Сказки лунных дней. Первая книга

14 Последняя сказка царя Вторая часть Царь-дровосек

– Кто ты? Эй! – позвал Малик, озираясь по сторонам. – Человек ты или зверь? Нага, гуль, сила или же… джинн?

Рыдания притихли, сменившись негромкими вздохами. Будто ребёнок после затяжного горького плача успокоился, но не может отдышаться. Дровосек, уже не столь испуганный, как раньше, внимательно огляделся в поисках источника звуков. Ядовито-зелёный свет, подаренный волшебным изумрудом, стелился по пещере, танцевал на запрятанных в ней сокровищах и на человечьих костях.

Рядом с останками неудачливых грабителей в задумчивой тишине застыли тиары и короны прежних владык Джаэруба, Калоса, быть может, самого Лииара и даже Добура. Царские скипетры со змеиными и птичьими головами, золотые львы, олени и слоны. Статуи-защитники трона и власти валялись повсюду, будто одичавшие дворняги. Огромные блюда вмещали в себя не изысканные яства, а серебряные и золотые монеты – столь же бесполезные в этом полумраке, как и пустая посуда.

– Я выберусь отсюда, – твёрдо сказал сам себе Малик. – Чего бы мне это ни стоило… Слышишь?

Он сделал несколько шагов туда и обратно, осматривая россыпи самоцветов под своими пыльными сандалиями. Внезапно одно из колец, сверкнув, привлекло его внимание. Как и волшебный изумруд, служивший сейчас светильником, оно словно бы источало некий призрачный свет.

Малик нагнулся, поднял кольцо и поднёс к глазам. Последние отзвуки стенаний утихли. Вместо них по пещере прокатился низкий утробный звук. Однако дровосеку показалось, что голос не принадлежал змее или другому опасному гаду. Скорее его мелодия походила на мягкое мурлыканье кошки.

– Ты джинн, – выдохнул мужчина, подняв руку с кольцом, словно победное знамя, над головой. – Всё верно! Нет сомнений! Ты джинн, заточённый в этом кольце! Слышишь меня, о могучий? – вновь вопросил дровосек, но ответа не получил. – Что же мне сделать, чтобы освободить тебя?

Малик нахмурился, припоминая сказки, которые рассказывала ему бабушка. Затем брови его радостно взметнулись. Мужчина тщательно потёр кольцо подушечками пальцев и, набрав полную грудь воздуха, громко провозгласил:

– Малик – так назвал меня мой родитель, отправившийся к благим детям Шама! Имя это переводится как «царь» и не иначе! Но сколько бы я ни трудился, всё тщетно… я не могу достичь успеха! И даже мой родной брат меня презирает! Так пусть же поможет магия! Услышь моё желание, джинн!

Я хочу, чтобы жизнь моя соответствовала имени безо всяких на то усилий! Я желаю стать царём и обладать всеми богатствами этой пещеры! Я желаю жить во дворце! Желаю, чтобы жена, дочери мои и… – дровосек сверкнул глазами и расхохотался, точно безумный: – И даже их любимые коза с курами были достойны самого высокого уважения и почитания!

Пять или семь ударов сердца царила тишина. Таинственный обитатель кольца словно раздумывал. А затем он ответил:

– …Будет исполнено, хозяин. Я слушаю и повинуюсь тебе.

* * *

Солнце скользило в объятья безбрежной водной стихии. Два моря – Гореш и Ахмерун, встречающиеся у берегов блистательного Алриаса, – переливались багряными оттенками. Бухту окутали благословлённые Азрэком сумерки и прохлада. Лишь самый край пляжа, выступающий из-за скалистого склона, ещё заливало заказное золото.

Молодой маг застыл в этой полосе света, такой же сильный, прекрасный и золотой, как светило. Тёплые волны, с мягким шелестом, накатывающие на берег, лизали его ступни. После купания вода моментально испарилась с человечьего тела дракона, и на его плечах теперь сверкали кристаллики соли.

Долгие месяцы дороги под неумолимым солнцем Южного континента окрасили бледную кожу некроманта в медовый цвет. Светлые волосы, собранные в тугую косу, ниспадающую до середины спины, выгорели почти добела. Зато зелёные глаза будто впитали жар этих земель. Если в их глубине и остался лёд, то где-то под веками, полуприкрытыми не то задумчиво, не то надменно.

