Скверное место. Время московское

Глава десятая

Очередной отпуск пролетел мимо Большакова, словно очень скорый, вечно куда-то опаздывающий поезд. И так было всегда, из года в год. Ждешь его, ждешь долгих одиннадцать месяцев, мечтаешь, надеешься прочувствовать каждый его день, каждое его мгновение, а он, как в насмешку, умудряется так спутать время, так спрессовать отведенные на отдых четыре недели, что кажется, они никогда и не были твоим настоящим, а сразу стали не тобою прожитым прошлым…

Андрей перед назначением съездил в главк, где пожал руки всем, с кем прошли почти три года его жизни. Народ большей частью улыбался, хлопал по плечу, поздравлял с повышением, и только один Рязанский был хмур и молчалив.

– Что нового? – спросил Большаков у Сергея.

– Есть кое-что. – В то утро Рязанский натирал свой стол с особым остервенением. – Мы теперь не курируем ментов.

– Давно об этом шла речь. И кто этим теперь занимается? Главное управление собственной безопасности, как планировали?

– Да, а на местах – отделы собственной безопасности при УВД. Теперь это их вотчина, если, конечно, мент не входит в организованную преступную группировку.

– А с делами что, куда их?

– И дела, и все разработки, и всю базу данных загрузили в автобус и отвезли их новому начальнику.

– А он кто?

– Из наших. Стариков. Был начальником отдела.

– Понятно. И чем ты теперь будешь заниматься?

– Твоими делами, вопросами коррупции. Ну и ментами из ОПГ.

– Понятно. Слушай, я хочу сегодня проставиться. Не возражаешь?

– Охренел? Ты еще, между прочим, дома. Это твой кабинет, это твой стол и твой стул. Пока приказа о твоем назначении нет, ты сотрудник главка.

– Серега, ты чего такой?

– Какой такой?

– Сердитый.

– Я не сердитый, я расстроенный.

– Из-за меня?

– А из-за кого еще?! – Сергей бросил тряпку в сторону. – Дай закурить.

– Ты же не куришь.

– Твое какое дело? Дай закурить.

– Вот… Слушай, мне тоже хреново. Три года – не три понедельника.

– Нет, Андрюха, я все понимаю, но мне надо время, чтобы привыкнуть к переменам… мать их ети.

Конец рабочего дня в ГУБОПе прошел стандартно, в кабинете с закрытыми дверями, но и пили мало, и говорили невесело, будто отправляли Андрея не в родной город, а куда-то на кавказскую войну.

– Ты, если что, телеграфируй, приедем, поможем, – мрачно сказал Рязанский перед тем, как посадить Большакова на электричку. – И постарайся, чтобы твою голову никто не прищемил.

– А я и не собираюсь ее никуда совать, – весело ответил ему Большаков, и они крепко пожали друг другу руки и обнялись на прощание.

На следующее утро у Большакова была постирушка. Стиральная машинка с надсадным гудением накручивала все имеющиеся у него в доме брюки, а он, в шортах и футболке, не спеша пил кофе на кухне и слушал бесконечный Fragile, пока резкий и настойчивый стук в дверь не оборвал мягкое течение последнего отпускного дня. На пороге стоял чем-то встревоженный старший лейтенант милиции.

– Звонок имеется, зачем грохотать?

– Я минут пять звонил, а вы все не открываете.

– А сколько сейчас времени?

Старлей посмотрел на часы и бойко доложил:

– Ровно полдень.

– Чего хотел?

– Мне нужен майор Большаков.

– Я майор Большаков.

– Товарищ майор, вас ждет исполняющий обязанности начальника УВД полковник Горшков. Просьба немедленно прибыть к нему в кабинет.

– Да я в таком виде…

– Приказано вас доставить срочно. Машина внизу.

– Ну, ладно, раз приказано доставить, поехали.

Исполняющий обязанности начальника УВД полковник Горшков был взбудоражен не на шутку. Его даже не удивил вид зашедшего в его кабинет Андрея.

– Так это ты Большаков? – сразу, даже не поздоровавшись, спросил он.

– Так точно!

Хоть и вытянулся Андрей в струнку, но выглядел в своих шортах и футболке уж слишком легкомысленно, совсем не по-военному.

– Майор?

– Майор!

– Слушай, а ты где был-то? В Академии учился?

– Никак нет!

– А ты кто вообще сейчас?

– Оперуполномоченный по особо важным делам Пятого отдела Главного управления по борьбе с организованной преступностью.

– Вон оно что… Так вот. Звонили из министерства, говорят, тебя срочно хочет видеть первый заместитель министра Пестов. Мы тут весь город на уши подняли, чтобы найти тебя. Ты чего такого натворил?

– Ничего не натворил.

– Ну, смотри.

– Мне надо ехать в Москву?

– Нет, он здесь, в филиале института МВД. Он там сегодня какой-то семинар проводит. Сейчас я тебе дам машину из дежурной части, дуй к нему.

– Да я в таком виде.

– Может, мне отдать тебе свои штаны?!

До филиала института было ехать всего ничего, и через двадцать минут Большаков уже стоял навытяжку перед Пестовым. Тот расположился за столом в кабинете начальника филиала института и был в прекрасном расположении духа.

– Ну и вид у тебя, Большаков… Ты что, в бане был?

– Никак нет, товарищ генерал. Просто выдернули из дома, сказали, что вы меня вызываете к себе, а я стирку как раз затеял, не в мокрых же штанах к вам идти.

