— Все твердят, что время лечит, но это неправда. Я так живу уже полгода, и с каждым месяцем становится только хуже.
Люси сидела, свернувшись в кресле, глаза и нос у нее покраснели. До сих пор я ни разу не видела подругу без макияжа.
— У меня все болит, — хрипло говорила она, — а врач может предложить лишь таблетки. Чтобы я смогла спать по ночам и хоть что-то делать днем. — Люси хрипло вздохнула, на глазах у нее снова появились слезы. — Наверное, иного выхода действительно нет. Таблетки и алкоголь.
— Почему ты не позвонила раньше?
Она качала головой и прихлебывала чай.
— Люси…
Она снова покачала головой, и слезы покатились по ее щекам.
— Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня такой. Это… стыдно. Я мать. Я не должна сдаваться. У меня есть обязанности… — Люси горестно вздохнула. — Я сначала не хотела тебе звонить. Но и врезаться в дерево тоже не хотела, и решила, что это самое разумное…
Я сидела на кушетке напротив, нас разделял стеклянный столик, но с тем же успехом на его месте могло быть футбольное поле. Отчаявшаяся Люси так далека от меня, так невероятно измучена…
— Ты ведь не собираешься врезаться в дерево, правда?..
Она закрыла глаза.
— Я хочу, чтобы все вернулось. Чтобы жизнь стала прежней. Как раньше.
Она страдала, и ее горе убивало меня. Я-то думала, что мне плохо, но Люси было гораздо хуже.
— Пит не всегда был идеальным мужем…
— А чей муж идеален? — Губы у нее дрожали, она их прикусывала. — Я дура. Я готова сделать что угодно, лишь бы все исправить. Пусть все будет как раньше. Я хочу жить в своем доме, со своей семьей. Спать в своей постели. Просыпаться и понимать, что жизнь идет как всегда. А теперь этого нет и никогда больше не будет. Я не могу так жить, не могу. Ненавижу себя. Я…
Я встала, села на корточки рядом с креслом и обоняла Люси. Она снова заплакала.
— Люси, Люси… — Я укачивала ее, гладила по спине. Жаль, я не добрая фея-крестная и ничего не могла для нее сделать. Мы обычные люди. Мы оступаемся, делаем ошибки, а потом страдаем. Слишком поздно понимаем, что мы уязвимы, грешны, слабы.
Слишком поздно понимаем, что проблемы причиняют боль.
Ужасно.
Я чувствовала слезы у себя на глазах.
— Ты выдержишь, правда. Сейчас тебе плохо, но так будет не всегда. Все образуется, вот увидишь.
— Почему я раньше не понимала, что живу хорошо? Почему не понимала, что я счастлива? Что мне повезло? Почему я не ценила того, что у меня было?
— Не знаю, Люси. Не знаю… Наверное, никто не ценит то, что имеет, пока не лишится этого. — Я продолжала ее успокаивать, и тут появились Анника и дети.
Я не слышала, как открылась дверь, я услышала их голоса. Повернувшись, увидела их на пороге. Они заметили нас и замерли. Девочки хорошо знали Люси, но никогда не видели ее расстроенной.
— Что случилось? — нервно спросила Джемма, сбрасывая с плеча рюкзак.
Я села. Люси торопливо вытерла слезы.
— Ничего, — сказала я. — Ничего.
— Но вы обе плакали!
— Глупости, Джемма. Ты не поймешь.
Она упрямо вскинула подбородок:
— Расскажи.
Люси смотрела на меня, я быстро перевела дух.
— Сегодня в «Нордстроме» был показ мод для VIP-клиентов, а мы туда не попали, — печально сказала я. — И не видели Донну Каран…
Девочки смотрели на нас.
Джемма нахмурилась:
— Вы плачете, потому что не смогли пойти в магазин?
Я устало пожала плечами.
— Еще там была распродажа.
