Скверное место. Время московское

Глава седьмая

Иногда им казалось, что проблемы возникают прямо из столичного воздуха. Непрофильные задачи от вышестоящего начальства никого не приводили в восторг, ни начальника отдела Серова, ни его подчиненных, в первую очередь Большакова с Рязанским, потому что именно на их головы чаще всего и сваливались эти самые задачи. И главное, это всегда выпадало на пятницу. Пятницу! На тот день календаря, когда их взгляды то и дело устремлялись на стрелки часов, которые были обязаны вытянуться в одну строго вертикальную линию. Только тогда, в шесть вечера, они, выждав для приличия пару минут, направились бы к выходу. А там – домой, домой!

Но в этот раз громыхнуло в четверг.

Первый заместитель министра, начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью Георгиев периодически представлял Министерство внутренних дел на всяких консультативных и координационных совещаниях в Администрации Президента России. Люди там, само собой, присутствовали серьезные, наделенные исключительными властными полномочиями. И вот однажды, а именно в тот четверг, к нему обратился руководитель Федеральной службы контрразведки с просьбой оказать помощь в решении одного деликатного вопроса, над которым его сотрудники работают почти месяц, а довести дело до реализации не могут.

– У меня, как ты знаешь, произошла смена поколений. Ситуация с кадрами непростая. Опытные опера ушли, молодежь только учится, опыта, сам понимаешь, кот наплакал. Есть у нас тут одно дело, на первый взгляд ничего особенного, но довести до ума не можем. Наши ребята документируют-документируют, а результата нет, и время идет. А «пассажир» в понедельник делает ноги из страны. Помоги. Пусть твои подключатся. Выдели кого-нибудь из своих бойцов. Я уверен, что у вас есть толковые парни.

– Ясно. Не вопрос. Толковые есть. Прямо сейчас дам им команду. Пусть твои опера едут к нашим. Все, что в наших силах, сделаем.

Делать все, что в силах, естественно, выпало Большакову и Рязанскому. Получив через Серова непосредственный приказ начальника главка, они лишь вздохнули, ответили «есть!» и с нескрываемой тоской посмотрели на стоявшие на столе часы – те показывали половину одиннадцатого. Начальник отдела лишь усмехнулся, увидев враз помрачневшие лица подчиненных:

– Эй, лимита, чего загрустили? Рабочий день в разгаре! Вперед!

По коридору шли как приговоренные. Рабочий день обещал растянуться на несколько суток. Не успели они еще осмыслить поставленную задачу, вскипятить чайник и протереть полиролем стол, как зазвонил телефон. Трубку поднял Андрей.

– Здравствуйте. Майор Фирсов из Федеральной службы безопасности.

– И что? А… ну да, понял. Здравствуйте.

– Я хотел с вами переговорить. Надеюсь на ваше братское содействие. Вдруг вы поможете в решении нашей проблемы?

– Никаких «вдруг?». Окажем помощь, нам, по крайней мере, деваться некуда.

– Тогда я выдвигаюсь.

– Ждем. Только приезжайте к нам со всеми материалами.

События, как ни странно, развиваться стали стремительно. Не успели они попить чаю, как раздался осторожный стук. В прямоугольнике двери, словно фотокарточка из рекламного буклета авиакомпании, стоял и улыбался широкой улыбкой высокий и статный мужчина, по всему их ровесник. В руках он крепко держал два потертых чемодана коричневой кожи с металлическими уголками. Лет сорок, не меньше, они не покидали свое родное спецхранилище, пряча в себе листки бумаги с такой секретностью, что за обладание ими любая разведка мира с радостью бы заплатила валютой с шестью нулями.

– Здравствуйте, я вам только что звонил.

Именно только что. Такое неожиданное появление контрразведчика не на шутку озадачило хозяев кабинета. Возникли одновременно и пауза, и чувство, что тот, когда звонил им в ГУБОП, не находился у себя в ФСБ, а сидел в машине где-то за углом Главного управления по борьбе с организованной преступностью. Что их еще поразило, так это отсутствие предупреждающего звонка с первого этажа от дежурного, который был не просто обязан сообщить о посетителе, а более того, отправить с ним сопровождающего прямо до двери их кабинета. У обоих одновременно возникла мысль о материализации и новых технологиях перемещения в пространстве.

– Разрешите представиться: майор Фирсов. Для вас просто Игорек.

– Ну, тогда я Сашок, а он Сергуня! – мрачно представился Большаков.

Потом они, конечно, обменялись рукопожатием и вроде как понравились друг другу, пока чемоданы один за другим не шлепнулись кожей о стол Рязанского. Тут вновь воцарилась такая тишина, что понимающий ее причины Андрей просто замер. Он видел, как у Рязанского вдруг расширились до края зрачки, заходили ходуном скулы и сжались кулаки, но тот лишь прохрипел, отводя в сторону полные ненависти глаза:

– Показывай свои материалы.

Фирсов, ни слова не говоря, вывалил на стол такую кучу документов, что Большаков присвистнул:

– Это что?

– Собранные нами материалы. Здесь и наружка, и прослушка, и много еще чего такого, что, я думаю, для вас будет представлять интерес.

– Да ну на фиг…

– Да ты, приятель, с дуба рухнул! Мы тут будем читать это целый месяц.

– У тебя есть справка-меморандум?

– А что это такое?

– Как? Ты не знаешь, что такое справка-меморандум? А ты хоть приказы своего руководства знаешь?

– Ну да, я учился. Спецшколу закончил.

– Нормально, – почесал голову Большаков. – Ты же контрразведчик! Это же ты должен нас учить оперативно-разыскной деятельности, а не мы тебя. Как же тебя на работе держат?

– Да я работаю всего три месяца в контрразведке.

– И много у вас таких, как ты?

– Каких «таких»?

– Вновь прибывших, каких еще…

– Много.

– А где ж ты раньше работал?

– В охране Президента. Опером. А тут мне вдруг пообещали должность старшего опера по особо важным делам. Я и перешел, не задумываясь. Там я был майором, а здесь должность подполковничья. Я и пошел, чтобы подполковника получить.

– Ладно, тогда давай садись, рассказывай.

Рассказывал Игорь подробно, не спеша, словно хорошо заученный урок. И вот какую суть уловили для себя опера из ГУБОПа. Месяц назад или около того из Прибалтики, а точнее из Риги, приехал на поезде какой-то хрен, который как подорванный начал встречаться с носителями определенных государственных секретов. Само собой, попал под колпак контрразведки. Они подозревают, что он или резидент, собиравшийся встретиться с агентурой, или пытающийся завербовать кого-то. Стоящая перед ними задача – возбудить уголовное дело и арестовать его как можно быстрее, потому что он, вместо того чтобы пробыть в России дней сорок, вдруг собрался отчаливать на историческую родину в ближайший понедельник. А причин взять его нет.

– То есть вы за целый месяц ничего не нарыли, а мы за пару дней должны его взять за жабры?

– Да, но не за два дня, а за три. До его отъезда ровно трое суток.

– Спасибо, утешил! Ты полагаешь, мы в субботу и в воскресенье не отдыхаем? Спим на рабочих столах?

– Парни, я тоже не местный, из Волгограда я. Практически из самого Сталинграда к вам пожаловал. Тоже домой к маме собирался. Сами понимаете, есть договоренности между нашими структурами. На карту слишком многое поставлено. На вас только и надежда.

