Сломанные каблуки, или Миссис Совершенство

Глава 13

Будильник звонил, а я продолжала спать.

Не могла встать. Не в силах встретить новый день. Не в силах взглянуть в лицо реальности.

Еще пять минуток, подумала я, задремала и уткнулась носом в подушку.

Я пыталась заснуть. Но внутренний голос не давал мне покоя. Если я сейчас не встану, девочки проспят, опоздают на автобус, и мне придется их подвозить. В школе им попадет.

Плевать.

Пускай опоздают. Пускай пропустят уроки. Это всего лишь начальная школа, они всего лишь дети, а я всего лишь в глубочайшей депрессии.

Наверное, я все-таки заснула, потому что меня внезапно разбудила Брук.

— Мама, вставай, уроки начались полчаса назад. Мама, вставай, мы проспали.

Я перекатилась на спину и сонно зажмурилась.

— Все уже встали?

— Джемма спит. Тори смотрит телевизор. — Брук, склонив голову набок, изучала меня. — Тебе грустно, мама?

Я была готова сказать «нет» и притвориться счастливой, но не смогла. Счастье нельзя подделать. Только не теперь.

— Да.

— Из-за дома? — осторожно спросила дочь.

Я кивнула.

— И не только.

— Потому что папа живет в Омахе?

— Да. Он слишком далеко от нас.

Брук погладила меня по голове. Как странен этот ласковый жест для моей разбойницы.

— Я тебя люблю. Ты лучшая мама на свете. Пусть даже у тебя всегда много дел.

Я поймала ее ручонку и поцеловала.

— У меня так много дел?

— Да-а.

— Если бы я работала, их было бы еще больше.

— Не хочу, чтобы ты работала. Хочу видеть тебя каждый день.

— Ты бы и так видела меня каждый день. Перед уроками и после школы.

Брук пожала плечами:

— Но это не то же самое. И почти ни у кого мамы не работают. Точнее, ни у кого мамы не работают.

Я села, поцеловала дочь в макушку и выбралась из постели.

— Ступай разбуди Джемму. Я быстро оденусь и отвезу вас в школу. Вели Джемме поторопиться и по пути к машине возьми печенье, потому что нам некогда.

Брук выбежала, а я пошла в ванную, собрала волосы в пучок и залезла под душ. Сегодня было некогда мыть голову, но даже если бы и нашлось время, вряд ли я бы смогла.

Знакомая хандра вновь охватила меня, еще сильнее прежнего. Я включила воду на полную мощность, но это не помогло. Мне было грустно, и я держалась изо всех сил. Я старалась быть оптимистичной, сильной, бодрой. Пыталась сохранять спокойствие, тогда как, по правде говоря, временами хотелось все бросить и плыть по течению.

Я чувствовала себя отяжелевшей, мрачной, медлительной. Никому, даже Натану, нельзя сказать об этом, потому что окружающие ждут от меня слишком многого. А Натан, судя по всему, теперь ожидает худшего.

Но он не понимает. Не понимает, каково это — потерять себя, обезуметь. Или по крайней мере жить в страхе за свой рассудок. Если потерять ключи или шляпу, скажут, что ты витаешь в облаках. Если в очередной раз потерять кошелек или паспорт, назовут растяпой. Но потерять рассудок… Это уж точно социально неприемлемо. Когда речь заходит о психическом здоровье, люди чувствуют себя неловко. Мне доводилось слышать рассказы о нервных срывах в разгар вечеринки.

В конце концов я надела элегантный твидовый жакет, юбку в тон, коричневые колготки, сапоги от Джимми Чу на высоких каблуках, причесалась, собрала волосы в низкий хвост и механически улыбнулась своему отражению в зеркале. Я по-прежнему хорошо выгляжу. Никто не заподозрит, что я сломлена.

Я оставила машину перед школой, хотя это запрещено. Но мне нужно зайти всего на секунду, и я не единственная, кто так делает. Все матери там паркуются, если им нужно на пару слов заскочить к директору.

Я зашла в кабинет вместе с девочками.