Джемма закатила глаза и вышла. Анника и младшие ушли следом. Люси подождала, пока они не скроются на кухне, и прошептала:
— Поверить не могу! Мы плакали из-за того, что не попали на показ мод?
Я вернулась на кушетку.
— Я больше ничего не смогла придумать. Нельзя же было сказать, что мы плачем, потому что несчастны.
Люси слабо улыбнулась и снова вытерла глаза.
— Ну наверное, я бы очень расстроилась, если бы пропустила закрытое шоу Донны Каран.
— Вот видишь! — Я улыбнулась, Люси тоже. — Мы, домохозяйки из Беллвью, должны держать марку.
— Тэйлор, ты ненормальная, — застонала она.
— Да. Но до сих пор это помогало. — Я отхлебнула чаю и подумала, что, возможно, пора поведать ей о моих собственных бедах. — Люси…
Но, глядя на ее бледное лицо, на обведенные красными кругами глаза, я поняла, что не стоит этого делать. Неправильно, нечестно взваливать на нее такую ношу. Сейчас Люси легко ранима, ей и так больно. Зачем добавлять еще?
— Что? — выжидающе спросила она.
Нет, я не стану рассказывать, пусть сначала окрепнет.
— Сегодня собрание книжного клуба. Может быть, поедем вместе?
— О Господи, я совсем забыла… — Она испуганно посмотрела на меня. — И именно я должна вести дискуссию. Я же выбрала книгу.
— Ты ее прочитала?
— Почти. Осталась пара глав.
— Значит, все хорошо.
Я же, напротив, бросила, не дойдя до середины. Книга жуткая, хоть и интересная. Мне нелегко было смириться с идеей, что немало женщин испытывают серьезные финансовые затруднения.
Люси покачала головой:
— Я не могу. Не могу показаться на людях. Посмотри на меня, я превратилась в развалину! Несколько суток не спала, под глазами мешки…
Я натянуто засмеялась:
— Люси Уэлсли, ты шутишь или мне послышалось?
Она слабо улыбнулась:
— Я выгляжу ужасно, и ты это знаешь.
— Ладно, ладно, ты выглядишь не на все сто, но для этого и существуют лосьоны. Успокаивают, разглаживают, очищают…
Я взглянула на часы и поняла, что до начала собрания четыре часа.
— Где дети?
Она сморщилась:
— У Пита.
— Хорошо. Значит, у нас есть четыре часа, чтобы расслабиться, восстановить силы и приготовиться. Поспи. Потом примешь душ и приведешь себя в порядок. Пока ты будешь спать, я дочитаю книгу, а потом помогу тебе собраться. Хороший план?
Люси пришла в замешательство.
— То есть ты приедешь ко мне?
— Нет. Ты отдохнешь у меня. Можешь занять мою комнату, никто тебя не потревожит. Я опущу шторы, ты вздремнешь, а потом мы вместе соберемся.
— Но я не хочу тебе мешать…
— Ты мне не мешаешь.
Она с очевидным смущением отвела глаза. Я ждала, пока Люси заговорит, — она сделала это далеко не сразу.
— Я не… Тэйлор, я ничего такого с собой не сделаю. — Она сглотнула и посмотрела на меня. — Если ты об этом беспокоишься, то, поверь, я не стану делать глупостей.
— Я не об этом беспокоюсь. И не поэтому прошу тебя остаться. Лишь потому, что переживаю за тебя; мне самой будет спокойнее, если сумею помочь. Может быть, с моей стороны это эгоизм, но я действительно хочу что-нибудь для тебя сделать. Мне будет приятно.
В комнате повисло молчание, в животе у меня до боли стянулся узел.
— Натан здесь больше не живет, — тихо сказала я, но мне показалось, что эти слова оглушительным эхом отскочили от потолка. — Я сейчас почти все время одна и не откажусь от компании… Точнее, я буду ей страшно рада. Мне тоже нелегко.