– И как мы тебе все организуем за сегодня и завтра? Ну нет, это нереально.

Большаков и Рязанский посмотрели друг на друга и одновременно произнесли ту заветную фразу, которую они хотели выдать на-гора, еще только увидев выплывшего из темноты коридора контрразведчика:

– Без стакана здесь не разобраться.

– Без вопросов.

И Фирсов тут же вытащил из-за пазухи согретую собственным телом бутылку коньяка, судя по всему – настоящего. Это жест, легкий и какой-то по-пацански незамысловатый, растопил сердца двух мрачных оперов. Они вдруг улыбнулись и уже смотрели на контрразведчика не как на гостя незваного, а как на вполне ожидаемого товарища по несчастью.

– Ну, давай разливай!

Выпили, закусывая оставшимися от утреннего чаепития печенюшками.

– Так что такое справка-меморандум? – спросил Фирсов, и было понятно, что человек не стесняется показаться неучем.

– Справка-меморандум – это секретный документ, в котором излагается суть дела в сжатой и легкодоступной форме, – ответил Рязанский, не забывая при этом аккуратно упаковывать обратно в чемоданы разложенные на его столе бумаги гостя. – В твоем случае это бы выглядело так. Такой-то, приехал оттуда-то. По приглашению приехал или как. Где паспорт получал? Есть виза, нет визы. Сделал то-то. Встречался с теми-то, что говорил и так далее. Общается ли он с проститутками или нет. Если так, то можем поискать подход к бабе. Она напишет заявление, что ее изнасиловали. Предлог хорош любой, лишь бы его хотя бы на какое-то время задержать. Нам-то за что зацепиться?

– С проститутками не общается. Телефонные переговоры его записаны, имеется расшифровка, может, все-таки почитаете?

– Да ты пойми, сколько времени надо, чтобы прочитать все это! Ты с самого начала занимаешься этим делом?

– С самого начала.

– Вот! А мы даже еще толком не приступали. Так что лучше продолжай рассказывать. Он пересек границу нормально?

– Как и все. Без проблем.

– Вы пробивали его? Это тот человек?

– Вроде тот. Но наши возможности не безграничны. Исходя из наших возможностей – он и есть. Паспорт настоящий.

– А где сейчас живет?

– Квартиру снял на Юго-Западе.

– И чего?

– Ничего. Мы там все оборудовали, но он даже разговоры внутри никакие не ведет и никого у себя не принимает.

– А музыку громко не включает?

– Нет, он тихий. Соседи им довольны.

– Жаль, а могли бы найти наркотики или пистолет. Шучу.

– Да нет, он вообще положительный, в девять часов спать ложится.

– Ну и как тогда быть? Мы что, волшебники? Ну а ваша наружка работает, они-то что говорят, что он делает?

– Да ничего особенного. Время от времени ездит по обменным пунктам, меняет фунты стерлингов на рубли.

– С этого места поподробнее. Помногу сдает?

– Нет, маленькими партиями. По одной-две штуки.

– А вот это уже интересно. Может, сигналы какие подает?

– Хрен его знает.

– Обменный пункт при банке?

– Нет. Обычная конура на первом этаже жилого дома. Дверь, окошечко… да вы сами знаете.

– Один и тот же обменный пункт посещает?

– Нет. Разные. В центр не ездит. Выбирает на окраине. На чем добирается? Вызывает такси.

– А зачем он так делает?

– Мы и сами не знаем.

– А вы это как-то фиксируете?

– Ну да, мы идем вслед за ним и эти деньги изымаем.

– А где они?

– У меня.

Тут Фирсов достал из кармана целую пачку английской валюты и положил на стол. И Большаков, и Рязанский принялись с интересом разглядывать купюры.

– Первый раз вижу фунты, – сказал Андрей, с интересом разглядывая незнакомые ему деньги.

– Не фунты, а фунты. Ударение на первом слоге, – с видом ученого знатока вдруг уточнил Рязанский.

– Ты прямо как Рябушкин: «Я не Рябушкин, а Ря́бушкин. Ударение на первом слоге». Как говорю, так и говорю, еще поучи меня, салага!

– Пять фунтов одной бумажкой, – пояснил Игорь то, что и не требовало пояснений.

– Да не слепые, видим. Не впечатляет. А что за мужик здесь нарисован?

– Не знаю, – пожал плечами Фирсов. – Да и, собственно, какая разница.

– Не скажи, иногда и такая мелочь имеет значение, – возразил Большаков и развел руки в стороны. – Не, ну реально не понимаю, что делать!

– Давай сделаем вот как, – обратился вдруг к Фирсову Рязанский. – Так как общение у нас складывается нормальное, надо его закрепить и усилить. Сбегай-ка ты, Игорек, и купи еще коньячку, а на обратной дороге зайди в наш буфет на первом этаже и возьми чего-нибудь закусить, пирожки какие-нибудь, бутерброды.

По той скорости, с какой Фирсов выскочил из кабинета, было понятно, что эта идея ему понравилась.

– Тоже мне контрразведчик, – вздохнул Рязанский, – ускакал и секретные документы бросил.

– Серега, – мрачно сказал Большаков. – Я сейчас буду пророчествовать. И ты меня послушай внимательно. Ладно? Так вот. Мы сейчас нажремся, а что будет дальше, знаешь? Правильно, потом нас поимеют. Игорек, он, может, и нормальный пацан, может быть, он даже хороший снайпер, или кем он там еще работал в охране Президента, но как опер в ФСБ он никакой. Он даже меньше, чем полный ноль. Он не в теме. Он плывет. И получается, что помощи нам ждать не от кого.

– А в чем пророчество?

– А вот в чем. Если мы не возбудимся на этого пассажира, нас наше начальство съест с дерьмом, потому что оно наверняка пообещало контрразведке эту работу сделать в лучшем виде. А самое главное мое пророчество вот какое: квартир мы в Москве не получим. Ты, естественно, поедешь самым медленным поездом к себе в область, а я – к себе.

– А почему же самым медленным?

– Да чтобы, дружок, продлить удовольствие.

– Я так не хочу. Я настроился остаться в Москве.

– Настроился он… радиоприемник хренов. Мало ли кто на что настроился. Тогда давай думать быстрее, тем более что времени у нас все меньше и меньше.

Когда вернулся Фирсов, они еще, конечно, выпили и минут десять спорили, чья служба хуже. Аргументы с обеих сторон были настолько весомыми и громкими, что в приоткрытой двери появилась голова Саши Зверя.

– Вы чего, мужики, шумите?

– Отстань. Тут гости из контрразведки. Совещание у нас. Нам надо посидеть и пообщаться с товарищем. У нас секретная информация. Изыди.

– Тогда дверь держите закрытой, – рассердился Саша. – Начальство кругом, а вы тут керосините. Идиоты. И на телефон не отвечайте, раз работаете над стаканом.

Советом, конечно же, воспользовались, дверь закрыли на ключ, трубку бросили на стол и стали думать.

– Смотри, Игорь, по тем материалам, что вы наработали, у нас нет оснований за что-либо его задерживать, – еще раз резюмировал Большаков. – Единственное, что у нас есть, так эти фунты. Ты их на экспертизу отдавал? Вдруг они фальшивые?

