Трофим в Бахрушах наскучил до того, что им перестали интересоваться, а многие даже избегали его.
Секретарь парткома колхоза Григорий Васильевич Дудоров, оберегая в первые дни беспартийную колхозную массу от чуждого влияния американского гостя, поручал коммунистам в случае чего вмешиваться и, что называется, «давать отпор». Но вскоре секретарь парткома увидел, что это была ненужная опека.
Веселый по нраву, любящий шутку Дудоров однажды заявил, что лучшего агитатора, разоблачающего сущность капитализма, нежели Трофим Терентьевич, пожалуй, трудно сыскать не только в районе, но и во всей области.
Хищническая, грабительская натура была до такой степени незамаскированно очевидна, что разъяснять все это было не только ненужным, но, может быть, даже и обидным для колхозников.
Петр Терентьевич и Дудоров не ошибались в оценке разглагольствований Трофима. Его словоизлияния были не только спутниками возраста и результатом хвастливой самонадеянности, но и желанием проверить незыблемость своих догм и основ устройства жизни. А эти догмы, унаследованные еще от деда Дягилева, исповедуемые Трофимом до последнего времени, как оказалось, нуждаются в проверке.
Не могли же, в самом деле, все эти люди, с которыми он встречался, просто так не соглашаться с ним и подсмеиваться над теми истинами, на которых держится не одна страна. Значит, есть какая-то другая, и немаловажная, сила, отрицающая все то главное, что для него было, есть и остается обязательным условием существования людей.
В чем же эта сила? На чем, в частности, держится их колхоз? Не на красных же словах и не с закрытыми же глазами они создают другую жизнь, непохожую на ту, какой живет его ферма. Что заставляет их любить все это, заботиться, защищать?..
Потребность сталкивать свои убеждения с «ихними» для Трофима становилась день ото дня неодолимее. Потому что только в этих столкновениях и несогласиях можно было узнать хотя бы немногое из того, что противоречит его понятиям, проверенным длинной жизнью.
Восхищаясь невиданным до этого сметанинским горохом «ССС», высеваемым вместе с овсом, Трофим однажды при встрече сказал главному агроному:
— Цены вам нет, Сергей Сергеевич, коли вы сумели выпестовать такой горошище. И стручков на стебле много. И много горошин в каждом стручке… И горошины самые отменные… Только почему же вы, Сергей Сергеевич, продаете свой горох не в дробленом виде?
— А зачем же его нужно дробить? — не понимая, куда клонится речь, спросил Сметанин.
— Да ведь недробленый горох — семена. Ваши конкуренты, окрестные колхозы, будут выращивать сами ваш горох, и годика через два вы останетесь с горохом, но на бобах.
Сметанин не нашел тогда ответа, хотя он именно для того и выводил свой горох, чтобы как можно шире распространить неприхотливый и урожайный сорт. Трофим не понял бы этого. Колхоз представлялся ему как некое акционерное общество земледельцев, ведущих хозяйство в складчину и конкурирующих с другими такими же акционерными обществами — соседними колхозами.
Поэтому и зоотехнику Володе Козлову было сказано:
— Уж кто-кто, а я-то понимаю толк в скоте. Не похвалюсь, но и у меня на ферме есть завидные коровки, однако скажу по чести, что моим коровам далеконько до ваших, и тем прискорбнее, что вы продаете не только телок, но и бычков.
Володя Козлов широко открыл свои и без того большие серые глаза, стал торопливо возражать:
— Что вы, что вы, Трофим Терентьевич, за каждого десяти-одиннадцатимесячного бычка мы получаем втрое-вчетверо больше. У нас очередь за бычками…
На это Трофим Терентьевич тихо, будто по секрету, принялся вразумлять молодого человека:
— Не спорю, может, и выгодная статья, если на эту выгоду смотреть вблизь. А ежели заглянуть подальше, получится то же, что и с горохом.
— А что именно, что именно? — заинтересовался молодой, жадный до знаний зоотехник.
— Как что? — Трофим развел руками и принялся далее вразумлять Володю: — Если ты продаешь только телок, а бычков, хотя бы себе в убыток, режешь на мясо, значит, ты сохраняешь за собой монополию на эту редкую породу. Телки-то без бычков не дадут стада.
Володя, как и Сметанин, не стал убеждать Трофима Терентьевича, что взаимоотношения колхозов и всех предприятий страны строятся на взаимопомощи, а не на выгоде одного за счет другого. Это было бы напрасной тратой сил. Пришлось бы сначала дать представление о новых производственных отношениях людей. О народе-хозяине и народе-труженике. Затем перейти к основам социализма и общественной собственности. Коснуться хотя бы коротко важнейших разделов пятилетнего плана… Но на это потребовалось бы не час и не два, а может быть, не один месяц работы, потому что расчистка беспросветной головы Трофима Терентьевича была делом куда более трудным, чем осушка и вспашка заболоченной Большой Чищи. И Володя сказал:
— Вы посоветуйте это все, Трофим Терентьевич, правлению колхоза или секретарю парткома Григорию Васильевичу. Там люди постарше, они лучше поймут.
— И посоветую, обязательно посоветую, — пообещал Трофим Терентьевич.