Спутник мага, наблюдающий за ним из тени, купаться не любил. Ему милее были жар и пески. Он покорно ожидал, устроившись на пляже, и невольно вспоминал своего прежнего господина. Став слугой Мудреца, Дэзерт не раз сопровождал того к морю. Не ради конкретных целей, а просто за компанию.

Поразительно, как много общего было между двумя его господами. Если б не золотая коса Дженна, демон мог бы представить, что перед ним юный Ка-Тхауэт. Столь же высокий, широкоплечий, пожалуй, излишне худощавый по сравнению со своим младшим братом, но не менее могучий.

Оба Мудреца обожали нырять в глубины морей. Оба после грелись на песке, воздев руки к небу, словно обнимая своего родителя… Драконы – ослепительные и жестокие дети Солнца, хранители и защитники миров. Порой Дэзерту даже было жаль, что юность их прошла в разных сферах и эпохах.

Наконец светило погрузилось в море, а затем и вовсе скрылось за горизонтом. Дженн отвёл глаза от пейзажа. Глядя себе под ноги с явным унынием, он подошёл к своей раскиданной на песке одежде.

Бухта, в которой он купался, располагалась недалеко от столицы, но была одним из потаённых перекрёстков. О ней знали лишь те, кому были открыты сумеречные тропы, то есть странная парочка странников и семейство алриасских воров, которые не жаловали море.

Уже несколько дней Дженн и Дэзерт гостили у людков Нижнего Алриаса. Странники не задержались бы надолго, но Пирра – матушка Тикки – восхитительно готовила сладости, а дедушка Тумибота всё никак не мог припомнить конец сказки, которая заинтересовала Дженна.

Да и сам маг не больно-то спешил покидать побережье, будто пытаясь впрок наплаваться в море и проводя в солёной воде по полдня.

Дэзерт не торопил господина. Хотя бывший император категорически не одобрял нового облика Мудрицы. Однако он ощущал, как с каждым купанием силы Дженна значительно возрастают. Поэтому демон смирился: пусть себе резвится…

Закончив с одеванием, юноша старательно отряхнул от песка ступни и обулся. Только теперь, словно вспомнив, что он не один, маг бросил короткий взгляд на спутника и тут же отвернулся.

«Да что ты всё любуешься?» – немного смущённо спросили его глаза.

– …Кожа, жилы да кости, – пренебрежительно фыркнул в ответ Дэзерт. – Только собакам тобой и любоваться…

– Я не ищу внимания, – хмыкнул Дженн. – А раньше с моими костями было иначе, что ли?

– В девах всё же больше мягкости, – ласково улыбнулся демон. – Тебя бы оставить у матушки Пирры на пару лун. Уж она бы откормила тебя своими бобами да ореховыми сладостями.

– …Ты же знаешь, что откормить таких, как я, не сможет ни одна матушка ни в Сет, ни в Сии, – усмехнулся Дженн, переплетая свою косу. – Хотя знал я одну старую некромантку… Знаешь, она пекла восхитительные пироги. Вот у неё бы я погостил. Жаль, Албина ещё не родилась.

– Пироги некромантки? – Дэзерт аж хрюкнул от смеха. – Твои вкусы пугают даже меня!

– …Хочешь сказать, некроманты не могут готовить вкусных пирогов? – отчего-то не на шутку обиделся его господин. – Вот ещё спросишь у Расантера, какие дивные то были пироги…

– Обязательно спрошу, – демон резко сменил тон на серьёзный, ибо на такие темы шутить не дозволял себе даже он сам.

– Ну ладно, – смягчился Дженн. – Идём ужинать… Быть может, уважаемый Тумибота наконец вспомнит, что же случилось с маленьким людком, родителей которого сожрал старый тигр в горах Сурам…

– Думаешь, ребёнок отыскал тайную обитель сумеречных лис?

– В два годика? – покачал головой юноша. – Скорее уж они его нашли… Но кто? Мы ведь были с тобой в Сурам. И даже потомки волшебной лисицы не знали секрета лисьих троп…

– Мы были с противоположной стороны… – напомнил Дэзерт. – Горы больши-ие…

– И высо-окие, – продолжил маг. – Благодарю за бесценную информацию!

– Да ну тебя к Домне… – поморщился демон.

– Ну тебя к Владыке… – парировал юноша.

– Верно, – согласился Дэзерт. – Когда мы вернёмся в нужное время, не забудь передать амулет Миркира владыке Расантеру.