— Я проспала, — сказала я Элис, пока старшие дочери, взяв пропуска, ушли на урок. Не слишком хорошее оправдание. Но у меня просто недостает сил лгать.

— Ты нездорова? — спросила Элис.

— Да… нет…

— Мы продаем дом, — выпалила Тори, которая стояла рядом со мной.

Элис подняла брови:

— Продаете дом?

Я не была готова объявить об этом во всеуслышание — пусть Элис и не из болтливых, у школьных стен есть уши.

— Натан получил работу в Омахе, — бодро ответила я. — Нет смысла жить на два дома.

Элис задумалась.

— Вы уезжаете насовсем?

— Пока не знаю. — Я улыбнулась. — Но для Натана это такой отличный шанс, что мы решили рискнуть. Посмотрим, что получится.

— Мы больше не видим папу, — охотно добавила Тори.

Я погладила ее по голове.

— Детка, папа ведь приезжал на выходные. Он не может навещать нас очень часто. Омаха далеко… — Я посмотрела на Элис, стараясь не утратить бодрого и беззаботного выражения лица, и добавила специально для нее: — Прямых рейсов из Омахи нет. Это долгое путешествие…

— Могу вообразить, — щелкнула та языком. — Вам, наверное, нелегко.

— Да, но все наладится. Мои девочки просто молодцы. — Я легонько направила Тори к дверям. — Нам пора, иначе и она опоздает.

Я помахала на прощание, и мы вышли из кабинета. Тори держала меня за руку и подскакивала на ходу.

Мобильник прозвонил, когда я выходила из детского сада. Сегодня в час собрание аукционного комитета, то есть через три часа, но я не была готова. Я не сделала ничего из того, что запланировала. Я уже подумывала отменить собрание, но это невозможно. Аукцион в марте, сейчас начало октября. Пора браться за дело всерьез.

Я села за руль, захлопнула дверцу, включила зажигание. Выезжая с парковки, вновь испытала странное ощущение потерянности, как будто я не здесь, как будто я ненастоящая и все рухнет, если только не сделать что-нибудь быстро. Например, что-нибудь съесть или выпить. Нет, лучше зайти в магазин. Покупки всегда поднимали мне настроение. Когда я хожу по магазинам, то становлюсь другим человеком — более интересным, собранным, сильным.

Люди удивляются, как можно быть помешанным на шопинге, но в этом нет ничего странного: когда принимаешь решение, пусть даже по поводу покупки, ты чувствуешь себя сильной. Властной. Дайте то. Нет, не надо. Лучше две штуки, разного цвета. Когда решаешь и командуешь, ты чувствуешь себя всемогущей. Как будто твое слово действительно имеет вес. Это звучит нелепо, но в «Нордстроме» и тому подобных местах продавщицы всегда внимательно смотрят на меня, выслушивают, торопятся помочь.

Но у меня всего тысяча двести долларов на счету и никаких кредиток. Я не могу идти в магазин.

Видимо, придется жить во мраке до тех пор, пока он не развеется.

Я приехала в кафе пораньше, чтобы сдвинуть столики. Пэтти приехала следом и предложила тем временем взять кофе.

— Прекрасно, — ответила я, подтаскивая пустые стулья от других столиков.

— Как обычно? Эспрессо, без пены?

— Да.

Пока она стояла в очереди, я пошла в туалет вымыть руки. Лицо в зеркале меня удивило. Я выглядела усталой. Хрупкой.

Старой.

Под глазами наметились маленькие морщинки. Еще больше — вокруг рта. Глубокая складка пролегла между бровями.

Я улыбнулась, но почти ничего не изменилось. Я порылась в сумочке в поисках косметички, провела по губам помадой (теплый осенний бронзовый цвет), добавила того же оттенка щекам. Подвела глаза. И снова улыбнулась.

Стало лучше. Моложе. Красивее.

Неудивительно, что косметика пользуется такой популярностью.

Я убрала ее, чувствуя себя мошенницей. Ничего страшного. В Лос-Анджелесе таких людей называют актерами, и они заколачивают огромные деньги.

