«Наташа шла по улице, заледенев лицом от напряжения. За три дня до свадьбы нарваться на ситуацию, в которой жених в её отсутствие кувыркается с посторонней бабой во время мальчишника — это не хило для впечатлений… Впрочем, какое впечатление… Она постояла у двери в ту комнату, леденея от ярости. Потом огляделась. Справа была какая-то тумбочка с полками. На ней — пара керамических и стеклянных ваз. Наташа взяла обе. Примерилась к ним — и швырнула перед кроватью с двумя обнажёнными телами.
Взрыв, керамически-стеклянный, а потом открытые на неё рты взвизгнувших любовников лишь чуть-чуть успокоили душу. Но она ничего не сказала и вышла.
А сейчас она шла по улице и размышляла, что делать дальше. Что свадьба не состоится — фиг с ней. Что у неё нет теперь мужчины, который когда-то клялся в верности и обожал её (на словах, как выяснилось), тоже пусть… Хорошо, что в этом городе у неё квартира съёмная и до конца аренды осталась неделя. Будет приставать неудавшийся жених — она перетерпит эту неделю, а потом съедет — и поминай, как звали. А вот как убрать негативное впечатление, что осталось после этого эпизода…»
…- Слишком много раз повторяется слово «леденеть». А слово «негативный» — так вообще канцеляризм, — негромко вслух сказала Наташа.
И поёжилась от холода. Оделась-то легко, думая, что апрельский денёк будет тёплым и ласковым. Но повышенная влажность вкупе с сильным ветром превратили переменно облачно-солнечный день в промозглый.
По дороге на работу и домой Наташа любила выдумывать всякие истории о том, как она встретит своего замечательного мужчину, как он будет ухаживать за нею. Как они будут здорово проводить свободное время.
Вот только… Как она ни старалась, все её истории заканчивались изменой жениха и, соответственно, будущего мужа, с которым под конец, вместо создания сладостной истории совместной жизни, печально приходилось разбегаться. Девушка страшно жалела каждую свою красивую историю, но, смирившись, начинала придумывать другую…
Двадцать семь лет. «Ничего, — оптимистично напомнила себе Наташа. — Есть ещё время найти того самого!»
А пока её и впрямь ждала съёмная квартирка на окраине города.
Едва закончив школу, девушка немедленно съехала от своих родителей, которые чуть ли не каждый день повторяли, словно мантру, что родительская квартира достанется её брату, а Наташа должна выйти замуж за мужчину с личной квартирой — и это должна быть её непременная цель. «Ага. Щаз. Юбки подняла и поскакала искать перспективного жениха… Много хотите — мало получите: мне и для себя пожить хочется!»
Отучившись в университете и сразу найдя себе пусть не по специальности, но достаточно денежную работу — в автомалярке одного из городских частных автосервисов, девушка поняла, что она очень терпеливая и непритязательная. Так что снимать комнату или квартиру (квартира лучше! Никто под руку не лезет!) ей стало привычно. В еде она была неприхотлива, в одежде — тоже. Тем более на работе приходилось одеваться в выданный рабочий комбинезон, да ещё с фартуком поверх. Красота! На одежде ещё и сэкономить можно.
Приятельниц-подружек тоже на автосервисе нашла себе по душе и не одну: кто-то, как она, работал в автомалярке, кто-то — на мойке. Девчонки развлекались, бегая друг к дружке на дни рождения и дружно справляя все праздники, пока одна за другой не уходили из компании замуж. Ничего, появлялись другие. Ходили вместе в походы, на концерты, на дискотеки и в кино.
Жизнь кипела, и Наташа порой удивлялась, почему кто-то так переживает из-за того, что среди её друзей много парней и молодых мужчин, но ни одного из них она не видит в качестве постоянного спутника жизни. И, кстати, она ни разу не чувствовала на себе ни от одного из них того особенного взгляда, о котором подружки говорили с придыханием. На работе если и были какие-то «отношения», то на уровне панибратских: «Пошли, пивка бухнём? Днюху справляю!» А то и прилететь может по одному месту от наиболее бесцеремонных. Правда, последнее было только в первые месяцы работы. Наташа спуску нахалам не давала: кулачок крепким был — могла и заехать им, если слишком приставали.