– Действительно, – усмехнулся начальник главка. – Это было бы еще смешнее. Я что тебя вызвал. С завтрашнего дня ты приступаешь к обязанностям начальника УБОПа. Сейчас поезжай обратно к Горшкову, скажи ему, что я велел назначить тебя временно исполняющим обязанности. А я, как вернусь в Москву, в течение недели сделаю нормальный, как полагается, приказ о твоем назначении.

– Слушаюсь!

– Кстати, скоро в структурах УБОПов будут перемены. Нам надо больше оперов, а не бойцов СОБРов. Я думаю, министр это распоряжение подпишет в ближайшие три месяца.

– Приму к сведению.

– Да, и вот еще что. Пока ты был в отпуске, я отправил из главка к вам в область несколько толковых оперов на проверку областного УБОПа. Они хорошо поработали, проверили весь имеющийся негатив. После проверки мы сразу убрали двух замов Фридмана, так сказать, расчистили дорогу для тебя, так что тебе не придется тратить время на склоки и выяснение отношений с бывшими. Набирай новую команду и ничего не бойся. А если возникнут проблемы, сразу обращайся ко мне. Все понял?

– Так точно!

Несколько минут ни Горшков, ни вызванный заместитель по кадрам не могли сообразить, как можно действующего сотрудника главка назначить исполняющим обязанности начальника областного УБОПа.

– Нет, ну это бред, – пожимал плечами вызванный Горшковым кадровик и нервно, как-то по-лошадиному фыркал. – Ну как это? Большаков, сам-то понимаешь, чего просишь?

– Товарищ полковник, я ничего не прошу. Мне было приказано передать то, что сказал начальник главка, я и передал. Вы можете позвонить Пестову и уточнить.

– Звонить Пестову? Первому заместителю министра? Ну прям, я что, с ума сошел? Николай Николаевич, я решительно не понимаю, как мы можем кем-то назначить действующего сотрудника центрального аппарата МВД.

Тут терпение Горшкова лопнуло, и он, чтобы поставить точку, спросил ехидно и громко:

– Ты чего, дурак, что ли? Чего ты тут передо мной ваньку валяешь? Ты главный по кадрам или я? Заместитель министра сказал подготовить приказ, вот ты и готовь, как он сказал.

– А как?

– На основании распоряжения первого заместителя министра внутренних дел!

Еще через десять минут исполняющие обязанности начальников УВД и УБОПа, полковник и майор, были на месте новой службы Андрея. Уже месяц как УБОП справил новоселье в полуразрушенном двухэтажном особняке, бывшем когда-то Домом колхозника. Оно и рядом стоящее еще более древнее здание недавно были переданы городом на баланс милиции.

Горшков вызвал всех находящихся в управлении начальников отделов и без всяких предисловий зачитал перед ними свой приказ о назначении майора милиции Большакова Андрея Казимировича, оперуполномоченного по особо важным делам пятого отдела по борьбе с коррупцией и собственной безопасности ГУБОПа МВД России, временно исполняющим обязанности начальника областного Управления по борьбе с организованной преступностью. В ответ – гробовое молчание и равнодушная тишина, словно не руководитель УВД свой приказ огласил, а радио доложило об успехах хлеборобов на полях Нечерноземья.

– Так что, парни, вот ваш новый начальник, прошу любить и жаловать, – подвел итог Николай Николаевич и после дежурного рукопожатия уехал к себе в УВД.

Начальники отделов, не говоря ни слова, разошлись по местам, а Большаков остался стоять посреди кабинета, который так и не стал кабинетом Фридмана.

И был он в шортах и футболке…

Лева Милицин даже не вошел в кабинет, он влетел с распростертыми объятиями.

– Здорово, Андрей! Неужели это правда?! Ты теперь начальник УБОПа?

– Правда, Лева, правда.

– А я вначале даже ушам своим не поверил!

– Я тоже вот стою и думаю, со мной ли это все происходит или это страшный сон.

– Почему страшный сон, это же счастье!

– Кому как. Я не рассчитывал на такое вот счастье. Я собирался до самой старости работать в Москве.

– Старость? Да какая старость в тридцать лет? Нам, как медным котелкам, еще служить и служить.

– Это да, с этим трудно поспорить.

– Ну что, это же дело отметить надо!

– С первой зарплаты, а как же! Всех позову. Слушай, про Стаса я в курсе, а со Степановым что? Он в пресс-службе?

– Нет. Прикинь, ему бывший генерал должность начальника отдела предлагал, а он пару недель исполняющим обязанности походил, всех своих подчиненных майоров и капитанов поставил раком и рапорт об увольнении написал. Бросил, дурачок, такую службу и подался на вольные хлеба.

– И где он сейчас?

– На телевидении. Вечером включай седьмой канал и его увидишь. «Здравствуйте, дорогие друзья, в эфире вечерний выпуск новостей. С вами я, Виктор Степанов».

Лева передразнил друга и расхохотался.

– А что Мишка Воронов? Поет?

– Говорит, что поет. У нас в городе его практически никто не знает, а в Москве собственными глазами видел от руки написанное объявление, что Мишаня выступает в каком-то Доме культуры.

– Молодец. А ты как?

– А я чего? У меня тоже все в порядке. Пашу как папа Карло. Думаю, в отпуск у тебя попроситься. Отпустишь?

– Посмотрим. А что за обстановка в коллективе?

– Обстановка? А нет никакой обстановки. Полный бардак. Разброд и шатание, кто в лес, кто по дрова. Тут, Андрей, все так запущено, что разбираться тебе придется еще очень долго.

– Поможешь мне войти в курс дела?

– За мной не заржавеет!

Далеко-далеко, где-то на краю области, среди озер и болот, на берегу лесной реки, подальше от чужих глаз и ушей стояли двухэтажный деревянный домина и банька, топленная по-черному.

