След

Глава 40

С какой стороны ни посмотри, яснее не становится. Придя к такому выводу, Скарпетта заставляет себя не думать о выкрашенном алюминии и костной пыли, но мысли снова и снова возвращаются к частичкам белой, красной и голубой краски и обожженным пылинкам, которые мельче чешуек перхоти.

День после полудня серый, и тяжелое небо давит, угрожая обвалиться, как промокший потолок под дырявой крышей.

Они с Марино выходят из внедорожника, и двери за ними захлопываются с приглушенным стуком. Кирпичный дом с черепичной, покрытой мхом крышей – он стоит за задним двориком Полссонов – встречает их темными окнами, и Скарпетта чувствует, что начинает отчаиваться.

– Он точно будет здесь? – спрашивает она.

– Обещал быть. Где ключ, я знаю. Он сам мне сказал, значит, не возражает, если мы войдем и без него.

– Если ты предлагаешь вломиться в дом, то я против. – Скарпетта смотрит на дорожку, что ведет к деревянной двери за алюминиевыми створками, и молчаливые окна по обе стороны от входа. Домик старый, маленький, и вид у него печальный и жалкий. Печать небрежения видна во всем: в обступивших жилище магнолиях, в разросшихся, годами не подстригавшихся колючих кустах, в высоких соснах, разбросавших повсюду колючки и шишки, в заросших сточных канавках и неухоженной передней лужайке.

– Ничего я и не предлагаю, – отвечает Марино, поглядывая в оба конца тихой, пустынной улицы. – Просто сообщаю, что он сам сказал мне, где ключ, и предупредил, что сигнализации нет. А зачем сказал, это ты мне объясни.

– Не важно, – говорит Скарпетта, уже прекрасно зная, что будет дальше.

Агенту по недвижимости, по-видимому, не до них, а может, он просто хочет остаться в стороне. Так или иначе, намек ясен, и они могут обойтись без него. Кей засовывает руки в карманы пальто. На плече у нее рабочая сумка, заметно полегчавшая после того, как два пакета с грунтом остались в лаборатории.

– Ладно, загляну хотя бы в окна. – Марино медленно, широко расставляя ноги, идет по дорожке. – Ты идешь или будешь машину стеречь? – не оборачиваясь, спрашивает он.

То немногое, что им известно, начиналось с городского справочника, по которому Марино отыскал агента по недвижимости, не посещавшего вверенное ему строение больше года и уже махнувшего на него рукой. Домовладелица – некая Бернис Тоул, проживающая ныне в Южной Каролине, – определила цену и упрямо отказывается потратить хотя бы пенни на ремонт или понизить цену до уровня, приемлемого для привлечения потенциальных покупателей. По словам агента, используется дом лишь в тех редких случаях, когда миссис Тоул разрешает пожить в нем каким-то своим гостям. Часто ли они здесь останавливаются и останавливаются ли вообще, этого никто не знает. Ричмондская полиция ни сам дом, ни его историю не проверяла, поскольку, с ее точки зрения, в нем никто не проживает и, следовательно, к делу Джилли Полссон он никакого отношения не имеет. По той же причине не заинтересовалось им и ФБР. И только Марино и Скарпетта обратили внимание, потому что в случаях с насильственной смертью важно все.

Кей идет к дому. Бетон под ногами скользкий от зеленоватой слизи. Будь это ее дорожка, Скарпетта отмыла бы ее с отбеливателем. Марино уже поднялся на маленькое покосившееся крылечко и, приникнув к окну, пытается рассмотреть что-то через грязное стекло.

– Раз уж мы решили заделаться мародерами, давай сделаем еще шаг по скользкой дорожке. Где ключ? – спрашивает она.

– Видишь цветочный горшок вон под тем кустом? – Марино кивает в сторону буйно раскинувшегося самшита, под которым валяется грязный горшок. – Посмотри под ним.

Скарпетта сходит с крыльца, раздвигает руками ветки и видит, что горшок наполовину заполнен дождевой водой, мутной и протухшей. Она отодвигает его и находит свернутый в квадратик лист алюминиевой фольги, весь в грязи и паутине. Ключ в нем потемнел, как старинная монета. Судя по всему, им не пользовались давно, может быть, несколько месяцев. Скарпетта отдает ключ Марино – отпирать чужой замок ей почему-то не хочется.

Дверь со скрипом открывается. В нос бьет спертый воздух. В доме холодно и вроде бы пахнет сигарами. Марино ощупывает стену, щелкает выключателем, но свет не загорается.

– Держи. – Скарпетта протягивает ему пару хлопчатобумажных перчаток. – Случайно нашла твоего размера.

