Скучная Жизнь 5

Глава 13

Глава 13

Интерлюдия Ву-младший и его личная ведьма

— Да. Это вот как происходит — сперва в комнату приходит сама Царица Савская, в одной тиаре на голове и золотых браслетах на запястьях и лодыжках. Приходит и руками, ногами, грудью и ртом делает тебе такой стояк, что в жизни не было. — вместе со словами из влажных, пухлых губ вырывался дым кальяна и Ву-младший заворожено следит за каждым клубом, поймав себя на мысли, что Тая сама как Царица Савская — такая же роскошная и великолепная в своей наготе. И столь же недоступная. Казалось бы, вот только несколько минут назад он обладал этой женщиной, мял ее мягкую белую грудь, целовал и кусал эти губы, входил в нее, слышал ее хриплые стоны наслаждения под ним… и все равно она кажется ему недоступной. Так словно он никогда не сможет обладать ею полностью.

— … Царица Савская? — переспрашивает он и чувствует, что его голос хриплый как у пьяницы с утра в субботу, да еще и ломается. Он с досадой откашливается.

— Ага. Именно. Обнаженная Царица Савская. А что? Тебя это уже заводит? Ты же только что кончил… — говорит Тая и наклоняется над ним, выдувая ему в лицо белый клуб ароматного дыма из кальяна. Он вдыхает сладковатый дым. Клубника или персик?

— Нет, пока не заводит. — отвечает он ей. Действительно, его заводят не ее рассказы и даже не ее роскошное тело. Его заводит та смесь невинности и порочности, которая пронизывала все ее существо. Ее можно представить в школьной форме, искренне радующейся хорошим оценкам и краснеющей от любовной записки в шкафчики для обуви. И с таким же успехом ее можно представить и в самой разнузданной оргии, отдающейся мужчинам и женщинам с этим разгоряченным блеском в глазах и раскрасневшимися щеками. Кажется, что никакая грязь не пристает к этой женщине… она может пребывать на самом дне, но оставаться чистой и невинной… по крайней мере так кажется. И это его заводит. Каждый раз он пытается осквернить ее снова и снова. И снова терпит поражение.

— … если еще не заводит, то слушай дальше. — продолжает она и снова подносит к губам мундштук кальяна. Он заворожено смотрит, как ее пухловатые, влажные губы — сжимают мундштук и чувствует, как что-то внизу живота — начинает оживать. Чертовка, думает он, какая же ты чертовка, Тая.

— Потом в комнату входит здоровенный борец, ну знаешь, такой как из японского сумо. В одной набедренной повязке и смазанный маслом.

— На черта мне борец в моей комнате?

— Тш-ш-ш… — она прижимает палец к его губам, снова обдав его ароматом клубники и персика: — помолчи… так вот, пусть теперь в твоей комнате есть борец, но Царица Савская — продолжает делать тебе хорошо, так, чтобы у тебя все стояло, понимаешь? Борец нужен, но об этом потом. Сосредоточься. Представь себе, что ты лежишь на спине и красивейшая женщина на свете — делает тебе хорошо… представил? И тут, наверху, в потолке — открывается люк. И оттуда, на канате, вернее на двух длинных шёлковых лентах красного цвета — спускается сама Мария Магдалена, во всей ее порочной красоте. И при этом — сидящая на идеальном шпагате. Тш-ш-ш-ш… не сопротивляйся, просто закрой глаза и представь. — влажные губы накрывают его рот, заставляя промолчать и насладится вкусом персика и скользким, но сильным языком Таи. Наконец она — отрывается от него и переводит дыхание.

— Представил? — спрашивает она хрипловатым голосом: — вот ты лежишь на спине, Царица Савская делает все, чтобы твой нефритовый стержень стоял как флагшток на военном корабле, а сверху, прямо на него — спускается Мария Магдалена, ну или дочь первого Министра Вана, сама Дяочань! И всей одежды на ней — браслеты на лодыжках и кольца на пальцах ног. Ее опускают вниз и сама Царица Савская — вставляет твой раскаленный стержень прямо в яшмовые врата Марии Магдалены, которая издает слабый стон… — она снова затягивается кальяном и выдувает дым ему в лицо: — представь себе, Кен Ду — на твоем стержне, насаженная словно бабочка на иглу, на идеальном шпагате — сидит самая сочная и невинная девушка на свете. И в этот момент здоровенный, обмазанный маслом йокодзуна — берет ее за лодыжку и… со всей силы раскручивает! Понимаешь? Твой нефритовый стержень — это ось, на котором и вращается Мария Магдалена! Вращается, а ленты шелка — закручиваются, она чуть-чуть приподнимается и… снова опускается, раскручиваясь уже в другую сторону, словно самое сексуальное на свете йо-йо! Представляешь⁈ Говорят никто не может выдержать этого вращения и кончает уже на первых витках, однако в этом вся соль! Она все крутится и крутится, причиняя сладкую боль! — она приподнимается на локте и смотрит на него сверху вниз, ее глаза блестят темным, влажным блеском, на щеках выступил румянец.

