Когда стемнело, Ма Жун снова переоделся в бедную залатанную одежду. Старшина Хун велел казначею отсчитать ему тридцать серебряных слитков. Ма Жун завернул их в кусок материи, сунул в рукав и направился к храму Высшей мудрости.
Он застал Шень Па на его обычном месте, сидящим спиной к стене и чешущим живот. Толстяк был полностью поглощен игрой в кости, но когда заметил Ма Жуна, радостно с ним поздоровался и пригласил сесть рядом.
Сев на корточки, Ма Жун сказал ему:
— Я подумал, брат, что на те медяки, которые ты в прошлый раз выиграл, ты мог бы купить себе хорошую куртку. Без нее что ты будешь делать зимой?
Шень Па с упреком взглянул на него.
— Брат, — ответил он, — обидно мне слышать такие слова. Разве я тебе не говорил, что являюсь главой гильдии нищих? Как же я могу быть замешанным в таком недостойном занятии, как покупка одежды? Давай-ка мы лучше поговорим о важном деле.
Наклонившись к Ма Жуну, он заговорил хриплым шепотом:
— Все устроено. Сегодня вечером ты сможешь покинуть город. Золотую заколку хочет продать бродячий даосский монах. Он будет тебя ждать в чайном доме Ван Лу, за Барабанной башней. Ты его легко найдешь, он будет сидеть один, в углу, и под носиком его чайника будут стоять две пустые чашки. Ты должен обозначить себя, сказав что-нибудь про эти чашки. Остальное зависит от тебя.
Ма Жун рассыпался в благодарностях и обещал непременно выразить свое почтение Шень Па, когда ему снова придется быть в Пуяне. Потом он поспешил к храму бога войны, неподалеку от которого чернел силуэт Барабанной башни. Уличный мальчишка проводил его до маленькой, но оживленной торговой улочки, где Ма Жун сразу увидел вывеску Ван Лу.
Откинув грязную занавеску на двери, Ма Жун вошел. Вокруг шатких чайных столиков сидело около десятка мужчин. Почти все они были в лохмотьях, от них исходил тошнотворный запах немытых тел. В самом дальнем углу за столиком сидел монах.
Когда Ма Жун приблизился к нему, его охватило сомнение. На ожидавшем его человеке был старый капюшон даоса, его голову укрывала засаленная черная шапочка, а у пояса висела деревянная погремушка. Но Ма Жун ожидал увидеть высокого, сильного мужчину, этот же был толст и низок ростом, его лицо было потным и грязным. Он ничем не напоминал насильника, описанного судьей Ди. Однако ошибки быть не могло.
Ма Жун подошел к столику монаха и небрежно сказал:
— Брат, раз уж на твоем столе две пустые чашки, могу ли я присесть с тобой, чтобы промочить горло?
— Ха! — хрюкнул толстяк. — Вот и ты, мой ученик! Садись, выпей чашку чая. Захватил ли ты с собой священную книгу?
Прежде чем сесть, Ма Жун вытянул левую руку, чтобы дать монаху возможность пощупать спрятанный в рукаве сверток. Ловкие пальцы пройдохи быстро распознали серебряные слитки. Он кивнул и налил Ма Жуну чаю.
После того как каждый из них отпил по несколько глотков, толстяк сказал:
— А теперь я покажу тебе то место, которое очень ясно объясняет доктрину Божественной Пустоты.
Он вынул из-за пазухи грязную книгу с потрепанными углами. Ма Жун взял в руки толстый том и заметил название «Тайная традиция Нефритового императора» — известный канонический даосский труд.
Он пролистал книгу, но не обнаружил ничего необычного.
Монах лукаво улыбнулся.
— Нужно прочесть десятую главу.
Найдя указанное место, Ма Жун поднес книгу к глазам, словно для того, чтобы было удобнее разобрать текст. В сгибе лежала золотая заколка. МаЖун сразу узнал силуэт летящей ласточки, о которой говорил судья Ди, и отметил мастерство ювелира.
Он быстро захлопнул книгу и опустил ее в рукав.
— Этот великолепный труд наверняка разрешит мои сомнения! Теперь позвольте же мне вернуть тот трактат, который недавно вы любезно одолжили мне.
Продолжая говорить, он извлек из рукава сверток с серебром и протянул собеседнику, который тут же спрятал его за пазухой.
— Ну а теперь я должен идти, — сказал Ма Жун. — Но завтра вечером мы встретимся и продолжим обсуждение.
Монах пробормотал несколько вежливых слов, и Ма Жун удалился.
На улице он увидел бродячего предсказателя, окруженного толпой зевак. Он присоединился к ним, встав так, чтобы не терять из виду дверь чайной Ван Лу.
Очень скоро толстый коротышка вышел оттуда и быстро двинулся прочь. Ма Жун пошел следом, держась поодаль и стараясь не попадать в круги света, которые отбрасывали масляные фонари уличных торговцев.
