Сломанные каблуки, или Миссис Совершенство

Глава 8

Как странно, что один телефонный звонок может изменить все.

Я так ждала, когда Натан вернется домой. Мне хотелось провести приятные выходные впятером, а вместо этого у нас ужасный день. Какой-то кошмар.

Мы с Натаном с утра не разговаривали. Он отвез девочек в клуб поиграть в теннис, потом вернулся и заперся в кабинете, а когда наконец вышел, то не сказал мне ни слова.

В четыре часа я не выдержала. Я была словно стянута в узел, нервы на пределе.

Я вошла в кабинет с бутылкой пива — своего рода пальмовой ветвью.

— Хочешь холодненького?

Он молча взглянул на меня.

— Ну, не считая моего трупа, — попыталась я пошутить.

Муж не улыбнулся.

— Натан, нам надо поговорить.

— Да.

Я поставила неоткупоренную бутылку на стол.

— Должен быть какой-нибудь вариант, любимый. Обязательно…

— Я несколько месяцев ходил на собеседования, Тэйлор. Я встретился со всеми, кто мог бы дать мне шанс, и наконец я его получил. Шанс вновь заняться делом. Шанс заработать деньги.

— В Омахе?

— Ты так говоришь только потому, что совершенно не знаешь Омаху. Там есть чудесные места. Интересный город, развитая инфраструктура, а самое главное — отличная возможность для меня.

Я окинула взглядом кабинет с темными панелями на стенах. Эти панели стоили целое состояние — тридцать пять тысяч долларов. Но я хотела самого лучшего для Натана. Я хотела, чтобы у него был приличный кабинет, который мог бы служить библиотекой. Мой муж обожает книги. Он постоянно их покупает. Видели бы вы его столик возле кровати.

— Но здесь наш дом, Натан, — тихо сказала я. — Мы живем здесь…

Выражение его лица осталось неизменным, но я чувствовала, как он отстраняется.

— Тэйлор, я уже согласился. Меня представили сотрудникам, в пятницу я провел несколько встреч. Я пообещал окончательно перебраться на новое место… в четверг.

— В этот четверг?

— Да.

— А как же мы?

— Шарлотта — специалист по переездам. Она проделывала это десятки раз и все устроит. Она клянется, что перевезет вас за две недели.

— Значит, так?

Натан смотрел в окно, из которого открывался потрясающий, самый лучший вид на озеро.

— Не нужно все усложнять, Тэйлор.

— Все уже и так запуталось. Мы согласились переехать сюда, потому что качество жизни здесь выше, чем в других местах. Мы изучили разные школы…

— Я все выяснил. В Омахе тоже есть отличные школы и футбольные команды. Запишем девочек на этой неделе, и уже ко Дню благодарения они будут чувствовать себя как дома.

— Ты шутишь?

— Никогда не был так серьезен… И расходов там тоже будет меньше. Для нас это главное. Честное слово.

Я покачала головой:

— Нет, Натан. Нет.

Он ненадолго замолчал, потом посмотрел на меня — его красивое лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.

— Прости, я понимаю, что тебе обидно, но решение принято. Я согласился ехать в Омаху. В понедельник Шарлотта пришлет сюда людей, чтобы договориться насчет переезда. За это платит компания. Оплачивает все расходы на дорогу, а также трехмесячное проживание в Омахе…

— Я никуда не еду.

— Тэйлор…

— Я никуда не еду. — Я взяла бутылку пива. — Здесь у меня дела, Натан. И друзья. Я не соглашалась на переезд.

Я вышла и бросила бутылку в мусорное ведро. Она разбилась, но мне было плевать. По крайней мере стекло не высыпалось на пол.

Мы ужинали в разных комнатах и спали порознь — впервые за много лет. Утром в воскресенье Натан встал рано, взял клюшки и уехал в гольф-клуб. Он не звонил, и я даже не пыталась с ним связаться. Накормив девочек ленчем, я разрешила им пригласить в гости подруг.

Я сидела в шезлонге и наблюдала, как младшие резвились на лужайке, пока старшие дома сидели за компьютером. Хотелось надеяться, они не на чат-форумах. Там полно извращенцев.

