Глава 55

Джеймс-сентр не то место, куда Марино в бытность ричмондским полицейским приводили служебные обязанности. И уж тем более он никогда бы не стал покупать свой «Мальборо» в модной табачной лавке.

Сигары Марино вообще не покупал никогда, потому что даже дешевая сигара стоит кучу денег, а выкуривать ее приходится за один раз. К тому же он привык затягиваться, а не дымить. Сейчас, когда Марино практически не курит, он может в этом признаться: да, он не отказался бы от хорошей сигары. Кругом стекло, свет, зелень; плещется вода в фонтанах, журчат водопады. Марино торопливо минует атриум и заворачивает в табачную лавку, где Эдгар Аллан Поуг менее чем за три месяца до убийства Джилли купил десяток сигар.

Время раннее, и в магазинчике лишь несколько человек. Мужчины в стильных деловых костюмах покупают кофе и держатся так, словно их ждут важные дела, а их жизнь исполнена важности и смысла. Марино таких не переносит, а потому и Джеймс-сентр ему не по душе. Он знает этот тип. Знает его с детства. Люди этого типа не знают людей типа Марино и не пытаются их узнать. Злой на них, на себя и на весь мир, он направляется к прилавку и, когда мимо, не замечая и как будто не видя его, проходит мужчина в черном, в мелкую полоску, костюме, думает: «Ты ни хрена не знаешь и ни хрена не понимаешь».

Воздух в лавке пропитан стойким сладковатым ароматом, симфонией табачных запахов, пробуждающих в нем острое, ностальгическое желание, которое Марино не понимает, но объясняет отказом от курения. Ему чертовски хочется курить, и это печалит его и огорчает. От этого ноет сердце и болит душа. Никогда больше он не сможет покурить так, как курил когда-то. Он обманывал себя, говорил, что ничто не помешает при желании побаловаться сигареткой. Он убаюкивал себя мифом, что надежда еще есть. Оказалось, надежды нет. Нет и не было. Его страстная, отчаянная любовь к табаку безнадежна. Никогда больше он не сможет чиркнуть спичкой, прикурить, глубоко, всласть затянуться и испытать при этом ничем не замутненную радость, ощутить кайф, почувствовать ни с чем не сравнимое облегчение – все то, жаждой чего наполнена каждая минута жизни. С этой жаждой он просыпается утром и ложится спать. Эта жажда мучит его во сне и терзает, когда он бодрствует. Взглянув на часы, Марино думает о Кей. Улетела она, или рейс задержан? В последние дни их только и задерживают.

Врач сказал, что если он не бросит курить, то к пятидесяти годам будет носить кислородный баллон и в конце концов умрет от нехватки воздуха, задыхаясь, как бедняжка Джилли, которая билась и извивалась под навалившимся на нее уродом. Каждая ее клеточка требовала воздуха, и рот пытался позвать на помощь маму и папу, но она так и не смогла издать ни звука. Чем заслужила девочка такую смерть? Ничем. Думая о Джилли, Марино окидывает взглядом коробки с сигарами на темных деревянных полках. Скарпетта, наверное, уже идет на посадку. Взгляд на секунду останавливается на коробке с сигарами «Ромео и Джульетта». Если рейс не задержали, то она уже на борту и летит в Денвер. Марино ощущает неприятную пустоту вокруг сердца и стыд в каком-то потаенном уголке души, а потом все заслоняет злость.

– Дайте знать, если потребуется помощь, – говорит мужчина в сером свитере с У-образным вырезом и коричневых вельветовых брюках. И цвет одежды, и седые волосы напоминают Марино о табаке и дыме. Мужчина, работая в табачной лавке, приобрел цвет дыма. Может быть, приходя в конце дня домой, он вдыхает любой дым, какой только пожелает, тогда как Марино, вернувшись домой или в номер отеля, не может не то что затянуться, а и просто понюхать дым. Теперь правда открылась ему. Сделать уже ничего нельзя. С курением покончено. Он только обманывал себя тщетными надеждами. Вместе с осознанием истины приходят стыд и скорбь.

Марино опускает руку в карман куртки и достает кассовый чек, который Скарпетта нашла на полу в бывшем анатомическом отделении старого корпуса. Чек лежит в прозрачном пластиковом пакетике, и Марино кладет его на прилавок.

– Давно здесь работаете? – спрашивает он.

– Двенадцатый год пошел, – отвечает мужчина за прилавком и улыбается, но в серых глазах клубится страх, рассеивать который Марино не собирается.

– Тогда вы знаете Эдгара Аллана Поуга. Приходил сюда четырнадцатого сентября. Купил вот эти сигары.

Серый мужчина хмурится и наклоняется, чтобы посмотреть на чек.