Наташу девчонки-напарницы любили и всё пытались сделать из неё привлекательный для мужчин объект: то покушались отрезать ей тёмно-русые волосы, и так-то длиной чуть ниже лопаток, то подчеркнуть светло-карие глаза всякими косметическими карандашами и тенями, то рот старались намазать не той простенькой помадой, цветом потемнее цвета её губ, а чуть ярче, упрекая: «Он у тебя такой красивый, а ты ходишь монашка монашкой!»
И попыток затащить её в какой-нибудь модный бутик было много: «Нормально же зарабатываешь! Давай что-нибудь более привлекательное купишь, чем эти джинсы и футболки, а в холод — джемпера! И смени свои кроссовки на туфельки!»
Однажды одна из подружек, подвыпив на очередном дне рождения, глядя на неё, мечтательно сказала: «У тебя на лице родинки-уродинки. Почему не хочешь их свести? Сейчас в моде чистые лица». А другая, тоже соседка по праздничному столу, фыркнула: «А я бы — наоборот, подчеркнула бы их. Они такие пикантные!» И захихикала так, что Наташа расхохоталась: «Ага! А потом на какой-нибудь бал в королевском дворце или в замке, да? Добавим парик, добавим пудру и пышное платье — ой, не могу, что будет!» И девчонки тоже расхохотались, видимо представив Наташу на балу, да ещё с каким-нибудь кавалером, который танцует с ней, будучи в громадном парике и в пышных шароварах…
Весело жили.
Наташа не поддавалась намёкам, а то и прямым уговорам девчонок, хотевших пристроить её замуж, потому что не понимала их желания преобразить её. Смысл — перекрашиваться в блондинку? Смысл — менять черты лица? Правда, иной раз ей казалось: она спит для определённой части своей жизни и должна проснуться не сама. Должен её кто-то разбудить. Тогда и станет другой. Захочется стать другой для кого-то.
А ещё есть Шастя. Котёнком его Наташа принесла с мусорки. Кто-то бессовестный не постеснялся выбросить коробку с новорождёнными котятами — хорошо ещё, поставили её близко к контейнеру. Это потом ей рассказали, что в коробке было пять котят, и счастье, что большинство их успели разобрать…
Тем вечером Наташа шла с работы и, заворачивая с остановки к дому, услышала плачущий, зовущий писк. Темновато было, осень уже вовсю разворачивалась хмурым ноябрём. Но сердце откликнулось сразу, и девушка запустила руки в полузакрытую сверху коробку, чтобы выловить в ней последнего малыша.
Тёмно-серый комочек со временем, то есть всего через полгода, превратился в солидного кота, тёмно-серого, с чёрными полосками. И был этот кот хорош! Весил под семь килограммов (зимой — больше) и имел роскошную шкуру и роскошный, всем на зависть, хвостище! И обожал свою хозяйку, терпеливо дожидаясь её с работы.
В свободный выгул Наташа его не отпускала: страшновато для домашнего кота на улицах, хоть все собаки на поводках и в намордниках. Отчего и дрых Шастя дома весь день, а по ночам шуршал и топал по квартире, устраивая гонки не только по комнате и подсобным помещениям, но и порой по стенам: есть же старенький ковёр, да и старенькие шкафы и шифоньеры съёмной квартиры давали простор для сумасшедше стремительных перемещений, почти полётов громадного кошака.
…Наташа зашла в пекарню, потом в магазин и купила всё необходимое для себя и Шасти на вечер. Впереди — прогулка с котом к скверу, пока светло — конец апреля же, а уж потом сидение перед телевизором или за ноутом с книгой.
Перед своим подъездом поздоровалась с тремя бабулями из своего и двумя из соседнего подъездов, обсевшими скамейку. Те, улыбаясь, ответили или просто покивали. Все знали, что здешняя квартирантка живёт одна, но к себе мужиков не водит, за что и относились к ней благожелательно… Приложила ключ к домофону, вошла в подъезд и со вздохом остановилась.
— Что? — спросила она, мгновенно вспомнив старого волчару из мультика и почувствовав себя им же. — Опять?
На самой нижней лестнице сидели двое: светловолосый подросток, лет тринадцати, и такая же светленькая девочка, лет восьми. Брат и сестра. Оба в замызганных курточках и в бесформенных джинсах. Ну и кроссовки соответствующие — разваливающиеся.
— Опять, — обречённо ответил Диман. И покосился на Светлячка — то бишь Светика.