Выйдя из туалета, я увидела, что Пэтти уже сидит за столиком с кофе. Приехали и еще несколько женщин. Через пять минут собрались все.

К сожалению, сразу же после начала собрания Пэтти объявила, что переезжает в начале ноября и что сегодня она с нами в последний раз.

Она улыбнулась мне.

— Хорошо, что Тэйлор — сопредседатель. Она справится. Она сумеет сделать этот аукцион лучшим из возможных.

Моя улыбка вот-вот увянет. Я бы предпочла, чтобы Пэтти подождала до конца собрания со своими новостями. После ее слов разговор так и не вернулся в нужное русло и следующие полтора часа переходил с одной темы на другую.

Я вяло попыталась напомнить членам комитета о закупках; о том, что нужно чередовать разнообразные аукционные лоты для повышения интереса; о том, что некоторые участники захотят в тот же день забрать приобретения… Убедившись, что меня не слушают, я сдалась, откинулась на спинку стула и позволила подругам поболтать.

Страшно жаль, что Пэтти уезжает. Я не хочу вести аукцион одна. Не думаю, что не справлюсь, просто все будет по-другому. Очень весело работать вместе, иметь рядом человека, с которым можно делиться идеями. Пэтти всегда умела сделать так, чтобы я почувствовала себя лучше. Без нее будет пусто.

Размышляя об аукционе, я рассматривала посетителей кафе, включая красивую блондинку с прической, как у Ким Алексис, и улыбкой, как у Кристи Бринкли. Блондинка вошла вместе с девочкой лет двенадцати и седеющим супругом. Мать и дочь сели за стол, отец встал в очередь. Вскоре он присоединился к семье, и все трое стали наслаждаться едой и болтовней.

Они чудесно смотрятся. Я им завидовала. Именно так и было в нашей семье. Просто. Естественно.

Дверь снова открылась, появилась женщина с тремя маленькими девочками, одетыми в форму учениц частной школы — белые блузки и клетчатые юбки. Мать стройна, как шестнадцатилетняя девушка, даже несмотря на наличие троих детей.

Девочки сели, мать принесла им поднос с едой и напитками. Пока она раздавала стаканчики, пришел мужчина с маленьким ребенком и присоединился к ним. На нем — серые клетчатые брюки, белая рубашка, галстук, очки в золотой оправе. Он передал малыша жене. Они не поцеловались. Не сказали друг другу ни слова. Даже не взглянули друг на друга.

Мать вернулась к прилавку за кофе и улыбнулась продавцу. Это ее первая улыбка с момента прихода.

Мужчина ушел, и дочери хором с ним попрощались, но женщина даже не взглянула на мужа, не сказала ни слова. Он также молчал.

Неужели они действительно так живут? Неужели именно это происходит, если брак неудачен?

Я вспомнила о Натане. О том, что, когда он входит в комнату, мое сердце трепещет, — я так рада, что мы вместе, что Натан принадлежит мне.

Я не могу представить мир без него. Не могу представить себя.

Все уладится. Вскоре мы будем вместе и жизнь пойдет по-прежнему. Обязательно. Мы должны справиться.

А если нет?

Сомнения одолевали меня, и внезапно я поднялась, испытывая нечто вроде клаустрофобии.

— Сейчас вернусь, — сказала я и торопливо вышла на улицу на подгибающихся ногах, с трудом ковыляя на четырехдюймовых шпильках.

Снаружи было пасмурно, холодно, серо, по улице летали золотые и бурые листья. Я зашла за угол, где меня никто не мог увидеть, и прислонилась к стене, прижавшись к ней лбом. Открыла рот и стала жадно глотать воздух.

Мне было страшно. Страшно. Так страшно, я не переживу всего этого.

Я боюсь не потери дома. Даже не потери Натана. Страшнее всего потерять гордость. Уверенность. Защитный слой, который создавался годами. А теперь его нет, я обнажена, и мне больно.

За моей спиной остановилась машина. Открылись и захлопнулись дверцы. Послышались шаги и замерли.

— Тэйлор? — неуверенно произнес женский голос.

Я понимаю, как нелепо выгляжу у этой стенки в своем дизайнерском костюме и стильных сапогах.