Банная компания была тесной – только всенародно избранный губернатор Шитов да криминальный авторитет Хромов, пару дней как вышедший на свободу. Доказательств его вины так и не было собрано. Те, кто был замешан в похищении директора ликеро-водочного завода, взяли все грехи на себя. Ни ухищрения следствия, ни очные ставки, ни максимально долгое пребывание в «пресс-хате» не заставили их сдать Хрома, потому как были они пацаны, не пальцем деланные. У этих чертей в погонах на словах было все просто, сдай, мол, уважаемого человека, и суд при назначении срока наказания твои показания учтет. Ну конечно! А на зоне как после этого жить? Возле параши? Сам попробуй!

Да и губернатор, надо отдать должное, не стоял в стороне. Где надо мягко, где можно властно, а где просто за деньги постепенно устранял он препятствия на пути его освобождения, потому и пребывал сейчас в благодушном и немного мечтательном настроении. Чувство выполненного долга вселяло веру в будущее.

Финская водка, обжигающий борщ вышибли из него обильный пот, но он кряхтел, сопел, дул с усилием на деревянную ложку, но все ел и ел, прерываясь лишь на пару фраз.

– Сейчас тебе лучше всего где-нибудь месяцок-другой отлежаться… Поезжай в тот же Таиланд, здоровье восстанови…

– Я подумаю об этом. Может быть.

– Да, там бабы интересные. Глаз да глаз нужен.

– Я жене не изменяю. Ты знаешь.

– Ну и зря. Жизнь проходит мимо.

– Я ей слово дал.

– Да я бы и под пытками на это не согласился.

– Твое дело.

За окном темнело, накрапывал дождь, и глаза Хрома были закрыты. Он наслаждался тишиной и острыми запахами жизни, по которым так долго скучал. Почти год во сне и наяву вонь следственного изолятора преследовала и проникала в каждую клеточку тела, и теперь он хотел только одного – избавиться от грязи телесной и приглушить боль сердечную.

– Я так и понял, что тебя обложили, – сказал он негромко Шитову.

– Типа того. Я теперь лицо, охраняемое государством. Член Совета Федерации. Я теперь на горшок хожу только под охраной. Прямо как в детском саду. Надо сначала у воспитателя разрешения спросить.

– Все так плохо?

– Да нет. Шучу. Все при своих интересах. Они увлеченно играют в спецагентов, а я – в особо важную персону.

– Как оторвался?

– Сказал, что у бабы знакомой переночую, и если они мужики, то не станут меня сдавать. Они не знают, что в ее доме есть запасной выход. А их машина так и стоит перед подъездом.

– Я твоего начальника охраны знаю. Думаю, играть в прятки тебе больше не придется. Я с ним договорюсь, чтобы он отпускал тебя ко мне на побывку.

– Не надо. Много чести будет перед ментами на цырлах ходить и о чем-то их просить. Ты думаешь, я не понимаю, что их поставили, чтобы каждый мой шаг фиксировать и потом в Москву докладывать? Конечно, он согласится, но и тут же сольет информацию кому надо.

– Не должен.

– Должен, не должен. С ними как на ромашке гадать.

– Ладно, посмотрим. А что с новым начальником УБОПа делать будем? Как с ним налаживать отношения?

– Никак. Это мой выдвиженец. Как скажу, так и сделает.

– Это ты почему так решил? Он тебе об этом сам сказал?

– Нет, такого разговора у меня с ним, конечно, не было.

– А что он за человек?

– Да обычный человек. Простой.

– Ты уверен в нем?

– А кем он был, когда я за него просил в Москве? Капитаном! А сейчас ему майора дали, а со временем и полковником будет. Мне ему еще квартиру предоставлять. А я могу сразу дать, а могу и не спешить с этим. Он гол как сокол, у него двое детей. Ты думаешь, ему деньги не нужны? Еще как нужны. Куда он денется!

– А как его фамилия?

– Большаков.

– Что-то очень знакомое.

– Не сомневаюсь, вы тут все будто родственники.

– Есть такое. Надо бы мне с ним встретиться. Показать ему его место и определить сумму вознаграждения. Просто так он на нас все равно работать не будет.

– Правильный подход. Современный. Организую. Когда?

– Чуть позже. Я должен в себя прийти.

– Ну так съезди в Таиланд.

– Что ты мне все про свой Таиланд талдычишь. Таиланд, Таиланд, будто там медом намазано. В Европу поеду с женой, в Испанию. Там хоть на людей нормальных посмотрю.

– А я бы в Таиланд поехал, там такие бабы…

– Тьфу ты, заладил! И хватит болтать, там Мишаня уже замерз на улице стоять, надо его позвать, пусть согреется да заодно на гитаре потренькает.

– Фу ты черт, я уже и забыл про него. Конечно, зови!

Народ его встретил вяло. Личный состав, словно осенние мухи, безвылазно сидел по своим кабинетам и на улицу нос не совал. Единственно, что он делал с охотой и регулярно, так это устраивал чаепития да искал предлоги побыстрее свалить домой. Никаких разработок не велось. Если приходил в УБОП человек, писал заявление, что кто-то на него наехал, деньги вымогал, тогда да, они ездили, задерживали и дело возбуждали. А самостоятельной оперативно-разыскной деятельностью не занимался никто! Тишина и благодать, одним словом…

А руководство СОБРа и вовсе приватизировало свой личный состав. У одного из заместителей нового командира СОБРа Малинина, назначенного сразу после увольнения с этой должности Тропарева, жена владела несколькими коммерческими магазинами, и спецназ за небольшое вознаграждение отправлялся теперь на их охрану. В форме и при оружии. Мол, все равно без дела маются. Да и всем остальным знакомым бизнесменам никогда не было отказа. Нужно кого-то подстраховать на деловой встрече? Пожалуйста! Только платите бойцам и их начальство не забывайте!