– Да, это наш чек.

– Неужели, Шерлок? Я говорю о невысоком толстом парне с рыжими волосами. Ему за тридцать. Одно время работал в здешнем морге. – Марино кивает в сторону Четырнадцатой улицы. – Возможно, вел себя немного странно.

Человек цвета дыма то и дело посматривает на бейсболку на голове посетителя и все заметнее бледнеет и нервничает.

– Мы не продаем кубинские сигары.

– Что?

– Если дело в этом, то… Да, он спрашивал, но мы их не продаем.

– Он заходил сюда спросить насчет кубинских сигар?

– Да. И был очень настойчив. Особенно в последний раз. Но мы не продаем кубинские сигары. Мы вообще не продаем ничего незаконного.

– Я ни в чем вас не обвиняю. И я не ATO, не ФБР, не министерство здравоохранения и даже не пасхальный кролик, чтоб ему. Мне начхать, продаете вы кубинские сигары или нет.

– Мы не продаем. Клянусь…

– Мне нужен Поуг. Так что рассказывайте.

– Я его помню. – Лицо человека за прилавком становится серее дыма. – Да, он спрашивал у меня кубинские сигары. Не доминиканские, они у нас есть, а именно кубинские. Я сказал, что мы не торгуем кубинскими. Они запрещены. Вы ведь нездешний, да?

– Нездешний, это уж точно, – отвечает Марино. – Что еще сказал Поуг? И когда это было? Когда он приходил сюда в последний раз?

Продавец смотрит на чек.

– После вот этого он заходил еще однажды. Наверно, в октябре. Да, последний раз в октябре. Появлялся тут примерно раз в месяц. Странный покупатель. Очень странный.

– В октябре? Ладно. Что еще он говорил?

– Хотел купить кубинские сигары. Говорил, что заплатит любые деньги. Я сказал, что у нас их нет. Он сказал, что знает. Он и раньше их у меня спрашивал, но не так настойчиво, как в последний раз. Странный такой. Все твердил, что кубинский табак хорош для легких и тому подобное. Что, мол, кубинские сигары можно курить сколько хочешь и вреда от них никакого нет, что даже наоборот, они полезные. Чистые, без добавок и полезны для легких. Мол, имеют какие-то медицинские свойства. В общем, нес чушь.

– Что вы ему сказали? Только не надо врать. Мне плевать, продаете вы из-под полы кубинские сигары или нет. Мне нужно найти его. Если парень думает, что кубинский табак полезен для его гребаных легких, значит, достанет его в другом месте. Если кто на чем зациклился, он свое получит.

– Да, в последний раз он был очень настойчив. Чем ему остальные не угодили, не знаю, так что не спрашивайте. У нас много хороших сигар. Почему они должны быть обязательно кубинскими? Точно зациклился. Как больной, который требует волшебной травы или марихуаны. Или вот еще некоторые, у кого артрит, думают, что их спасут инъекции золота. Предрассудок, вот и все. Да, странный тип. Я отправил его в другой магазин. Сказал, что у нас кубинских не бывает.

– В какой магазин?

– Ну, вообще-то это ресторан. Говорят, у них там можно кое-что купить или узнать, куда обратиться. Это у них в баре. Вроде как – у нас есть все, что пожелаешь. Сам я туда не хожу, но люди говорят. Я к этому никакого отношения не имею.

– Где?

– На Слипе. В нескольких кварталах отсюда.

– Вы знаете места в южной Флориде, где продают кубинские? Может, вы порекомендовали ему какое-то заведение в южной Флориде?

– Нет. – Продавец качает головой. – Я ничего такого не знаю. Спросите на Слипе. Может, они подскажут.

– Ладно. И вот вам вопрос на миллион долларов. – Марино засовывает пакет с чеком в карман брюк. – Вы сказали Поугу, что в том заведении на Слипе можно купить кубинские?

– Я сказал, что кое-кто покупает в тамошнем баре сигары.

– Как оно называется, это место?

– «Страйпс». Бар называется «Страйпс». Это на Кэрри-стрит. Я потому сказал, что не хотел, чтобы он возвращался. Странный он. Очень странный. Я всегда так думал. Он сюда несколько лет приходит, каждые два или три месяца. Говорит мало. Но в последний раз, в октябре, вел себя уж совсем странно. Принес с собой бейсбольную биту. Я спросил зачем, но он так и не ответил. Все требовал кубинские. Дайте, говорил, мне «Кохибас». Только их и хотел.

– Бита была красно-бело-голубая? – спрашивает Марино, думая о Скарпетте, дробилках, костной пыли и всем остальном, о чем она рассказала.

– Может быть, – отвечает странный мужчина за прилавком. – А в чем вообще дело?

Загрузка...