ах правил городом Кока́ндом в стародавние времена. У этого шаха была любимая редкостная пиала́. Хоть бы кто и тысячу раз всю землю обошел, другую такую пиалу не смог бы найти. Мало того, что она была очень красивая, в темные ночи она сияла, как луна.
Держал шах эту пиалу в золотом сундуке. А ту комнату, где стоял этот сундук, стража день и ночь охраняла.
Когда шах садился пить чай, он посылал за пиалой своего самого верного слугу. Слуга открывал особым ключом золотой сундук, осторожно вынимал драгоценную пиалу и бережно нес ее шаху. А другой верный слуга был специально приставлен, чтобы наливать в ту драгоценную пиалу чай.
Шах каждый раз, когда пил чай, вертел в руках пиалу и любовался ею.
Однажды призвал шах своего самого верного слугу и приказал ему принести драгоценную пиалу.
Слуга взял ключ и пошел. Но когда он нес ее, споткнулся и уронил пиалу на пол. Разбилась она на тысячу черепков.
Слуга испугался шахского гнева и бежал из дворца.
Ждет шах слугу с пиалой, а того все нет. Надоело шаху ждать. Послал он за слугой другого слугу. Тот ушел и тоже не вернулся. Послал тогда шах за слугами своего визиря. Пошел визирь и видит: валяются на полу мелкие осколки.
— Так вот в чем дело! — сказал визирь. — Они пиалу разбили и потому бежали от шахского гнева. Конечно, если б они не убежали, шах приказал бы немедленно казнить их.
Собрал визирь с пола черепки драгоценной пиалы в полу халата и пошел к шаху.
— Не прогневайся, мой падишах, — сказал он, — большая беда приключилась.
— Какая беда? Говори скорей! — закричал шах.
Визирь ответил:
— Если меня пощадите, сейчас скажу.
— Пощажу, говори, — сказал шах, — только говори!
— Господин, ваша любимая пиала разбилась. Слуга побоялся вашего гнева и убежал. И другой слуга, которого вы за ним послали, тоже испугался и убежал. Вот все, что осталось от вашей любимой пиалы.
И визирь подал шаху черепки разбитой пиалы.
С горя шах несколько дней ничего не ел, худеть стал, наконец совсем заболел и слег. Пролежал он сорок дней и сорок ночей и только тогда пришел в себя. Приказал он созвать со всего Кокандского шахства гончаров. Собрались гончары, вышел к ним шах и говорит:
— Вот, гончары, была у меня самая красивая на всей земле пиала. И она разбилась. Если кто из вас починит мою пиалу и сделает ее такой, какой она раньше была, дам ему все, что его душа пожелает. Но если он меня обманет и не починит, прикажу ему голову отрубить, а все имущество в казну заберу. Смотрите сами, кому вы это дело доверить можете.
Гончары посоветовались и попросили дать им сорок дней сроку. Взяли они черепки пиалы и ушли.
Сорок дней старались гончары, но что они ни пробовали, так и не смогли пиалу починить. Приказал шах всех их казнить.
Приводили к шаху гончаров из других городов. Но и те не сумели пиалу починить. Впал шах в ярость и приказал всем головы отрубить.
Так казнил шах всех несчастных гончаров в Кокандской земле.
Потом созвал он народ и спросил:
— Еще где-нибудь гончары остались?
Вышел один человек из толпы и сказал:
— Ваше шахское величество, в одном кишлаке есть сорок гончаров. Только они не очень искусны. Вы сами знаете, что лучшие, самые знаменитые мастера не смогли починить вашу пиалу. Так что на этих гончаров вы не надейтесь.
Но шах приказал привести и этих сорок гончаров.
Отправились шахские слуги в кишлак и насильно привели к шаху гончаров.
Показал им шах разбитую пиалу.
— Вот, смотрите, — сказал он, — если можете починить эту пиалу — чините, если не можете — все равно чинить заставлю.
Гончары только руками развели.
— Никогда, — говорят, — мы такой работы не делали.
Шах рассвирепел и приказал:
— Чините, иначе головы прикажу вам отрубить. Даю вам сроку сорок дней.
Увидели гончары, что делать нечего, поклонились и сказали:
— Ладно, попробуем.
Взяли черепки и ушли в свой кишлак.
Идут они домой и говорят друг с другом:
— Если он так со знаменитыми гончарами поступает, то с нами что будет?
Вернулись они в кишлак, собрались, посоветовались. Однако сколько головы ни ломали, ничего не могли придумать, чтобы пиалу починить.
У одного из этих сорока гончаров был ученик по имени Насыр Плешивый. Услыхал он, как гончары спорят, пришел к ним и говорит:
— Эй, мастера, что вас беспокоит, о чем у вас такой жаркий спор?