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, отчего деятельность областного Управления по борьбе с организованной преступностью оказалась практически парализованной. У многих после ареста Фридмана зашаталась под ногами земля.

Чтобы набрать побольше материалов на бывшего начальника УБОПа, в ФСБ было решено как следует перетряхнуть и бывших его подчиненных. Конечно, не в санатории работали, но зачем людей по морде бить, зачем их за ноги к потолку подвешивать, зачем показания не умом добывать, а грубой физической силой? Это же злоупотребление служебным положением! Почему уже возбужденные на сотрудников УБОПа уголовные дела были закрыты и сданы в архив? Почему никак не отреагировали на заявление гражданина «икс», который жаловался, что после задержания он попал в больницу с сотрясением мозга? Что за форменное безобразие! Почему прокуратура сквозь пальцы смотрела на все это?

Чекисты явно переигрывали. В минуты «праведного гнева» они хоть и пытались выглядеть олицетворением человеческой порядочности и социалистической, тьфу ты, капиталистической законности, но смотрелись они смешно, будто и не в областном центре чекисты жизнь коротали, а прибыли прямиком с Канарских островов и знать, бедные, не знали и ведать не ведали, что у Фридмана были неплохие отношения с областной прокуратурой и лично с заместителем прокурора Александровым, начальником следственного управления. Сын Александрова работал опером в УБОПе, и, когда возникали сложности, кого для их решения отправляли к Александрову-старшему? Правильно, Александрова-младшего! И не было случая, чтобы папа отказал сыну.

И многие уже думали, что само место работы автоматически выписывает им индульгенцию, что за сломанное ребро, подбитый глаз или оскорбленное достоинство уже никому ничего не будет, что за недоказанностью вины сотрудника УБОПа дело сойдет на нет, как вдруг у многих перед глазами замаячила тюрьма. ФСБ с такими не церемонилось. Им нужны были свидетели против Фридмана, ну а кто мог исполнить эту роль на суде без сучка и задоринки? Конечно, тот, кто служил под началом оборотня в погонах и живет под страхом уголовного наказания.

Несколько недель подряд такого горемыку томят и прессуют злые дядьки, говорят грубо и угрожают длительным сроком, а потом вдруг на смену им приходит светлоликий, улыбающийся мудрый следак, который и говорит мягко и по-доброму, что, в принципе, его, горемыки, положение не совсем безнадежно, что мир не без добрых людей и если пока еще мент даст показания на Фридмана, то судить его не будут, хоть и есть за что. Да, его выгонят из милиции, да, на его карьере будет поставлен крест, но зато сажать не будем, и останешься ты, мил человек, на свободе. Разве мало?

Соломинка, но зато какая! Спасительная! И люди цеплялись за нее, чтобы только не утонуть самим. Плевать на Фридмана, он уже никто, отработанный материал, а им жить.

Много уголовных дел навозбуждали фээсбэшники, но, после того как образовалась целая группа вдруг прозревших ментов, готовых дать любые показания против своего бывшего начальника, их благополучно позакрывали. И настал момент, когда из УБОПа в народное хозяйство повалил грешный бывший личный состав. Управление осталось без опытных оперов, а где взять новых? Чтобы вырастить хорошего опера, надо не год и не два. Это товар штучный. А тут еще и приказ министерства о реорганизации подоспел, согласно которому требовалось основательно сократить личный состав. Из одного только СОБРа в одно мгновение необходимо было уволить около шестидесяти бойцов. В итоге всех пертурбаций в штатном расписании УБОПа должно остаться ровно сто пятьдесят шесть единиц офицеров, не считая десятка сержантов-водителей на пять отделов: зональный, экономический, бандитский, СОБР и штаб.

Какое тут у людей будет настроение?

Уже в первый рабочий день Большакову пришлось закручивать гайки. Он не нашел в управлении почти половину личного состава. Как и полагается в таких случаях, и причина уважительная нашлась. Все, как один, отправились на встречи с агентурой.

«Ну-ну, – подумал Андрей и рассмеялся. – Вот ведь наивные… Думают, что я идиот? Вы, ребята, просто не знаете, с кем связались!» И тут же приказал предоставить ему графики встреч с агентами. Мало того, заставил уже в ближайшие дни организовать ему пару контрольных встреч с этими самыми агентами. Да, и попросил отсутствующих оперативников рапортом отчитаться о проделанной работе, не забыв подробно изложить, с кем была встреча, в какое время, в каком месте и суть проведенной беседы.

Сработало. На следующий день все подразделения были на своих рабочих местах в полном составе от начала рабочего дня до его завершения.

Еще он приказал личному составу СОБРа построиться и объявил:

– Если кто-то из вас больше не хочет работать в Управлении по борьбе с организованной преступностью и мечтает стать охранником в магазине или телохранителем для «новых русских», пусть не стесняется и прямо сейчас выйдет из строя. Даю честное слово, я помогу с трудоустройством. Каждому напишу хорошую характеристику.

И больше сотни человек во главе с Малининым мгновенно сообразили, что имеет в виду Большаков. Все стояли не шелохнувшись.

– Я так и думал. Приказываю разойтись!

На второй день раздался телефонный звонок.

– Добрый день! Это Андрей?

– В общем-то, да, а вы кто?

– Я – Галя.

– Что за Галя?

– Кассир из финансовой службы. Привет, не узнал, что ли?