Пока Люси спала, я читала. Сидела на коричневой кушетке в гостиной и два часа не отрывалась от книги. Начав, я не могла остановиться.
Вот в чем наша беда, думала я. Вот что случилось со мной и с Натаном. Я хотела, чтобы обо мне заботились, чтобы кто-то другой работал, а я воспитывала детей, но, таким образом, я стала материально зависимой. Еще хуже — сделалась обузой.
Когда Люси встала, было почти шесть. Глаза у нее были сонные.
— Я совсем отключилась, — сказала она, заходя на кухню, где мы с Анникой кормили детей ужином.
— Тебе был нужен отдых, — ответила я, ставя перед девочками тарелки с тушеным мясом и рисом.
Люси их оглядела.
— Вы едите консервы?
— А вы нет?
Она покачала головой:
— У нас все от них нос воротят.
— А мне нравится, — сказала я и поставила на стол кетчуп, который Тори добавляет к любой еде. — И девочкам тоже.
— И как ты приучила Натана… — Люси, осознав свою ошибку, замолчала.
— Дай соль, мама, — потребовала Джемма.
Я протянула ей солонку, а Брук — перечницу.
— Ему тоже нравится, — с подчеркнутым спокойствием сказала я. Девочки еще не знали о предстоящем разводе, и я не хочу, чтобы узнали. — Я взяла говядину и итальянские сосиски, добавила туда томатной пасты, а вместо хлеба или печенья использовала овсяную крупу. От нее больше аромата.
Убедившись, что девочки с аппетитом ужинают, я сказала Люси:
— Ступай-ка в душ. Через час нам выходить.
Мы ехали к Кейт — собрание книжного клуба проходило у нее. Ее дом, трехэтажный особнячок с колоннами, прекрасно смотрелся бы на берегу Миссисипи, в окружении старых дубов, а не в крошечном тупичке на Клайд-Хилл, в тени кедров. Но все равно это очень красивый дом, изящный и благородный, как и сама Кейт, потомственная богачка, которая вдобавок вышла замуж за миллионера.
Но несмотря на все это, она типичная домохозяйка из пригорода. На входной двери у Кейт всегда висят цветы, отмечающие смену времен года. Сегодня каминная полка в гостиной была уставлена оранжевыми свечками и маленькими фигурками пилигримов и индейцев, а на кухонном столе, рядом с итальянским глиняным кувшином, сидела большая игрушечная индейка.
На холодильнике висели детские рисунки, на дверце духовки — кухонные полотенца, богато вышитые листьями и изображениями рога изобилия.
Кейт суетилась, вытаскивая из духовки еду и разливая вино. Кухня огромная, с настоящим кирпичным полом и старинной каменной кладкой. Под потолком видны тяжелые балки, в нише висят медные сковороды. То ли потому, что кухня так велика, то ли потому, что до гостиной далеко, но в доме Кейт мы всегда собираемся именно здесь.
— Красное или белое? — спросила она.
— Красное, — ответила я, ставя на стол коробку шоколадного печенья, которое напекли девочки с Анникой. Мне стало стыдно, что я пришла в гости с пустыми руками.
— Люси?.. — спросила Кейт, держа по бутылке в каждой руке.
— Белое. Немножко.
Голос Люси звучал натянуто, и я оглянулась на нее. Она в моем пальто, выражение лица — как у загнанного зверя. Я взяла ее за руку и легонько пожала. Люси вскинула голову, встретилась со мной взглядом и с трудом улыбнулась.
— Все хорошо, — проговорила я. Это не вопрос, а утверждение. Все будет хорошо. Мы, черт побери, женщины.
Кейт посмотрела сначала на меня, потом на нее.
— Давайте пальто, подружки.
— Я сама, — ответила я. — У тебя и здесь хватает дел.
Я вернулась на кухню и услышала, как Моника обсуждает достоинства и недостатки местных спортивных клубов.