– Ха! – Марино натягивает перчатки. Кей делает то же самое.

На столе у стены стоит лампа. Скарпетта нажимает на кнопку, и ей везет больше.

– Хорошо, что хотя бы электричество есть. Интересно, работает ли телефон? – Она поднимает трубку старого черного аппарата, подносит ее к уху. – Не работает. Я все-таки чувствую запах сигар. Несвежий.

Марино принюхивается, озирается и пожимает плечами. Гостиная с ним кажется маленькой и тесной.

– Я сигар не чувствую, только плесень.

Стоя возле лампы, Скарпетта осматривает комнату и останавливает взгляд на пестром диванчике под окном и голубом кресле в углу. На потемневшем деревянном столике – расползшаяся стопка журналов. Она подходит, перебирает их.

– Вот уж чего я никак не ожидала.

– Чего? – Марино тоже подходит ближе и смотрит на черно-белый еженедельник.

– «Вэрайети». Это что-то вроде профессионального издания. Странно. – Кей смотрит на дату. Ноябрь прошлого года. И все равно странно. Трудно представить, что у миссис Тоул есть какие-то связи с индустрией развлечений.

– Может, она так же свихнулась на кино, как и половина человечества, – равнодушно замечает Марино.

– Свихнувшаяся половина человечества читает «Пипл», «Энтертеймент уикли» и все в таком роде. Но не «Вэрайети». – Она берет еще три журнала. – Смотри. «Голливуд рипортер», «Вэрайети», «Вэрайети». Самые старые – двухлетней давности. За последние шесть месяцев ничего нет. Может быть, подписка закончилась. Адрес этот, но имя другое. Миссис Эдит Арнетт. Что-нибудь говорит?

– Ничего.

– Агент сказал, кто тут жил раньше? Сама миссис Тоул?

– Ничего он не сказал. У меня создалось впечатление, что миссис Тоул.

– Думаю, одного впечатления тут мало. Ты мог бы позвонить ему и уточнить. – Кей расстегивает сумку, достает толстый мешок для мусора и бросает в него стопку журналов.

– Берешь с собой? – Марино отходит к двери. – Зачем?

– Проверить на отпечатки никогда не помешает.

– Плюс кража. – Он разворачивает листок с телефонным номером.

– Нарушение границ частной собственности, незаконное проникновение и воровство. Полный комплект.

– А ведь если что-то найдем, у нас и ордера нет, – поддразнивает ее Марино.

– То есть я должна положить это на место?

Он пожимает плечами.

– Я знаю, что делать. В случае чего вернусь, влезу потихоньку, положу туда, где лежали, а потом уже добуду ордер. Я и раньше такое прокручивал.

– Только не признавайся в этом при свидетелях, – отпускает реплику Скарпетта и, оставив пакет с журналами на полу, идет к столу слева от дивана. Похоже, опять сигарный запах.

– Да, есть много такого, в чем бы я не признался при свидетелях. – Марино набирает номер.

– Я вообще сомневаюсь, что ты сможешь получить ордер.

– Не беспокойся. Мыс Браунингом не разлей вода. – Он смотрит в окно и ждет. – Эй, Джим, это Марино. Ты не знаешь, кто здесь жил в последнее время? Как насчет некоей Эдит Арнетт? Перезвони, как только сможешь. – Он диктует номер и поворачивается к Скарпетте: – Ха! Попал на автоответчик. Похоже, старина Джимбо предоставил нас самим себе. Я его понимаю. Что тут делать, в этой дыре?

– Да уж, насчет дыры ты прав. – Скарпетта выдвигает ящик. В нем полно монет. – Но думаю, он не пришел не из-за этого. Так, значит, вы с Браунингом лучшие друзья. А ведь еще вчера ты боялся, что он придет за тобой с наручниками.

– Мало ли что было вчера. – Марино выходит в темный коридор. – Браунинг – свой парень. Не волнуйся. Нужен будет ордер, я его тебе добуду. Читай пока про свой Голливуд. Черт, куда все лампочки подевались?

– Смотри-ка, долларов пятьдесят четвертаками. – Она разгребает монеты. – Только четвертаки. Других нет. Как думаешь, за что здесь расплачиваются четвертаками? За газеты?

– Местная брехунья стоит пятьдесят центов, – говорит Марино, имея в виду «Таймс-диспетч». – Покупал вчера в автомате возле отеля. Обошлась в два четвертака. Вдвое больше, чем «Вашингтон пост».

– Но зачем оставлять деньги в доме, где никто не живет? – Кей задвигает ящик.

