Сказка для Анжелики

Глава двадцать вторая

— Значит, говоришь, твой отец Дмитрий Снигирев, — толи спрашивает, толи утверждает Константин Дмитриевич.

— Отчим, я усыновленная, а кто действительно мои родители, пока не знаю, но очень хочу узнать.

— Димка, значит, на больничной койке чалится?

— Да, моя мачеха выстрелила ему в голову, я думала, что она его убила, но Пашка меня просветил, что только ранила.

— Знавал я твоего отчима в молодости, гадёныш был еще тот, — хмыкает дед.

— Так и сейчас не лучше, он нас с Пашей десять лет назад развел. Когда наркоту Пашке подкинул, он меня предупредил, что Пашку посадят, а там убьют.

— Вот сучоныш, ну на том свете за все отвечать будет. Это он со своими подручными спалили мне автосервис, кое-как потом выкарабкался, — хмурится дед. — Машины там сгорели, пришлось деньги отдавать свои, Пашка еще маленький был, невестка с сыном погибли, растить надо было.

— Расскажите о тех временах. О Снегиреве.

— Да я обоих Снегиревых знал.

— То есть вы знали Владлена?

— Да, он мне денег и дал, когда мой автосервис сгорел. Расплатился за поступок своего братца упыря.

— Ничего себе! Как мы все связаны! — поражаюсь я. — Было предположение, что я дочь Снигирева Владлена.

— Дочь? Наследница? — удивляется дед.

— Ну, пока не известно, да и не понятно ничего, — машу рукой. — Просто история эта давнишняя, никто мне ничего толком рассказать не может.

— Владлен хороший мужик был, хваткий. Брат то его Дмитрий, как из другого гнезда.

— Так они сводные братья, — и рассказываю историю, что узнала у скучающей и любопытной соседки Снигиревых.

— Разные они были, — продолжает свой рассказ дед. — Димка тот в нашем городе появился, сразу банду под себя собрал, давай деньги с лавочников трясти, ко мне приходил, только я быстро монтировкой его бандюганов отходил. Больше не совались, но обиду он на меня затаил. И, в конце концов, сжёг. Вот только брат его приехал старший, Димку на место поставил. Бизнес ему помог тут наладить, денег отвалил. Я к нему пришёл тоже, Владлен частично возместил мне потери. Больше со Снигиревыми я не сталкивался. А потом Владлен погиб. Слышал, что это была авария. Точно там братец постарался. Только после гибели Владлена, у Димки быстро дела в гору пошли. Казино начал открывать одно за другим. Игровые автоматы привез из Америки. Потом конечно всю эту лавочку прикрыли, он свои казино открыл в Краснодарском крае. Но за это время так на этих деньгах поднялся, что сразу во все деньги стал вкладывать. Вот тебе и из обычного бандюгана в бизнесмены выбился. Хотел даже баллотироваться в депутаты, но уж много покуролесил в молодости, слишком много людей помнили его прошлое, тут никакими деньгами рот не закроешь. Ничего у него, Слава богу, не вышло. И конец его бесславный, будет ходить под себя. Тебе родителя не жалко?

— А чего мне его жалеть, они меня никогда не любили, я жила в их доме, как приблудыш. Знала бы раньше, что чужая им, давно бы сбежала.

— Если он получал на тебя часть твоего наследства, то вряд ли бы ты сбежала. Потому как Снигирев старший оставил очень хорошее наследство.

— Я не жила счастливо, теперь точно знаю, что деньги счастья не приносят.

— А как ты, внученька, Могилевой то стала?

— Тут история интересная вышла. Мы бы с Пашкой так и так женились бы, но тут мои родители мне женишка подыскали. И оказался им Роберт из семейства Хасановых.

— Это оборванец Хусаинова?

— Да.

— Так я его ещё двадцать лет назад крапивой гонял из гаражей.

— Вот и пересеклись наши дорожки. Уж не знаю, за какие коврижки мой отец решил выдать меня замуж за него.

— А я понимаю, хотел поближе к Хасановым подобраться, те нынче в верхах, все в Думах сидят да ЗакСобраниях.

— Ну, может быть. Только показал он сразу себя, даже скрывать не стал, что любит по «жесткому». Вот первый раз от него меня Пашка спас, второй раз я сама сбежала. Боюсь третьего раза. Только после первого, когда я поняла, что ему нужен брак и деньги, я и предложила Паше расписаться. И не зря! Второй раз он привел дамочку из ЗАГСа, решил по-быстрому оформить брак, а я ему фигуру из трех пальцев.