– А что, надо было отдавать?

– Час от часу не легче! Конечно, а что ты их держишь?

– Нет, ну мы не настолько идиоты, как вы думаете. В ультрафиолете посмотрели. Вроде все в порядке. Мы даже их проверили на наличие надписей или знаков, которые могли бы быть сообщением. Они чистые. Но эксперты их на подлинность действительно не смотрели.

– А надо, чтобы посмотрели. Ты мог бы отдать их на проверку в свое учреждение?

– Мог бы, но у нас это очень долго делается. Может несколько недель пройти, пока до этих денег дойдет очередь. У нас тоже контрразведчики не спят.

Выпив еще по рюмке, они сначала собрались ехать в ближайший банк, но потом, хорошо подумав, решили не рисковать и не совершать резких вылазок в город. Еще неизвестно, как отнесутся охрана и работники банка к трем пьяным мужикам с валютой в руках. Тут и красные корочки могут не помочь, на кого нарвешься…

Большаков, полистав служебный справочник, набрал номер начальника УВД полковника Маркова, на территории которого временно расположился прибалт. Разговор был короткий. После того как Андрей представился, он сразу спросил, есть ли у того в распоряжении полноценный экспертно-криминалистический отдел, потому как знал, что этой структурой обладали далеко не все управления внутренних дел Москвы. Выяснилось, что таковой имеется и они готовы прямо сейчас оказать ГУБОПу всестороннюю помощь, проверив подозрительные купюры на подлинность, тем более что в райотделе этим занимается не абы кто, а человек с почти тридцатью годами опыта в криминалистике, а в свободное время уважаемый в стране нумизмат.

– Тогда, Марков, сейчас к тебе наш человек приедет с фунтами, а ты потом после проверки дай нам справочку, нормальные это деньги или нет.

– А там что, могут быть фальшивые?

– Не исключено.

– Здорово! Жалко только, что эту «палку» я на себя оформить не смогу.

– Не вопрос, оформишь их на себя.

– Да ладно! – обрадовался начальник УВД. – Вот за это спасибо, братцы, а то у меня давно фальшака не было. Начальство требует, а я где его возьму? Если только самому нарисовать и самому сесть.

– Как утверждают классики, сесть мы всегда успеем. Так что, быстро сделаешь?

– Да прямо сейчас. И заключение-справку мгновенно напишем.

– Давай. Был ты Марковым, а станешь Фунтом Стерлинговым. – В ответ в трубке по-лошадиному заржали, и Большаков хлопнул Фирсова по плечу. – Чего сидишь? Давай езжай, только ксивой своей не свети. Типа, ты от нас. А мы пока чаю попьем. Время уже начало третьего.

Мгновенно испарившийся контрразведчик появился уже через час. С бутылкой коньяка в руках.

– Мужики, фунты фальшивые!

– Почему, почему она красная? Это что значит? Это кровь?! Мне конец, да?!

Так начинался рабочий день в одном из кабинетов администрации области. Бывший московский предприниматель, а ныне заместитель вновь избранного губернатора Бородатов, судя по всему, умирал. Он лежал, вытянувшись на кожаном диване, и тихо стонал то ли от страха, то ли от боли. Секретарша, женщина средних лет, вся насквозь блондинка, со стаканом воды в руке, пыталась его утешить.

– Ну, может быть, она не такая и красная. Ну почему сразу думать о смерти?

– А о чем мне еще думать? Она красная! Очень красная! Света, прекрати, я что, по-твоему, дальтоник?

– Что же делать? Нужно искать врача. Нужен специалист. Давай позвоним начальнику облздравотдела!

– Нет уж, дудки. Не забывай, кто мы, а кто она и на кого работает! Надо немедленно ехать в Москву, в Кремлевку.

– Точно! Там за деньги покойников оживляют, а это на раз вылечат.

– Да, да! – из последних сил кивнул Бородатов.

Слабый-слабый, а когда в кабинет без стука вошел спортивного вида человек, он сразу накинулся на него.

– Олег, ты кем у меня работаешь?

– Водителем, – не понимая, к чему клонит шеф, ответил вошедший.

– А еще?

– Охранником.

– Ну так и охраняй меня! Ты где бродишь? – закричал вдруг заместитель губернатора. – Какого черта я должен тебя ждать?

– Да я в приемной у губера был, – мало еще что понимая, ответил охранник, а по совместительству водитель. – Случилось что?

– Случилось. Хреново мне. Меня, похоже, отравили. Сворачиваемся и едем в Москву.

Секретарша отпила воды из своего стакана и твердо решила:

– Я с тобой.

– Ну конечно! А на кого я все дела брошу?! Здесь будешь моими глазами и ушами.

– Да расскажите вы толком, что случилось, – не выдержал охранник.

– У шефа моча красного цвета, – с каким-то укором ответила секретарша Света. – Похоже, что почкам кирдык. Надо искать хорошего специалиста. Здесь лечиться опасно. Местные костоломы сразу разнесут по всей области.

– Вот именно. Разнесут и спишут в утиль! – подал с дивана голос Бородатов. – Я не собираюсь становиться политическим трупом в сорок лет. В Москву! Только в Москву!

– Да не вопрос. Надо – так надо. – Олег достал из кармана ключи от «вольво». – А что это вдруг такой разлад в организме? Было все нормально, и тут на тебе! Может, что поели не то?

– Тоже мне специалист нашелся! – усмехнулся Бородатов и поморщился от боли. – При чем здесь еда?

И тут секретаршу осенило.

– Стоп. Ну-ка, ну-ка… Ты свеклу ел?

– Да когда? Обеда еще не было.

– А вчера ел?

– Не помню. Да и какое это имеет значение?! Да, ел. Селедку под шубой.

– Много сожрал?

– Да нет. Пару тарелок.

– Ну ты… и я-то дура! Сразу не мог сказать? Все, отбой тревоги. Москва отменяется, лечение тоже. Спасибо, Олег! А то мы тут чуть с ума не сошли.

– Я не понял. Ничего страшного? – Бородатов с надеждой посмотрел на свою секретаршу. – Это потому, что я вчера свеклы наелся? А разве так бывает?

Секретарша повела плечами и театрально расхохоталась. У заместителя губернатора и боль куда-то вся ушла, и хорошее настроение полилось рекой. Он приподнялся с дивана, отпил из стакана воды и на секунду замер, словно прислушиваясь к своему организму. А потом резко встал и пошел за рабочий стол руководить экономикой области.

– Ну ладно, вы тут выздоравливайте, а я пойду покурю, – зачем-то сказал Олег и повернулся к двери.

Зря он это сказал. Получилось уж как-то по-издевательски.

– Стой, – в спину ему понеслись приказ и вопрос: – А что ты делал в приемной губернатора?

– С губером разговаривал.

– Ты? О чем?

– О том, что я больше не хочу с вами работать.

– Да? Прямо так? И что тебе ответил губер?

– Сказал, что подумает, что со мной делать.

– И какую должность ты хотел заполучить у Егорыча?

– Любую. У меня высшее образование.

– Вот даже как? Дурак ты. Дурак! Я для тебя сколько добра сделал, а ты?