Собравшись с силами, я обернулась. И сердце у меня замерло.

Передо мной стояла Марта. Марта и ее любовник Люк Флинн, один из крупнейших спонсоров нашего аукциона. Еще он помогает детям из неимущих семей и неизменно поддерживает местные молодежные программы.

— Ты в порядке? — спросила Марта. На ней выцветшие джинсы, ужасные байкерские ботинки (почему?!), черный свитер грубой вязки, длиной до бедер, который напоминал мужской — судя по размеру, он принадлежал Люку.

— Да, — с трудом проговорила я. Потом вскинула подбородок и с вызовом взглянула на нее. — Спасибо.

Всякий другой на месте Марты ретировался бы, но она стояла, сдвинув темные брови, и размышляла.

«Уходи, — мысленно приказываю я. — Проваливай».

Она стояла на месте; Люк, который держался в паре шагов позади, отвел взгляд.

Ветер трепал длинные черные волосы Марты. Она так уверена в себе, с горечью подумала я. Потрясающе.

Даже не знаю, отчего я ее так не люблю. Просто не люблю, и все. Она похожа на Анджелину Джоли. А я терпеть не могу Анджелину Джоли.

Из-за угла вышла Пэтти с моим мобильником в руке.

— Тэйлор, звонит Арт Уитлси. Говорит, что срочно.

Не глядя на Марту, я подошла к Пэтти и взяла телефон.

— Спасибо, — хрипло ответила я.

Она кивнула и улыбнулась, но выглядела озабоченной.

— Привет, Арт, — сказала я, когда Марта, Люк и Пэтти зашли в кафе. — Как дела?

— Хорошо…

Арт медлил. Он хороший, добрый человек, отличный риелтор, и внезапно я поняла, что не хочу его слушать…

Я закрыла глаза, прижала кулак к губам. «Не говори этого, Арт. Не говори».

— Тэйлор, у нас есть предложение.

Он говорил так тихо, с такой невероятной мягкостью, что я тут же поняла: предложение выгодное. Но мне казалось, что сердце вот-вот разорвется.

И все-таки я спросила — просто чтобы помучиться:

— Хорошее предложение?

— Очень.

О Господи…

— Я позвонил Натану, — продолжал Арт. — Хочу рассказать вам обоим. Можно перезвонить тебе, как только он откликнется?

— Конечно.

Я зашла в кафе, поспешно собрала вещи и попрощалась. До дома две минуты езды — я поставила машину в гараж, оставила на сиденье сумку и с телефоном прошла в дом.

— Эй, — позвала я, заходя на кухню, но никто не ответил. В доме стояла тишина. Анники и девочек не было.

Интересно. Сегодня вторник. Куда они ездят по вторникам? Ах да, на уроки музыки.

Я разочарованно оглянулась, осматривая красивые кухонные шкафы, большое окно над раковиной, огромную плиту… Телефон пронзительно зазвонил.

Это Арт. Натан на прямой связи.

— Тэйлор, я уже сказал Натану, что у нас целых два предложения, но второе далеко не так выгодно, поэтому поговорим о первом.

— Но мы только вчера заполнили бумаги, — запротестовала я. — Дом еще даже официально не выставлен на продажу. Мы пока не можем принимать покупателей…

— Мы хорошо его оценили.

— Возможно, чересчур хорошо, — негромко сказал Натан.

Меня больше беспокоили покупатели, которые даже не видели дом.

— Как можно предлагать деньги за дом, не осмотрев его? Разве они не хотят взглянуть на него?

— Эта семья живет неподалеку, они знают твой дом. — Арт впервые запнулся. — Судя по всему, они уже у тебя бывали…

О Господи! Это наши знакомые. Люди, которых мы приглашали в гости, собираются отнять у нас дом.

Меня охватила паника, волна за волной, а Арт продолжал говорить. Как будто ощутив мое горе, он старался побыстрее перечислить все детали.

— Покупатели согласились на предложенную цену. Сделку можно завершить через тридцать дней. Они выписали брокеру чек на восемьдесят тысяч наличными. — Арт сделал паузу, чтобы отдышаться. — Свой дом они продают, но их предложение остается в силе независимо от успеха.