— Ты больная. — наконец говорит он: — чтобы такое придумать нужно реально больной быть. Нимфоманка чертова.

— Так за это ты меня и любишь. — она выдыхает ему в лицо белый дым: — не так ли, Ву Кен Ду? Тебе нравятся испорченные девочки, а? Если бы с тобой в постели была заплаканная девственница — тебя бы это не вставило. Тебе было бы скучено.

— Это невозможно. — говорит он, отворачиваясь в сторону: — трахаться, сидя на шпагате — неудобно. И… наверное там все сжимается. Я в школьные годы тхэквондо занимался, вместе с братом. И поверь, мне когда ты на шпагате сидишь — ни черта не охота трахаться. Охота перестать сидеть на чертовом шпагате.

— Вот как? — она вскакивает с места, кровать содрогается и он — морщится с досадой. Больше наигранной, чем настоящей. Ему ни за что нельзя показать, что он увлекся этой Таей… по многим причинам. Его брат это не одобрит. Ву-старший всегда говорил, что работа есть работа и они не могут позволить себе… чувств. Хочешь какую девку — вперед, но не вздумай тут втюрится в кого, вся работа прямиком в яшмовые ворота и пойдет. Ву Кен Ду или как его звали остальные — Ву-младший — был согласен со своим братом. Потому что знал, что если он покажет свои чувства, то эта Тая — ему на голову тут же сядет. Начнет командовать. Потребует, чтобы комиссию с нее не брали. Выставит его слабым. А это ему ни к чему. Нельзя показать, что она ему так нравится. Нужно держать себя в руках. Потому что эта Тая всего лишь одна из кисэн, что работают у них в заведениях, всего лишь одна из многих. Так что нужно показать ей, что ему — все равно. Что он к ней равнодушен. Что она для него — всего лишь очередная кисэн.

Кроме того… если старший брат узнает, то он обязательно что-нибудь сделает. Ему с самого детства нравилось ломать чужие игрушки… Кен Ду сжал кулаки и выдохнул.

— Да. — твердо говорит он: — это чушь и… что ты делаешь⁈

— А на что это похоже? — невинно наклоняет голову набок Тая, хлопая глазами, так, как будто это не она тут на кровати голая, да еще и раскинув ноги в стороны в идеальном шпагате лежит: — проверяю теорию. Давай проверим, можно ли так. К сожалению, длинных лент шелка у меня нет, да и йокодзуны в шкафу нет, но я тебе буду сразу и Царица Савская и Мария Магдалина. Приступим к опытам, господин Кен Ду? Если не сможете войти в меня, коллега, то я признаю вашу гипотезу верной, а мои теоритеческие познания относительно секса — лишенными всяких оснований! Прошу. — она делает рукой приглашающий жест: — не лежать же мне тут вечно.

Он сглатывает, глядя на нее. Лежать в такой позе и выглядеть столь чисто и невинно… это какая-то черная магия. Боже, подумал он, нужно с этим завязывать. Прямо сейчас. Иначе будет поздно, может быть — уже поздно.

— Тая… — говорит он и чувствует, как его голос — садится. Откашливается, снова, проклиная свою слабость. Нет, ему придется положить конец этому здесь и сейчас.

— Что с тобой? — на ее лбу появляется тонкая вертикальная морщинка, она складывает ноги вместе — постепенно, словно идеальный механизм, сперва они сгибаются в коленях, совершенно симметрично, а потом — сдвигаются вместе и вот она уже — сидит на кровати, обеспокоенно глядя ему в лицо: — что такое?

— Извини. — говорит он: — тебе придется уехать. Очень далеко. Я… я соберу тебе денег. Достаточно. Если хочешь, то оплачу тебе учебу за границей. В твоей Японии или там Китае. Выбирай. Но уехать тебе придется уже завтра.