Знаком он с ней не был, но помнил хорошо. Такую мамзель захочешь – не забудешь. Небольшого росточка, толстенькая, лет сорока пяти. Хабалка. Баба без тормозов. Легко могла наговорить человеку все что угодно, выпалить в лицо любую гадость. И, зараза, никогда не додавала зарплату. То у нее копеек не хватало, то рублей. Большаков помнил ее счастливое лицо, когда целых десять вооруженных автоматами собровцев сопровождали ее по помещениям банка…

– Слушай, Андрюш, мне сегодня надо в банк за зарплатой. Ты, может, не в курсе, но твои собровцы со мной ездят в банк…

– Зачем?

– Чтобы деньги охранять! Ты дай команду, чтобы они часам к одиннадцати ждали меня возле УВД.

– Зачем они должны вас ждать?

– Так я говорю, они меня всегда охраняют! Ну ты чего, не понял?

– Стоп. Галина, во-первых, я вас не знаю, поэтому давайте без фамильярности. Меня зовут Андрей Казимирович, именно так и прошу вас ко мне обращаться. Во-вторых, у меня вам тут что, такси?

– Но это же деньги для УВД!

– И что? У вас в бухгалтерии есть своя машина. Берите ее. Есть дежурная часть УВД. Берите оттуда охрану. Езжайте. У вас есть непосредственный начальник, замначальника УВД по тылу. Вот пусть он и охрану выделяет.

– Ах, вы так?!

– А как иначе? Только так.

Вслед за кассиршей Галиной позвонил Горшков. Чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не сорваться на мат:

– Ну ты чего, Большаков? Там же деньги для УВД. Чего ты кобенишься? Один черт, твои бойцы ни хрена сейчас не делают!

– Николай Николаевич, товарищ полковник, – мягко и доброжелательно стал разъяснять свою позицию Андрей, – есть приказ министра внутренних дел, в котором черным по белому прописано, что СОБР выполняет только личные приказы начальника УВД или начальника УБОПа. И в нем нет никаких упоминаний про кассиршу Галину.

– Ну так это для общего дела! Или ты как-то по-другому считаешь?

– Если вы хотите знать мое личное мнение, то я считаю, что деньги для Управления внутренних дел СОБР не должен сопровождать. Потому как это, опять же по моему мнению, не свойственно его функциям. Потому как его запрещено задействовать на каких-либо мероприятиях, кроме задержания вооруженных преступников, боевых действий и массовых беспорядков. Но, если будет ваш приказ, как исполняющего обязанности начальника УВД, о том, что специальный отряд быстрого реагирования областного УБОПа все-таки должен сопровождать кассиршу Галину до банка и обратно, я его выполню. Только, пожалуйста, отдайте мне этот приказ не на словах, а в письменном виде.

Такого ответа полковник не ожидал. Он задумался на некоторое время, после чего быстро пробормотал:

– Ну, ладно, ладно, чего ты, я только спросить! – И бросил трубку.

Большакову было понятно, что скоро в УВД появится сплоченная группа товарищей, которые будут считать его своим личным врагом, но он действительно считал важным играть только по правилам, а не по понятиям.

На следующее утро он уже стоял в приемной Горшкова и размышлял о том, что сейчас скажет исполняющему обязанности начальника УВД, как постарается пояснить свою позицию, чтобы и не рассориться с Горшковым, и субординацию соблюсти, потому как сохранение дистанции между начальником и подчиненным есть залог служебного долголетия как одного, так и другого. Но оказалось, что вызван он был вовсе не из-за вчерашнего инцидента, о нем Николай Николаевич будто уже и забыл.

– Смотри, Андрей, вот какая штука! – Горшков восседал за огромным столом и был мрачен. В руке он вертел шариковую ручку, которой то и дело отстукивал какой-то нервный ритм. – Естественно, ты в курсе, что у нас создается отдел собственной безопасности. Создается, но еще не создан. К сожалению. С людьми напряженка, сам понимаешь. Да и материалы из Москвы еще никакие не переданы. Так вот я о чем хочу тебя попросить. Есть пара скользких тем. И все они подкинуты нам товарищами из ФСБ.

– Интересно…

– Да чего уж тут интересного. Ну, ладно, к делу. Меркушова знаешь?

– Начальника отдела по экономическим преступлениям? Видел пару раз, а что?

– Есть информация, что он и пара его сотрудников, Чаплыгин и Карташов, создали организованную преступную группу.

– Ничего себе. И чем промышляют?

– Валютчиков окучивают. Заводят на них оперативные дела, задерживают с помощью СОБРа или ОМОНа, забирают валюту и в отделе предлагают выбрать или свободу без денег, или деньги без свободы. Человек, естественно, хочет домой, его отпускают, но при одном условии: большая часть валюты тихо пропадает. Ну а так как валютчики работают под контролем ФСБ, то им они информацию и слили. А те – нам, в УВД.

– И много насобирали денег?

– По самым скромным оценкам, больше пятидесяти тысяч долларов.

– По московским меркам копейки.

– Да мы еще не знаем, сколько времени они этим занимаются. Так вот, судя по записанным телефонным разговорам, деньги, долю Меркушова, они регулярно заносят прямо в его кабинет. Что он потом с ними делает, непонятно. Или сразу домой несет, или в сейф складывает, мы точно не знаем. Как ты понимаешь, все это не терпит отлагательства. За нами сейчас одновременно и с микроскопом, и с телескопом наблюдает ФСБ. А потом поди объясняй, что этим некому заниматься. Я тебя прошу, помоги. Ты молодой начальник управления, покажи, на что ты способен. Сделай одну реализацию!