– Разумеется, – быстро кивнул Дженн. – Это ведь часть его мира… А мне не нужен ни Миркир, ни армия демонов, ни… – он не закончил, отвернувшись.

– Вот и славно, – резюмировал Дэзерт.

В тяжёлом молчании мужчины побрели обратно к городу. Там, у самых крепостных стен, раскрывали пустые круглые зева каналы, запорошённые песком и обрамлённые в камень.

Когда-то здесь, с восточной стороны столицы, в море выходили канализационные стоки. Вместе с дождевой водой они приносили мусор и отходы со всех горбатых улиц Алриаса. Однако сильные ветра, идущие из Калоса, по морским волнам гнали мусор на запад – обратно в город, сильно подпорчивая блистательный вид и запах знаменитых алриасских портов.

Поэтому стоки пришлось перенести ближе к устью Младшей Амитары. От неё отходы плавно распространялись вдоль необитаемых земель пустыни Наэрана, смущая своим видом разве что змей, скорпионов да побережных одноглазов. Восточные же каналы были заброшены, но не забыты.

Под надземной столицей в лабиринтах канализации скрывался Нижний Алриас – тайная обитель людей и нелюдей, урождённых джаэрубцев и пришлых иноземцев. Все они жили по собственной прихоти и не желали повиноваться кому бы то ни было, носить шапки или скрывать лица за вуалями.

Крысы, мартышки, кроты, канализационные свиньи – как только они себя не величали. Обитая в непростых условиях, нижние алриасцы могли похвастаться отменным здоровьем. Дженн предположил, что многие поколения, рождённые вблизи отходов и в вечном сумраке, успешно выработали иммунитет к невидимым сущностям, которые несут такие хвори, как холера, дизентерия, туберкулёз и прочее.

Свои владения нижние алриасцы именовали не улицами и площадями, а каналами, узлами, колодцами и тупиками. Те в свою очередь делились на Сточные и Дождевые.

Первые были необитаемы. И всё же чистильщики поговаривали, что время от времени они находят признаки временных жилищ. По-видимому, в них селились безумные изгои и свихнувшиеся преступники.

Дождевые улицы были довольно чистыми и ухоженными. Одна беда – в ливневые сезоны, когда на Алриас низвергались сами небеса, вода с верхних горбатых улиц по водоотводным каналам стекала вниз, в разной степени затапливая жилища.

Норы нижние горожане копали сами, а иногда переделывали из заброшенных. На улицы Верхнего города вели не только каналы, но и многочисленные лестницы, которые заканчивались круглыми люками.

Сплетённые в орнаментах звери и растения украшали каждую крышку люка. От кованых картинок происходили и названия «улиц» под ними, слегка переделанные под стать своим поселенцам.

За три дня пребывания в гостях у людков Дэзерт успел добраться до Мышиной таракани. Это был один из самых нижних каналов, где властвовала гильдия наёмников. Здесь располагались игорные заведения и можно было хорошенько помахать кулаками.

Нередко он наведывался в Виноградного ифрита – квартал проституток и сладкого вина. Канал Бычье вымя демон обходил стороной. Это местечко предназначалось для любителей странных развлечений, которые он не одобрял.

В каналах Павлиний хвост и Зелёная виноградная улитка обитали певцы, танцоры, кукольники и прочие артисты. Это место особенно полюбилось Дженну. Юноша и сам брался за гитару, однако лишь играл, но не пел. Он жаловался, что никак не может прочувствовать и подчинить свой новый голос.

Узлы каналов Лиловый хряк и Гостеприимный тупик стоили друг друга. Среди канализационных свиней прятались алхимики, колдуны, торговцы опиумным соком, эликсирами из полыни и прочих одурманивающих трав.

«Тупик» Дэзерт каждый раз произносил с добавлением буквы «эр». Славилось местечко заведением, в котором кормили вполне соответствующе. А старуха хозяйка, судя по её виду и аромату, давно стала гулем.

В целом Нижний Алриас был неплох, но не нравился Дэзерту. Вечная полутьма, сырость и бедность удручающе действовали на демона пустыни и стража царской власти. Уныние вселял не покидающий подземелий звук капели и журчание ручьёв. Отчасти подземелья напоминали ему Миркир, отчасти болота Грага.

Насколько понял Дэзерт, жители Верхней столицы не знали, лишь догадывались о своих подземных соседях. Подземцы же, несомненно, принадлежали к низшему, но не менее гордому сословию. Их главным богатством была – свобода.