Они ему отвечают:
— А тебе какое дело! Ты знай свое — глину копай.
Поругали его и прогнали.
Прошло девять дней. Насыр видит, что мастера все хмурятся, все о чем-то шепчутся, и говорит:
— Удивляюсь, что это с вами стало? Какой бес в вас залез, что вы все спорите по-пустому? Про еду забыли. Зачем вы от меня это в тайне держите? Может, и я что-нибудь придумаю.
Но гончары Насыра и слушать не захотели:
— Тебя еще тут не хватало! Чего лезешь в наши дела? Убирайся вон, пока тебя палкой не огрели.
Вдруг один старый гончар сказал:
— Постойте, братцы, в каждой голове что-нибудь да есть. Плешивый все же ученик гончара. Он нам хочет помочь, а мы его гоним. А зачем? Вот мы уже девять дней головы себе ломаем и ничего придумать не можем. Давайте расскажем ему про нашу беду — посмотрим, может быть, он что-нибудь полезное придумает.
Тогда один из них обратился к Насыру:
— Ну, Плешивый, тут вот какое дело. Водили нас к шаху. Дал он нам черепки пиалы и сказал: «Если можете починить ее — почините, если не можете — все равно чинить заставлю». Пришлось нам взяться за это дело. Уже многих гончаров шах за эту пиалу погубил. Теперь наша очередь пришла. Как склеить пиалу — не придумаем. Тут не только за сорок дней, но и за сорок лет ничего не сделаешь.
Насыр им тогда сказал:
— Если в этом вся загвоздка, так у меня есть средство.
Сорок гончаров удивились:
— А ты правду говоришь? Ну, говори, какое средство!
— А вот какое, — говорит Насыр. — Через сорок дней придут шахские слуги. Вы им так скажите: «Вот отец этого Плешивого был самый знаменитый мастер-гончар. Когда вашу редкостную пиалу делали, он тоже над ней работал. Плешивый у него многому научился и теперь хочет попробовать, не удастся ли ему эту драгоценную пиалу починить».
Один из гончаров обрадовался:
— Ну что ж, нам все равно. Только знай, Плешивый: если ты склеить пиалу не сможешь, шах все равно тебя казнит.
Кончились сорок дней. Пришли в кишлак шахские слуги. Созвали они всех сорок гончаров.
— Ну что, починили пиалу? — спросили шахские посланцы.
Один из гончаров ему ответил:
— Почтенные шахские слуги, оказывается, эту пиалу вместе с другими мастерами делал отец этого Плешивого. И он тогда говорил, что пиалу, которую он сделал, никто другой, кроме него, починить не сможет. Такой уж его отец был замечательный мастер, но и Плешивый мастер хороший. Он даже нас, гончаров, делу учил.
Шахский начальник спросил:
— Ну как, Плешивый, починишь пиалу?
— Починю, — ответил Насыр.
— Если сможешь пиалу починить, поедешь с нами, скажем про тебя шаху.
— Нет, я к шаху не поеду, — возразил Насыр.
— Как не поедешь? Прежде чем чинить пиалу, надо от шаха приказ получить, — сказал начальник.
— Как же я вместе с вами могу идти? — ответил Насыр. — Вы все на лошадях приехали. А я пешком пойду? Я тоже верхом хочу.
Один из шахских слуг сказал:
— Садись, Плешивый, на моего коня сзади меня, и поедем.
— Нет, — опять возразил Насыр, — так я не поеду. Уж если я поеду, то только на хорошем коне.
Все сорок гончаров стали шахских слуг просить:
— Ну дайте ему коня, везите его с собой!
Один из шахских воинов посадил на своего коня Плешивого, а сам сел сзади. Приехали всадники во дворец. Шах как увидел, что один из его самых почтенных слуг впереди себя какого-то плешивого везет, разозлился, поднял крик:
— Эй, так вы мою честь бережете? Зачем этого плешивого во дворец привезли?
— О досточтимый падишах! — ответил слуга. — Простите нас, мы этого Плешивого неспроста привезли.
— А зачем?
— Если меня пощадите — скажу.
— Пощажу! — сказал шах.
Слуга ему объяснил:
— Отец этого Плешивого был очень искусный мастер-гончар. Он один из тех мастеров, который вашу славную пиалу делал. Сорок кишлачных гончарных мастеров не могут вашу драгоценную пиалу починить. Они ее Плешивому дали — может быть, он починит.
Посмотрел шах на паренька и спросил:
— Починишь?
— Починю, — ответил Насыр.
Назначил ему шах сроку сорок дней.
Насыр спросил шаха:
— А я ее даром чинить буду?