— Сделка может не состояться? — спокойно спросил Натан.

— Честно? Исключено. И потом, у нас есть второе предложение. Менее надежное, чем первое, но все-таки серьезное, и его вполне можно будет принять.

Я почти не слушала Арта, потому что непрерывно думала о тех, кто сделал первое, лучшее, предложение.

— Кто они? — выпалила я. — Кто хочет заполучить наш дом?

Арт откашлялся.

— Я не могу сказать.

— Почему?

Он снова кашлянул.

— О причинах я не знаю. Ты все узнаешь при завершении сделки, когда будешь подписывать бумаги.

Значит, наш дом может купить кто угодно. Например, Марта Зинсер.

— И что теперь? — Мой голос дрожал. — Сделка заключена?

— Только если вы того хотите, — ответил Арт. — Выбор за вами.

— Тэйлор?.. — Натан обратился ко мне.

Но я не могла. Стоя на кухне и зажимая рот рукой, чтобы заглушить рыдания, я молча качала головой.

Нет. Нет. Нет. Только не мой дом. Пожалуйста, только не мой дом.

— Вы ведь именно этого хотели, — напомнил Арт. — Вам не придется больше показывать дом. И останется тридцать дней на сборы. Худшее позади.

— Тэйлор, — повторил Натан.

Слова Арта звенели у меня в голове. «Худшее позади». «Худшее позади…» Всего лишь скажи «да» — и все закончится.

Я сделала решающий шаг.

— Хорошо… — У меня перехватило горло. — Я вполне тебе доверяю. Прости, мне нужно идти.

Я положила трубку и выбежала в сад, на лужайку, засыпанную палыми листьями.

Ноги у меня подогнулись, и я упала — сначала на колени, потом ничком. Лежа вниз лицом на холодной колючей траве, я вытягивала руки. Щупала землю и глубоко дышала, как будто старалась втянуть ее в себя.

В четверг Хэллоуин, и вечер среды я проводила на кухне за приготовлением печенья, хотя мне по-прежнему не давала покоя мысль о таинственной семье, которая покупает наш дом.

Тори и Брук помогали — отмеряли ингредиенты, просеивали, замешивали тесто, пока я возилась с миксером. Мы готовили сахарное печенье в форме тыковок, привидений, кошек и летучих мышей. Я организовала праздничные мероприятия в классе Брук, и один из трех наших проектов — приготовление лакомств, в том числе сладкого печенья. А еще две игры — «нарисуй ведьму» и бинго.

Девочки смеялись и пробовали тесто, пока я нарезала печенье и укладывала на противень. Они веселились, и я смотрела на них, с особенной остротой сознавая, что, возможно, это последний раз, когда мы печем на нашей кухне. Через месяц придется переехать.

Через месяц.

Сунув противень в духовку, я установила таймер. Месяц — это ничто, особенно при моей любви к дому. Я знаю, что не нужно так сильно привязываться к вещам. Нужно любить людей. Но этот дом — все, о чем я мечтала в детстве. Настоящий большой дом с настоящей большой кухней для настоящей большой семьи.

Я стиснула в руках прихватку. Будь я хорошей женой, ничего бы не случилось. Если бы я была внимательнее…

— Нам нужны еще летучие мышки, — сказала Брук, облокачиваясь на стол. Руки у нее были в муке.

— И кошки. Черные кошки, — добавила Тори, отщипывая кусочек теста.

— Хватит есть тесто, — сказала я, кладя прихватку на место, — иначе заболит животик.

Я насыпала муки на мраморную столешницу, собрала остатки и скатала в шар.

— Плохо, когда болит животик. И если ты не перестанешь есть тесто, нам не хватит на мышек и кошек.

Раскатывая тесто, я вдруг поняла, что у нас всего тридцать дней на поиски нового жилья.

Не говоря уже о сборах и переезде.