Нижние алриасцы промышляли не только воровством, проституцией, работали на поприще искусства и смерти. Многие из них легко брались за грязную работу «золотарей»: чистили, обслуживали и следили за исправностью западной канализации.

«Наши руки в грязи, зато языки не в говне», – не слишком ласково, зато метко выразился на эту тему отец Тикки, который, впрочем, праведно трудился в гильдии воров, а не чистильщиков.

Семейство Тикки Быстроногой обитало в канале Синие струны Нижней столицы. И хотя, по сути, жили они в клоаке, сам Дождевой район да и его жилища выглядели не хуже Подгорного царства гномов Гулна. Да, это были норы, но чистые и уютные. Под землёй царила прохлада даже в самый жаркий летний день, а древняя система вентиляции и водопровода работала исправно благодаря мастерству местных умельцев.

– Наэран его знает, с какой стати наш предок перебрался из благословенного богиней Калоса в засушливый Джаэруб, но как вышло, так вышло, – рассказывал дедушка Тумибота, разодетый по случаю гостей в ярко-жёлтый шёлковый халат и крохотные красные тапочки. – Не Лииар, не одно из четвероцарствий, а Нижний Алриас стал нашим домом. И мы гордимся этим.

От старости дедушка стал сморщенным и маленьким даже для людка – ниже подростка Тикки. Зато на его макушке выросло несколько волосков, тоненьких и вьющихся. У абсолютно безволосых калосских людков это означало высшую степень мудрости, хотя, по мнению Дэзерта, больше напоминало младенческий пух на голове человечьего ребёнка.

– Ваш предок – тот самый мальчик, потерявший родителей в горах Сурам? – уточнил Дженн.

– Его потомок, – высоким дрожащим голоском поправил Тумибота. – А началось всё там, где джунгли Эльхайби встречаются с северными склонами Сурам и возносится Белая гора… Альбасиир.

– Альбасиир? – прошептал Дженн. – «Провидение»… – Он взглянул на Дэзерта и продолжил мысленно, обращаясь к демону: – Помнишь, в Сурам мне явилась богиня Лианхо? Она сказала, что мы с ней находимся в пещере Провидицы!

– Там ты нашёл второй из волшебных камней? – мысленно буркнул Дэзерт.

– Сама Всемилостивая Лианхо вручила его мне…

– …Старый тигр сожрал родителей, – продолжал тем временем Тумибота. – Лишь Всемилостивой Матери известно, как удалось выжить их чаду…

– Дедуля, ты уже сто раз рассказывал начало, – рассмеялась Тикка, поставив перед гостями поднос с яствами. – Никто же не просит тебя открывать тайные тропы, ведущие к Альбасиир… Ты просто закончи сказку.

– А то мы, пожалуй, уже загостились, – нахмурился Дэзерт. – Неудобно…

– Разве? – усмехнулся Дженн, глянув на спутника, который, устроившись полулёжа на подушках, щедро угощался финиками, курагой и изюмом. – По тебе незаметно…

– Это мне неудобно, – опустила глаза Тикка. – Я обещала вам сказку, и… – девочка вздохнула. – А на счёт себя не волнуйтесь, никаких неудобств! Наоборот, вы помогаете… – она понизила голос до шёпота. – Видели наших соседей добурцев за поворотом Узкого канала? Они всё поглядывали на нас свысока, а увидев гиганта Дэзерта, даже здороваться начали.

– Я намекнул им, что ваш родственник… – довольно пробасил демон.

Когда все отсмеялись, Дженн взглянул на дедушку Тумибота.

– Продолжайте, пожалуйста, уважаемый… Поведайте, что за звери спасли малыша от страшной участи?

– Спасли, да… Ну так во-от, – подал голос старик. – Говорят, что жил в тех горах Обезьяний принц… Был он хитёр настолько, что сумел обмануть всех богов! Он украл из Небесных садов сладкий плод вечной жизни, вкусил его и стал бессмертным. Он совершил много подвигов, а под конец жизни стал учеником мальчика…

– Дедуля, – рассмеялась Тикка, – так это же совсем другая сказка! И жил обезьяний королевич со своими подданными на другой горе – Горе цветов…

– А разве не о том мальчике я веду сказ? – покачал головой старик. – Не перебивай меня, обезьянка…

– …Обезьяний королевич нашёл плод бессмертия? – расширил глаза их светловолосый гость. – Рассказывайте же, уважаемый Тумибота!