Преследуемый монах спешил в сторону северных ворот со всей быстротой, на какую были способны
его коротенькие ножки. Внезапно он свернул в узкий боковой переулок. Ма Жун подошел и заглянул за угол.
Толстый монах остановился на пороге какого-то обшарпанного дома и поднял руку, чтобы постучать в дверь. Ма Жун подкрался сзади, схватил его за плечо, рывком развернул к себе лицом и схватил за горло.
— Один звук, и ты мертв! — шепнул он.
Затем он протащил толстяка по переулку, затолкал в темный угол и прижал к стене.
— Я отдам вам серебро! — заныл тот. — Умоляю, не убивайте меня!
Ма Жун забрал у него сверток и сунул в рукав. Хорошенько встряхнув свою жертву, он зарычал:
— Где ты взял эту заколку?
— Нашел ее на улице. Какая-то женщина...
Ма Жун снова схватил его за горло и треснул головой о стену.
— Правду! — зашипел он свирепо. — Говори правду, собака, если тебе дорога твоя убогая жизнь!
— Я все скажу! — прохрипел тот.
Ма Жун ослабил хватку на горле толстяка, но угрожающе навис над ним.
— Я вхожу в банду из шести бродяг, — затараторил тот. — Мы бродим по городам и селениям, выдавая себя за нищенствующих монахов-даосов. Живем в заброшенной казарме у восточной стены. Нашего главаря зовут Хуан Сан. А на прошлой неделе во время полуденного сна я открыл глаза и случайно увидел, как Хуан Сан достал из шва своей одежды пару золотых заколок и стал их рассматривать. Я быстро закрыл глаза и притворился спящим. Мне давно хотелось бросить эту банду, на мой взгляд они слишком жестоки, и я решил, что это шанс получить необходимые средства для своего плана. Два дня назад, когда Хуан Сан пришел сильно пьяным, я дождался, пока он уснет и, когда он захрапел, ощупал швы его платья. Одну заколку я вытащил, но тут он пошевелился, и я убежал, не посмев забрать другую.
Ма Жун в душе торжествовал, но не подал вида и снова рявкнул:
— Веди меня к нему!
Толстяк снова задрожал и взмолился:
— Пожалуйста, только не заставляйте меня возвращаться к Хуан Сану, ведь он забьет меня до смерти!
— Бояться тебе надо только одного человека, и это я. Если увижу, что ты что-то замыслил против меня, затащу тебя в темный угол и перережу твою грязную глотку. А ну, пошел!
Они вернулись на главную улицу и нырнули в лабиринт улочек, которые вывели их на окраину, к городской стене. Ма Жун различил возле нее полуразвалившуюся хижину.
— Здесь! — Толстяк развернулся, чтобы бежать прочь, но Ма Жун схватил его за шиворот и потащил за собой.
Сильно ударив ногой в дверь, он крикнул:
— Хуан Сан, я принес тебе золотую заколку!
Внутри завозились, загорелся светильник, и на пороге появился высокий костлявый человек. Он был такого же роста, как Ма Жун, только очень худой.
Подняв масляный светильник, он смерил посетителей злобным взглядом, выругался и сказал Ма Жуну:
— Так, значит, эта грязная крыса украла мою заколку? А ты-то здесь при чем?
— Я хочу купить пару. Когда этот ублюдок предложил мне одну, я понял, что он хочет меня провести, и вежливо убедил его сказать, где можно найти вторую.
Хуан Сан загоготал, обнажив кривые, желтые зубы.
— Думаю, мы договоримся, брат! Но прежде я пересчитаю ребра этому жирному ворюге!
Чтобы сразу перейти к действию, Хуан Сан поставил светильник на землю, но толстый лжемонах неожиданно опрокинул его ногой. Ма Жун отпустил воротник толстяка, и тот бросился бежать со скоростью стрелы, пущенной из лука.
Хуан Сан выругался и хотел было пуститься в погоню, но Ма Жун удержал его, схватив за руку.
— Оставь этого негодяя, — сказал он, — ты сможешь разобраться с ним потом. У нас с тобой есть срочное дело.
— Если у тебя при себе деньги, мы быстренько его уладим. Всю жизнь меня преследуют неудачи, и я чувствую, что эти проклятые заколки еще доставят мне неприятности, если я поскорее от них не избавлюсь. Одну ты видел, вторая такая же. Сколько ты за нее дашь?
Ма Жун огляделся. Из-за туч показалась луна, и он увидел, что вокруг никого.
— А где все остальные твои головорезы? — спросил он. — Я не люблю вести свои дела перед свидетелями.
— Не беспокойся. Они промышляют на торговых улицах.
— В таком случае, — ледяным тоном сказал Ма Жун, — ты можешь оставить заколку при себе, подлый убийца.
Хуан Сан отскочил.
— Кто ты такой, мерзавец? — завопил он.
— Я помощник его чести судьи Ди, — ответил Ма Жун. — И я отведу тебя в суд, где ты ответишь за убийство Чистоты Нефрита. Пойдешь сам, или же тебя надо сначала превратить в отбивную?