В пятницу Рэйн выбрала книгу для очередного собрания книжного клуба. «Дочь хранителя памяти». Обсуждать ее будем у Джен, и я предпочла бы, чтобы Рэйн выбрала какой-нибудь роман Эми Тэн. Джен — китаянка, ее родители эмигрировали, и она живет в настоящем эмигрантском раю. Мне бы очень хотелось послушать об американской жизни из уст человека иной расы.

Но выбор пал на «Дочь хранителя памяти», и я полчаса старательно читала, а потом закрыла глаза. Книга прекрасна. И печальна.

В такой момент я не могла позволить себе такое чтение.

Надо подождать. Почитаю потом. А пока настало время полистать журналы.

К счастью, я прихватила с собой несколько штук, поэтому отложила книжку и начала листать свежий выпуск «425» — глянцевого ежемесячника, посвященного тому стилю жизни, которым мы наслаждаемся здесь, в окрестностях Сиэтла.

Объявления салонов и ресторанов, включая ресторан Лори — «Ооба». Я там была пару раз. Все буквально с ума сходят по тамошним энчиладам, копченому лососю, мягким тако и кесадильям[2] с креветками.

Но чтение обзоров лишь укрепило мою решимость никуда не ехать. Я обожаю Беллвью. Это мой дом. Именно об этом я всегда мечтала.

Я читала статью об игроке сиэтлской сборной, который недавно поселился в наших краях, и услышала шум машины. Натан вернулся. Я снова превратилась в комок нервов. И все-таки как ни в чем не бывало читала журнал еще полчаса. Потом позвонила Кейт — она собралась забирать дочь, которая была у нас в гостях.

— Я на заднем дворе, — сказала я. — Заходи.

Я налила Кейт нашего любимого напитка — джина с тоником. Этот коктейль она любовно называет «мамочкин». Мы свернулись в мягких шезлонгах. Кейт обычно пребывала в солнечном настроении и не прочь остро пошутить, но сегодня она грустила, и некоторое время мы пили коктейль и молчали.

По озеру пронеслась моторка. Когда лодка налетела на волну и подпрыгнула, хорошенькие девушки на корме залились смехом.

— Ты катаешься на лодке? — спросила Кейт, глядя катеру вслед.

— Не так часто, как раньше.

Она вздохнула:

— Вот так всегда. Тратишь целое состояние на загородные дома и дорогие игрушки, а в один прекрасный день просыпаешься и понимаешь, что устала от всего этого.

— Подумываешь продать загородный дом? — спросила я. Коттеджи Кейт разбросаны по всему миру. В течение многих лет Финчи покупали либо строили дома в Кабо, Сан-Вэлли, Скоттсдэйле, на Гавайях, в Лас-Вегасе, даже в Кармеле, чтобы Билл мог слетать туда на денек поиграть в гольф.

— Не знаю… просто в последнее время было много дел. Я устала отвечать на звонки от прислуги, которая то и дело твердит, что дом снова нужно ремонтировать. Это дорого и занимает уйму времени. Иногда мне кажется, что нужно распродать все и переселиться в отель, как в прежние времена.

Я сделала сочувственное лицо, хоть и подумала: мне бы твои заботы. У Билла стабильная работа и многомиллионное состояние, а может быть, он уже миллиардер.

— Но в таком случае тебе снова придется собирать чемоданы, а ты ненавидишь это занятие.

— Да. — Кейт отхлебнула из бокала. — Отличный коктейль. Ты теперь делаешь джин с тоником лучше, чем я. В чем секрет?

— В свободном времени.

Дочка Кейт заметила мать и высунулась из окна детской, чтобы поздороваться. Кейт помахала в ответ. Когда девочка вновь скрылась в комнате, подруга сказала:

— Я с утра расстроена… Моя мать вместе со всей родней отчима собирается на Рождество в Сан-Вэлли. Мне придется кормить и развлекать двадцать человек.

Наверное, не стоило говорить о том, как отчаянно я надеялась провести рождественские праздники в Сан-Вэлли.