Света в коридоре нет, но Скарпетта следует за Марино в кухню. В раковине полно грязной посуды, вода в кастрюльке протухла, на стенках застыл жир. Она открывает холодильник и получает еще одно подтверждение тому, что в доме кто-то останавливался, причем не очень давно. На полках – пакеты с апельсиновым соком и соевым молоком. Срок годности истекает в конце месяца. Мясо в морозилке, судя по упаковке, было куплено примерно три недели назад. Чем больше продуктов обнаруживается в контейнерах, тем сильнее ее волнение – интуиция реагирует раньше, чем мозг. Перейдя в спальню, Скарпетта снова ощущает запах сигар, и сердце, подстегнутое дозой адреналина, начинает колотиться.

Двуспальная кровать застелена дешевым синим покрывалом. Скарпетта отворачивает его и видит мятые, засаленные простыни, усыпанные короткими волосками – рыжими, скорее всего с головы, и более темными, закрученными – вероятно, лобковыми. На простынях засохшие желтоватые пятна, о происхождении которых нетрудно догадаться. Кровать стоит у окна, а из окна виден деревянный заборчик и за ним дом Полссонов с темным окном спальни Джилли. На столике возле кровати черная, с желтым, пепельница «Кохибас». Пепельница довольно чистая. Пыли на столике куда больше, чем на ней.

Скарпетта делает то, что нужно делать, позабыв о времени, не замечая, как меняются тени, не слыша стука дождя по черепичной крыше. Проверяя ящик за ящиком, она находит высохшую красную розу в пластиковой упаковке, мужские костюмы, пальто и пиджаки – все немодное, несвежее, скромно висящее на плечиках и застегнутое на пуговицы. Она находит сложенные мужские брюки и рубашки унылых расцветок, мужское белье и носки, старые и дешевые, дюжину белых носовых платков, сложенных аккуратными квадратиками.

Скарпетта опускается на пол, вытаскивает из-под кровати картонные коробки, открывает и обнаруживает стопки старых каталогов похоронных бюро и журналов с фотографиями гробов, урн, погребальных одежд и оборудования для бальзамирования. Журналы старые, восьмилетней и более давности. Почтовый адрес соскоблен, так что разобрать можно только отдельные буквы и часть почтового индекса, но этого мало, чтобы узнать то, что ей нужно.

Одну за другой Кей просматривает коробки, проверяет каждый журнал и в конце концов находит на самом дне два или три с полным почтовым адресом. Она читает адрес, смотрит на него еще раз, растерянно и оторопело, стараясь найти какое-то другое, логическое объяснение, но не находит и начинает звать Марино. Она зовет его и смотрит на журнал, на обложке которого изображен гроб в форме гоночного автомобиля.

– Марино! Ты где? – Скарпетта выходит в коридор, останавливается и прислушивается. Ей трудно дышать, а сердце колотится еще сильнее. – Черт! – бормочет она и быстро идет по коридору. – Куда же ты запропастился? Марино!

Он стоит на крыльце, разговаривая по сотовому, и, когда их глаза встречаются, мгновенно понимает – что-то случилось. Кей протягивает ему журнал.

– Да. Мы будем здесь. И у меня такое чувство, что проторчим весь вечер.

Марино заканчивает разговор. В его глазах то знакомое Кей твердое и суровое выражение, которое появляется, когда он чует след и начинает охоту. Что бы ни случилось – добыча будет его. Он берет журнал и молча смотрит на обложку.

– Браунинг уже едет. Сейчас заскочит в суд за ордером. – Марино переворачивает журнал и видит почтовый адрес. – Твою мать! Док, да это же твой старый офис. Что это значит?

– Я сама не знаю, что это значит. – По старой черепичной крыше тихо стучит холодный дождь. – Может быть, его оставил тот, кто работал у меня.

– Или кто-то, кто знал кого-то, кто работал у тебя. Адрес правильный, служба судебно-медицинской экспертизы. Не лаборатории. Июнь девяносто шестого. Ты тогда еще работала там. Значит, твоя контора его и выписывала. – Марино возвращается в гостиную, подходит к лампе и листает страницы. – Ты должна знать получателя.

– Я определенно не давала разрешения на такую подписку. Зачем нам журнал для похоронных бюро? Нет. Либо кто-то обошелся без моего разрешения, либо выписывал сам.

– И кто это мог быть? – Марино кладет журнал на пыльный столик.

Скарпетта думает и вспоминает тихого молодого человека, работавшего в анатомическом отделении, скромного парня с рыжими волосами, уволившегося по нетрудоспособности, с тех пор она не вспомнила о нем ни разу. Не было причины.

– Есть! – вздыхает она. – Его зовут Эдгар Аллан Поуг.