— Впервые слышу имя этой девки, но знаю, на что способны грязные ищейки вроде тебя и продажные судьи. Когда я окажусь в суде, вы навесите на меня какое-нибудь нераскрытое преступление и будете пытать, пока я не сознаюсь. Лучше я разделаюсь с тобой здесь!
Сказав это, он попытался ударить Ма Жуна в пах. Тот отразил атаку и замахнулся на Хуан Сана, но, ловко увернувшись, противник ответил резким тычком в область сердца.
Некоторое время они обменивались ударами, но ни одному из них никак не удавалось свалить другого на землю. Ма Жун понял, что встретил равного себе противника. Хуан Сан был худым, но крепким. Судя по его манере драться, он обладал не меньше чем восьмым уровнем по кулачному бою. У самого Ма Жуна был девятый, но это преимущество Хуан Сан уравновесил знанием местных особенностей и постоянно оттеснял своего противника на неровную или скользкую поверхность.
Спустя некоторое время Ма Жуну удалось попасть локтем в левый глаз Хуан Сана, но в ответ тот сильно ударил его по бедру и нацелился ударить в пах. Ма Жун отскочил и правой рукой схватил нападавшего за ногу. Он намеревался нажать на колено Хуан Сана, пока нога была вытянута, чтобы не дать ему подскочить ближе и выбить из-под него опорную ногу, но поскользнулся и промазал. Хуан Сан тут же согнул ногу и заехал кулаком ему сбоку по шее. Это был один из девяти смертельных приемов кулачного боя. Если бы в тот момент Ма Жун случайно не повернулся и удар не попал в челюсть, ему пришел бы конец. Он отпустил ногу врага и, шатаясь, отступил, все плыло у него перед глазами.
В тот момент помощник судьи был полностью во власти противника.
Великий борец древности сказал: «Когда два соперника равны по силе, весу и технике, исход схватки определяет дух». И хотя Хуан Сан мастерски владел техникой боевых искусств, сущность его была животной и грубой. Чтобы прикончить беззащитного Ма Жуна, он мог выбрать любой из девяти смертельных приемов, но желание причинить как можно большие страдания своему врагу побудило его вновь ударить ногой в пах.
Повторять дважды один и тот же удар — одна из тактических ошибок в кулачном бое. У Ма Жуна еще недостаточно восстановилось кровообращение, поэтому он не мог двигаться быстро. И он сделал единственное, что было возможно в этих обстоятельствах: двумя руками схватил вытянутую ногу противника и резко ее вывернул. Хуан Сан взвыл от боли: его коленная чашечка была вывихнута. Бросившись на бандита, Ма Жун повалил его и коленями придавил ему живот. А затем, чувствуя, что силы его иссякают, соскользнул на землю и откатился подальше от врага.
Лежа на спине, он начал делать дыхательные упражнения, восстанавливающие кровообращение. Почувствовав, что в голове прояснилось, он поднялся и подошел к Хуан Сану. Тот предпринимал отчаянные усилия, чтобы встать. Ма Жун дал ему ногой по челюсти, и голова Хуан Сана ударилась о землю. Ма Жун достал и размотал длинную цепь, какие носят стражники вокруг пояса, и связал руки побежденного за спиной. Подтянув их как можно выше к плечам, он сделал скользящую петлю из конца цепи и накинул ее на шею Хуан Сана. При малейшей попытке освободиться петля бы врезалась в горло.
Закончив работу, Ма Жун присел на корточки.
— Негодяй, ты едва не убил меня! — сказал он. — А теперь избавь его честь и меня от лишней работы и сознайся в преступлении.
— Если бы не проклятое невезение, ты, судейская ищейка, сейчас был бы мертв! — задыхаясь, прохрипел Хуан Сан. — Признания оставим для твоего продажного судьи!
— Как тебе будет угодно, — холодно сказал МаЖун.
Подойдя к ближайшему дому на улочке, он долго стучал в дверь, пока ему не открыл сонный хозяин. Представившись, Ма Жун попросил того сходить за смотрителем квартала и передать ему, что нужно немедленно явиться сюда с четырьмя людьми и парой бамбуковых жердей. Потом Ма Жун вернулся стеречь пленника, который изрыгал поток ругательств.
Когда смотритель со своими людьми прибыл, они соорудили из бамбуковых жердей носилки для Хуан Сана. Ма Жун набросил на того найденное в лачуге старое платье, и маленький отряд двинулся к судебной управе. Пойманный был передан тюремщику, который получил приказ вызвать костоправа, чтобы тот привел его колено в порядок.
Старшина Хун и Дао Гань еще не ложились. Они ждали возвращения своего друга в канцелярии и крайне обрадовались, узнав, что преступник схвачен.
Старшина объявил, улыбаясь:
— Это следует достойно отпраздновать!
И все трое отправились в трактир на главной улице, который был открыт до утра.