— Если бы она только спросила, что я об этом думаю, — продолжала Кейт. — Но она абсолютно уверена, что я сгораю от желания принять у себя всех детей Ларри. Они такие неблагодарные. Если их отец женился на моей матери, это не значит, что я им всем обязана. Мы были уже взрослыми, когда мама вышла за Ларри. Я вовсе не нуждалась в другом отце или новой семье.

Я кивала и внимательно слушала. Иногда человеку нужно, чтобы его выслушали. Мужчины, кажется, этого не понимают. Они думают, что мы хотим взвалить на них свои проблемы, тогда как женщины всего-навсего хотят поделиться.

— У тебя ведь был отчим? — спросила Кейт.

— Да.

— Такой же скверный, как Ларри?

Я вспомнила маминого мужа, дальнобойщика Рэя. Мама уже четырнадцать лет как замужем за ним. Почти столько же времени, сколько и за папой.

— Хуже.

— А где живет твоя мать?

— Где попало. — Я сморщилась и деликатно добавила: — Рэй — водитель. Большую часть времени они проводят в грузовике.

— Должно быть, у них интересная жизнь, — столь же тактично ответила она.

Раньше я очень редко рассказывала о матери — не знаю, отчего сейчас разговорилась. У каждого есть семейные тайны, но лучше всего их не разглашать.

— Да уж… — Я запнулась и стала размышлять, как бы сменить тему. — Но мы почти не общаемся. Дети ее давным-давно не видели.

— У вас мало общего?

Я кивнула, и мы заговорила о другом, но стыд остался. Стыд — тяжкое бремя, поэтому мои дочери не видятся с бабушкой.

Девочки, впрочем, этого не понимают, ведь на день рождения и Рождество она присылает им поздравительные открытки и деньги, но я даже не пытаюсь ничего объяснить. Я кладу эти суммы на персональные счета — и все. Девочки вовсе не нуждаются в том, чтобы знать правду сейчас. Достаточно того, что им известно: я не одобряю стиль жизни бабушки и сомневаюсь, что для нее есть место в нашей жизни.

Мы выпили еще по бокалу коктейля, полчаса поговорили, и Кейт с дочерью уехали, а я приступила к ужину.

На следующий день ужинать было просто невыносимо. Я пережила нелегкий день и так злилась на мужа, что не могла даже смотреть на него. Нестерпимо было даже находиться в одной комнате с Натаном.

Он оказался не таким, как я представляла, а я-то считала, что хорошо его знаю.

Если бы не детская болтовня о школе, ужин прошел бы в тишине. Я не смогла бы заговорить, даже если бы хотела. Чувствовала себя вконец обезумевшей. Натан шутит. Конечно, шутит. Переехать? Переехать в Омаху?

В горле стоял комок, и я боролась со слезами. Нельзя плакать перед детьми. Нельзя. Нельзя. Надо контролировать себя. Надо держаться.

Но потом, когда я мыла посуду, горло у меня вновь сжалось. Я не могу уехать в Омаху. Нам нечего делать в Небраске. Мы никого там не знаем. Беллвью — наш дом, мы здесь живем. Здесь дети ходят в школу. Я председатель аукционного комитета и никоим образом не могу бросить все на произвол судьбы. Это самое крупное благотворительное мероприятие года и огромная ответственность. Нельзя уехать прямо сейчас, это нечестно.

Я легла спать раньше Натана, а когда проснулась посреди ночи, увидела, что муж лежал на самом краю.

Вот и хорошо, пусть там и остается. Надеюсь, он свалится.

Утром Натан накормил девочек завтраком. Я оделась, чтобы отвести их на автобусную остановку, налила в красную термокружку кофе и взяла с собой.

Было холоднее, чем вчера, — конец сентября, туманное серое утро. Стоя на остановке вместе с другими матерями, я болтала обо всем и ни о чем, что было очень приятно. Они такие же уставшие и замученные, как и я. По крайней мере не только у меня проблемы. Любая женщина беспокоится о том, как бы сделать все возможное для своих детей.

Я поцеловала Брук, когда она садилась в автобус, и послала Джемме воздушный поцелуй. Автобус поехал по Девяносто второй авеню, в сторону школы.

Вернувшись домой, я собрала Тори и положила вещи в спортивную сумку. Сегодня пойду на пилатес. Мне это просто необходимо.