Утром я отвезла девочек в школу. Я была страшно измучена. Они были нагружены маскарадными костюмами и лакомствами для вечеринки, а я — тревогами, страхом и виной. До двух часов ночи я сидела за компьютером и подыскивала новое жилье. Я пыталась найти славный небольшой дом, который смогу отремонтировать и, по своему обыкновению, сделать уютным, но спрос превышал предложение, и купить что-либо прямо сейчас мы не сможем. Все деньги уйдут на то, чтобы выплатить долг, и кредита у нас больше нет. Ни один банк не пожелает иметь с нами дела.

Придется поселиться в квартире, какую сможем снять до конца учебного года (надеюсь, летом мы с девочками переберемся в Омаху к Натану).

Возле школы я припарковалась рядом с другими родителями; Брук и Джемма вылезли из машины и послали мне по воздушному поцелую. Потом я повезла Тори, уже одетую в розовое платье принцессы, в детский сад и проводила в класс. Тори подскакивала и улыбалась, а я несла коробку сладкого печенья с оранжевой и лиловой глазурью, которое мы напекли для ее друзей. Комната пестрила покемонами, Гарри Поттерами и трансформерами. Все теперь совсем не так, как во времена моего детства, — тогда на Хэллоуин все наряжались призраками, бродягами, ковбоями и индейцами.

Жизнь была проще. Три канала по телевизору. Собрание молодежного клуба в среду вечером. Церковь и чтение Библии по воскресеньям.

Тори бегала по комнате, хвасталась костюмом и раздавала печенье. Я наблюдала за дочерью и завидовала ей. Она так счастлива сейчас и, слава Богу, ничего не знает о наших проблемах.

Обернувшись, Тори посмотрела на меня и понеслась обратно с распростертыми объятиями. Дочь крепко прижалась ко мне.

— Я тебя люблю, мама.

— И я тебя люблю, детка. — Я коснулась ее кудряшек, стараясь не сбить набок пластмассовую диадему с розовыми стекляшками.

Тори, пританцовывая, умчалась прочь. Я поспешила на улицу, не дожидаясь, пока меня охватит грусть или раскаяние.

Я должна приехать в школу в одиннадцать и отдежурить в столовой, прежде чем начнется вечеринка в классе у Брук, но сначала нужно заехать в магазин и купить ингредиенты для знаменитого «ведьминого пойла» — то есть зеленого пунша со льдом.

Мне не пришло в голову, что могут возникнуть проблемы, поэтому, когда банкомат сообщил, что «на карте недостаточно средств», я пришла в ужас. Натан оставил нам тысячу долларов. Я набрала покупок всего на двадцать три доллара семьдесят восемь центов. Каким образом может не хватить денег?

— Ох уж эти магнитные полоски… — беззаботно произнесла я, полезла в кошелек и вытащила то, что было. Сорок долларов. Я протянула их продавцу и постаралась не думать о том, что будет, если у нас на счету действительно ни цента и если наличные тоже закончатся.

Я вышла из магазина с четырьмя пакетами сока и шербета, загрузила все в багажник и забралась в машину. Несколько мгновений я сидела, положив руки на руль — сердце колотилось, внутри все горело. Стресс просто невыносимый. Совсем как несколько дней назад, когда я стояла за углом кафе и тщетно пыталась отдышаться. Точно так же я чувствовала себя и теперь. Не могла дышать. В легкие не проходил воздух.

Счета продолжают прибывать. Карточки заблокированы. На счету нет средств. Натан уехал. Дочери еще слишком малы.

Я достала чековую книжку и просмотрела. Я тщательно фиксировала расходы. За последние несколько недель потрачено не больше восьмисот долларов — значит, осталось еще около четырехсот.

Я начала было набирать номер Натана, но передумала и позвонила в банк. Попросила к телефону одного из сотрудников отдела по работе с клиентами и как можно яснее и спокойнее изложила ему ситуацию.

— Вы забыли про автоматические отчисления? — добродушно спросил он. — Тогда понятно, куда делись триста восемьдесят пять долларов…

— Автоматические отчисления? — тихо переспросила я.

— Закон об урегулировании бюджета… То есть ваше медицинское страхование.

— А. Спасибо.