— Они называют себя лучшим клубом Ист-Сайда, — с горечью говорила она, — но теннис у них никуда не годится и плавание немногим лучше…
— Неправда, — перебила Сюз. — У них отличная команда пловцов. Они участвовали в отборе для юношеской олимпиады.
— Но не в самой олимпиаде, — напомнила Моника.
Глаза Сюз расширились. Ее дети плавают за этот клуб, и она всячески его поддерживает.
— Ты сама не знаешь, что несешь, Моника.
— Знаю. Вот в Фениксе отличные пловцы. Дети, которые занимаются в тамошних клубах, участвовали в олимпиаде…
— Мне не важно, будут ли мои дети участвовать в олимпиаде. Я хочу, чтобы они занимались спортом, приобретали полезные навыки, учились работать в команде. Исследования доказывают, что дети, которые занимаются плаванием, хорошо успевают в школе. Особенно по математике, языкам и музыке.
Моника покачала головой и отхлебнула вина. На краю бокала остался жирный след от губной помады.
— Ты путаешь с теннисом.
— Нет, не путаю.
Кейт взглянула на меня. Я взяла бокал и пожала плечами.
К сожалению, Моника не собиралась менять тему — пространно поговорив о недавно прочитанной научной статье, она принялась подробно разбирать достоинства местных кортов и бассейнов, а затем — массажную технику трех лучших салонов в округе.
Слушая Монику, я вспомнила историю, которую рассказала мне Пэтти. Когда Моника и Дуг переехали сюда из Феникса, она месяцами исследовала все местные школы. Образовательного совершенства было недостаточно, Моника хотела еще и социального. Ее дочери тогда было два года.
Я сосредоточенно потягивала вино и слышала, как Сюз перешептывалась с Джен насчет вечеринки, которая прошла на минувшей неделе в Клайд-Хилл. Судя по словам Сюз, там были свингеры. Она в жизни бы не поверила, если бы не увидела сама.
— Исключено, — ответила Моника, услышав последнюю фразу. — Здесь такого не бывает. Невозможно.
Сюз, все еще недовольная после недавнего обмена шпильками с Моникой, непоколебимо стояла на своем.
— А вот и бывает. Наверное, нас с Джефферсоном пригласили, потому что подумали, что мы тоже не откажемся от группового секса, ну или понадеялись, что мы посмотрим сквозь пальцы, но, на мой вкус, это было чересчур. Слишком много секса, алкоголя, наркотиков…
Я была в шоке. Никогда прежде не бывала на такой вечеринке. Но, повторюсь, мы с Натаном довольно консервативны.
Представляя себе местных дам, сидящих вокруг клубного бассейна, я не могла вообразить ни одну из них на безумной секс-вечеринке. Возможно, у них силиконовые губы и искусственно подтянутые животы, но все это матери и порядочные женщины.
О Господи! Порядочные женщины не участвуют в групповом сексе… ведь так?
— Давайте лучше поговорим о книге, — предложила Кейт, пристраиваясь на узеньком сиденье антикварного табурета, в то время как остальные заняли более удобные места. — Итак, что же Лесли Беннетс называет женской ошибкой?
Мне трудно было перестроиться, я продолжала гадать, кто из моих подруг способен пойти на секс-вечеринку. Лично я не бываю даже там, где продаются эротические игрушки.
— Ошибочно думать, что мужчина будет заботиться о тебе вечно, — отвечала Люси, возвращаясь из кухни с бокалом шардоннэ и пригоршней печенья. Она села на диванчик рядом со мной.
— Должна признаться сразу, я не читала. — Сюз откинула золотистые волосы за плечи и скрестила изящные загорелые ноги. — Даже не стала покупать эту книжку. Мне она не нравится, и я не собираюсь поддерживать такие издания.
— Вовсе не обязательно соглашаться со всем, что мы читаем, — сказала Элен. — Но нужно по крайней мере купить книгу, которую мы решили обсудить, и попытаться ее прочесть.
Сюз вскинула руку, отчего ее золотые браслеты зазвенели.
