Сказка для Анжелики

Глава тридцать вторая

За кустами нас с Пашкой было почти не видно. А из открытых дверей валил толи пар, толи дым, смешиваясь со снегом, образуя завесу, сквозь которую трудно было что-то разглядеть.

Вся моя одежда осталась внутри, а еще сумочка и телефон, только сейчас я поняла, как лоханулась. Ничего проще нет, чем вычислить человека по телефону, особенно таким людям, как Волчины. А еще внутри осталась Аглая, если ее «возьмут за жабры», то она выложит все.

— Анжел, ты бы оделась, — бубнит Паша. — Отморозишь себе что-нибудь.

— Паш, у меня все внутри осталось, — машу я рукой.

— У меня спортивный костюм в машине лежит.

— Ты смеешься, твоими штанами меня можно два раза обернуть.

— Ничего, ты это одень, низ подверни, а внутри завязки есть, подвяжи, — усмехается Паша.

Я трясущимися руками извлекаю его спортивные штаны, стягиваю с себя рейтузы и пытаюсь все это на себя напялить по Пашиной инструкции. Получается смешно. Его штаны мне, как шаровары Запорожских казаков, только вышиванки не хватает. Приходится снять с себя безразмерный лифчик и занырнуть в огромную Пашину толстовку. Пашка стоит и ржет.

— Я этот лифчик и штаны возьму на память, потом нашим внукам показывать буду.

— Еще слово и я тебе…

— Ладно, ладно…

Паша смеется и примиряюще целует меня в щеку.

Но я не успеваю договорить, как к зданию ночного клуба одномоментно приезжают две пожарные машины, две скорые, и за ними полиция.

— Ооооо, процесс пошёл, — восторгается Паша.

— Паш, надо Аглаю оттуда вытаскивать.

— Ты на голову капюшон накинь, пошли в толпе ее посмотрим.

Мы выходим из своего укрытия и, стараясь быть незамеченными, смешиваемся с толпой, что вывалилась из клуба.

А тут такое!!! Стоят девки в чём мать родила, чуть накрывшись пледами, мужики в исподнем, толпа полуголых, размалеванных девиц с верхнего этажа. И вишенка на торте, приезжают четыре машины с разных новостных каналов. Из раскрытых дверей минивенов и газелек вываливаются репортеры и операторы, настраивают камеры.

— Сегодня произошло событие…

— Горит пафосный ночной клуб…

— Ужасное происшествие, возможно с погибшими…

— Ээээ, тут нельзя снимать…

И тут начинается драка, среди охраны клуба и репортеров новостных программ, те тоже не дураки, приехали с группой поддержки. Из машин новостных каналов вываливаются здоровые парни и влезают в драку. И махаться начинают все. Не прошло и десяти минут, как начался крутой замес. Тут досталось по зубам какому-то властному чуваку, за него встряли его охранники. Не понятно кто кого бьет, за что и почему. Визжат проститутки и тоже норовят кому-нибудь провести по морде когтями. Свистят в воздухе пудовые кулаки, мелькают ноги, бьют головой, а недалеко полуголый мужик жамкает проститутку, а та пищит: Бесплатно не дам!

Цирк уехал, клоуны остались.

Возле дерущихся бегают корреспонденты, продолжая вещать. Чья-то камера от удара улетела в кусты. Корреспонденша с ярко-красными ногтями пытается выцарапать глаза громиле, визжит и бьет того лохматым микрофоном по лысой голове.

Я натыкаюсь на Пашу, по его довольной морде понимаю, что он уже пару ударов нанес кому-то, уж больно рожа довольная и лоснится.

— Аглаи негде нет, — констатирую я факт.

— Может она осталась внутри, держи куртку, я быстро, — и не дождавшись моего ответа, Пашка ныряет внутрь клуба, туда, куда тянутся рукава пожарные.

А попыталась сделать тоже самое, но была остановлена на выходе мужиком в каске.

— Девушка, туда нельзя, мы тушим пожар, — мужчина серьезно сводит брови.

— Там моя тетушка, — прошу я его.

— Нельзя, задымление, задохнетесь, — пыхтит пожарный. — Всех пострадавших грузим в скорые, смотрите там.

Мне от его слов становится страшно. Я ведь всего то и хотела устроить шумиху, чтобы приехали пожарные и полиция, чтобы народ увидел правду, что это не ночной клуб, а публичный дом. Я хотела вырвать из рук Волчиной доходный бизнес, но не хотела причинять зла людям.

На миг мне стало плохо, закружилась голова.

Ко мне подскочила девочка в форменной тужурке с красным крестом на груди.

— Девушка, вам плохо, дыма наглотались.

— Нет, нет, все хорошо, у меня там родственница, — пытаюсь вырваться из рук докторши.

— Всех уже вывели, — говорит докторша.

— Где те, кто пострадал, — хватаю за грудки женщину.

— Так там, — и она машет рукой в сторону скорых.

Я толкаю ее и бегу, бегу со всех ног туда, где возможно моя Аглая.

И тут наперерез мне выскакивает лохматое чудовище.

— Сука, так и знала, что ты тут замешана, — шипит на меня чудовище, в котором я узнаю Нику.

— Ой, что это с тобой? Ника? Ты ли это? — язвлю я. — Тебя просто не узнать.