Положив трубку, я отложила чековую книжку и закрыла сумочку. На глазах выступили слезы. Я ничего не знала про автоматические отчисления. Не знала, что деньги могут просто взять и исчезнуть.

Я ведь была так осторожна.

Прикусив губу, я включила зажигание.

Мне срочно нужна помощь.

Помощь.

О Господи, как мне нужна помощь!

Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!

Подъехав к школе, я посмотрела в зеркальце заднего вида, чтобы подправить макияж и заново накрасить губы, а потом понесла покупки в класс Брук.

Вечеринка в честь Хэллоуина была в разгаре; пока класс Брук проходил, как на параде, перед младшими, я заскочила к Джемме посмотреть, как дела.

В помещении было темно, все сидели на полу. Дети смотрели «Кошмар перед Рождеством» и жевали карамельный попкорн. Миссис Осборн — за своим столом, одна из мам разливала пунш, Марта вставляла фотографии в яркие рамочки, которые дети, должно быть, сделали утром.

Марта посмотрела на меня. Я быстро отвела взгляд и стала всматриваться в полумрак, пока не заметила Джемму, свернувшуюся на подушке, которую специально прихватила сегодня из дому. Она не знала, что я здесь, и я наблюдала за ней, чувствуя себя посторонней. Джемма стала выше и старше и уже кажется настоящим подростком.

Я тихонько вышла в коридор и вернулась к Брук. Там и осталась до вечера, прибирала после вечеринки, а потом ждала девочек на улице. Когда они вышли из школы, я дважды проверила, полностью ли Брук упаковала в сумку свой маскарадный костюм. Потом мы поехали домой.

Анника стояла во дворе с Тори. Девочка в костюме принцессы пускала мыльные пузыри из бутылочки в форме тыквы, которую ей сегодня подарили в саду.

Брук выскочила из машины, выхватила у нее палочку и начала пускать пузыри сама. Тори заревела. Анника приказала Брук угомониться. Та в ответ отняла у сестры бутылочку. Тори заплакала еще громче.

— Отдай, — устало сказала я, захлопнув дверцу машины, и принялась собирать раскиданные пакеты с костюмами. — Джемма и Брук, садитесь за уроки. Тори, не запачкайся. Мы поужинаем, а когда стемнеет — пойдем собирать угощение.

Когда девочки уселись за стол и принялись за уроки, я поднялась наверх и позвонила Натану. Включился автоответчик. Я проглотила обиду. Теперь мне постоянно отвечает автоответчик, а некогда муж всегда брал трубку сам. Некогда он был в восторге, если я звонила.

— Натан, я знаю, ты оставил чек, когда уезжал, но деньги уже закончились. На счету ничего нет, а мои кредитки, как ты помнишь, заблокированы. Наличных тоже не осталось… — Я перевела дух, борясь с паникой. — Мне нужно как минимум сто пятьдесят долларов на следующую неделю, и это не считая зарплаты Анники. Ты можешь положить что-нибудь на счет? Ты знаешь, когда тебе выдадут деньги на работе?

Закончив, я прижала телефон к груди. Нам нужны деньги. Нужны деньги. Деньги.

Я смотрела в окно. Начался дождь. Опять. Господи, не заставляй меня сегодня ходить с девочками под дождем.

В итоге, разумеется, мы все равно пошли.

За десять лет я ни разу не ходила с ними за угощением одна. Со мной всегда был Натан, а иногда несколько семей собирались вместе и большой компанией бродили по улицам, от дома к дому, от двери к двери.

Сегодня праздника не получилось. Холодно и пасмурно. На девочках — дождевики поверх костюмов, в руках — зонтики, чтобы печенье не размокло. Я несла огромный фонарь; мы перебегали от дома к дому, и ботинки промокали все сильнее. Я скучаю по Натану. Без него я лишь полчеловека. Муж должен вернуться, чтобы я наконец стала собой.

Когда я поскользнулась в грязи и неуклюже упала, меня посетила еще одна мысль.

Если он не вернется, если не захочет жить со мной — что тогда делать?

А главное — кем я тогда буду?