Однако просьба Дженна осталась без ответа. Старичок свесил голову набок и прикрыл глаза.

– Уснул, – констатировала Тикка.

– Похоже, Дженн, это всё-таки не твоя сказка, – заметил Дэзерт. – Сам бог Сна против тебя…

– …Возможно, дедушка и прав, – задумчиво добавила Тикка. – Королевич обезьян мог стать учителем нашего предка. Кому как не ему знать секрет дрёмных троп? К тому же – вы слышали, порой дедушка ласково называет нас «обезьянками»…

Дэзерт усмехнулся, но, поглядев на своего спутника, улыбаться перестал.

– Хочешь вернуться в Калос? – поинтересовался он.

– Нам осталось отыскать два камня, – ответил Дженн, когда Тикка убежала обратно на кухню. – Мы обошли все земли Юга, но нашли лишь пять семян. Значит, ещё два семени мы пропустили по дороге…

– Камни могут быть где угодно, а твой поиск сказок, благодаря этому уважаемому старцу, окончился крахом.

– Думаешь? А мне показалось, что он дал нам сразу две подсказки… И обе они ведут к Сурам.

– Не согласен, – мотнул головой Дэзерт. – Ты говоришь, мы обошли весь Юг. Но мы ещё не были в пустыне Наэрана. Чутьё подсказывает мне, что…

– …Чутьё – или ты скучаешь по знойным пескам? – скривил тонкие губы Дженн. – Есть ещё Эсфира. Вот куда ведёт моё чутьё.

– Что ж, Эсфира или Калос, – вздохнул демон. – Поступим, как ты решишь, мой господин. – Он покорно склонил голову: – Я слушаюсь и повинуюсь.

* * *

В тот вечер с заходом солнца лик блистательного Алриаса вдруг переменился. Никто не зажигал огней, никто не выходил на улицу. Не было слышно ни разговоров, ни песен. Даже ставни на окнах – и те отворились лишь слегка.

Словно милость пресветлого Азрэка оставила столицу. Западный ветер, дующий от пустыни, принёс с собой жар и пыль. Улицы и площади, обычно людные, лежали в молчаливом оцепенении, запорошённые пылью.

Жители и гости опасались покидать дома. Свои посты оставила городская стража. Зато на дворцовой площади перед балконами царской резиденции было многолюдно, как никогда.

Копья кипарисов застыли по периметру молчаливыми стражами. Тревожно плясали на белых мраморных стенах и рельефах фасада отблески сотен факелов. Городская стража и патрульные, простые солдаты и командиры, лучники, копейщики и пехота – все собрались в этот вечер перед очами своего владыки.

Люди пока безмолвствовали. Однако причина их прихода была ясна даже младенцу.

– Как смели они оставить свои посты? – не слишком заинтересованно осведомился царь царей со своего ложа, махнув перстом по направлению к балкону. – Отвечай, мой славный Разуль Ажун. Не зря же я назначил тебя своим главным визирем?

Краснолицый пожилой толстяк в красном узорчатом парчовом кафтане и расшитой жемчугом высокой белой шапке со знаком серебряного месяца у лба одарил своего министра скорее озадаченным, нежели гневным взглядом.

Игра рыбёшек в бассейне у царского ложа забавляла его более, чем совет. Даже замершие рядом с толстяком красавицы в полупрозрачных шелках больше услаждали взгляд царя, нежели его плоть.

– Солдаты отказались подчиняться, – коротко пояснил Разуль Ажун, слегка поклонившись и прикрыв рот платком, чтобы дыхание министра, не дай Создатель, не коснулось лица владыки. Хотя, справедливости ради, собственное дыхание царя говорило о его тяжком нездоровье. – Вот уже много месяцев они не видели своих лун. Люди негодуют, они на грани отчаянья. Я собрал для защиты ваших покоев самых преданных воинов, но они не смогут сдерживать гнев целой армии.

– А где Мухариб… как его? Хасан, главнокомандующий лошадниками? – царь царей нервно погладил бороду, чуть приподнявшись со своего ложа. – Почему он не здесь, не с вами? Отчего он не приструнил этих неблагодарных псов Танах?

– Махариб Хасан увёл свои отряды на западные равнины к Младшей Амитаре, – негромко пояснил министр по делам внешней безопасности Важиль Жамил. Он был достаточно молод для своего положения и считался красавцем, хотя за последние годы службы плечи его заметно ссутулились. – Говорят, он собирает непокорных и замышляет бунт против Вас…

Всего советников было четверо во главе с главным министром Разулем Ажуном. Чрезвычайное собрание было открыто по их настоянию. Они терпели достаточно, медлить дольше было нельзя. Могучий враг подступал к порогу Алриаса. И царь царей должен был узнать всю правду.