Волосы Ники стоят дыбом, в них запутались куски штукатурки вперемешку с пеплом и маленькими кусочками бумаги, словно она прошла через горящий склад хозтоваров. На щеках девушки вместо румян сажа, платье порвано, грязное, похожее на серую тряпку, на ногах нет обуви.

— Что это с тобой, Ника? — картинно развела я руками, словно не в курсе.

— Все ты в курсе, сука, — шипит Ника и тянет ручонки ко мне, вот только без своих каблуков-костылей Ника от горшка с два вершка, максимум до титек моих может дотянуться. — Это ты сделала! Ты хочешь разрушить мой бизнес.

— Нет, я хочу от твоего бизнеса камня на камне не оставить! — вдруг вырывается у меня.

— Я тебя засужу, — орет Ника.

— Попробуй, — язвлю я.

Ника бросается вперед, пытаясь меня ударить, я ловко ухожу вбок, ладонью бью ее в плечо. Но она разворачивается и снова бросается на меня, молотя кулаками по воздуху. Я снова делаю бросок в сторону, уходя от прямого боя. Но получаю от нее удар в плечо. Вот ведь суууу…, собачья дочь.

Разворачиваюсь и со всей силы отвешиваю ей оплеуху. Только Нику это не остановило, только еще больше раззадорило. И теперь она прет на меня, как танк, машет кулаками не хуже своих охранников.

Недаром меня отчим учил в детстве драться, приговаривая: Учись отстаивать свои интересы!

И я разворачиваюсь и выкидываю вперед кулак, попадая девке прямо в лоб, та вскидывает руки и падает навзничь. Только это твердолобую Нику не остановила. Она бодро вскакивает на ноги и встает в стойку боксера.

Видимо ее тоже в детстве учили отстаивать свои интересы. Не удивительно, наши отцы прошли девяностые, выжили и развили бизнес. В детях они видели славное продолжение себя.

Поэтому я не пасую. Снова бью. И тут вижу только, как над головой Ники поднимается какой-то предмет, а потом опускается ей прямо на самую маковку. Ника закатывает глаза и падает к моим ногам кулем картошки.

Передо мной стоит Аглая. Живая и здоровая. А в руках держит скалку, обернутую полотенцем.

— Весь месяц мечтала огреть эту *лядь, — ворчит Аглая и плюет на Нику.

— Аглая, миленькая, — ору я и бросаюсь ей на шею.

— Чего ты, оглашенная? — продолжает ворчать моя нянька и обнимает меня.

— Я думала, ты задохнулась в дыму, — чуть не плачу я, обнимая Аглаю.

— Чего ей-то ещё, не время помирать, — отмахивается Аглая. — Вот.

И она показывает мне сумки, что висят у нее на плече.

— Ты успела их вытащить?

— А то, — Аглая хитро щурится.

— Вот вы где? — возле нас вырастает Паша. — А я вас ищу.

И тут на нас налетает парочка громил, и Пашу прикрывает нас, его уносит дерущаяся толпа. Теперь к толпе присоединился ОМОН. Пока я отвлеклась на Нику, Аглаю, к зданию клуба пригнали кучу ОМОНовцев. Те не церемонятся, бьют всех резиновыми дубинками и заталкивают в кузовок с решетками.

— Аглая, быстро к машине, — я указываю ей направление, а сама пытаюсь разыскать в толпе Пашу.

Нам нельзя попадать в полицию. Минута, другая, а вот и мелькает Пашкина голова. Я вырываю его из толпы дерущихся. Дергаю на себя и волоку в сторону.

— Паша, угомонись, уходим, — ору ему на ухо.

А у него глаза шальные. Вот ведь мужики, дай им только кулаки почесать, берегов уже не видят.

Кое-как утаскиваю его в сторону машины. Нас пытается догнать какой-то мужик и пнуть Пашку. Тот, ну как петух, разворачивается и бьет в ухо нападающего. К тому бегут помогать товарищи. Я матерясь во все горло, пытаюсь отбить Пашу от мужиков, бью сумкой по головам, ногам.

Наконец и до Паши доходит, что пора «делать ноги».

И мы срываемся на бег.

Аглая не жива, не мертва сидит в машине, трясется. Увидев нас, чуть не плачет.

— Вы где так под задержались? — вопит она, рыдая в два ручья.

— Все хорошо, Аглая, — пытаюсь успокоить ее. — Паша, быстрее за руль, дергаем отсюда.

Я командую, но вдруг понимаю, что после такого Паша не сможет вести машину. На руках сбиты костяшки, морда располосована, губа разбита, в крови адреналин гуляет.

— Паш, давай я поведу, — нам только аварии по дороге не хватает.

В темноте мы едем по лесной дороге. Вьюга замела все вокруг. Плохо видно.

— Анжелочка, ты только в сугроб не забурись, — пищит Аглая на заднем сидении, — а то ночь на дворе, никто не поможет, пешком придется через лес идти.

Мне и так страшно.

Но вот на горизонте появились первые крыши домов частного сектора.

Мы въезжаем на территорию города.

Пусто, тихо.

Адреналин схлынул. Можно трезво оценить свои действия.

Да, я была дурой.

Не подумала о других людях, хорошо, что никто не пострадал.

Наверное, больше я так не поступлю.

Но это еще не рассвет.