Может уволиться? А сегодня только четверг. Странно. Давно, почти десять дней назад я собиралась уволиться минимум раз в день. На ночь говорила себе — утром уволюсь к едрене-фене. И тут, спустя десять дней, вспомнила о любимой мантре всех опогОненных. Присказку, что неделя удачная, если хочется уволиться всего семь раз, придумали не на пустом месте. Четверг — это маленькая пятница. Если нечисть будет придерживаться своего графика, то похищение произойдет только в воскресенье. Осталось не убить временного начальника, а еще хуже — не коллег (начальника нам выделят, а коллег придется искать). А то какой соблазн — прибить и воскресить, а потом снова убить. Думаю, Владислав поддержит, а Кощей не осудит.
Вот как благодарить домового за такой роскошный завтрак? Несомненно раньше он ничем подобным не занимался — я про завтрак с собой. Но за всю жизнь в этой квартире не знала, что такое потерять носки, ключи или заколки. И да, все мои носки парные. На мне этот заговор носок против хозяев дал сбой.
— Всеслав!
— Чего?
— Закажи что тебе нужно. Планшет стоит на столе, пароль написан рядом, а магазины привязаны к карточке. Ты меня постоянно кормишь. А продукты заканчиваются. Себе, если нужно, закажи чего.
— Так это, не знаю. Не пробовал!
— Можешь еще полазить, может что интересного приглядишь? И когда Болид заглянет — накормишь?
— Можно?
— Всеслав, развлекайся! Планшет старенький, но может фильмы показывать. Развлекайся.
Ну хоть какое-то доброе дело сделала. Было слишком хорошее утро, никаких пробок — пролетела на двадцать минут раньше запланированного и очень быстро нашла парковку. День будет весёлый и как минимум нервный. Ведь пока ругаешь пробку и паркинг вся негативная энергия растворяется. А тут не на начальника же кричать? Не поймет.
— Доброе утро, выспалась?
— Издеваешься? Высыпаюсь я исключительно на выходных. Но до них нам еще пахать и пахать!
— Если бы только работать, так в совещаниях проведём две трети!
— Хорошо, буду спать с открытыми глазами на совещании.
Веселуха началась еще при входе — нас не пустили. Точнее сообщили, что пропуска на нашу группу массовиков-затейников не заказали. Так что мы свободны до поступления иной команды.
Мы не мыши мы не птахи
Мы ночные Ахи-Страхи
Мы летаем-кружимся,
Нагоняем ужасы, ужасы.
— Что поешь? — прервал меня Звягин.
— Детскую песенку.
— Погромче, хорошо получается.
Труса мы дрожать заставим,
Смелый глянет, мы растаем
Смелых мы пугаемся,
В страхе разлетаемся!
Мы чердачные-печные
Страхи тёмные-ночные
Мы летаем-кружимся
Нагрянем ужасы, ужасы…
Раздался жуткий вопль из стен центральной прокуратуры, слаженный, в несколько голосов. Вопль заставил дошедших до парковки коллег вздрогнуть. Крики не прекратились. Мы переглянулись и спецназ рванул обратно на крейсерской скорости. Спустя долгих пять секунд, мы бросились за ребятами. Из большого мраморного холла Московской прокуратуры вылетела девочка в форме, сшибая всех ультразвуком. За ней, не отставая, летела мышь. Я врезалась в затормозившего Владислава. По левую руку, в дежурке, сотрудник отмахивался от призрака проверяющего. Спутать полупрозрачную фигуру нельзя было ни с чем иным. Орал дежурный громко, матом и пытался разогнать морок журналом посещений.
С лестницы колобком слетал заместитель генерального прокурора, за ним аналогичным призраком шёл советский генеральный прокурор. Он командным тоном доказывал, что его новый зам будет лучше, а этого он сейчас застрелит. Похожее творилось почти в каждом кабинете. Некоторых призраков мы не могли отличить, они с укоризной взирали на следователей и охранников. По полным ужаса глазам людей, они были им знакомы. Часть людей рассеялась по дороге. Кто-то угорал, некоторые просто стояли, не понимая что делать. Громче всех кричал сам генпрокурор, и было от чего.
Около его стола, окружив со всех сторон, стояли Сталин, Берия, Вышинский и двадцать сотрудников ЧК, все с винтовками на изготовке. Когда мы вошли, воздух в лёгких у прокурора уже кончился. Он как рыба то открывал его, то закрывал, при этом держа руку в районе сердца.
Спецназовец, прилетевший первым на крик, стоял и смотрел на все это, давясь смехом и находясь в какой-то детской радости от происходящего. Тем временем, призрачный Андрей Вышинский зачитывал прокурору речь:
— Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — еще хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело! Но ты! Взбесившихся собак я требую расстрелять всех до одного!
— Зой, ты понимаешь, что происходит?
— Нет.
Хотя, кажется, догадываюсь. Настроение поднялось до небес, значит негативная энергия исчезла. Песню я пела детскую, про страхи. А сейчас, глядя на дичайший ужас прокурора, понимаю, что я наделала. А главное, когда это закончится?
В коридоре, отстреливаясь бумагами, бежал какой-то следователь с криками: «Я больше ни копейки не возьму, не ешь меня Было не совсем понятно, кто его собирался съесть, но забавно.
— Звягин, что делать будем?
— Спецназ тут не поможет. Может священника вызвать?
Вдруг что-то упало в конце коридора, и Звягин поспешил на звук.
— Зой, — Анубис подхватил меня под локоть и низко наклонился. — Мне кажется, здесь нужны кощеичи.
— Думаю еще пару минут и все уляжется. Посмотри, призраки светлеют и становятся все более прозрачными. Здесь скорее скорые понадобятся.