Натан заметил меня с сумкой.

— Ты куда?

— Отвезу Тори в сад и поеду в клуб.

— Ты забыла, что сегодня придет представитель фирмы, от Шарлотты?

Я недоверчиво покачала головой:

— Почему ты меня не слушаешь? Я не собираюсь ехать в Омаху, а если даже соберусь, то не раньше чем ты проработаешь на новом месте как минимум полгода. Возможно, летом я подумаю о переезде. Может быть, если мы сумеем протянуть год…

— Тэйлор, это ты меня не понимаешь. Мы не можем позволить себе жить порознь. Черт возьми, мы даже не можем позволить себе жить здесь. У нас нет денег.

— Как насчет наших сбережений?

— Каких сбережений? — засмеялся он.

Я поправила сумку на плече.

— То, что осталось.

Он на мгновение запнулся.

— Ничего не осталось.

— Но наши счета?..

— У нас никогда не было счета как такового. Только акции, недвижимость, вложения.

— Значит, у нас все-таки что-то есть!

— Я ликвидировал все, что мог. Больше ничего нет.

Я взглянула на мужа, тщетно пытаясь понять. Натан богат. Он из семьи потомственных толстосумов. Он всегда хорошо зарабатывал. Что он несет? У нас нет денег? Мы… разорены?

— Наш дом тоже немало стоит.

— Нет.

Его бесстрастный ответ поверг меня в ужас.

— Натан, он обошелся нам в пять миллионов…

— Он давно заложен. Больше мы под него не получим ни цента. Только если продадим.

Я засмеялась:

— Продать дом?

Натан взглянул на меня, возле глаз и рта у него пролегли глубокие морщины.

Я немедленно замолкла.

— Это и есть главная причина переезда? Потому что мы разорены и нам, возможно, придется продать дом?

Муж не отвечал, и я снова ощутила комок в горле. Он рос, рос, давил так, что меня затошнило.

Я уже такое переживала. В детстве. И не желаю повторения.

Но Натан не мой отец, а я не моя мать. Ничего подобного не случится.

— Ты найдешь там другую работу, хорошую работу, — негромко и внятно сказала я. — А до тех пор мы будем экономить. На чем только можно…

— Уже поздно экономить, — ответил Натан. — Это… непоправимо.

Тори зашла в комнату — большой палец во рту, синие глаза испуганно расширены. Я по крайней мере год не видела, чтобы она сосала палец. Значит, услышала нашу ссору и занервничала. Испугалась. Я тоже.

Я взяла дочь на руки.

— Поедем в сад, — сказала я с напускной веселостью и пошла к дверям, не глядя на мужа.

На аэробике я изо всех сил старалась сосредоточиться на упражнениях, дыхании и растяжке, но мысли бешено вращались в голове, и я упорно думала об одном и том же. Что значит «непоправимо»?

Натан сказал, что ничего нельзя исправить, но я не понимаю, что он имел в виду. Не желаю мириться. Я верю, что безвыходных ситуаций не бывает. Верю!

Приняв душ и переодевшись, я вышла из клуба, заглянула в календарь и вспомнила, что вечером в моем доме состоится собрание аукционного комитета.

Натана удар хватит.

Я позвонила ему, чтобы предупредить. И разумеется, муж не обрадовался.

— Ты по крайней мере не можешь подождать, пока я уеду?

— Ничего не могу поделать, Натан. Мы уже договорились, и я не могу перенести собрание.

— Почему аукцион для тебя важнее семьи?

Я ошеломленно замолчала и несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем мне удалось заговорить.

— Да как ты смеешь?.. Я вызвалась вести аукцион, чтобы помочь…

— Ради Бога, Тэйлор. Дурачь кого угодно, только не меня. Ваш аукцион — сплошное бахвальство, и мы оба прекрасно это знаем.

Мне захотелось плакать.

— Почему ты вдруг меня возненавидел?..

— Ничего подобного, Тэйлор. Просто я знаю тебя и твои штучки.

Штучки? Какие штучки?

— Мне пора, — хрипло сказала я. — Сегодня я дежурю в компьютерном классе.