Детям не повезло с родителями. Соседи говорили, что почти с самого начала вселения в квартиру на втором этаже их мать и отец попросту спивались. Наташа подсчитала однажды: вселились они сюда шесть лет назад, когда Диману было семь, а его сестрёнке — еле-еле два-три. Если дети сидят в подъезде — уже знала она, живущая здесь два года, то дома у них не только родители, пьяные в дупель, но и их дружки-приятели. Ещё знала Наташа, Диман, быстро сдружившись со здешними, обычно бегал с дворовой командой пацанов, но как гулять с ребятами, да ещё вечером, если у него восьмилетняя забота на руках? Одну тоже не отпустишь на двор. Эта любительница дальних путешествий могла так увлечься прогулками, что потом её находили за две-три остановки от дома. Вот и сторожил её Диман.
— Зайдёте? — предложила-пригласила Наташа.
Знакомство с малолетней парочкой у неё было на высшем уровне (она жила выше, чем они), так что не впервые ей предлагать им посидеть в её съёмной квартире.
Светик-Светлячок, заблестев глазёнками, ожидаемо сглотнула. Если Наташа предлагала зайти — чай обеспечивала с сытными бутербродами и булочками.
Диман снова покосился на сестрёнку и упрямо набычился. Тоже хочет есть, но не скажет ни за что. Считает себя взрослым и свою мальчишескую гордость имеет.
— Нет, подождём, пока там… — и неопределённо махнул рукой.
Продолжить нетрудно: «Пока там не уйдут чужие». Там — это дома, естественно.
— Давно пришли? — подлаживаясь под его разговор, уточнила Наташа.
— Недавно.
Значит, сидеть им здесь… Наташа вздохнула и предложила другой вариант:
— Я сейчас с Шастей в сквер пойду. Хотите со мной погулять? Мороженого купим. Я сегодня аванс получила — праздную.
Светик немедленно пискнула на брата негодующее:
— Пошли с Наташей!
— Кому-то же надо меня охранять, — с деловитой усмешкой напомнила Наташа.
Диман драться умел — по-своему, конечно, по-мальчишески. Это раз. Два — в сквере скамьи частенько занимали компании с пивом, а то и с чем покрепче. Семейных посетителей сквера (например, одинокую маму с детьми) компании выпивох не трогали. Эти две особенности часто помогали Наташе сманить брата и сестрёнку на прогулку с Шастей, хоть она и не уповала на Диманову помощь в ЧП, а порой и страшилась, что та понадобится.
— Мы подождём тебя здесь, — строго сказал Диман.
— Ага! — радостно пискнула Светик и добавила важно: — Сумочку мою не забудь!
И что-то Наташе не понравилось, что малышка постоянно и слегка сипло пищит. Не заболела ли девчушка?.. И сидят они на бетонной лестнице, между прочим, неизвестно сколько времени. Что значит только одно: бежать домой за Шастей и припасами на случай пикника в сквере надо весьма поспешно. «Как хорошо, что дома всегда стоит термос с горячим чаем! Можно будет прихватить его с собой, как и пирожки, купленные после работы, свежие!.. И они с мясом, сытные. Бутерброды тоже готовы — в холодильнике лежат, только в пакет сунуть… Может, тогда мороженого не надо будет им покупать? Мало ли… Вдруг Света и впрямь простыла?» — размышляла по дороге Наташа, уносясь в лифте на свой этаж.
…Диман рыцарски взял из рук Наташи хозяйственную сумку с продуктами и пледом, а Шастя благосклонно воспринял, что его поводок оказался в руках радостно попискивающей Светы. Не впервые же. Пару пачек кошачьего корма Наташа взяла и для него, так что предвкушала настоящий пир в сквере. Лишь бы успеть занять скамью.
Они вышли из дома — Диман искоса глянул на окна своей квартиры, и двинулись по дороге параллельно ему и до конца, после чего, обогнув торец, оказались на перекрёстке. Дождавшись зелёного света, пересекли дорогу и поспешили к скверу.