Большаков молчал. У него не было ни малейшего желания заниматься этим делом. Не его теперь компетенция, но и усложнять отношения с Горшковым не хотелось, мало ли еще за чем ему самому придется обратиться к исполняющему обязанности начальника УВД.

– Что думаешь по этому поводу? – Полковник даже отложил в сторону ручку.

– Помогу.

– Вот за это спасибо! А то я уж после вчерашнего не знал, как к тебе и подступиться с этой просьбой. Решил, что ты совсем в неадеквате.

Вот и думай, то ли он похвалил, то ли отругал.

Основная масса оперативно-разыскных мероприятий прошла на удивление быстро. Начали аккуратно документировать показания валютчиков, молодых парней, целыми днями и при любой погоде толпившихся у наиболее оживленных торговых точек города. По ночам их забирали тепленькими из кроватей и свозили по одному в УБОП, где без лишних свидетелей опрашивали. Жалоб на ментовской беспредел от них услышано было много, а вот помогать за просто так никто не хотел. Особо одаренные наглостью даже условия начали выставлять:

– Если нам крышу будете держать или поможете деньги вернуть, то мы всегда любые показания дадим.

Ага, сейчас! Пара часов в клетке дежурной части УБОПа, и вот уже даже самый несговорчивый готов не только подписать протокол собственного допроса, но и с глазу на глаз рассказать обо всем, что интересует оперативников.

Вслед за этим опера УБОПа сделали разведку на местности и провели несколько оперативных экспериментов. Даже сняли на видеокамеру, как Чаплыгин и Карташов подъезжают к универмагу и внаглую отбирают у валютчиков очередную партию денег. Так что для того, чтобы задержать этих двоих, материал имелся, а вот их начальника требовалось взять с поличным.

Дело вскоре застопорилось, и не на мелочи споткнулись. Никто не понимал, как подобраться к самому главному, к полковнику Меркушову. В УВД все называли начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями не иначе, как «железный Феликс», потому как тот поразительно смахивал на председателя ВЧК Дзержинского. Худой, высокий, с бородкой, он постоянно ходил в костюме, галстуке… и в неизменных белых кроссовках Кимрской обувной фабрики, что очень всех смешило.

И только когда за ним установили плотное наблюдение, выяснилось, какой твердости им предстоит расколоть орешек. Прошедший в свое время хорошую школу ОБХСС, он рисковал своей головой по всем правилам конспирации, хотя и не без ошибок. Выяснилось, что с Чаплыгиным и Карташовым после их облав на валютчиков он встречался только в своем, закрытом изнутри кабинете. Передавали они ему деньги сразу или где-то еще потом, оставалось непонятным.

Записать звук или видео, чтобы задокументировать сам факт компромата, не представлялось возможным. Его кабинет, как и всякий режимный объект, в отсутствие хозяина был закрыт и опечатан. И более того, при внимательном осмотре нашли на двери метки. Обычные волоски. Если бы в отсутствие начальника отдела кто-либо вскрыл дверь, то это бы сразу стало понятно Меркушову. Потому, когда кто-то из молодых оперов азартно предложил просто взять и взломать дверь в кабинет и разрезать сейф, что смахивало на профессиональный идиотизм и гарантировало стопроцентный провал операции, Большаков только отмахнулся и стал думать.

А подумав хорошенько, отправился в УВД на разговор с начальником отдела оперативно-технических мероприятий. Майор Черепанов, человек лет сорока, принял гостя с только что заваренной чашкой кофе в руках и с незажженной папироской в зубах.

– Здорово, брат, какими судьбами?

– По делу, Алексей, исключительно по делу.

– Слышал, тебя назначили начальником УБОПа, мои поздравления! Рассказывай, чего надо, чем могу помочь.

Рассказ получился недолгим. Выслушав Большакова, Черепанов размешал в чашке сахар, поджег зажигалкой «беломорину» и, пустив колечко дыма куда-то под потолок, спросил:

– А кому принадлежат соседние кабинеты?

– Один – ОБЭПу, другой – начальнику дежурной части.

– Тогда чего тут думать-то? Надо лезть через окно дежурки. И делать это нужно ночью, часа в три. Из соседнего кабинета пройти по выступу. Погасим на здании весь свет и на площади перед УВД все, к черту, выключим.

– Там форточка узкая, и не факт, что она открыта. Не будешь же по оконному стеклу молотком колотить? Да и кто полезет? Ты моих бойцов видел? Они ж все какой комплекции… У них даже головы туда не пролезут.

– Ну, допустим, я могу потренироваться.

Большаков оценивающе осмотрел щуплого Черепанова и кивнул:

– Вроде как габариты позволяют. А у тебя опыт высотных работ имеется? Четвертый этаж все-таки!

– Да какое это имеет значение? Там от одного окна до другого всего метра три или четыре, ну подстрахуют меня твои ребята, подержат на веревках. Может, там и делать ничего не придется. Может, он и форточку блокирует, когда уходит. От «железного Феликса» можно ожидать все что угодно, хитер, паскуда!

Действовать решили этой же ночью, благо весь день моросил дождь, а низкие рваные облака так плотно загородили небо, что было непонятно, светила за ними луна или нет. Заранее договорились с городской администрацией об обесточивании уличных фонарей на всех ближайших от здания УВД улицах. Большаков помогал Черепанову, мало напоминавшему скалолаза, выбраться на карниз, еще двое бойцов СОБРа стояли на крыше с альпинистской веревкой в руках. От них теперь и зависела жизнь Алексея.

– Леша, ты давай не спеши, – негромко напутствовал товарища Андрей. – По шажочку!

– А ты думаешь, я бегом побегу? – отвечал с карниза Черепанов. – Да у меня поджилки трясутся от страха.