Однако, несмотря на все их старания, владыка не пожелал слушать своих подданных. Он предпочёл делам государственным нескончаемый праздник, на который никогда не скупился лунами.

– Значит, вы, мой пресветлый владыка, не намереваетесь платить солдатам их жалованье? – уточнил главнокомандующий подразделением лучников Саяф Хадан, закрывая тёмную рыжеватую бороду и рот могучей ладонью.

– Они терпели полгода, потерпят и дольше, – неприятно хихикнул царь царей, легонько шлёпнув по бёдрам одну из дремлющих наложниц.

– Это зашло слишком далеко, – обернулся Саяф Хадан к остальным советникам. – Вижу я, что словами нам не добиться подвижек.

– …Ты совсем потерял разум, овца паршивая? – воскликнул царственный Тадж, сын Намура. – Как смеешь ты вести речь, повернувшись ко мне спиной?!

– Горожане открыто высмеивают и проклинают Его… – Главнокомандующий не обратил внимания на крик царя царей.

Остальные мужчины вели себя так, словно бы повелителя и не было рядом, а ложе-трон занимал капризный ребёнок.

– В книге Хукум, которая написана золотыми чернилами, упоминается, что главный визирь может временно занять место царя… – осторожно произнёс Важиль Жамил, поглядев на Разуля Ажуна.

– Сие бремя ответственности я приму лишь в крайнем случае, – покачал головой тот. – Династия Намуров правит много столетий, но наш правитель наследника не оставил. Сколь долго должно продлиться моё временное правление? Кто из прочих высоких династий достоин перенять правление Джаэрубом? Недостаточно вам внешней угрозы, желаете развязать ещё и внутреннюю междоусобицу?

– Но что ты ещё предлагаешь, уважаемый Вазуль Ажун? – с горечью произнёс главнокомандующий. – Как поступить нам? Бывало ли нечто подобное в наших или чужих краях? Что советуют законы Вада? Не найдём ли мы подсказок в мудрых книгах?

– …А помните сказку о царе и нищем? – встрепенулся писарь Милафаад. – Когда-то давно жил царь, страдающий от скуки и уныния. Ни прекрасные жёны, ни терпкое вино, ни сладкая халва не приносили ему вдоволь счастья. Однажды, путешествуя в паланкине по своему городу, он заметил нищего, который был похож на него самого, как родной брат! И придумал тогда царь злую шутку, которая ужасно его позабавила. Он приказал своим слугам опоить нищего до беспамятства, отмыть, переодеть того и привести в дворец, сказав, что он на самом деле повелитель страны! Так продолжалось не раз, царь очень веселился, а затем…

– Молчать! – царь царей взвизгнул, покраснев от злости. – Чего вы от меня хотите? Чтобы я привёл на трон нищего?! Чтобы я раздал свои тапочки, халаты и шапки солдатам? В казне нет серебра! Если я откажусь от последних лун, каким же я стану правителем?!

Внезапно огонь, освещавший ложе владыки, потух. Будто промозглый ветер налетел из ниоткуда. Слуги бросились к светильникам, и через миг тёплое пламя вновь озарило царственное ложе. Толстяк на нём сидел с круглыми глазами, то ли поражённый страхом, то ли осенённый мудрой мыслью.

– …Однако твоя сказка, дражайший Милафаад, весьма любопытна, – задумчиво произнёс он.

Министры и учёный писарь с удивлением воззрились на своего владыку. Каждый из них мог бы поклясться, что отуманенный вином взгляд его вдруг сделался осмысленным, а голос стал твёрже. Все это заметили, но никто из мужчин не посмел произнести слова опасения вслух.

Царь царей соскочил со своих подушек и неуклюже проковылял по залу туда и обратно, будто обдумывая что-то. Длинные тени от факелов, какие-то более мрачные, нежели обычно, следовали за ним по пятам и танцевали на взволнованных водах бассейна.