Сквер этот был длинный. Летом вытянутый почти по половине его длины бассейн наполнялся водой, в которой радостно визжали в жару не только дети, но и обычно солидно ведшие себя подростки. По сторонам бассейн окаймляли длинные клумбы и пешеходные дорожки, за которыми росли деревья, под своими кронами пряча множество асфальтированных дорожек и скамеек при них. Наташа и дети знали, что дальше от начала сквер заканчивался посадками голубых елей. Вот к ним-то и торопилась троица пожелавших отдохнуть на природе. Ели были старые, монументальные. Скамьи при них отличались тем, что на них не больно-то хотели садиться многочисленные к вечеру посетители сквера. Неуютно в этом углу: темно — даже в апрельский денёк, когда деревья ещё безлиственные и легко пропускают солнечный свет, а почки на ветвях только-только начинают проклёвываться. А тут — темень, поскольку ели высокие и густые.
— А мы на нашей скамейке будем? — щебетала Светик, то и дело нагибаясь погладить Шастю и трогая сумочку, длинный ремень которой перекинула через плечо.
В сумочке хранились её любимые мягкие игрушки и желанные вещички для малышки, например: несколько книжек-самоделок с любимыми стихами, зеркальце, гигиеническая помада, маленькая расчёска-массажка, несколько ярких резинок для волос, пачка влажных салфеток, красивые носовые платочки и прочее. Дома девочка побаивалась оставлять Наташин подарок, так что хранился он всегда в квартире девушки.
— На нашей, — подтверждала Наташа, улыбаясь ей.
— А морожено-о? — с надеждой заглядывала ей в глаза девочка.
— И мороженое возьмём! — соглашалась девушка, довольно усмехаясь: термос с горячим чаем она всё-таки прихватила с собой.
Именно из-за последнего, что чай поможет, если что, спасая от простуды, они подошли первым делом к передвижному ящику с мороженым и напитками и выстояли небольшую очередь к заветной сладости. Что бы там себе ни думал Диман, но мороженого, особенно вафельного, набрали много: чтобы и по дороге к елям поесть в охотку, чтобы и потом (возможно, перед тем как пойти домой) им насладиться.
Когда отошли от ящика со сластями, Светик заволновалась.
— Наташа, а можно, я дам Шасте мороженого? Он так нюхает его! Наверное, ему тоже нравится!
— Нет. Шасте мороженого лучше не давать! — решительно объявила Наташа. — Он сегодня ничего не ел, кроме сухого корма. А я взяла для него пакетики с влажным. Вот и накормишь кота чуть позже кошачьим кормом. Ему сладкого нельзя.
— Жа-алко…
— Ну, так для него свой корм полезнее, чем мороженое, — утешила её Наташа.
Скамья, которая ждала их, предсказуемо оказалась пустой. Первым делом девушка усадила на неё Светика и быстро почистила ей лицо влажными салфетками: девочка измазалась, пока ела мороженое. Одновременно с пятнами мороженого Наташа очистила ей лицо полностью и, отпрянув, полюбовалась деянием своих рук. Девочка тихонько хихикала, постепенно преобразившись в проказливого, зато чистенького светловолосого и большеглазого ангелочка. Скептически понаблюдав за этой операцией, Диман пожал плечами: доев свою порцию мороженого, он взял из кучи грязных салфеток одну — на его взгляд, более или менее чистую, и утёрся ею, не дожидаясь замечаний девушки.
Первый этап пикника закончился.
Наташа даже усмехнулась: «Не этап, а операция «Съесть мороженое!» Теперь новая операция — прогулка для кота! Но сначала — чай!»
Светик с удовольствием выпила горячий чай из личной чашки с детским рисунком — тоже подарок Наташи. Затем девочка спрыгнула со скамьи, на которой сидела, не доставая ногами до земли, взялась за поводок и побежала следом за Шастей. Тот активно обнюхивал всё подряд, что найдёт под лапами, и заодно тащил свою временную хозяйку ближе к кустам.
— Как дела в школе, Дим? — спросила Наташа мальчишку, вместе с ним присматривая за Светиком.
— Нормально, — хмыкнул тот.
— Помнишь о нашем уговоре?
— Помню.
Уговор был таков: если с математикой будут проблемы, мальчишка бежит к Наташе, и она объясняет ему материал. Благодаря такому сотрудничеству, Диман в последнее время уверенно решал алгебру на твёрдую «четвёрку».
— Куда это Шастя тащит Свету? — поднялась со скамьи Наташа, сразу поворачиваясь к спинке.
Мальчишка встревоженно вскочил и тоже обернулся к голубой ели за спиной.