— Я не собираюсь читать то, что внушает мне неприятные чувства.
— Тэйлор тоже не всегда читает, — добавила Моника, — однако ж никто не против.
Я взглянула на нее и собиралась ответить колкостью, но внезапно в голову пришла фраза из Библии: «Что ты смотришь на сучок в глазу брата твоего, а бревна в своем глазу не чувствуешь?»
Я закрыла рот.
Слава Богу, Кейт продолжила:
— Что действительно поразило меня при чтении этой книги, так это мысль о том, что женщины непреднамеренно подставляют себя под удар…
— Вовсе не каждой женщине грозит развод или вдовство, — перебила Моника. — Но даже если и так, все мы получили хорошее образование и в случае необходимости можем вернуться к работе. Я, например, в любое время могу заняться бизнесом.
— А я — снова стать адвокатом, — согласилась Джен.
— Вы действительно полагаете, что все так скверно, как утверждает Лесли Беннетс? — спросила Пэтти. Она опоздала и буквально влетела в гостиную, сбрасывая на ходу пальто. — Надо сказать, я с ужасом думаю о том, что в нашей стране столько покинутых женщин. И речь ведь не о тех женщинах, которые всегда были бедны, а о представительницах среднего и высшего классов, которые вдруг оказались за чертой бедности.
— Да, это действительно неприятная мысль, — согласилась я.
— Я не верю статистике, — ответила Моника. — И даже если это правда, они страдают, потому что сделали неправильный выбор…
— Беннетс никого не обвиняет, — сказала я, радуясь тому, что все-таки прочла книгу. — В предисловии она пишет, что женщины не видят картины целиком. Они не понимают, что происходит в обществе. Автор демонстрирует нам факты, чтобы мы смогли принять верное решение.
— О Господи, Тэйлор. — Моника засмеялась. — Ты действительно прочитала книгу или просто вышла в Интернет?
— Мне показалась интересной мысль о том, — негромко заговорила Люси, и ее голос слегка дрожал, — что, возможно, женщинам стоит считать себя марафонистками, а не спринтерами. Разумеется, пятнадцать нелегких лет мы разрываемся между детьми и карьерой, но пятнадцать лет — это капля в море, ведь работать можно пятьдесят…
— Пятьдесят лет работы? — Сюз сделала вид, что падает в обморок. — Неужели некоторые женщины так и живут? Бедняжки.
— А мне нравилось работать, — возразила Эллен. — Я и не собиралась останавливаться, но во время беременности пришлось соблюдать постельный режим. Когда Джей-Ди родился, я вернулась на работу. Это было непросто, я хотела быть хорошей матерью и одновременно успешной и энергичной женщиной, которая заключает крупные сделки и получает огромные премии. Мне нравилось так жить… — Она вздохнула. — Тогда я чувствовала себя гораздо лучше, чем сейчас.
— Как тебе не стыдно! — Моника укоризненно погрозила пальцем. — Материнство — самое важное, что может быть…
— А если бы ты была ученым и искала лекарство от рака? — спросила Джен. — Неужели это менее важно, чем сидеть дома с детьми?
Моника фыркнула:
— Это совсем другое.
— Подождите, подождите. — Эллен с силой захлопнула книжку. — То есть если ты не ищешь лекарства от рака, а занимаешься чем-то попроще, то лучше сиди дома с детьми?
— А если нужны деньги? — добавила Люси.
— А если даже и не нужны, но просто нравится работать? — подхватила Джен.
Кейт покашляла. Никто не обращал на нее внимания, и она покашляла еще раз.
— Давайте вернемся к книге. У нас у всех свое мнение на материнство, но спор сейчас не об этом. Мы обсуждаем книгу. Какая глава вызвала у вас наибольший отклик?
Наступило неловкое молчание, а потом Джен открыла книгу там, где лежала закладка.