– Сан Саныч, что за выражения? Я в милиции до майора дослужился, и служил, между прочим, честно, а вы себе что позволяете? И если бы я не поддался на ваши уговоры идти вслед за вами, то уже бы подполковником был.

– Иди ты… а я и не знал, – заулыбался Бородатов, но от его улыбки веяло только презрением. – На страшном областном суде ты, Олежек, будешь сказки рассказывать про свою неподкупность и честь. Чего ты целку валдайскую из себя строишь? Подполковником он бы стал. Да ты бы уже сидел, потому что ты разучился жить на одну зарплату.

Олег стоял перед ним, смотря себе под ноги, но кулаки его сжимались.

– А позвольте вас спросить, господин хороший, на какие шиши вы, капитан милиции при говенном райотделе, прикупили себе новенькую иномарку? Кто вас с женой каждый год на протяжении многих лет отправлял отдыхать за границу? И не в Ебипед какой, а в Италию да Францию? Кто ежемесячно отстегивал вам по три милицейских оклада, чтобы вы с голоду не подохли? А кто квартиру тебе в ближайшие месяцы собирается давать? Милиция? Губернатор? Нет, я собираюсь! Служил он… Знаешь, чему ты служил? Золотому тельцу ты служил. Ты – коррупционер, а я. А я тот, кто тебя танцует. Понял?

– Понял. – Олег стоял бледный. – Но.

Бородатов пристукнул кулачком по столу, и глаза его налились кровью.

– Не нокай мне! Не запрягал. И слушай сюда. Я мог бы испортить тебе жизнь за твою сегодняшнюю самодеятельность, но я слишком много в тебя вложил сил и средств. И времени угробил кучу, чтобы у тебя был хороший карьерный рост. Ты чем был? Поганым ментом. А кем я тебя хочу видеть, знаешь? Молодец. У меня на тебя большие планы. Вот что! Позвонишь губеру и скажешь, что у тебя изменились обстоятельства и ты пока останешься при мне. Не расстраивайся, придет время, и я тебя пристрою. Куда-нибудь, где тебе будет очень сладко жить. А пока к ноге! Ну, типа, ты понял, о чем я?

Когда Олег Стёганов испарился из кабинета, зазвонил телефон прямой связи губернатора.

– А ну-ка зайди ко мне!

– Бегу!

Напарник неожиданно оказался тем, кем нужно.

Человеком, схватывающим все на лету, да и готовым практически на все. Почувствовав стоящую за собой мощную фигуру начальника УБОПа, готовую в любую минуту его подстраховать и направить в верном направлении, на интуитивном уровне осознав, какая ответственная отводится ему роль, он перестал быть просто Русланом, «чеченом с гор». Вот только теперь, к тридцатнику, он и стал человеком, на которого просто так даже косо не взглянешь и про которого плохо без весомой причины не скажешь.

Вся его предыдущая жизнь здесь, в самом центре России, не имела никакого значения. Мало ли что был сыном состоятельных родителей и что закончил Московский университет, говорил без акцента, все это не делало его ни счастливее, ни состоятельнее, ни авторитетнее. А тут раз, понравился он важному человеку – и повышение! А за что, знает только сам Всевышний. Это как погоны, которые он когда-то носил, служа в Советской армии. На плечах лычки – бегай с подъема до отбоя, звезды – ходи по части степенно, с достоинством. Теперь на нем явно были звезды, и чувствовалось, что немаленькие, раз даже «дедкинские» вдруг изменили к нему отношение. Еще год назад они его даже не выделяли из толпы крепко сбитых бойцов своей команды, а теперь при встрече первыми жали руку. А за ним самим уже сзади стояли бойцы, молодые и злые нохчи, которых он тщательно выбрал из своего родного тейпа. Парни успели повоевать с федералами, и удивить их или напугать было невозможно. Работу свою новую, непыльную и неопасную, они освоили на пять с плюсом. Стоило ему только намекнуть – они и прижмут кого надо, и напугают до смерти, но самой смерти не допустят, на ниточке подвесят, но живым, до тех пор, пока снова не прикажет именно он: «Убей».

Дело сразу пошло как по маслу. Откуда народ предпринимательский узнал, что за его группой стоят серьезные люди, можно было только гадать, но сопротивление если и оказывал, то только для того, чтобы уже на следующий день отдать не сто баксов, а двести. А конкурирующим в области другим организованным преступным группировкам и объяснять ничего не надо было, сразу смекнули, кто их хочет подвинуть на рынке оказания вымогательских услуг. Смекнули и стали тихо наблюдать, куда приведет объявившихся конкурентов столь рьяное расталкивание плечами.

А начинали конкуренты, как и все они несколько лет назад, с окучивания ларьков, потом магазинов, но в итоге дошли туда, куда все остальные боялись сунуться, – до предприятий. А там в кабинетах прятались еще те крысы! В бытность свою руководителями советских предприятий они с трибун партийных конференций призывали сознательный рабочий класс выполнять и перевыполнять плановое задание, но как только член правительства Турнепс, назначенный правительством ответственным за приватизацию, произнес слово «ваучер», принялись обесценивать свои же, как они раньше утверждали, родные предприятия, чтобы потом на скупленные у работников за копейки ваучеры сделать эти самые предприятия окончательно и бесповоротно себе «родными».

Так что «Капитал» Карла Маркса они все-таки не зря изучали. С прибылью! Это, конечно, была еще та шобла, при пиджаках и галстуках, с кремневым взглядом, но прогнившей сердцевиной. Страх, который привносили с собой в их кабинеты Руслан и его сотоварищи, липкой паутиной накрывал даже самых борзых и неприветливых коммуняк. Они сбивались с пафоса и начинали лепетать что-то уж очень неубедительное про нехватку заказов, про долги и банкротство, но пустой взгляд Руслана, направленный не на владельца предприятия, а куда-то в сторону, не сулил ничего хорошего ни говорившему, ни его родным и близким. Так, наверное, было всегда в истории всяких там робин гудов, фирменных или новодельных. Так же кто-то, одинаково сбивчиво, жаловался на трудную, почти нищенскую долю, выпавшую на жирный живот владельца фабрик-заводов, дворцов-пароходов или там, к примеру, родового имения где-нибудь в Ноттингемшире, рядом с Шервудским лесом. И так же одинаково бесследно эти слова пролетали мимо ушей сидящего напротив с мечом в руках или автоматом наперевес. Эти встречи всегда заканчивались однообразно. И там, давно, в Англии, и тут, сейчас, в России, одними и теми же словами.

– Сколько? – спрашивал со страхом буржуй.

И ему отвечали охотно:

– Столько.

Переливание крови – вот что это напоминало. От здорового с высоким гемоглобином к сирому и убогому, изможденному болезнями и длительным голоданием. А что, разве не велел Бог делиться?! Раз ты, паскуда, не делишься с сиротами и стариками, делись с нами! Ах ты делишься и с сиротками из детского дома, и со старичками из дома престарелых, ну так что тогда с нами-то жопишься? Мы-то чем хуже?!

Заводики и фабрики не сразу, но, поторговавшись, тоже начинали платить. И эта денежка была не чета копейкам с ларьков. Тут с одного месячного взноса иногда можно купить пяток новых иномарок. Но это было бы глупо и привлекло бы ненужное внимание. Деньги любят темноту, на свету они линяют.

