С увала Трофим увидел белесую, освещенную луной ленту шоссе. Оно жило довольно напряженно и ночью. То и дело проходили грузовые машины.
Вскоре Трофим вышел на шоссе и, подняв руку, остановил большой «МАЗ» с дощатой надстройкой на кузове, доверху заполненном свежей капустой.
— До города, если можно, — сказал Трофим молодому водителю. Отблагодарю.
— Пожалуйста! — пригласил водитель, открывая дверцу. — Вдвоем-то веселее будет.
Сев в машину, Трофим почувствовал облегчение. Только так, а не иначе, мог поступить он. Побег для него был самым лучшим исходом.
Водитель, доставлявший из Бахрушей капусту на колхозный рынок, узнал Трофима, когда тот стоял на обочине с поднятой рукой. Водителю показалось странным, что Трофим ночью «голосует» на шоссе в трех километрах от Бахрушей.
— Куда путь держите? — как бы между прочим спросил водитель, притормаживая машину перед переездом через железную дорогу.
— В аэропорт, — ответил Трофим, — к утреннему самолету.
— Такси-то бы вам проще вызвать, а то вон какой крюк придется делать.
— Что сделаешь! Так уж случилось, молодой человек. Не собирался лететь, да одночасно собрался.
— Не поладили с кем или что?
— С самим собой не поладил, молодой человек. Вот и уехал ночью… Бежал, можно сказать.
— А как же теперь Сережа? — неожиданно спросил водитель.
— Какой Сережа? — Тут Трофим заглянул в лицо водителю и сказал: — Тем лучше, что вы из Бахрушей. Теперь и письмо не надо писать. Я, государь мой, не мог по-другому… Оказывается, я весь там и не уезжал оттуда. А здесь был кто-то другой в моей плоти. Вы чей будете, молодой человек?
— Меня зовут Алексей. Я двоюродный брат главного механика Андрея Логинова.
— Это хорошо, что вы его двоюродный брат.
— А что же тут хорошего? Жених-то вашей внучки он, а не я, — пошутил водитель.
— А то хорошо, — сказал Трофим, — что я через вас могу передать часы с музыкой. Сережа любил их слушать. Я ему их раз по двадцать заводил. Передадите, Алексей… как вас по батюшке?
— Иванович. Передам. Отчего не передать, коли мальчик любит музыку. Только потом отцепите. Руки у меня на руле…
— И Дарье Степановне передайте, Алексей Иванович…
— А ей что передать?
— Даже не знаю. То, что видели. То, что слышали от меня. Сбег, мол… серый. По-волчьи сбег, и, как полагается, ночью.
В кабине воцарилось молчание. «МАЗ» шел быстро, на прямой передаче. Минуемые деревни, заводские поселки спали. Из города еще не начался встречный поток машин. В открытые окна кабины врывались сосновые запахи. Слегка свежело. Где-то за лесом вспыхивали и гасли алые зарева доменных печей. Сливали шлак.
Луна смешливо поглядывала на Трофима, и он отвернулся от нее.
— А что передать Петру Терентьевичу? — спросил Алексей.
Трофим, раскуривая трубку, помедлил с ответом и наконец сказал:
— Ничего ему не надо передавать. Он меня знает лучше, чем я себя. А Тейнеру, который приехал со мной, скажите, что я его буду ждать в Москве в том же отеле. И если он захочет прихватить мои оставшиеся пожитки, пускай прихватывает, а если нет, пускай ими распорядится по своему усмотрению Пелагея Кузьминична Тудоева. Вот и все.
Машина въехала в пригород. Начались объезды строительств, огороженных временными заборами. Трясло. Наконец показалась первая стоянка такси.
— Я, пожалуй что, здесь сойду, — сказал Трофим и тронул Алексея за руку.
— Как угодно, Трофим Терентьевич, — ответил тот и затормозил машину.
Трофим стал рыться в бумажнике. Алексей, заметив это, предупредил:
— Не беспокойтесь, с гостей не берем.
— Тогда хоть вот это. — Трофим протянул зажигалку и, забыв отцепить часы, обещанные Сереже, сошел с подножки, а затем, сняв шляпу, пожелал: Счастливо торговать!
— Счастливого пути! — послышалось из кабины тронувшейся машины, нагруженной капустой.