— Больше всего мне понравилась глава о возвращении на работу. Сейчас я не могу вернуться на старое место, поскольку слишком долго просидела дома. Возможно, я могла бы найти другую работу, но как вы думаете, кого предпочтут работодатели, если придется выбирать между мной и энергичной, напористой, сильной двадцатилетней выпускницей колледжа без мужа и детей?
— Предпочтут тебя, — уверенно ответила Сюз. — У тебя есть опыт, жизненный и рабочий…
— Никто не захочет платить за опыт, особенно за устаревший. — Эллен поморщилась. — Я знаю, что так и есть. Бизнес — это деньги. Чем больше экономишь, тем больше получаешь, а недавняя выпускница обойдется куда дешевле, чем я, и вкалывать наверняка будет как черт. Тогда как я ни за что не смогу работать пятьдесят-шестьдесят часов в неделю.
— Значит, мы в безопасности, пока наши мужья живы, здоровы, не развелись с нами и не потеряли работу, — прозвучала первая фраза Рэйн за весь вечер, и мы обернулись к ней. Рэйн и вообще не слишком разговорчива — проводит больше времени, качая ногой, чем слушая, — но сейчас всеобщее внимание было обращено на нее.
— У Мэтью рассеянный склероз, — сказала она. — Вы, наверное, не знаете, но он два года не работал. Врачи говорят, что и не сможет. Диагноз ему поставили в сорок четыре года. Сейчас Мэтью сорок семь. И что нам делать? Я лишь молюсь, чтобы он продержался как можно дольше…
Сюз была изумлена.
— То есть это продолжается уже давно?
— Мэтью не хотел, чтобы все знали, но больше скрывать невозможно. — Рэйн пожала плечами. — У моего отца был полиомиелит, а теперь вот это… Смешная штука жизнь. Я думала, мне больше никогда не придется катать инвалидную коляску.
Все буквально источают сочувствие. Такого рода новости поражают в самое сердце. Если это случилось с Рэйн — значит, может случиться с кем угодно… а возможно, не произойдет с тобой именно потому, что уже произошло с другим…
— Сочувствую, — тихо проговорила Пэтти.
— И я. — Эллен подалась вперед и коснулась колена Рэйн. — Знай: мы рядом. Если будет нужна помощь, если что-нибудь понадобится…
— Все будет в порядке, — перебила Рэйн с быстрой улыбкой. — Мы справимся.
Я посмотрела на Рэйн, миниатюрную и красивую, в красно-коричневом замшевом пальто, которое идеально оттеняло медные отблески в ее шикарных длинных волосах. И подумала: знакомый тон. Знакомые слова.
«Я справлюсь. Мы справимся. Не беспокойтесь. Нам ничего не нужно». А на самом деле мы вопим: «Помогите, помогите, кто-нибудь, помогите!»
Почему мы отказываемся от помощи? Почему не решаемся просить? Почему боимся показать, что у нас не все в порядке?
— Рэйн, ты не одинока, — сказала Моника. — Ты удивишься, но не только твой муж не работает… — Она сделала паузу, и что-то в этом меня насторожило.
Моника медленно обернулась ко мне.
— Не только твой муж… Натан, например, тоже. Тэйлор, ведь он уже год как без работы?
Я услышала странный звук, как будто все заговорили враз, но в следующее мгновение поняла, что подруги молчат. Этот шум — в моей голове. Я мысленно визжала.
— Я задумалась, отчего вы продаете дом, — продолжала Моника. — Потому что это странно. У вас прекрасный дом, и вы всегда устраивали самые лучшие вечеринки. Я не могла понять, отчего вы его продаете, если, конечно, причиной тому не развод и не финансовый кризис…
— Моника, заткнись. — Люси резко встала; ее глаза пылали, лицо исказила ярость.
Моника побледнела:
— Что?..