– Ты только скажи, и мы все отменим!

– Нет уж, работаем!

Работал он долго. Четыре метра прошел минут за десять, постоянно останавливаясь и борясь с накатывающим на него страхом высоты. Поравнявшись с окном кабинета Меркушова, он отдышался, включил налобный фонарик и знаками попросил подтянуть его повыше, чтобы можно было визуально определить, в каком положении находится форточка.

– Ну чего там, Леша?

– Не гони, смотрю…

Уличная форточка была плотно прижата к мощной оконной раме, но как только Черепанов нажал на нее ладонью, она сразу сдвинулась на пару сантиметров. Радоваться было рано, она могла упереться в другую форточку, внутреннюю, и, если та закрыта на шпингалет, тогда операцию можно сразу сворачивать. Болтающийся на веревке начальник отдела оперативно-технических мероприятий перекрестился, громко выдохнул и надавил на стекло.

– Пошла, милая! – обрадованно воскликнул Алексей. – Открыта!

Большаков на радостях сразу закурил. Он знал, что теперь дело за малым. Черепанов должен влезть внутрь, осторожно проверить кабинет на наличие меток и установить и видео-, и радиозакладки, чтобы хозяин кабинета не смог их обнаружить.

И вот тут пришлось опять ждать. Долго ждать. Черепанов застрял. Если голова его уже была внутри, то плечи никак не хотели протискиваться в узкое отверстие. Хоть и тренировался он днем, пролезая в сколоченный из деревянных брусков прямоугольник, по размерам как будто совпадающий со всеми форточками здания УВД, но что-то он не просчитал. А что именно, Алексей уже понял, когда беспомощно завис метрах в пятнадцати от земли. Ему не во что было упереться. Ноги, так хорошо помогавшие ему днем, теперь просто болтались в воздухе. И позвать на помощь было сложно, потому как стены между кабинетами были сделаны еще с советским знаком качества и не предполагали проникновения посторонних звуков, потому как особо ценные из них могли содержать и служебную, и государственную тайну. Нет, рано или поздно Большаков его услышит, вскроет кабинет Меркушова, но тогда это будет полный форс-мажор, и доводить до этого было нельзя, поэтому Алексей продолжал извиваться, яко змей в ловушке. И если бы кто-то проходил внизу, то изумленному взору предстала бы странная, просто фантастическая по бессмысленности картина. Полчеловека торчало из окна четвертого этажа Управления внутренних дел и отчаянно дергало ногами.

– Может, ему пинка сзади дать? – спросил с крыши Лева Милицин, еле сдерживая смех. – А что, я готов.

– Отставить трепаться! Готов он… Ты готов, зато я не готов слушать твою глупость, – приказал Большаков. – Ждем.

И, когда Черепанов окончательно потерял надежду протиснуться внутрь кабинета, ему представились утро завтрашнего дня и огорченное лицо Большакова.

«Ну да, – подумал он, тяжело дыша. – Завтра Андрюха будет разочарованным, а послезавтра начнет надо мной ржать и остаток дней будет припоминать, что я как сосиска болтался в форточке».

Тут и случилось чудо. Самолюбие ли подтолкнуло его вперед, или плечи как-то сами нашли правильное положение, но не прошло и тридцати секунд, как он с грохотом повалился сначала на подоконник, а потом и на пол. Следующие минут пять он даже не шевелился, лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к ноющим мышцам. Лишь успокоив бешено стучащее сердце, он отцепил от себя спасательный пояс, встал и начал исследовать кабинет. На ящиках стола, на сейфе, на шкафах он нашел волоски. Везде, кроме окна.

«Странный этот Меркушов, – размышлял Черепанов, высвечивая каждый сантиметр кабинета и набрасывая в блокноте схему расположения меток. – Столько лет в милиции, а в милицию не верит. Весь из себя такой осторожный, а просчитать, что в кабинет можно попасть с улицы, не смог. Ну и какой он после этого Феликс, да еще железный? Дровосек он железный, дятел безмозглый, а не Феликс Эдмундович!»

Следующие два часа Черепанов маскировал записывающую аппаратуру, которую вместе с инструментом спустили с крыши собровцы. Микрофоны для качественной звукозаписи он спрятал в розетках, миниатюрную видеокамеру – в люстре. С этим пришлось повозиться. Ее нужно было установить таким образом, чтобы в кадре были все возможные действующие лица и обязательно сейф, где могла лежать доля Меркушова.

Тщательно, до пылинки, убрав следы своей деятельности, Черепанов опять проверил метки. Одна из них отсутствовала, то ли воздухом из окна ее сорвало, то ли он задел, когда работал. Вот это было действительно плохо. Им только не хватало, чтобы, придя утром на работу, начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями стал бы нервничать, уничтожать следы, рвать привычные ему контакты и потом уйти в несознанку. А что ему предъявишь после этого? Чаплыгин и Карташов, выгораживая начальника, все могут взять на себя, и он останется чистеньким. Еще и невинно оскорбленным прикинется.

На то, чтобы найти этот чертов волосок, ушло целых десять минут. С толстым увеличительным стеклом в руках Черепанов исследовал пол перед шкафом, и когда свет фонарика отразил снизу что-то исключительно тонкое, невесомое и практически незаметное, от сердца отлегло. Пинцетом, как величайшую драгоценность, Алексей поднял волосок и прикрепил его на двери в том самом положении, которое было зафиксировано на рисунке в блокноте.

Вылезал он тоже долго. Инструмент уже давно был поднят на крышу, а он, проклиная все на свете, все еще впихивался в форточку. Наконец он выполз сам и с помощью каких-то проволочек, крючков и веревок вернул в первоначальное положение и первую форточку, и вторую.