– Как замечательно, Милафаад, что ты вспомнил эту дивную сказку, – улыбаясь, Тадж, сын Намура, снова обратился к писарю. Его глаза словно сияли изнутри, так что Милафаад даже отшатнулся. – А знаете, я согласен со всеми вами, – царь раскрыл пухлые руки навстречу министрам, будто собираясь сгрести их всех в свои объятия. – Признаю, из меня вышел дрянной правитель! Да-да, и не спорьте, – рассмеялся он, глядя на опешивших мужчин. – А всё потому, что я слишком устал от своего бремени…

– …Ваше Величество, мы всегда готовы облегчить Ваше бремя, – поклонился визирь. – Если бы Вы только слушали наши советы и закрыли врата Алриаса для работорговцев, порочащих Ваше имя, и, возможно, шпионов имара…

Он не успел закончить, царь рассмеялся неестественным, чужим смехом:

– Работорговцы? Так вот они кто, а я и не знал! – Улыбка исчезла так же внезапно, как и появилась. – Отныне с этим будет покончено, обещаю. Ибо печали мои ушли.

– Поведайте нам, о повелитель… – вымолвил Важиль Жамил.

– Всю свою жизнь я терзался тоской, а сегодня покой вернулся в моё сердце, – владыка оглядел изумлённых министров. – Перед самой смертью матушка пожелала снять бремя со своей души и поведала, что у меня есть брат…

– Этого не может быть, – прошептал писарь. – У Вашей царственной матушки были лишь дочери, и все они…

– Ты посмел усомниться в словах моей матушки?! – Тадж, сын Намура, грозно нахмурился. – В священной книге законов Хукум золотом написано, что младших братьев царя должно казнить, чтобы избежать борьбы за престол! Но моя матушка, да будут милостивы к ней звёзды Шама, была мудрой женщиной. Она подстроила ложную казнь младенца и отдала его на воспитание в семью книгочеев…

– Да, верно, верно, – склонил голову писарь. Неровный свет огня плясал на лице его повелителя, меняя черты и цвета. Мужчина мог бы поклясться, что у царя царей всегда были серые глаза, теперь же они сделались зелёными. Милафаад испуганно выдохнул: – Я припоминаю, что из моих записей пропала страница…

Министры переглянулись, не зная, верить ли в явную ложь. Не сговариваясь, они решили подождать и послушать, чем закончится эта странная сказка.

– Так вот, я знал об этом происшествии давно, – продолжил царь царей. – И мука от потери родного брата не давала мне легко дышать… Из-за этой тоски я предавался пьянству и разгулу, но ничто не могло заглушить боль. И вот теперь Азрэк смилостивился надо мной! Услышьте же об этом все! Создатель вернул мне брата!

Министры охнули. Царь царей протянул руку по направлению к дверям. Их створки раскрылись, и в зал вошёл неприметный мужчина с топором на поясе и в одежде дровосека.

– О, дорогой мой брат, обними же скорее своего владыку! – воскликнул Тадж, сын Намура, простирая к нему руки.

Мужчина, не поднимая глаз, проследовал к царю и неуверенно обхватил его толстые бока. Дровосек был ни капли не похож ни на царя, ни на его покойных родителей. Надо заметить, что черты его были лишены присущей роду Намуров излишней округлости и мягкости. Хотя, возможно, тяжёлый труд и жизнь без излишеств заточили их.

Несмотря на бедную одежду, осанка незнакомца и его профиль несли печать благородства. Если сказка и была некой хитростью, её героя никак нельзя было заподозрить во лжи. Напротив, весь его вид говорил о том, что он сам пребывает в смятении и не знает, как себя повести.

– Моё имя Малик, – произнёс незнакомец, уставившись на свои сандалии. – Малик… Мой приёмный отец происходит из семьи Дешеров, хранителей знаний в библиотеке Алриаса. Однако сам я происками проклятого Наэрана обнищал и стал древорубцем… Да простит царственный брат мою робость. Радостная весть стала для меня самого подобна грому среди ясного неба. Всю жизнь свою я не знал истины, а теперь будто прозрел и смотрю на мир удивлёнными глазами младенца…

– Мы рады вашему воссоединению, – отметил визирь, пристально глядя на Малика и даже не подумав прикрывать рот платком, как это полагалось при общении с царственной особой. – Но поведайте нам, прошу, что это меняет?

– Это меняет всё! – выкрикнул Тадж, сын Намура. – Мой младший брат молод, силён, умён, благороден, да к тому же… несметно богат! Мои же силы на исходе… Я смиренно уступаю ему свой трон и царство.

– Богат? – с сомнением переспросил визирь.

