Вижу все, как в замедленной съемке. Длинное лезвие ножа, отведенный назад локоть нападающего, грозный рык, горящие глаза. У Пашки почти нет шанса, может он и увернется, но только раз, а там…
Сама не понимаю своих действий. Резко распахиваю дверку машины, одним движением достаю сумку, вторым расстегиваю молнию. Ружье ложится мне в руку, как родное. Зря что ли отец меня учил стрелять с двенадцати лет.
В прицеле перекошенное лицо негодяя.
Нет. Туда стрелять нельзя! Вышибу солью глаз, засудит.
И я направляю дуло на руку. Но подонок двигается удивительно быстро, не смотря, что ещё не протрезвел и габариты его немаленькие.
Вот край шубы распахивается. Он бросается вперед, а я нажимаю на курок.
Гром выстрела, отдача в плечо. И я жму второй курок. Уже не смотрю в прицел. В воздухе запах пороха, еще отдача, гром выстрелов вспугивает стаю воробьев. И те с громким чириканьем улетают.
Наконец я опускаю ружье.
Мой противник упал на снег и жалобно скулит. А Паша стоит с бледным лицом.
— Ничего себе…
Я обхожу машину и смотрю на мужика. Он корчится от боли и стонет, держась за причинное место.
— Ничего себе, как ты точненько попала, — на лице Паши слабая улыбка.
— Я целилась в руку с ножом, но он так быстро бросился вперед, что я попала не туда, — оправдываюсь я.
— Никогда не буду тебя обижать, Анжелка, а то отстрелишь самое дорогое и не скажешь за что, — Паша начинает приходить в себя и с жалостью смотрит на мужика. — Э, мужик, то соль была, ты иди в баньку, в горячей воде посиди, пройдет.
— Ссссссссуууууукиииии, — шипит мужик. — Убью, ссссууууккккииии. Ааааааааааааа.
Стонет он.
— Ну, как знаешь, — разводит руками Паша.
И мы садимся в машину и уезжаем.
— Обалдеть, ну ты у меня боевая, — ржет по дороге Паша и хлопает по рулю ладонью.
— Паш, я реально за тебя испугалась, когда он достал нож…
— Какой нож? — вдруг спрашивает Пашка.
— Паш, у него в руке был нож, огромный такой кухонный, ты не видел?
— Нет, — удивленно говорит Пашка. — Я только заметил, что он руку назад немного завел, думал, может кастет у него. Про нож даже не подумал.
И тут я понимаю, что стояла под другим углом и видела гораздо больше, чем было видно Паше. В какой-то миг мне становится страшно. Пашка мог броситься вперед на мужика и налететь на нож, он ведь не заметил бы опасности. Если бы не моя реакция, то сейчас, возможно, я ехала с ним на скорой помощи в больничку. И это при хорошем раскладе. У меня холодок пробежал по спине.
— Паш, дай слово, что ты не будешь бросаться вперед, не оценив обстановку, — у меня в голосе слезы, я проживаю сейчас ситуацию, когда Пашу убивают на моих глазах.
— Ты чего, Анжелка? — он искоса посматривает на меня. — Я всегда внимательно оцениваю обстановку.
— Паш, я умру, если с тобой что-то случится.
— Анжел…
И он приобнимает меня одной рукой.
— За дорогой следи, дурак, — машу на него и скидываю его руку.
— Ладно, ладно, проехали, — ухмыляется Пашка.
Мы подъезжаем к гаражам. Там прячем машину, выбрасываем часть вещей в мусорный контейнер, убираем подальше ружье, пересаживаемся в Пашин внедорожник.
— Уф, как надоела маленькая машинка, — ворчит Паша, — толи дело внедорожник, тут откинуться можно, голова потолок не подпирает, ноги можно вытянуть.
Перечисляет он с довольной физиономией.
И мы едем в поселок к Юльке.
Нас уже ждут.
Накрыты столы. Айлин суетится у плиты. Во главе стола сидит Лео и внимательно следит за главной ведьмой. Возле его стула преданно лежат Дакси и Бакс. Перед Лео миска. Царь желает кушать.
Нас усаживают за стол, кормят до отвала. А мы чуть-чуть приоткрываем завесу все того, что с нами произошло. Умалчиваем только о последнем происшествии.