— Не понимаю. — еще одна вертикальная морщинка на ее лбу, она хмурится, глядя на него: — о чем это ты? Слушай, ты обиделся из-за йокодзуны, да? Нужно было чтобы это был не японский сумоист, а корейский ссирымщик? Ну извини, пусть будет корейский берец ссирым, смазанный корейским же маслом от кимчи и такой же сильный и пузатый. Это не так уж и важно. Важен нефритовый стержень.

— Да нет. — он поворачивается к ней, чувствуя, как у него в груди что-то тянет и ноет: — в общем… ты мне нравишься, понимаешь?

— Так и ты мне нравишься. — пожимает она плечами: — я б с тобой спать не стала, если бы ты мне не нравился. Как ты видишь, мы с тобой в постели и голые. Это о чем-то говорит, нэ? Я хоть и кисэн, но сама выбираю с кем мне быть, а с кем — нет.

— Понимаешь… — он беспомощно оглядывается: — мне нельзя проявлять чувства на работе. А вот ты… кажется я допустил слабость.

— А… вот оно что… — тянет она и наклоняет голову: — рабочие принципы. Уважаю. У меня тоже есть принципы. Мои отношения на работе — чисто рабочие. Я никогда не переведу рабочие отношения в личные. Многие девушки обжигаются на этом. Идеальная кисэн всегда выслушает, всегда на твоей стороне, всегда думает только о клиенте и удовлетворяют все его потребности… но это услуга. Высокооплачиваемая услуга, между прочим. Никто из клиентов на самом деле не знает девочек, отношения между людьми — совсем другое дело. Это как поесть в кафе и приготовить еду дома. Большая разница. Но ты не беспокойся. — она улыбается: — я же не беру с тебя денег. Так что ты для меня не клиент.

— Да ты меня не поняла. — качает он головой: — я о тебе беспокоюсь. Ты же под нашей защитой… даже если я для тебя не работа, то ты для меня — точно работа. Когда Ву-старший про это узнает…

— Странно что ты своего брата так называешь. Ву-старший. — удивляется она: — разве у него имени нет?

— Когда он об этом узнает, то… могут быть последствия. — продолжает он: — понимаешь, я не такой жесткий как он. Не такой сильный. А он может быть даже жестоким. Поэтому я тебя прошу — возьми деньги и уезжай домой. В Японию.

— Ну уж нет! — мотает она головой: — никуда я не поеду. Особенно в Японию. С чего это я должна ехать? Ну расстроится твой старший брат, и что? В конце концов я вам столько денег приношу, что было бы глупо такую возможность терять.

— Ты не понимаешь. — вздыхает он: — он же сломает тебя. Ему за радость сломать что-то, что принадлежит мне…

— Но я тебе не принадлежу!

— Для него без разницы. Он — плохой человек, Тая. Я от него уже никуда не денусь, но ты… ты можешь бежать.

— Слушай, если он такой страшный… давай тогда сделаем вид что, между нами, ничего не было? — предлагает она: — ты мне нравишься, но не настолько, чтобы с ним в конфликт входить. Особенно если он такой жесткий.

— Он все равно узнает. — опускает голову Кен Ду: — узнает и накажет.

— Так вот откуда у тебя эти шрамы… — задумчиво тянет Тая: — а я думала что тебя бандиты пытали… он уже наказывал тебя?

— За меня не переживай, я уже привык. — отвечает он: — больнее всего он всегда делает другим людям… и я понимаю, что так он пытается меня уберечь, но все же…

— Так. — она приподнимается на кровати, глядя ему прямо в глаза: — погоди-ка. Скажи мне, все эти слухи про него — правда?

— Не все. — отводит он глаза в сторону: — но лучше тебе уехать.

— Вот сука! — она спрыгивает с кровати: — кусссо! Кен Ду, а ты что — с ним ничего сделать не можешь? Физически ты даже больше него и сильней!

— Это… это же старший брат Ву. — беспомощно разводит руками он: — что я могу сделать?

— И вот так ты и живешь? — спрашивает она у него, уперев руки в бока и широко расставив ноги, совершенно забыв, что она — голая. Глядя на нее, он снова начинает возбуждаться. Сейчас, когда она злилась — она была просто прекрасна! Нет, ему нравилась любая Тая, но когда она уперла руки в бока, а ее глаза стали метать молнии… она напоминала ему амазонку, воительницу, валькирию! Он хотел быть с ней, однако понимал, что как только старший брат узнает о том, что между ним и этой Таей что-то есть — он обязательно что-нибудь придумает. И лучше этого не допустить… потому что он видел, что происходит с теми девушками, которых «воспитывал» старший брат. Поэтому… если так нужно, то он сделает все, что необходимо. Ее нужно просто оттолкнуть.