— Разумеется. Тэйлор Янг везде и всюду.

Меня поразила его резкость. Муж никогда со мной так не разговаривал. И как давно он переменился?

В шоке, я зашла в закусочную по пути и, как обычно, выпила кофе, а потом купила булочку с сахарной глазурью. Я ела ее, сидя в машине. Ела как можно быстрее, до последней крошки. А потом ударила кулаком по рулю.

Ненавижу себя.

Ненавижу.

Я ощущала страшную беспомощность и хотела все исправить. Но переезд в Омаху не выход. Это не может быть выходом. Здесь наш дом. Здесь мы живем. И именно здесь нужно искать решение.

Пока я принимала членов аукционного комитета, Натан повез девочек в кино. Он не прощался. Брук и Тори поцеловали меня, Джемма с порога прокричала: «До свидания!» Слава Богу. Я не переживу, если девочки тоже отвернутся от меня.

Собрание назначили на семь, и все приехали вовремя. Я открыла бутылки хорошего шардонне и мерло, свято веря, что встреча пройдет в более приятной обстановке, если сопроводить ее бокалом дорогого вина.

Мы болтали о пустяках минут десять, а потом я призвала всех к порядку.

— Как я сообщила в письме, нам нужно придумать новую тему, поскольку школа Энатаи нам помешала. Мы с Пэтти встречались на прошлой неделе, чтобы обменяться идеями, и я разослала вам три лучших варианта. Теперь хотелось бы услышать ваше мнение.

— Я не в восторге от всех трех, — честно заявила Луиза, — но из предложенного мне больше всего нравится «Лазурный берег».

— Думаешь, это хорошая тема? — Карла откинулась на спинку кресла, приложив карандаш к подбородку. — А поймут ли нас остальные?

— Все знают, что такое Канны, — твердо ответила я. — В первую очередь благодаря кинофестивалю. Мы можем украсить зал пальмами, белыми тентами, красными дорожками — вообще создать атмосферу киноиндустрии: большие прожектора, фотографии, оформленные как киноафиши…

— Или можно найти старые туристические плакаты, на которых изображены Греция, Париж, Сан-Вэлли, — предложила Пэтти. — Честно говоря, мне кажется, что будет весело и интересно, нечто вроде большой весенней вечеринки.

Начался спор, и, как обычно, атмосфера накалилась. Большинство присутствующих — сильные и упрямые женщины. Поместите нас на руководящие посты — и непременно произойдет конфликт.

Пэтти наконец выдохлась.

— Не знаю, как вы, а я хочу еще вина, — сказала она со смешком.

Она взяла меня за руку, и мы вместе ушли в столовую, где стояли вина и закуски.

— Ты в порядке, Тэйлор?

Я коротко кивнула:

— Да. А что?

— Ты на себя не похожа. Правда все нормально?

Сердце у меня сжалось, я боролась с нелепейшим желанием удариться в слезы. Мне очень хотелось признаться Пэтти, но я не могла. Не могла ничего рассказать. Моя проблема не тема для обсуждения.

— Все хорошо. Просто меня беспокоит аукцион.

— Не волнуйся. Мы выберем тему «Канны», все классно развлекутся, деньги потекут ручьем. Правда?

Я с трудом улыбнулась:

— Да.

Пэтти предложила мне вина, но я прикрыла бокал ладонью. Одной порции достаточно. Нужно быть осторожнее с выпивкой. Дело не в калориях. Если переборщить с алкоголем, настроение испортится еще больше, а я изо всех сил старалась не грустить.

Остальные, впрочем, не знали удержу. Две бутылки были почти пусты, поэтому я пошла на кухню за третьей. Возвращаясь в гостиную, я услышала обрывок разговора между Пэтти и Барб (у нее дочка в первом классе).

— В Сан-Вэлли определенно кроется какая-то загадка, — со смехом говорила Пэтти. — Может быть, потому, что на Рождество там собираются четыре совершенно разных компании: местные, приезжие из Сиэтла, из Лос-Анджелеса и знаменитости.

— Знаменитости? — с любопытством спросила Барб.

Пэтти посмотрела на меня, прежде чем ответить.