И тут Ярослав включает новости. А там во весь экран оплывшая физиономия Роберта с двумя внушительными синяками под глазами. Два мента стоят по краям и держат дебошира в наручниках. Оказалось, что очнувшись, Роберт устроил дебош в электричке, его сняла с поезда полиция. И теперь его возвращают в родную область. И тут же на экране появляется корреспондент, который пытается взять интервью у отца Роберта, но тот лишь отмахивается. В лице отца злость, губы поджаты. Переключаем на другой канал, где сообщают, что Роберт, будучи в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, поджог загородный дом, а потом сбежал в другую область, якобы от гнева отца. Версии множатся, ком не самых приятных событий вокруг Роберта разрастается. Отец уже вряд ли бросится на его спасение. Теперь моему женишку точно будет еще долго не до меня.
Мы с Пашкой смотрим друг на друга и «даем пять».
— Мы сделали Роберта!
— Гори он в аду!
Нашему ликованию нет предела. Наконец я избавилась от одного врага. Но впереди у меня еще много приключений.
И они начнутся завтра. А сейчас ужин в семейном кругу, счастливые моменты затишья и радости.
На следующий день нам предстоят с Юлей приятные хлопоты, потому что нужно купить платье для свадьбы.
— Анжелка, не хочу больше покупать в свадебном салоне, — дула губки на все мои предложения Юля. — Я и так трижды замуж в белом платье выходила, хочу что-то особенное.
— А давай просто поедем в торговый центр и будем ходить по всем бутикам, где-нибудь и найдем твое особенное платье.
Мы собираемся, на выходе нам Ярик вручил золотую карту со словами: Ни в чем себе не отказывайте. Я только усмехаюсь. Конечно, у меня есть деньги, но держу их в заначке. Поэтому с удовольствием потрясу мошну Золотова.
Везет нас Пашка.
Мы сначала отбрыкивались, но Паша резонно заметил, что Анжелкина «опа» (это он про меня)все время попадает в переделки, а последнее время и Юля от Анжелы не отстает. Поэтому лучше будет, если он за нами будет приглядывать.
В торговом центре мы с Юлей рванули по магазинам, а Паша сел в кресло между торговых рядов, достал телефон и планшет и принялся за работу.
Юля переходила из бутика в бутик, перебирала платья. Все было красивое, нарядное, но вот то, особенное не попадалось. Она совсем отчаялась, когда я натолкнулась на платье, запрятанное под кучей других вешалок.
Извлекаю на свет божий чудесное платье в стиле древнегреческой богини: тонкий голубой шёлк, расшитый по краям золотой вязью, лиф с небольшим напуском и запахом, на плече ткань перекручена, по спинке спускается прямо, приоткрывая верх спины.
Показываю Юле. Та только охает и ахает. И я ее посылаю мерить, а сама беру для примерки платье похожее, только винного цвета. Мы заходим с ней в кабинки для примерки. И пока я копошусь, в соседнюю кабинку кто-то заходит.
— Ты видела эту рыжую? — шепеляво произносит девица.
— Ага, — тихо говорит другой голос.
— Эта невеста Золотова, говорят мать трех детей, — шепчет первая девица.
— Да ты что? Ярик головой ударился, чтобы взять бабу с тремя детьми. Он же любую мог только пальцем поманить, — с придыханием произносит вторая.
— Говорят, баба — эта ведьма. Она его чем-то опоила и с ним всякие несчастья стали происходить, а потом он вдруг воспылал к ней страстью, — лепит первая.
— Да ты что? Не удивительно, что он жениться, не подумавши, надо было его к бабке сводить, чтобы приворот сняла, — не унимается вторая.
— Какая бабка, говорят, бабка этой Юльки — это еще страшнее ведьма, может одним взглядом людей убить, мать Ники Волчиной в психушку отправила, вот, страшшшшшная семейка, — шипит первая.
— Да ты что? Вот ведь сволочи какие, ну и семейка…
У меня чайничек закипел, так и хотелось пар на этих двоих спустить!
— Слушай, платье прямо по тебе, бери, — шепчет вторая девушка.
— Дорого, я хотела ещё колечко с брюликом купить, мой козлина много денег не дает, боится, что жена узнает.
Значит, эта девка ещё и любовница женатого мужика, вот сволочь. Ладно, сейчас и я поквитаюсь с ней.
— Давай украдем, — шепчет вторая.
— Как?
— Одевай, сверху свою одежду, а магнит я фольгой закрою, — придумывает вторая девушка.
После этого начинается возня в кабинке. Они еще и воровки докучи, а перемывать кости другим горазды.
— Куда вешалку деть? — шипит первая.