— Что ты мне говоришь, тварь! — повышает он голос, вставая напротив Таи: — ты просто дешевая шлюха! Девка, проститутка, сосущая члены за деньги! Пошла отсюда вон! — на последних словах его голос снова сломался и он — закашлялся. Тая стояла и смотрела на него с нечитаемым выражением лица.

— Проститутка? — качает она головой: — разве ж это оскорбление? Это моя профессия. Да и все остальное тоже. Боже, Кен Ду, ты такой предсказуемый.

— Что ты себе позволяешь⁈ Шалава, подстилка, пошла вон! — повышает он голос, срываясь на крик. Нужно обидеть ее, думает он, обидеть, оттолкнуть, тогда она — уедет, а он — все равно переведет ей деньги на карту… и заблокирует свой контакт, чтобы она не могла вернуть их, она же дурная! Остальные девки все как одна на деньги падки, а эта… дура!

— Все еще мимо. — говорит она с кривой улыбкой и делает шаг навстречу: — но даю очко за старание.

— Ах ты! — он замахивается на нее, уже не понимая, что делает. Замахивается, ожидая, что она — в страхе отшатнется, закроется… но она стоит напротив, все так же дерзко глядя ему прямо в глаза и у него не остается иного выхода, кроме как… ударить. Но удара не выходит, его рука сама собой останавливается в сантиметре от ее лица, от лица, на котором не дрогнул и мускул.

— Какой ты все-таки дурак. — говорит она и делает шаг навстречу. Прижимается к нему, и он вдруг чувствует ее обнаженное тело каждой клеточкой своей кожи. Обнимает ее, так крепко, словно боится, что она вдруг исчезнет.

— Было трудно обзывать меня? — спрашивает она и он — молча кивает, прижимаясь к ней и вдыхая аромат ее тела и волос.

— Мой рыцарь… — шепчет она: — даже обозвать меня не можешь. Знаешь что? А давай убежим вместе? Ты и я? Если твой старший брат такой… тебе же самому с ним нелегко, а? Поехали? Китай, Япония, Тайланд… для меня везде есть работа, я не пропаду. А я не пропаду — и ты не пропадешь.

— Дура. — отвечает он сиплым голосом: — он найдет нас везде. Убегай. Пожалуйста. Я не переживу, если с тобой что-то произойдет.

— Со мной ничего не будет. Я же ведьма. — она отстраняется и смотрит ему в глаза: — никто не может причинить мне вреда без моего на то согласия. Ты любишь своего брата?

— Ненавижу.

— Тогда я его убью. Биип. — она нажимает пальцем на кончик его носа и усмехается: — вот и все. Не переживай, Кен Ду.

— Если бы все проблемы решались вот так легко. — ворчит он, чувствуя себя… счастливым. Он знал, что это счастье — лишь короткий миг, несколько мгновений в объятиях, до тех пор, пока Ву-старший не узнает, но в этот краткий миг — он был счастлив.

— Братан Кен! Братан Кен! — забарабанили в дверь и он — поморщился, выпуская ее из объятий. Вот и реальность, подумал он, холодная реальность. В ней нет места магии и волшебству. Нет места счастью. Так что этой Тае все равно придется уехать, даже если ее силой придется на самолет затолкать…

— Ну чего там? Я же сказал не беспокоить! — прорычал он, подойдя к двери и накидывая халат на плечи. Краем глаза увидел, как Тая — преспокойно легла на кровать в соблазнительной позе и поднесла ко рту мундштук кальяна. Чертовка. И вправду ведьма.

— Братан Кен! Старший Брат Ву пропал! Машина осталась, телефон выключен. Братки говорят, что кончили его! — раздается истерика за дверью. Кен Ду чувствует, как у него холодеет в груди. Он поворачивает голову к кровати. Ведьма, думает он, точно ведьма. Если это правда, если его старшего брата больше нет… неужели…

— Братан Кен! У нас собрание! Пожалуйста!

— Сейчас. — говорит он, скидывая халат и начиная лихорадочно одеваться, прыгая про комнате на одной ноге в поисках второго носка.

— Ну так что? Уезжать в Японию? — спрашивает у него Тая, которая следит за его прыжками с кровати: — скоро там сакура зацветет…

— Никуда не уезжай. Пока. — говорит он: — посмотрим.

— Слушаюсь и повинуюсь. — наклоняет голову она: — а я пока поищу нам с тобой две длинные красные ленты, много цветочного масла, одного ссирымщика и Царицу Савскую…