Действительно, часть призраков изрядно истончилась, а от некоторых вообще осталось исключительно очертание.
— Пошли, подождём и вызовем скорую. Прокурору она явно понадобится.
Среди всего творившегося хаоса, группка спокойно идущих людей, не кричащих и ни от кого не бегущих, выделялась. Но мы спокойно вышли незамеченным.
Я уселась на ступени, привалившись к поручню. Мне было так смешно, что хотелось плакать. На соседних ступенях уже курили остальные. Кто курил, кто сбежал за угол. Оттуда раздавался гогот трёх-четырёх глоток. У нас теперь самая честная прокуратура на ближайшие пару месяцев точно. Ну, после выписки. Каждый второй призрак отчитывал сотрудников за взятки и растраты, с обещаниями явиться вновь, если будут воровать.
Прошло еще минут сорок, и к зданию подтянулись пару машин и один байк. Кощей со своими сотрудниками начали входить в помещение. Сам Страж Нави, запустив своих подчинённых в здание, направился ко мне.
— Доброе утро, Зоя Владимировна. Не могли бы вы уделить мне пару минут?
С кряхтением оторвалась от лестницы и пошла к Стражу. Взгляд практически бесцветных глаз, с небольшим голубоватым отблеском и чёрной точкой-зрачком, улыбался, но пытался казаться грозным.
— Ну рассказывай, что ты учудила?
— Что сразу Я?
— А кто? Здесь только люди постоянно работают, наши иногда приезжают. И вот ты здесь, а через десять минут половина людей орут как резанные. За каждым в здании бегает призрак его самого большого страха. И ты говоришь, что не ты?
— Не нарочно.
— В это я как раз верю. Ну рассказывай, птичка, что пела?
— Ахи-страхи. Ну мы приехали и на нас не нашлось пропусков, вот и начала мурлыкать.
— Мур-блин. В общем, сотрудникам сообщили, что произошла утечка газа, вот и померещилось. Тем более все призраки как будто сошли с картин в их собственной картинной галерее, на первом этаже. Думаю, галерею надолго закроют.
— Тогда почему Президент не показался? Его портреты висят через кабинет.
— Кто тебе сказал? По третьему этажу он гулял, единый в трех лицах. Туда уже медики направились — аж три инфаркта.
— Все же выжили?
Кощей рассмеялся.
— Зачем ты меня отозвал?
— Все просто. При тебе не сработает ни один амулет, ты еще не умеешь сдерживать свою силу в рамках своей ауры. А ребятам работать нужно.
— Как мне научиться?
— Не знаю, никто этого не знает. У каждого есть свои приёмы. Например, я, вначале увидел ее, ауру, потом ееуплотнил. Попробуй увидеть ту сферу что тебя окружает.
— Попробую.
— А мы пока закончим с карательным отрядом призраков-обличителей.
— Зато воровать не будут! — Кощей басисто расхохотался и пошёл к байку.
И это только утро.
Мы три часа еще сидели у машин, в машинах и близлежащих кафешках, пока работали медики. Они отвезли начальника в больницу, троих отпустили домой с нервным истощением. Остальные сидели в курилках и обсуждали-ругали газовую службу за утечку, но, нет-нет, крестились и сплёвывали. Соответствующие машины тоже стояли на парковке, и народ с кодом 04 бегал из здания к машинам и обратно. Нас домой так и не отпустили, даже на привычные рабочие места не вернули. Вот и сидели все вместе, перебрасываясь шуточками об этом утре.
Около часа дня о нас всё-таки вспомнили. Подскочил уже другой Дежурный и позвал следовать за ним.
— Пошли, ребят. Кажется, нам выделят место.
Место как раз нам и выделили: шесть столов и компьютеры, которые видели рождение Билла Гейтса. Пыль лежала слоями как годовые кольца деревьев. В некоторых местах она скатывалась в клубки и, мигрировала из угла в угол, от периодически открывающейся двери.
— Я, пожалуй, свой привезу. Иначе подхвачу от этого холеру.
— Слава, ты что там так рассматриваешь?
Анубис тихонько вздохнул, но не обернулся на меня. Он гипнотизировал небольшую кафедру с кучей пробирок. Гипнотизировал, скалясь шакальей пастью, в видимом для меня спектре.
— Слав?
— Зой, они реально считают, что эти материалы помогут? Я им что, бог?
— Ну-у-у, ты бог в патологической анатомии и химии.
Вячеслав хмыкнул и сгрёб ближайшие пробирки в сторону. Влажной салфеткой протер кафедру, сплюнул и достал следующую — главное, при деле.
— Уборщица здесь умерла не своей смертью. Иначе я бы прибил за такую работу. Мало того, нас в полуподвал отослали.
— Весело будет.
— Коллеги, чем займёмся?
— Работой? Уборкой?
Спецы тихонько разбирали угол, организовывая себе под спортзал местечко. Они уже прикрутили турник невесть где, раздобыв необходимый инвентарь. Зачем их с нами поселили — не знаю. К двум часам приехал Горчаков с Щербаковым, старшим опером его же отдела. С порога сообщил, что он с нами, и в связи с этим у него отпуск. И я его понимаю, документов пока (!) Никаких. Одно печалит — начальство рядом.
К двум часам к зданию подкатил мой бюджет лет за триста, а именно санкционный Майбах. Водитель скоренько оббежал и раскрыл дверь. Из недр вышел поп. Ну или какой чин он там имеет? У дверей важно запалил кадило и, читая под нос (надеюсь молитвы, а не ругательства), вплыл в здание. Судя по окружности его рясы, святой дух был очень калорийный или грешники — вкусные.
— Народ, к нам духовенство?
— Кого изгонять?
— Нас.
— Я с удовольствием изгонюсь их этого здания.
— Я бы тоже, — протянули хором.