— Конечно, тебе не удастся с ними поболтать, это абсолютно исключено, но все они туда едут на зимние праздники. Брюс Спрингстен, Джон Керри, Брюс Уиллис, Деми Мур, Эштон Катчер… — Пэтти снова взглянула на меня. — Кого я пропустила?

Подсказать было несложно — я ездила в Сан-Вэлли последние десять лет, — но никого не могла вспомнить: мозг как будто отключился. Я нахмурилась и усиленно размышляла, пытаясь воскресить в памяти тех, кого видела там в последние годы.

— Э… в прошлом году были Арнольд Шварценеггер и Мария Шрайвер, а еще Клинт Иствуд и Робин Уильямс.

— Том и Рита Хэнкс, — подсказала Пэтти.

— Боуд Миллер, — подхватила я. Было странно вести такой разговор, когда все в моей жизни вышло из-под контроля. Натан прав. Почему я принимала гостей? Почему занималась этим именно сейчас? Муж сказал, что переезжает. У нас нет денег. Мы разорены. Я с трудом держалась на ногах.

Пэтти вновь обеспокоенно взглянула на меня. Я сделала вид, что не заметила, а Барб уж точно ничего не заметила. Она пребывала в восторге от услышанного.

— И вы просто… тусуетесь рядом с ними?..

Пэтти пожала плечами и равнодушно ответила:

— Ну да, если они в клубе. А по вечерам они обычно именно там.

— Трудно получить приглашение на такую вечеринку?

— Нет, если общаешься с нужными людьми и катаешься на лыжах.

— Лыжи — это главное, — согласилась я, пытаясь собраться с силами. — Те, кто ходит кататься, по вечерам обычно собираются у кого-нибудь на коктейль. Разумеется, такие вечеринки никогда не планируются заранее, в Сан-Вэлли все происходит спонтанно.

— Неужели ты веришь, что это действительно импровизированные вечера? — Пэтти смеялась. — Они обычно хорошо организованы, а иногда хозяева даже приглашают шеф-поваров.

Барб довольно хихикала при каждом слове.

— А с детьми можно?

— Обычно детей оставляют дома, с няней, хотя бывают вечеринки, куда и малышей пускают. Впрочем, это не так уж часто, и потом, ты сама вряд ли захочешь привести ребенка на взрослую вечеринку.

Они продолжали в том же духе, но я не слушала, больше не было сил. Натан не работал несколько месяцев. Он больше не вице-президент у Макки. Мы жили на займы. У нас нет денег. Мы разорены.

С этим мне труднее всего было примириться. Каким образом мы можем обеднеть?

Последовала ледяная волна паники, а следом — вторая. Я начала неудержимо дрожать и принялась озираться по сторонам, ища пути к бегству. Пэтти схватила меня за руку и повела на кухню.

— В чем дело? — властно спросила она. Ясно, что отговорок подруга не потерпит. — Расскажи. Я вижу, что у тебя проблемы. Я это с самого начала поняла.

Хотелось признаться, рассказать все, но беда в том, что я сама не понимала до конца, что произошло. Точнее, я ничего не понимала. Муж мне лгал. Долго лгал. Мы жили во лжи. Мы путешествовали, тратили деньги, покупали дорогое вино, хотя у нас не осталось сбережений и Натан потерял работу.

Мне стало дурно, и я поднесла руку ко рту, опасаясь, что меня вырвет.

Пэтти сразу поняла.

— Ты больна?

Я кивнула, еще сильнее прижимая руку к губам и пытаясь контролировать свой чувствительный желудок.

— Иди наверх, — приказала Пэтти. — Иди и ложись. Я закончу вечер и всех отправлю по домам. Иди. Немедленно, — повторила она, как будто я непослушный ребенок. — Завтра я тебе позвоню.

Я пошла наверх и забралась в постель не раздеваясь. Голова болела, живот сводило судорогой. Я вся дрожала.

Поверить не могу, что это случилось. Поверить не могу, что Натан мне лгал. Он обманывал меня на протяжении семи месяцев. Собирался и шел «на работу», делая вид, что все в порядке.

Жизнь изменилась. Пришла беда.