Дед слушает меня и хмуриться. Не нравится ему, мне тоже обстановочка не внушает доверия. Того и гляди рванет.

И оно не задержалось.

Сидим вечером, ужинаем. За окном снег кружится. Дед сегодня полдня разгребал дорожки, а снег все валит и валит.

Но сидеть в доме, когда за окном метель, хорошо. В камине потрескивают дрова, теплый свет от лампы накрывает стол, а на столе над кружками поднимается пар.

Дед включил телевизор. Плазма мигнула и зажглась, а там новости. И во весь экран показывают пламя, суету пожарных, рядом скорая и милиция. А диктор вещает о том, что пожар вспыхнул внезапно по неустановленным причинам, и адрес.

— Э-это Пашин ангар! — ору я.

А дед молчит, уставившись в экран телевизора.

Пламя полыхает, съедая последние остатки здания, крыша заваливается внутрь, и столб огня, искр и дыма взмывает высоко в небо.

— Па-ша, — ору я.

Бросаюсь искать телефон, но он уже звонит. На дисплее высвечивается Пашка.

— Паша! Ты жив! — рыдая, вопрошаю я.

— Все хорошо, любимая, все хорошо, деда дай, — требует он.

А дед уже сам спешит и отбирает у меня телефон. Уходит в другую комнату.

Они долго о чем-то говорят, но из междометий и редких слов, что кидает дед, я ничего не могу понять. Только сердце часто бьется. Он жив! Больше ничего мне не надо.

Дед возвращается.

— Все хорошо, он сейчас оформит бумаги и приедет сюда, вещи твои привезет, — бросает дед.

Он хмур. Да и как тут не хмуриться, они снова погорельцы, весь бизнес, все, во что вкладывался Пашка, все погибло. Снова пожар, как тогда, больше тридцати лет назад.

Ночь ворочаюсь и не могу уснуть.

Уром Пашки нет. Хожу, как на иголках.

Паника внутри меня нарастает. Телефон молчит.

Звоню ему, но механический голос мне отвечает, что телефон абонента вне зоны действия сети.

Паника все сильнее и поглощает меня, как цунами, но Пашкина машина подъезжает к воротам.

Он выходит живой и здоровый, только немного уставший с дороги. Обнимает меня одной рукой и треплет собаку за загривок другой. Потом обнимает деда.

Мы идем в дом.

За ужином стараемся не говорить о делах. Чувствуется, что Пашка ничего не ел давно. Набрасывается на все, чтобы не подала я на стол.

Когда приходит насыщение, откидывается на спинку стула и щурится, как сытый кот.

— Паш, ты знаешь, кто тебя сжёг, — наконец спрашиваю я.

— Роберт с подельниками, думали, что я внутри, а я вышел с заднего входа на стоянку, — Паша задумчиво потер подбородок пальцем.

— Зачем это ему? — удивилась я.

— А ты не поняла? Ему, пока я жив, с тобой ничего не светит.

— Ему в любом случае со мной ничего не светит, я лучше под паровоз лягу, — рублю воздух ладонью.

— Но он-то так не думает. Вот решил устранить соперника. Сначала послал своих подельников со мной разобраться. Я этих хмырей на запчасти разобрал и ему машиной выслал. Он не понял намека и опять подкатил. А потом пришёл поздно ночью и поджёг. Хорошо в мастерской никого не было. Машины на продажу все застрахованы, мастерскую тоже застраховал, так что мне убытки вернут.

— Паш, но ведь тебе возвращаться нельзя, он попытается еще раз убить, — переживаю я.

— Могилевых еще никто не нагибал.

Я села и задумалась. Подвела итог своей тридцатилетней жизни.

Теперь я беглая, без денег, без жилья и до сих пор под следствием.

За мной гонятся двое отморозков: Волчина Ника и гопник Роберт.

Кто мои отец и мать — не известно.

Зато у меня есть муж, которого люблю, есть подруга верная и надежная.

А есть ли таковые у моих врагов?

Нику ее шобла предаст на раз- два, только перестанет швырять деньгами, ее «друзья» разбегутся в разные стороны, ища новых спонсоров. У Роберта, кроме кучи отморозков, никого нет. Его даже родная семья не принимает, для семьи Хасановых он табу. Незаконнорожденный сын, бастард, не нужный сын, который может претендовать на наследство, поэтому его дальше порога не пускают.

Что ж получается, я знаю их слабые стороны.

А значит, война! На войне все средства хороши!

Они сделали свои первые ходы, заставили меня убежать из дома, постарались лишить всего, теперь мой ход.