— Под лапы полезли, — успокоенно сказал он.
Диман был прав: волноваться нечего. Разлапистые еловые ветви кого угодно могут спрятать ближе к стволу. А дальше — снова асфальтовая дорожка, перила ограды и довольно энергичная к вечеру дорога. Для малышни, каковой пока являлась Света, — шатёр под еловыми лапами — лучшее местечко для игр хотя бы в прятки.
— Э-эй! — тоненько донеслось из-под ветвей. — Шастя меня куда-то тянет! И поводок запутал! — засмеялась девочка.
Мальчишка немедленно бросился на помощь сестрёнке и коту. Заслышав его ворчание: «Ну вот… Как ты это смогла закрутить!», Наташа со вздохом собрала всё добро, выложенное на скамью, в сумки. Не оставлять же на глазах у всех. Продуктов не жаль. Жаль не наевшихся брата и сестрёнкой. Мало ли кто мимо пройдёт — уведут ещё добро-то. А кота (именно его — судя по всему) и впрямь надо бы выручать.
И вместе с сумками, согнувшись, нырнула под развесистые еловые лапы.
Шастя и в самом деле умудрился запутать поводок вокруг ствола. Мало того. Ствол-то шершавый и немного колючий. Обежав его, кот не только жёстко и плотно обвил мягкий поводок вокруг ели, но и сделал как-то так, что тот впился в ствол. Поэтому теперь надо бы посидеть возле дерева, чтобы размотать ремешок.
Поставив на землю принесённые с собой сумки, Наташа, согнувшись сама и на полусогнутых ногах, добралась до места происшествия и принялась за работу.
Кот сидел и с интересом следил, как хозяйка и двое его хороших знакомых отделяют врезавшийся в ствол поводок.
А когда тот был распутан и вновь вручён Свете, кот вдруг решительно встал и резко передёрнулся всем телом. Наташа знала, что Шастя умеет избавляться от надоевшего ремешка, но сейчас его предательского деяния просто не ожидала. Ведь перед выходом из квартиры она весьма тщательно надела на кота всю его «упряжь».
Но именно в эту секунду кошачья «упряжь» валялась на земле. А Шастя хулиганским взглядом мазнул по хозяйке и…
Взвизгнула от неожиданности Светик и немедленно бросилась в погоню за котом. Охнул Диман, сорвавшись с места за сестрёнкой.
Испуганная Наташа сначала схватила поводок и сумки — решила, что за котом придётся побегать по всему скверу, а потому сумки нечего оставлять без пригляда. И озадаченно замерла в глупой позе — с двумя сумками в руках и поневоле согбенная под широкими еловыми лапами: Шастя будто играл с детьми (а может, и впрямь играл?) в игру, правила к которой знал только он. Игра достаточно примитивная и заключалась в том, чтобы бегать коту вокруг ели, быстро перебирая чуть кривыми задними лапами в пушистых штанишках, задрав пушистый хвост и тем самым дразня детей.
Один круг.
Второй.
Тре…
Наташу будто облили ледяной водой.
Кот только что выбежал из-за ствола — и внезапно провалился под землю. Он как будто наступил на тщательно замаскированную ловушку! Только промелькнули ошарашенные глазища. Даже мявкнуть не успел… А на месте провала — ровная земля!..
С азартным писком бежавшая за ним Света не заметила, что кота больше нет на её пути, и наступила ногой на то же место. Коротко взвизгнув от изумления, девочка провалилась сквозь землю точно так же, как Шастя.
Не веря глазам, забыв дышать, Наташа шагнула к неприметному месту — земля и земля, разве что слегка присыпана сухими сучками и еловыми иглами… Но ведь здесь только что была девочка…
— Где Светка?! — испуганно крикнул выбежавший из-за ствола Диман.
— Стой на месте! — завопила Наташа.
Но, по инерции пошедший к ней, удивлённый мальчишка резко вскинул руки кверху, словно пытаясь схватиться за что-то. И пропал под землёй.
Растерянная Наташа стояла в шаге от точки исчезновения детей и кота. В руках от крупной дрожи ходуном ходили сумки, раскачивались будто сами по себе.
Наконец она решилась. Неизвестно, что происходит, но она должна быть там, куда пропали дети! И кот, конечно же… Крепко, до крови прикусив губу, не замечая своих слёз, девушка шагнула вперёд.