— Ты еще смеешь торговаться, несчастный! Ну ладно. Что ты хочешь за починку пиалы?
— Прошу внимания к моим словам, — сказал Насыр. — Дайте мне коня, какого вы себе сами желаете, корову, баранов и всякой другой скотины и домашней птицы. Потом возьмите сорок лошадей и нагрузите их золотом, серебром, драгоценными самоцветами из вашей казны и отошлите ко мне домой. После этого я возьмусь вашу пиалу чинить.
Шах приказал приготовить все, что требовал Плешивый, и отправить к нему в дом. А потом обратился к сорока гончарам:
— Ну, до времени казнить вас я не буду. Оставляю вас поручителями за Плешивого. Если он только пиалу не починит, прикажу и ему, и вам отрубить головы.
Плешивый вернулся домой, разделил среди тех сорока гончаров скот и драгоценности, которые получил от шаха, и сказал им:
— Ну, мастера! Есть теперь у нас на что попировать сорок дней и сорок ночей. Если я за. эти сорок дней починю пиалу, еще больше богатств добуду вам. На всю жизнь хватит. Так что не беспокойтесь.
Отнес Насыр в свою бедную хижину черепки пиалы, положил их на полку и оставил там. Живет себе, пирует, а пиалу даже и не думает чинить. Гончары тоже успокоились, решили: «Починит он пиалу». Нарядились в праздничные одежды, устроили на сорок дней, сорок ночей пиршество и забыли о заботах.
И только когда уже двадцать дней прошло, они задумались: «Починит Плешивый эту проклятую пиалу или нет?» Заглянули они в его хижину. Пришли, смотрят: Насыр как ни в чем не бывало лежит себе на боку, а черепки шахской пиалы, как положил он их на полку, так и лежат, только пылью покрылись.
Удивились гончары и спрашивают:
— Ты что же думаешь, Плешивый? Почему пиалу не чинишь? Когда ж ты за нее возьмешься?
— Починю как-нибудь, — говорит Насыр. — Идите веселитесь, здоровы будьте и не беспокойтесь.
Гончары видят, что толку от их разговора нет, и ушли. Наконец подходит и сороковой день. Опять пошли гончары в хижину Насыра. А он спит.
— Эй, Плешивый, — рассердились гончары, — ты все еще пиалу не починил! Вставай сейчас же, берись за работу!
— Э, мастера, хватит вам напоминать мне, как-нибудь починю, — ответил Насыр.
Поднялся он, постелил гончарам коврик, пригласил садиться. Уселись гончары на коврик. Насыр им говорит:
— Вам надо об этом деле подумать. Вы мастера, а я только ученик.
От этих слов у гончаров сердца екнули, а Насыр такую речь повел:
— Если сами мастера не могут сделать, что же сумеет ученик? В тот день я стоял перед шахом и думал: погубит он вас всех. Жалко мне вас стало. Уж если приходится людям зря помирать, так пусть они хоть перед смертью поживут, повеселятся, сытно поедят, а тогда уж умирают. Вот богатство все между вами и поделил. Ну а теперь зачем вы ко мне пришли? Чего вы еще от меня хотите? Я ж какой был, такой и остался.
Гончары подумали: «Ничего теперь не поделаешь, в тот раз уцелели, на этот раз погибать придется» — и разошлись по домам. А Насыр лег спать.
В полночь он вспомнил про пиалу, встал, ледяной водой умылся и подумал: «Сколько из-за этой разбитой пиалы людей головы сложили! Что же это будет, если я пиалу не сделаю?» И с таким жаром взялся за работу, что не успел оглянуться, как изготовил новую пиалу не хуже той, что была у шаха. Поглядел на нее Насыр, и она ему не понравилась. Бросил он ее на пол, и разбилась она на мелкие кусочки. Сделал Насыр тотчас же другую пиалу, но и эта ему не понравилась. Он и ее разбил. Изготовил третью пиалу — такая она вышла красивая, что в сравнении с ней прежняя шахская пиала была все равно что глиняная миска.
По бокам у новой пиалы были изумительные цветы, а внутри все предметы отражались, разными красками переливались. И еще было у нее такое свойство: посмотришь на нее с правой стороны — как будто у тебя в руке не одна пиала, а семь; посмотришь с левой стороны — опять только одна пиала видна. Подержал Насыр пиалу перед глазами и сказал сам себе: «Да, вот теперь такая пиала получилась, как я хотел». Завернул ее осторожно в кисею и лег спать.
Наступило утро. Приехали в кишлак шахские слуги и прямо к Плешивому в дверь стучатся. Насыр встал с постели и впустил их к себе.
— Ну что, Плешивый, починил? — спросили слуги.