– Но так это не делается, – робко вставил учёный писарь Милафаад. – В книге законов Хукум записано: не может младший брат взойти на трон, пока…

– Так напиши в ней что-нибудь новенькое, – расхохотался царь царей. Когда приступ смеха прошёл, он схватил своего младшего брата за руку и потащил к балкону. – Воины! – крикнул Тадж, сын Намура, собравшимся на площади. – Взгляните на Малика, сына Намура! Это мой младший брат! Потерянный и обретённый! Запомните, отныне мой брат – ваш владыка! А я ухожу… И простите меня за всё…

С этими словами царь царей оттолкнул новоявленного родственника, а затем ловко вскочил на перила балкона. Не успел его стоящий рядом «брат» протянуть руку, как толстяк перемахнул ограду и с визгом бросился вниз.

Когда последние отзвуки крика и удара затихли, в ночи воцарилась пронзительная тишина. Шарообразное тело царя царей в узорчатом кафтане застыло под балконом. Владыка лежал неподвижно. Шапка его откатилась в сторону, череп был разбит вдребезги. И по белым плитам площади растекалась густая кровь.

Никто не подумал броситься к нему на помощь. Никто из сотен и тысяч воинов не понимал, что происходит. Никто из министров не мог выдавить из себя ни слова. Всех сковал густой, как кровь мертвеца, липкий ужас.

Тогда Малик, сын Намура, поднял голову и расправил плечи. Он положил обе руки на поручень перил, у которых только что случилась трагедия. Он возложил на них руки твёрдо и властно, будто они были не камнем, а плечами его сыновей.

Малик, сын Намура, отрёкшийся от рода Дешеров, взглянул на свой народ. И в глазах его больше не было прежней робости. Он будто принял свою роль. И хотя одежды его оставались пыльными, лицо мужчины разительно переменилось.

– Сыны мои, – негромко проговорил он, обращаясь к солдатам. – Скорбь моя не знает предела… Обрести и утратить брата в один вечер – такого и врагу нельзя пожелать. Я не в силах найти слова, чтобы описать чувства. Однако дела государственные важнее моего горя.

Мужчина умолк на миг, будто вслушиваясь в настроение толпы. Солдаты не нарушали ровных рядов строя, но перешёптывались. Малик продолжил громче:

– Я знаю, что смущает вас… Вы думаете: этот человек одет в лохмотья, а его шапка стоит меньше, чем кожаные застёжки наших шлемов! Говорят, не судите по внешности; но разве это так просто? Так судите же, прошу… Вот он я, стою перед вами – весь, каков есть. Взгляните на меня, простого дровосека. Я не владею чёрной магией, не подкупил вельмож… Я оказался здесь лишь по велению Азрэка!

Малик вновь выдержал красноречивую паузу и, оглядев министров, заговорил:

– Послушайте же мою историю. До сегодняшнего дня я жил и трудился по чести. Я знаю о невзгодах народа Джаэруба не понаслышке. Однако милость Азрэка коснулась меня в прошедшие Лунные дни… удачу ниспослал мне Всевышний. Знайте же, что я не только встретил родного брата, но, блуждая по лесам, отыскал великий клад. Теперь я владею не только мудростью, почерпнутой в книгах и в жизни, но и несметными богатствами… – он выдержал паузу. – И я намерен отдать их все без остатка во благо моей страны! Мне не нужны ни шелка, ни вина, ни рабыни. Я люблю единственную свою жену и дочерей. Сегодня же, сейчас я выплачу вам все долги сторицей! – Малик, сын Намура, обратился к министрам. – За дверями покоев стоят сундуки, полные серебра и каменьев. Прошу, раздайте их, не жалея… Пусть сыны мои утолят свой голод и отпразднуют… начало новой эпохи, – он вновь взглянул на ряды солдат. – Возрадуйтесь! Я объявляю эпоху своего правления! И да пребудут с нами пресветлый Азрэк… и его милостивая супруга Танах!

– …Да здравствует царь царей Малик, сын Намура, и его царство! – прогремел стройный мужской хор. Воины выхватили из-за поясов кинжалы и подняли их вверх. – Да здравствует царь царей! Да здравствует род Намуров! Милостью Азрэка! Милостью Танах!

Тонкая тень приблизилась и застыла рядом с Маликом в смиренном поклоне.

– …Боюсь мешать празднику, Ваше Величество, – прошептал министр по делам внешней безопасности Важиль Жамил. – Но на одних долгах наши невзгоды не заканчиваются. Радоваться ещё рано…