— Брось за шторку, — и они подсовывают вешалку в мою часть примерочной. Ох и отыграюсь я на вас сейчас.
Резко отодвигаю шторку и делаю шаг в торговый зал. Быстро наклоняюсь к продавщице и тихонько ей говорю: Девочки в соседней примерочной пытаются украсть платье, одели его на себя.
Продавец бледнеет, тут каждое платье, как стоимость крыла Боинга, и спешит к охраннику.
А я отношу платье на кассу, Юля уже там и оплачивает наши покупки.
— Подожди на выходе, — тихо говорю ей, а сама снова иду в сторону примерочных, откуда выходят раскрасневшиеся девицы весьма вульгарного вида. У них в руках куча вешалок с вещами, конечно в таком ворохе никто и не заметит пропажи одного платья.
Прохожу мимо них и шепчу.
— Девочки, вы зря про ведьму плохо говорили, у вас теперь несчастья в жизни начнутся, — и киваю головой. — Она все слышала.
Девки от ужаса головы в плечи втянули, вешалки с платьями бросили и полетели на выход. А тут их охранник встречает.
— Девушки, расстегните, пожалуйста, шубы, — вежливо обращается он к ним.
— Вы не имеете права, нас нельзя обыскивать, — вдруг нервно заорали девицы.
— Кто сказал, что я вас обыскиваю, просто шубки расстегните, или я вызываю полицию, — уже сердитым голосом говорит охранник.
— Мы ничего не обязаны вам показывать, — верещат девицы, а прохожу мимо них.
Почти догнала Юлю у эскалаторов, когда у одной из девиц случается истерика, а вторая бросает свою товарку и убегает. Ну, нет! Ты у меня не убежишь.
— Воры, держите воровку! — ору я.
Окружающие люди пытаются схватить ее за рукав шубы, но она расталкивает людей. Девица пытается прорваться к эскалаторам. И тут я ставлю ей подножку, да так искусно, что со стороны это заметила только Юля. Девица спотыкается, взлетает в воздух, из ее рук вылетает сумка и на пол торгового центра высыпаются вещи с бирками, а каждая бирка, обернута фольгой. Вот ведь тварь! Ходит и ворует.
Девка пролетает по воздуху метра полтора и бьется о поручень эскалатора, если сказать точнее, то целует поручень губищами. Те лопаются от удара. Девка в шоке. Она сидит рядом и, рыдая, размазывает по своему лицу кровь, слезы и тушь, медленно превращаясь в окровавленную панду.
— Анжелка, ты что творишь? — шипит мне на ухо Юля.
— Эти твари тебя обсуждали, помоями обливали, при этом сами ворюги, платье слямзили в бутике, — смотрю на девку, и нет во мне сочувствия.
Я за справедливость. Мне жалко девочек продавцов, которые по двенадцать часов стоят у прилавка за небольшую плату, при этом выслушивают от зажравшихся богатых девиц, что приходят к ним в бутик, кучу претензий, жалоб и нытья, то платье не так сидит, то крой не тот, то ткань дешевая. Им приходится оплачивать недостачи из своих маленьких зарплат только потому, что зажравшиеся девки решили сэкономить деньги своего «папика» и потратить их на другое.
К девице уже спешит полицейский. Вторую тоже забирает полицейский, предварительно проводив в примерочную кабинку, где заставляет ее снять украденное платье.
Нас догоняет продавец.
— Девушка спасибо, — благодарит она меня и сует в руку несколько карт. — По этим картам вам дадут скидку от десяти до двадцати процентов. Если захотите купить туфли к платьям, то вот в тот бутик идите, он тоже нашей сети.
И она уходит. А мы идем по магазинам. И покупаем себе туфли, нижнее белье и много нужных мелочей, Ярослав сказал нам «ни в чём себе не отказывать».
А когда мы возвращаемся к Паше, тот хитро на нас смотрит и говорит: Ну, давайте, рассказывайте.
— С чего ты решил, что с нами что-то приключилось? — удивляюсь я.
— У тебя морда слишком довольная. Колись Анжелка, я тебя как облупленную знаю, опять что-то сотворила, — Паша внимательно смотрит на меня.
Я лишь вздыхаю и рассказываю Паше все.
Тот смеется, аж слезы утирает.
— Вот ведь говорил, Анжел, что нельзя тебя никуда одну отпускать, твоя кипучая натура везде приключения на пятую точку найдет, — говорит Паша, когда его перестает трясти от приступа смеха.
Ну, да, я такая.