– Герой! – радостно хлопал его по плечу Андрей, когда тот без сил рухнул в его объятия.

– Воды! – только и попросил Черепанов.

Всосав в себя не меньше литра жидкости, он тут же принялся проверять установленную в соседнем кабинете аппаратуру.

– Работает! Все пишет. С утра начинаем.

Весь следующий день в кабинете Меркушова работали микрофоны и видеокамера, и необходимый материал для того, чтобы отправить его владельца за решетку, был собран.

Во-первых, Чаплыгин и Карташов принесли в кабинет очередную партию денег и передали их прямо в руки своего начальника. Во-вторых, Меркушов эти деньги пересчитал и спрятал в свой сейф. Из него чуть позже, при понятых, было изъято больше сорока тысяч долларов. В-третьих, на своеобразной планерке подчиненные отрапортовали ему о проделанной работе за последние две недели и доложили о том, что еще намерены сделать для улучшения финансового положения своего криминального коллектива. Рассказали так подробно, словно давали чистосердечные признания следователю прокуратуры. А уже вечером для всех троих закончился самый большой период жизни под названием «милиция». Впереди были лишь следственные изоляторы, автозаки, столыпинские вагоны и «красные» зоны.

Горшков сразу после того, как уже бывшие сотрудники отдела по борьбе с экономическими преступлениями дали признательные показания, сам приехал к Большакову в УБОП с бутылкой коньяка. Он приказал ему закрыть дверь на ключ, достать имеющиеся рюмки и нарезать лимон.

– Николай Николаевич, а зачем дверь-то закрывать? Нам-то с вами кого бояться? Кроме вас, в этой области главнее никого нет. Или вы по привычке?

Горшков задумался и рассмеялся.

– Точно. Ловко ты меня в чувство привел. Привычка, это точно.

Они разлили коньяк по рюмочкам, звонко чокнулись, а потом и выпили по глоточку за начало совместной деятельности.

– Молодец, Андрей, молодец! Будет тебе от меня благодарность! – Горшков наслаждался напитком, кусочком лимона и был в боевом настроении. – Хорошее начало. Очень хорошее. Но этого мало. Успех надо закрепить. Поэтому я сразу к делу. Начальник муниципальной милиции Нагаев оборзел. Сейчас муниципалы много изымают контрабанды, товара, не прошедшего растаможку. Преимущественно это табачные изделия и спиртные напитки. Есть у Нагаева свои доверенные бизнесмены-торгаши, и что он удумал! Он эту нерастаможку почти за копейки официально сдает в их магазины. А за это ему коммерсанты периодически заносят деньги. Партии товара крупные, товар дешевле некуда, потому и откат хороший. Так вот, Нагаев часть этих денег передает мэру города Петрову, а тот их в пачечки складывает и прячет под следующие выборы губернатора. Видит себя первым человеком в области.

– А почему он не стал выбираться в прошлом году? Деньги у него, похоже, и тогда были, и в городе он хорошо известен. Мог бы победить.

– Не хотел. У него была договоренность с Савиным, что он не станет ему мешать. Никто же не сомневался, что губернатор останется прежним. Кто думал, что изберут Шитова? Никто. А сейчас между Шитовым и Петровым постоянные терки, постоянные выяснения отношений. Вот он и решил идти на следующие выборы.

– А вы хотите его немного поприжать?

– Не я. Мои интересы заканчиваются только на Нагаеве. Сумеешь накопать на мэра – молодец, не сумеешь – я в претензиях не буду. Лично мне будет достаточно, что ты начальника ОБЭПа и его людей повязал, да еще муниципалам хвост прищемил. Министерству это понравится. А что касается Петрова, так тут много кто заинтересован его свалить. Сам знаешь, без отката он не работает. Город распродает по дешевке, да и с Хромом слишком плотно дружит.

– И этот?

– А то ты не знал. Они еще с детства знакомы. Город хоть и областной центр, но маленький, все друг друга знают. Ну, что скажешь, берешься? Чего ты молчишь?

– Я думаю над вашим предложением.

– А чего тут думать? Опыт у тебя есть, бери и делай. Прокуратура, между прочим, тоже надеется на тебя. Они мне даже звонили по этому поводу.

– Николай Николаевич, если даже прокуратура возбудилась, то мне тем более надо сорок раз подумать перед тем, как давать согласие.

– Они тебе помогут, соглашайся.

– Соглашайся… Да не имею я права этим заниматься. Про Меркушова я еще смогу перед начальником главка отбрехаться, что взялся за это дело, чтобы помочь УВД. Один раз простит. Но здесь, после того как вы направите сводку в Москву, он меня обязательно возьмет за задницу. Это то же самое, если бы я занимался простым хулиганством. Скажет, какого хрена, это не твоя компетенция, я тебя назначал, чтобы ты нарушал приказы министра? И сегодня я начальник УБОПа, а завтра электромонтер в паровозном депо.

– Почему электромонтер, почему в паровозном депо?

– Это я для примера. Ну, грузчиком на вагоностроительном, какая разница? Кто меня с этой должности возьмет на работу? Так что нет, Николай Николаевич, больше приказы министра я нарушать не стану. Не имею права. Укомплектовывайте отдел собственной безопасности кадрами, и пусть они сами этим занимаются.

Горшков внешне как будто и не обиделся, допил коньяк и, перед тем как уйти, даже рассказал пару анекдотов. Несмешных, правда. Но по глазам было видно, что отказ Большакова ему не понравился. Не для этого он приходил с коньяком, чтобы получить от ворот поворот.