— Починил, — ответил Насыр.
Шахские слуги отвезли его в город Коканд, во дворец шаха. Шах сразу же увидел, что Насыр идет веселый, решил про себя: «Значит, починил пиалу» — и обрадовался.
— Давай сюда пиалу, показывай!
Насыр передал завернутую в кисею пиалу прямо шаху в руки. Когда он раскрывал пиалу, задел ее ногтем. Пиала зазвенела, и звон ее разнесся по всему дворцу.
Все приближенные сразу заговорили в изумлении: «Никогда такого приятного звона не слышали!»
Посмотрел шах на пиалу и от радости долго ничего сказать не мог. Наконец спросил он у своего визиря:
— Что же мы теперь Плешивому дадим?
— Ничего ему давать не нужно, — ответил визирь.
— Как так? — удивился шах. — Плешивый починил пиалу лучше, чем я того желал. Надо ему что-нибудь подарить.
— Нет, — твердил свое визирь, — ничего этот Плешивый не делал.
— Как так не делал? Откуда же пиала взялась?
— А вот откуда. Таких пиал было две. Одна у вас была и разбилась, а другую давно украл вор. Долго его поймать не могли, а теперь поймаем. Вот этот Плешивый и есть вор. Вместо того чтобы чинить вашу пиалу, он привез вам украденную. Палачей ему надо, а не подарки.
— Правильно говоришь, — согласился шах. — Ну, я ему покажу! — И объявил своим приближенным: — Драгоценных таких пиал во всем свете было только две. Одну из них давно украли, а другую разбили слуги. Долго мы вора не могли найти, а теперь он сам попался. Вот она, та пиала, которую у меня украли! А вот это вор! — И шах указал на Плешивого.
Позвали палачей, схватили они Насыра, руки-ноги ему связали и повели на казнь.
Насыр закричал:
— Эй, милостивый шах, справедливый шах, одна у меня просьба есть!
— Какая там просьба! — разозлился шах. — Какая еще может быть у вора просьба?
— Прошу меня выслушать, а потом можете казнить.
— Ну ладно, говори. Только скорей, а то время идет.
— Просьба у меня такая, — сказал Насыр, — прикажите, пусть мне руки развяжут. Никуда я не убегу, мне только вам несколько слов сказать надо. Скажу их, и тогда прикажите меня казнить. Когда казните, ничего уж просить не буду.
Дал шах приказ, развязали Насыру руки.
— Эй, милостивый шах, справедливый султан, — попросил Насыр, — дайте мне еще раз перед смертью эту пиалу в руках подержать. Ничего больше просить не буду.
Дал шах пиалу Плешивому.
Взял ее Насыр и сказал:
— Ну, господин! Так, значит, эта пиала ваша?
— Ах ты злодей! — закричал шах. — А то чья же еще? Конечно, моя.
— А сколько у вас было таких пиал? — спрашивает опять Насыр.
— Две, — ответил шах.
— Одну украли, а другая разбилась — так, что ли? — спрашивает Насыр.
— Ну да! — крикнул шах. — Эй, палачи, берите его.
— Только правду говорите, — настаивал Насыр.
— Я тебе говорю правду. Чего тебе надо?
— А то, что ваша правда оказывается неправдой.
— Ты, вор, еще смеешь меня учить! Сказано тебе, было две пиалы: одну пиалу украли, а другая разбилась.
Тогда Насыр сказал:
— Эй, все, кто есть, слушайте! Шах сказал, что у него было две пиалы: одну пиалу украли, а другая разбилась.
И Насыр повернул пиалу направо — вместо одной пиалы стало семь. И шах, и визирь, и все люди, которые кругом стояли, поразились. Тогда Насыр спокойно обратился к шаху:
— Ну, милостивый шах, вот ваша разбитая пиала — возьмите ее себе. А это вот украденная пиала — отдайте ее вашему визирю, а эту дайте вашей жене, а вот эту — дочери, а эти две дайте жене и дочери визиря, ну а там еще одна остается — отдайте ее вашей сестре. Теперь видно, что у вас, шах, не голова, а незрелая тыква.
Сказал так Насыр и поставил перед шахом в ряд все семь пиал. Увидев их, шах готов был сквозь землю провалиться, щеки у него покраснели, как раскаленный котел. Люди кругом тихонько смеялись в рукав.
А шах стоял неподвижно и с места сдвинуться не мог. Наконец пришел он в себя и со злости, не долго думая, приказал отрубить визирю голову. Потом дал Насыру парчовых халатов, всяких дорогих вещей и отпустил домой.
Вернулся Насыр в свой кишлак и раздал все эти дорогие вещи сорока гончарам.