И пока как на дрожжах росли в тайниках пачки денег, отдыхая в тишине от ультрафиолета и собственного хруста, у Фридмана возникло необоримое, от которого он потерял покой и сон, желание непременно вложиться если не в недвижимость, то хапнуть не просто предприятие, а что ни на есть градообразующее, которое все еще пашет день и ночь без простоев и забастовок, аки пчела. ДСК. Домостроительный комбинат.

А что, человечество всегда строило, даже во время войны, разрушив одно, сразу принималось закладывать фундамент другого. А подобная ниша в сложном, запутанном перестройками и нововведениями мире под названием Россия дорогого стоила и стоить будет еще дороже.

Но останавливало то, что руководил домостроительным комбинатом не абы кто, а Герой Социалистического Труда Мордвинов Иван Терентьевич. Уж и никакого социализма в помине не было, уж потрескались архивные кинопленки с его участием, а он сидел незыблемо в своем кресле и время от времени всех приходивших к нему рублем или долларом одолжиться на своем стальном кукане молча проверчивал.

Глыба, а не человек! Просто так на хромой кобыле не подскочишь. Тут требуется долгое ухаживание с преподношением всего чего угодно, да не цветов и шоколадок. Даже герои прошлых пятилеток не против и дальше жить без материальных проблем. Смущало, что и друзья его были ему под стать, то есть все те, кто имел хоть какую-нибудь власть в городе и области. Кланялись при встрече первыми и сразу интересовались, куда ведет жизнь генерального директора областного ДСК, к оптимизму, то есть к победе капитала, или в сторону противоположную, к пессимизму, то есть к больничной койке. Ответы были чаще всего жизнеутверждающими, потому как Мордвинов все еще верил в победу коммунизма пусть даже в отдельно взятом ДСК. Так что, если почувствует слишком сильную хватку на своем горле, может и возопить во всеуслышанье: «Доколе терпеть этот грабеж?»

И тут уж эти местные газетенки и телеканалы, так называемые средства массовой информации, эти поборники новой свободы слова и демократии, разгавкаются так, что не заткнешь. Тут, конечно же, найдутся принципиальные журналюги, которые проведут свое расследование, и неизвестно, в какую копеечку оно может влететь и сколько флаконов нашатыря и зеленки потребуется, чтобы остаться не при делах.

Да, конечно, на все требовалось и время, и – этого у Руслана уж точно не хватало – такт и обаяние. Хоть Мордвинов и не переносил на дух небритых кавказцев, но светиться перед ним лично смысла тоже не имелось, потому как и к сынам Израилевым он тоже не спешил в объятия. Но и других людей у Бориса Петровича для этих целей не было. В конце концов, не создавать же дополнительный штат жуликов славянской наружности, эдаких эльфов, непременно добрых лицом и мягко стелющих перспективами прямо под грузное тело Мордвинова. Тем более что это, по всей видимости, ничего хорошего бы не дало. Упертый черт!

Да, это был крупный кусок. Огромный. Принять его на свой баланс показалось Фридману делом чести. Если не он, то кто же? Или Мордвинов перестал бояться смерти? Он что, думает, этих детей гор остановит его семиэтажный мат? И не с таких «заговоренных» и уши слетали, и головы. Надо было брать его, пока старческий маразм совершенно не испортил характер директора ДСК и не сделал его окончательно недоговороспособным.

И он приказал Руслану думать. И Руслан задумался. Прежде всего он начал собирать всю возможную информацию о Мордвинове, его окружении и о тех, кто трется вокруг него.

Как оказалось, не так все было просто. По имеющимся данным, крутился возле ДСК, и крутился небезрезультатно, человек Хрома, некто Дорин, оказывая директору все полагающиеся в таких случаях знаки внимания. И с этой стороны зайдет, и с другой подрулит. И самое главное, что весь этот «оживляж» совпал с избранием нового губернатора. Видимо, и Шитов просек, откуда у большого благополучия растут ноги, и готовился прожить остатки дней на полном обеспечении от будущих российских новоселов, потому за компанию с Хромом встал в боевую стойку. Уже было ясно, что сделка в том или ином виде не за горами. И как тут всунуться?

И тут Борису Петровичу неожиданно повезло. Пропал директор одного из областных винно-водочных заводов. Выехал с работы к себе в загородный дом, а к месту назначения не добрался. Сразу было понятно, что человек солидный не в загул ушел, а попал в чьи-то жесткие руки. Тем более что жена его была не просто домохозяйкой, а правой рукой, хорошо осведомленной о бизнесе супруга. Она сразу рассказала, что мужа уже на протяжении нескольких месяцев заставляют переписать предприятие на непонятных персонажей, которые взамен обещают некоторую сумму денег – понятно, что смешную, – и возможность под их крышей и дальше работать директором.

Кто это были? Семен Аронович молчал, хорошо понимая, что вот тут родную жену лучше не вводить в курс дела. Меньше будет знать, значит, и проживет чуть дольше его самого. Но и Семен Аронович был тертый калач. Он упирался всеми своими четырьмя конечностями и на сделку не шел принципиально, прекрасно понимая, что, переписывая завод на других, он самого себя превращает в пыль. Никто и никогда не будет ему ничего платить, и уже на второй после перерегистрации предприятия день он окажется на пенсии.

Отказ за отказом делал одну сторону переговорного процесса мрачнее и агрессивнее, другую – беспокойнее и молчаливее. Все шло к развязке, и просвет мог появиться только в виде яркого и манящего света в конце черного тоннеля. Но туда следовать не хотелось никак.

Можно было огородиться охраной, но выпущенная с приличного расстояния снайперская пуля окажется куда быстрее любого, пусть хоть самого расспецназистого телохранителя. Можно было обратиться в правоохранительные органы, но многих ли уберегли эти самые правоохранительные органы? Они сами себя-то не в состоянии были защитить, да и кто будет защищать какого-то «нового русского» день за днем, месяц за месяцем? Взвод солдат с карабинами нанять? Глупости все это, думали они тогда, но сейчас, когда привычный мир рухнул в одну секунду, она, супруга, наверное, не то что взвод заставила бы нанять, но и роту выкупила бы у Вооруженных сил России!

Так и жили. В постоянном страхе за себя, за детей и внуков, которых, слава богу, отправили за пограничные заставы, в земли теплые и обетованные, в завтрашний день. В послезавтрашний уже и не заглядывали, не до того было. До вечера бы дожить и, накрепко закрывшись за воротами и замками, вздрагивая от каждого шороха, лежать, обнявшись, в кровати, со страхом ожидая следующего утра.

И вот одно такое утро наступило, но не какого ждали. Женщина плакала и не находила себе места, прося сыщиков найти ее мужа, живого или мертвого.

Дело поначалу показалось глухим и неперспективным. Мало ли что могли сделать с несговорчивым. Может быть, уже и искать никого не надо. Может быть, лежит где-нибудь Семен Аронович на дне торфяной траншеи и глядит пустыми глазами на мутную болотную жижу и ни черта не видит. Поди найди его, места здесь клюквенные – не зря после водки самым ходовым товаром его завода была настойка на клюкве. Тысячу лет не сыщешь…

Но сыскали. На третий день пришел в райотдел мужичок и заявил, что хоть и страшно ему делать заявление, но еще страшнее думать, что он своим молчанием может погубить человеческую жизнь. А так как Бог не Тимошка и чутка видит суть каждого, то неохота ему, бывшему пастуху, тяжесть такую вешать на свою престарелую шею. Не для того он всю жизнь дудел в жалейку, чтобы вместо рая отправляться на адовую фабрику по прожарке и копчению грешников.

