая запищала, стоило мне пошевелиться.

В стеклянные двери заглянул мужчина в медицинской шапочке с маской на лице.

— Здравствуйте Анжелика Дмитриевна, — красивый баритон, мягкий голос, добрые глаза.

— Где я? — шепчу пересохшими губами.

— В больнице, во втором хирургическом отделении, — рапортует доктор. — Я ваш хирург, меня зовут Павел Борисович.

— Паша, где Паша? — вдруг вспоминаю я.

— Ваш муж?

— Да, где Паша?

— Скоро подойдет. Вы как себя чувствуете?

— Хорошо, только пить хочу.

Через минуту приходит медсестра, приносит бутылку воды, помогает подняться. Собственно кровать меня и поднимает, только кнопки нажимай.

А еще через несколько минут появляется Паша. Он обнимает меня, стараясь не задевать раненое плечо.

— Паш, что случилось?

— Да один утырок решил в снайпера поиграть, выстрелил в тебя из ТТ, хорошо, что снайпер из него никакущий, пуля прошла навылет. Но есть и плохая новость, у тебя теперь будет два шрама.

— Хрен с ними, а что было дальше?

— Да менты того утырка прямо там и повязали, он то думал, что Волчины его отмажут, а тех самих замели.

— Что с Волчиными?

— Трясут их во всех новостях, — смеется Паша. — Ну, ты и дала жару, когда пожарные поняли, что никакого пожара нет, они внутрь запустили ментов. Те спустились вниз и быстро выяснили, что ночной клуб использовался, как публичный дом. А еще нашли наркоту.

— Там и наркоту продавали?

— Барыжили, да еще в крупном размере.

— Ника села?

— Еще нет, ей выбрали меру пресечения, но лишь домашний арест. Зато точно до тебя уже не дотянется, потому что ее бойцы быстро просекли, что никто их теперь защищать не будет, нет силы у Волчиных. Тут еще на отца Волчиной несколько дел сразу открыли. Так что покатилась их хорошая жизнь под откос.

— Никто не пострадал?

— Ты о чем?

— В том инциденте никто не пострадал?

— Нет, все нормально. Правда, скорее всего Волчина попытается написать на тебя заяву.

— Пусть пишет, мне грозит только административка.

— Ничего тебе не грозит. Аглаю я отправил к деду своему, пусть поищут ее. Вещи твои сжёг. Пришлось пожертвовать твой бюстгальтер и штаны с начёсом, — заржал Паша. — До сих пор жалко.

Я ударила Пашку по плечу.

— Кончай ржать.

— Зачетные были штаны, а бюстгальтер так просто мечта, — продолжает ржать надо мной Паша.

— Пашка. Давай серьезно.

— Так я и так серьезней некуда. Улик у нее на тебя нет. А то, что видела она тебя возле здания клуба, это уликой не является. Пакеты с реактивами ты брала в перчатках, отпечатков пальцев на них нет. Пусть доказывают. А вот факт, что в тебя стрелял боец Волчиной, играет против нее.

— Хорошо. Но это не конец? Да?

— Выздоровеешь, мы отсюда уедем.

На следующий день возле моей кровати сидела Юля и Айлин.

— Правду я сказала, по лезвию ножа ходишь, — качнула головой Айлин.

— Ой, я ваш амулет потеряла, — испугалась я.

— Не потеряла, сняли, когда раздевали в больнице. Теперь он тебе не нужен, с этого дня у тебя будет все хорошо. Много дел хороших в этой жизни сделаешь. Добром тебя люди поминать будут.

Айлин улыбается и уходит.

А мы остаемся с Юлей вдвоем.

А следующее утро приносит невероятные события.

Потому что в мою палату заходит сразу куча людей во главе с Михаилом Дмитриевичем Фроловым.