— Заткнись. Закрой рот. Перестань говорить гадости. Я всегда подозревала, что тебе недостает такта, но, оказывается, дело не в этом. Тебе просто нравится быть подлой. Нравится причинять людям боль. С меня хватит. Мне надоела ты и твои сплетни. Обсуждай меня, если угодно, но, ради Бога, оставь в покое Тэйлор!
В комнате воцарилась мертвая тишина, было слышно лишь тиканье старинных часов в коридоре.
— Люси, ну ты и дура, — наконец сказала Моника. — Никто не собирался смеяться над Тэйлор. Ничего страшного в том, что Натан не работает. Ничего страшного, даже если они собираются продать дом…
— Нет. — Я тоже встала и взяла бокал, чтобы отнести на кухню. — Все это очень плохо. И то, что Натан теперь работает в Омахе. И то, что у моих дочерей больше не будет дома, в котором они выросли и к которому привыкли. Но такова жизнь. И к сожалению, неприятности иногда случаются.
Я посмотрела на Пэтти, Кейт, Эллен, Джен, Сюз и Рэйн, а потом пристально взглянула на Монику.
— Чтоб ты знала, я возвращаюсь на работу и не стыжусь этого. Жалею, что не сделала этого раньше. Не следовало полностью взваливать финансовую ответственность на мужа — это нечестно по отношению к нам обоим.
Судя по ошарашенному лицу Пэтти, она и понятия не имела, что у нас подобные проблемы. Кейт не казалась такой удивленной, но, возможно, причиной тому привычка скрывать эмоции. Остальные… честно говоря, мне плевать, что они думали. За последние несколько месяцев я сильно изменилась, меня словно вывернули наизнанку. Выдержать такой удар и публично признаться нелегко, но ничего не поделаешь.
Собрав остатки гордости, я повернулась к Люси:
— Полагаю, мне пора.
Она быстро кивнула:
— Я с тобой.
— Но это глупо, — запротестовала Моника. — Что вы делаете? У нас собрание, и мы обсуждаем книгу, которую выбрала ты, Люси. Ты не можешь взять и уйти.
— Могу, — ответила та и взяла сумочку.
— Нет! — Моника встала и жестом обвела комнату. — Нет, ты не можешь вот так сорваться. Это глупо. Ты ведешь себя как ребенок.
— Кейт, Пэтти… девочки… простите, — сказала я. — Жаль, что испортила вам вечер, но мне здесь делать нечего. Никакого удовольствия. Наверное, я вообще больше не приду.
— Ты бросаешь клуб? — резко спросила Моника.
— Да. — Я до сих пор об этом не думала, но книжный клуб и впрямь неподходящее для меня место. Здесь полно негатива и конкуренции, и я чувствовала себя несчастной. — По отдельности я всех вас очень люблю, но книжный клуб не приносит мне радости…
— Наверное, потому что ты не любишь читать, — злобно заметила Моника.
Я покачала головой:
— Нет. Я люблю читать. Но не хочу обсуждать книги так, как это делаем мы. Ты не виновата, что мне не нравится. Нет смысла и дальше тянуть то, что не приносит удовольствия.
— Отлично сказано. — Люси встала и улыбнулась — впервые за весь день. — Я тоже ухожу из клуба.
— Что? — взвизгнула Моника.
Люси пожала плечами.
— Я хочу, чтобы чтение снова доставляло мне радость. Хочу наслаждаться книгами. Все вы — мои подруги, но атмосфера в книжном клубе далеко не дружеская… — Она помахала на прощание. — Приятного вам вечера.
Мы вышли, Люси повернулась ко мне, взяла под руку и слегка пожала.
— Было здорово… — Ее лицо изменилось. — То есть последние пять минут.
Она снова стиснула мою руку.
— Прости, Тэйлор. Моника просто мерзавка. Ее невозможно простить.
Мы пошли к машине; отпирая дверцу, я повернулась к Люси:
— Но почему, почему она всегда меня задирает? Что я ей сделала?
Люси беспомощно пожала плечами:
— Может, потому, что в твоем присутствии жизнь кажется такой простой…