И рассказал, что видел. А видел он, как подъехала машина к крайнему коттеджу в их поселке и два жлоба выволокли из багажника мужика лет немалых, в пиджаке и при галстуке, с грязной тряпкой, вбитой кляпом в рот.

– Помятый человек был. Очень помятый. Видать, били его хорошо, раз сам идти не мог, башка болталась из стороны в сторону.

– Темно уже было?

– Темно, но фонарь светил ярко.

– Далеко от них стоял?

– Да рядом.

– А как же ты, дядя Миша, все это увидел, и тебя они не тронули?

– А кому трогать-то? Саньке да Сереге? Я их еще вот такими ошпырками знал, местные они. Когда они маленькие были, я им все грибные места показал в округе. Так что я у них в авторитете. Пальчиком пригрозили, и все дела. А я что, я ничего. Мое дело маленькое. Наши дома рядом. Соседи мы. Но уж больно мужик этот по ночам орет. Точно режут его, бедолагу. Вот я и подумал, что надо это прекращать. Одну ночь кое-как спал, другую, а тут словно молнией ударило. Это что же такое получается, мало того что я в ад попаду, так я и на третью ночь без сна останусь? Примите меры!

Торопились как на пожар. Стянули все силы, которые можно было собрать. Долго не озадачивались и хитроумных планов не городили. Ехали только с одной целью – спасти захваченного. Когда бойцы СОБРа ворвались в дом, то даже их замутило от количества крови, размазанной по полу и стенам, от вида истерзанного куска человеческой плоти, еще три дня назад бывшего директором крупнейшего винно-водочного завода области.

Братьев, пьяно вытаращивших зенки на незваных гостей, быстро вбили в пол и заодно отрихтовали им ребра берцами с подковками на носках. Пострадавшего мученика увезла скорая прямиком в реанимацию, а затем – на длительное восстановление в проктологическое отделение областной больницы.

Пяти минут хватило, чтобы выяснить, кому приходились бойцами невидимого фронта Санька и Серега, они же Хворый и Хилый.

Хрому.

В его организованную преступную группировку они вошли несколько лет назад, сразу по прибытии из мест не столь отдаленных. Нет, лично с ним, Хромом, они не были знакомы. Он кто? А они кто? С них хватило и одного слова их бригадира Нетопыря, который приказал отпрессовать Пол-литра, а именно под таким погонялом проходил по блатной картотеке славный Семен Аронович, без всяких соплей жалости, то есть по-взрослому. Чем, собственно говоря, они все три дня и занимались.

– Ну а что? Ну, некрасиво оно, конечно, получилось. Но если бы вы не приехали, он бы точно завтра все бумаги подписал. Он бы и позавчера все подписал, но не хотелось нам его отпускать. Нам тоже работу свою надо руководству показывать. Нам тоже не за просто так деньги платят.

– Зачем же вы, звери, так его истерзали? Ведь он же теперь инвалид на всю жизнь!

– Очко-то? Делов-то! Пилюлькины зашьют, как новый будет!

– Ах ты, падла, писателя Носова знаешь?

– Кого-кого?

– Того!

Хворого и Хилого били снова и снова в несколько рук. Летели в разные стороны кровавые брызги, смешиваясь с высохшей кровью Семена Ароновича, но два брата, словно неубиваемые, снова и снова ухмылялись и время от времени даже пытались шутить, пока два тяжелых удара с ноги не отправили их в затяжной и заслуженный нокаут.

– Н-н-ну что, сволочи, пьете?! – От мгновенно нахлынувшего возмущения полковника Серова опять пробило на заикание. – Н-н-начальник главка поручил вам дело, время идет, а вы пьете?! Я думал, у меня в отделе нормальные люди, а вас ни на минуту нельзя одних оставить?! Вы долбанутые?!

Дверь, конечно же, они опять забыли закрыть, когда Фирсов уехал на доклад к своему начальству.

– Павел Дмитрич, товарищ полковник, да все в порядке! Вы поручили нам когда? В одиннадцать дня? А мы уже практически все решили. Можно ставить «палку».

– Как? – на лету меняя гнев на милость, растерянно развел руками начальник отдела. – А почему мне не докладываете?

– Так вот собирались к вам, да вы сами пришли. Разрешите доложить?

Ошарашенный Серов с какой-то вселенской тоской посмотрел на рюмки с коньяком и обреченно приказал:

– Подождите. Сначала и мне плесните!

На два голоса они, как могли, ввели в курс дела своего непосредственного начальника. И выходило вот что. Им действительно здорово повезло. Будь на месте пожилого эксперта человек молодой и малоопытный, вряд ли бы он обнаружил подделку. Но старикан дело свое знал, как «Отче наш», недаром много лет подряд создавал у себя дома редчайшую коллекцию денег. Он однозначно определил, что фунты имеют явные признаки подделки. И бумажки эти, пятифунтовые, вовсе не новодел, а имеют славную, в кавычках, историю. Сделаны они были еще в фашистской Германии для подрыва экономики Британии. Над их созданием трудилась целая команда зэков, которые отбывали в тот момент наказание за фальшивомонетничество. Совершенными банкноты назвать трудно, но сделаны они были вполне себе ничего. По крайней мере, даже Банк Англии, после того как обнаружил их, не сразу стал изымать из обращения, и они еще много лет имели хождение вместе с настоящими деньгами. Потому обменные пункты их и не могли распознать. Но, в принципе, взять «пассажира» за ягодицы ФСБ могли и сами, если бы не держали фунты при себе. Достаточно было отправить их на проверку в свою лабораторию или в лабораторию Центробанка. Но как вышло, так и вышло.

– Что написал эксперт? – спросил уже успокоившийся и вполне довольный своими подчиненными Серов.

– Что наличествуют формальные признаки подделки, а чтобы оценка была точной, надо отдавать банкноты на проверку в Центробанк.

– Значит, так! Один из вас пусть прямо сейчас едет в Центробанк, другой готовит мне справку, чтобы я мог ее в ближайшие полчаса показать начальнику главка и получить «добро» на реализацию с нашей стороны. А что думает ФСБ?

Тут как раз позвонил Фирсов, и через пару минут стало известно, что думают коллеги. Игорь уже доложил своему начальству о проделанной работе, и оно дает отмашку на немедленное задержание, но только так, чтобы эта операция было проведена руками милиции, к примеру главка. Мол, не хотят пугать прибалта. Они с ним поработают чуть позже, в камере.

– Мы тоже не можем возбудиться, – возразил Большаков. – Не мы начинали, никаких материалов официальных мы не имеем, ни дел оперативного учета, ни заявления, ни информации у нас нет, планов мы не писали. Да и что писать, когда наша помощь неофициальная, мы тут как общественники. Короче, у нас нет практически ничего.

– А есть кем прикрыться?

– Да, тем же УВД на Юго-Западе, в котором ты сегодня был. Я думаю, там не откажут нам в этой просьбе.

– Принято.

Справка из Центробанка тоже подтвердила, что пятифунтовые купюры фальшивые. Начальник главка расцвел довольной улыбкой, а начальник поменьше, Марков, несмотря на позднее время, только услышав о предстоящем задержании сбытчика фальшивых денег, тут же пообещал и следователя в помощь, и мгновенное возбуждение дела.

Реализация прошла этим же вечером, благо чекисты хоть и не светились, но сутки напролет пасли прибалта и на улице, и внутри квартиры и знали о каждом его шаге. Как только он вызвал такси и оказался в обменном пункте с толстой пачкой денег, ловушка захлопнулась. Почти тридцать пять тысяч фальшивых фунтов стерлингов так никогда и не превратились в настоящие доллары, зато одна только вневедомственная охрана мгновенно лишила мутного рижанина всяких шансов оказаться у себя на родине в ближайшие несколько лет. Но это была меньшая часть проблем. Российские контрразведчики готовились ему задать свои очень непростые вопросы.

Утро пятницы они встретили минералкой, чаем и головной болью. Так хреново им давно не было. Накануне они расстались с Фирсовым только во втором часу ночи, когда допили седьмую по счету бутылку коньяка. В пик чаепития к ним без предупреждения зашел полковник Серов и передал устную благодарность от начальника главка за успешное проведение операции.

– Опять устная благодарность… Лучше бы квартиру дали, – пробубнил Рязанский, нисколько не обрадовавшись такому поощрению. – Не в советское же время живем. Хотелось бы что-то более материальное, чем просто спасибо, пусть даже от начальника главка.

– Так мы не за чины и награды служим Родине!

– Ну так и не за паек! Не на срочной службе чалимся!

– Чалится он… Ты полегче с терминологией!

– Прошу прощения.

– Нет, ну а что, это тоже небольшой шажок к получению жилья, – высказал через некоторое время свою примирительную точку зрения Серов. – Типа, начальство не забывает о вас, да и вы, типа, стараетесь.

– А мы не стараемся, типа, да? Да мы как собаки землю роем, а где обещанные нам квартиры?

– Ну, не я же вам их обещал, и не я обязан их вам давать. На то есть звезды на погонах куда большие, чем мои. Ко мне какие претензии?

– К вам никаких.

– И на том спасибо!

– Павел Дмитрич, – обратился к начальнику отдела Большаков. – Ну, может, вы нам хотя бы позволите в понедельник на работу приехать не к девяти, а попозже. Мы хоть выспимся у себя дома.

– Не вопрос. Так бы сразу и сказали, что не высыпаетесь. К девяти в понедельник можете не приезжать. Но в половине десятого чтобы были.

– Ну спасибо, ну уважили!

– Не надо иронизировать, в отпуске выспитесь!

Как только Серов ушел, Андрей закурил, а руки Сереги Рязанского потянулись за полиролем, в дверь тихо постучали до боли знакомым стуком.

– Нет, только не он! – в один голос воскликнули помятые и небритые Большаков и Рязанский, но это был именно он.

Хоть и пили они накануне одинаково и расстались одновременно поздней ночью, но внешний вид стоявшего перед ними Фирсова был таков, словно тот вернулся из санатория после месяца возлежания на берегу моря. Аккуратно подстриженный и гладко выбритый, он стоял в черном костюме, на котором и самый сильный микроскоп не обнаружил бы и пылинки. Стрелки на брюках могли порезать руки, ботинки – ослепить блеском. Даже средних размеров картонный ящик, который он держал в своих руках, выглядел рождественским подарком.

– Инопланетянин, твою мать, ты какие таблетки жрешь, чтобы так выглядеть по утрам после пьянки?

– Да вы что, парни, никаких таблеток я не пью. У нас в охране Президента по-другому и нельзя было, как бы ты ни бухал накануне. Просто привычка.

– Понятно. Хорошая привычка. Надо попробовать. С чем пожаловал?

– С благодарностью, мужики! Считайте меня уже подполковником, начальство мною довольно, сказали, чтобы я сверлил себе новые дырочки на погонах.

Тут он, словно фокусник, раскрыл картонный ящик. В нем лежали пять бутылок коньяка, кусок сырокопченой колбасы, шмат сала и буханка ржаного хлеба.

– Я от вас никуда не уйду, пока ящик не станет пустым.

И тогда и Большаков, и Рязанский обреченно вздохнули:

– Тогда что стоишь, почти подполковник?! Закрывай за собой дверь на ключ. Судя по всему, совместное совещание Главного управления по борьбе с организованной преступностью и Федеральной службы безопасности затянется сегодня как минимум до конца рабочего дня…

Хрома задержали у него на квартире и без проволочек и лишних формальностей препроводили в СИЗО, но его группировка, хоть и оказалась обезглавленной, тяжкую свою работу по выколачиванию денег с населения не прервала. Более того, словно мстя за арест своего лидера, методы свои они лишь ужесточили. За сопротивление – в морду, за задержки ежемесячных выплат – увеличение процента. Без уговоров и предупреждений. Потому что нечего трогать тех, кто сберегает покой в городе! Был Хром при делах в городе – была в наличии в городе тишь и благодать, а сейчас, уж извините, получите ответку!

Дорин, человек хорошо известный не только как финансовый руководитель структур Хрома, но и как бывший секретарь горкома партии, отвечавший за экономическое развитие города, прекрасно знавший основы получения прибыли и при социализме, и при капитализме, немедленно запросился на встречу с Шитовым. Ведь сложившейся ситуацией можно было воспользоваться по-разному. Или притихнуть и показать слабину, или, наоборот, всем своим видом изображать спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Ну, мало ли что Хрома приняли всерьез и надолго, остальная команда на своих местах, и во всяком случае Ивану Терентьевичу лучше ровно сидеть на своей заднице, чем лечить ее в больнице. И никакие внутренние органы страны не помогут починить свои собственные, потому как и за Дориным, и даже за самим Хромом тоже стоят люди. Непростые. И мстительные.

После недолгого разговора с губернатором состоялась долгая и, видимо, очень конкретная беседа с Мордвиновым. Перспективы совместного проживания были показаны настолько рельефно, что тот задумался всерьез и о своем будущем, и о будущем своего ДСК. А потом, вместо того чтобы сложить руки на брюхе и подписать требуемые документы, взял и позвонил чекистам. Потому как он не какой-нибудь вшивый ларечник, а руководитель градообразующего предприятия, и если город и область намерены свой бюджет и дальше пополнять его отчислениями, то пусть обеспечат безопасность ему и его коллективу.

Как раз в этот момент на связь с Фридманом и вышел Руслан. Он почему-то искренне считал, что запись разговора возможна лишь по телефонным проводам, а мобилу Аллах от этого сберегает неким таинственным эфиром. Вот что значит гуманитарий. Но и сам Борис Петрович расслабился, понадеялся на русское «авось». А надо было всего лишь договориться о встрече на нейтральной территории и выслушать все, что накопилось у Руслана. Но начальник УБОПа спешил на совещание к начальнику УВД и потому буркнул в трубку:

– Что у тебя? Давай быстро!

Руслан кратко описал сложившийся расклад дел с ДСК и спросил, как и положено подчиненному, что ему делать с путающимся под ногами Дориным. Что-то злило Фридмана в тот день. Ему хотелось заметной, большой движухи, а ее не было ни на основной работе, ни по линии сколачивания личного капитала. Начальник УВД был прежний, капиталы прирастали вяло.

– Валить! – сердито, без промедления ответил Фридман и повесил трубку.

В конце концов, Руслан не дурак и не станет прямо сейчас отправлять на тот свет Дорина. Конечно, это сделать следует, но чуть позже, разработав план мероприятий и подстраховав себя со всех сторон. А пока пусть думает. Но только зачем он это сказал по телефону, зачем? А вдруг все-таки его слушают? Борис Петрович поморщился, вздохнул, да и забыл о сказанном. А зря.

Самое неожиданное случилось этим же вечером. Дорин в одиночестве ужинал в полупустом зале кафе под звуки рояля и скрипки. Он любил вкусно поесть, но на дух не выносил, когда ему в рот заглядывали напряженные охранники-малолетки с пукалками за пазухой, всем своим голливудским видом показывая, что они заботятся о безопасности своего босса. Он знал, что толку от этих идиотов мало, и, чтобы не портить аппетит, всегда гнал их подальше от себя, поближе к выходу, покурить на свежем воздухе.

Пришедший по его душу человек в маске был куда сообразительнее насмотревшихся «Крестного отца». Минутой раньше он беспрепятственно открыл дверь кафе с черного входа, никем не остановленный прошел через кухню и, подойдя к столику чавкающего Дорина, в упор расстрелял того из пистолета, да так кучно высадил обойму, что разлетевшиеся во все стороны липкие мозги еще долго отмывала со стен уборщица.

Это было через край. О факте преступления Фридман узнал не от Руслана, а от дежурного по УБОПу, и эта капля переполнила его терпение. Черт с ним, с Дориным. Это даже неплохо, что такую шкуру завалили так быстро. На кого могут подумать? Да мало ли кого мог нанять тот же Мордвинов или директор вина и водки, тут как на дело посмотреть и куда его повернуть, но слово «валить», выпаленное им сегодняшним утром, сверлило мозг, а нехорошее предчувствие сдавливало сердце.

Он нашел Руслана лишь на следующий день в его любимом ресторане и, отозвав в сторонку, сразу приставил к виску ПСМ:

– Ты шлепнул Дорина?

– Мы.

– Ты охренел? Кто разрешил?

– Вы.

– Что я сказал?

– Валить!

– Допустим. Но почему ты не поставил меня в известность, что это произойдет прямо в этот же день? Почему я узнаю об этом в самую последнюю очередь?

– Вы сказали валить. Валить – значит валить. Чего тянуть?! Я тоже думал, что его надо валить. Мало ли каких он дел понаделает с ДСК. Мужик умный, а сейчас было самое время его спровадить куда следует. Хром закрыт, Дорин сдох. Хромовские еще долго не оправятся от такой потери. Он у них был мозговым центром. Теперь наша очередь быка брать за рога.

– Дурак, Мордвинов уже чекистам настучал.

– А что, чекисты не люди? Денег не любят?

– А если на тебя подумают?

– Будь спокоен, дорогой. Сделано все чисто. Человека никто в лицо не видел. Он уже на Кавказе, а там его никто и никогда не найдет до следующего нашего поручения. Так что мы не при делах.

– А что охранники Дорина?

– Щенки. Обосрались и даже в зал не вошли, пока легавые не появились.

– Ладно. Пусть так и будет. Но предупреждаю тебя. Это первый и последний раз ты так сделал. Всегда и во всем ты должен меня держать в курсе дела. Если ошибешься, отправлю в горы, а вместо тебя возьму другого, посообразительнее.

– Клянусь Всевышним, никогда такого не повторится! Может, к нам за стол?

– Давай, есть хочу. Только не за ваш стол, а за соседний. Нечего мне с твоими.

– Зачем обижать людей? Они не бандюги какие. Что я, не понимаю? Это мои родственники.

Через некоторое время во главе богато сервированного стола в компании из нескольких чеченцев восседал начальник УБОПа Фридман. Он молча жевал свой шашлык, который время от времени запивал коньячком, хотя все остальные сидящие прихлебывали один только чай, но они мало интересовали Фридмана. Он внимательно слушал Руслана, который негромко докладывал ему последние новости:

– У нас на примете заводик интересный есть. Он один такой на всю область. Моторчики разные делает.

– Да кому сейчас наши моторчики нужны? А что за моторчики? Кто покупает их?

– Откуда я знаю, какие моторчики. Небольшие такие. А покупает Министерство обороны для военной авиации.

– Интересно. А что я не слышал об этом заводике?

– Да он не на виду. Раньше секретный был. Сейчас заходи кто хочешь.

– Что у них с прибылью? Есть или еле дышат?

– Еле дышат. Но, говорят, есть кое-какие перспективы.

– Верить можно?

– Верить можно, но только Всевышнему.

– Ну ты прикинь, что можно сделать, и в работу его.

– Я прикинул. Твои ребята нужны. Немного шороху навести.

– С этим проблем не будет. И вообще, ты давай шевелись. Такая лафа не на всю жизнь. Того же Хрома долго держать не будут. Выпустят. И найдет он себе другого экономического советника. Думаю, не глупее Дорина. Сам знаешь, мутная вода рано или поздно становится прозрачнее.

– Если ее не мутить. А мутить будем долго. Россия большая. Если здесь кончится, в другое место поедем.

– Если бы да кабы, выросли б во рту грибы, а кабы да не рот, был бы целый огород.

– Это что?

– Это? Это присказка такая. Русская.

– Что такое присказка? Напомни, забыл.

Напомнить Руслану, что такое присказка, Фридман не успел. К их столу подошли двое мужчин. Один достал из кармана красное удостоверение.

– Федеральная служба безопасности. Борис Петрович, здравствуйте! У нас к вам есть несколько вопросов. Не могли бы вы пройти вместе с нами?

– А… то есть вы знаете, кто я? – Глаза Фридмана вспыхнули и сразу потухли. Он все понял.

– Ну конечно! Не знать такого уважаемого человека… шутите? Потому мы надеемся, что и вы, и ваши друзья-товарищи без всяких глупостей выложите на стол оружие, а потом проследуете вместе с нами.

– Да какие они мне друзья!

– Что такое? Какое такое оружие? По какому праву? – вдруг зашуршали голоса с кавказским акцентом.

– Ой, совсем забыл, – словно спохватившись, обратился к кавказцам сотрудник ФСБ. – А для вас у меня отдельное дополнение. Вон там, за окошком, четыре снайпера. Голова каждого из вас под прицелом. Кстати, вас, Борис Петрович, это не касается.

– Большое спасибо.

– Не стоит благодарности. Мы же все-таки не чужие. А вы, любезные, если мне не верите, можете рискнуть. Так что? Поверите на слово или проверять будете?

– Нэт, нэ будэм.

– Вэрим!

– И правильно! Потому что это единственно правильное решение. Итак, господа, разоружаемся, разоружаемся!

Сразу после этого «разоружаемся» Фридман молча достал из кобуры маленький самозарядный пистолетик ПСМ для скрытого ношения, а кавказцы – ножи из карманов. Ручная осколочная граната завершила «натюрморт» стола. Финита ля комедия, одним словом…