Смерть после бала

14. Дэвидсон солирует

— Вы так живо описали эту сцену, — заметил Аллейн.

— Что ж, в конце концов, все это произошло совсем недавно, — сказал Дэвидсон.

— Когда вы вышли на улицу, был ли там кто-нибудь из гостей или они все уже разъехались?

— Следом за мной из дверей вывалилась целая компания молодых людей. Тут же поднялась обычная суматоха, швейцары и привратники начали метаться в поисках такси. Ох, уж эти привратники! Поистине живое напоминание о былом великолепии! Когда видишь, как свет от их фонарей падает на бледные, измученные лица гостей, до полусмерти уставших от танцев, так и кажется, что сейчас на лестнице появится сама Милламант, а такси превратятся в портшезы. Однако я снова отвлекся. Компания молодых людей разместилась в трех такси, которые нашел для них привратник. Он как раз собирался остановить четвертое такси для меня, как вдруг, к своему ужасу, я заметил на противоположной стороне улицы «роллс-ройс». Окно опустилось, и оттуда высунулась Люси Лорример, строя чудовищные гримасы, словно некая сивилла. «Сэр Даниэль! Сэр Даниэль!» Я попытался сильнее закутаться в шарф, но все было напрасно. Услужливый швейцар окликнул меня: «Сэр, вас зовет дама». Мне не оставалось ничего другого, как перейти на ту сторону улицы. «Сэр Даниэль! Сэр Даниэль! Я специально ждала вас! Это крайне важно! Я подвезу вас до дому и по дороге смогу рассказать…» Невозможная женщина. Я прекрасно знал, что за этим последует. Она страдает болями непонятного происхождения, и сейчас как раз у нее начался приступ, и я должен немедленно ее осмотреть. Я обязан поехать с ней. Она невыносимо страдает. Я принимаюсь судорожно соображать, и к тому моменту, когда я подхожу к машине, я уже подготовлен. «Леди Лорример, прошу простить, не могу терять ни минуты: премьер-министр… внезапный приступ…», и пока она смотрит на меня, разинув рот, я поворачиваюсь и скрываюсь в тумане, словно заяц, за которым гонятся волки!

В первый раз со вчерашней трагической ночи Аллейн рассмеялся. Дэвидсон бросил на него дурашливый взгляд и продолжил:

— Я бежал так, как не бегал ни разу с тех пор, когда я был мальчишкой, а вслед доносился ее голос, предлагавший, вне всякого сомнения, домчать меня быстрее ветра на Даунинг-стрит[25]. К счастью, туман начал сгущаться. Я шел по улице, безуспешно пытаясь найти такси. Услышав шум приближающейся машины, я свернул в тень. «Роллс-ройс» проехал мимо. Я снова пошел дальше. Наконец сзади меня показалось такси! Я уже мог различить в тумане свет фар. И тут невдалеке послышались голоса, такси остановилось, затем снова тронулось. Занято! Mon Dieu, что за ночь! Я все шел и шел, успокаивая себя тем, что рано или поздно найду свободное такси. Как бы не так! К этому времени, я полагаю, гости все уже разошлись. Было уже почти утро, и те редкие такси, которые мне попадались, были все заняты. Я прошел от Белгрейв-сквер до Кадогэн-Гарденз, и, уверяю вас, мой дорогой Аллейн, никогда прежде прогулка пешком не доставляла мне такого удовольствия! Я чувствовал себя как стареющий арлекин в поисках приключений. То, что мне не встретилось ни одного, не имело значения.

— Если я не сильно ошибаюсь, — сказал Аллейн, — вы лишь случайно разминулись с ним. Но, пожалуй, «приключение» — не слишком подходящее слово. Я полагаю, рядом с вами произошла трагедия, сэр Даниэль, и вы этого не заметили.

— Да, — голос Дэвидсона неожиданно прозвучал угрюмо. — Да, полагаю, что вы недалеки от истины. На самом деле все это вовсе не так уж весело.

— Что касается того такси. В какую сторону вы свернули, когда прятались от леди Лорример?

— Направо.

— Как далеко вы успели отойти от Марсдон-Хауса, когда увидели такси?

— Не знаю. Очень трудно сказать что-либо определенно. Возможно, ярдов четыреста. Во всяком случае, я ушел не так далеко, потому что останавливался, чтобы спрятаться от Люси Лорример.

— Вы сказали, что слышали какие-то голоса. Вы не узнали их?

Дэвидсон задумчиво уставился на Аллейна.

— Я понимаю, как это важно, — наконец произнес он. — Мне даже страшно отвечать на этот вопрос. Мистер Аллейн, я могу лишь сказать, что, когда из тумана до меня донеслись эти голоса — заметьте, я не мог разобрать слов, — я вначале подумал, что один из них принадлежит женщине, а потом пришел к выводу, что это все-таки мужской голос. Только очень высокий.

— А другой?

— Определенно мужской.

— Можете вы вспомнить что-нибудь еще, любую мелочь, касающуюся этого эпизода?

— Ничего. Только то, что, когда такси проехало мимо меня, мне показалось, что пассажиры были мужчинами.

— Хорошо. Вы готовы подписать эти показания?

— Об этом происшествии с такси? Разумеется.

— Вы могли бы сказать мне, кто еще оставался в Марсдон-Хаусе, когда вы уходили?

— Кроме той шумной компании, которая вышла следом за мной, там почти никого не осталось. Дайте мне подумать. Там был один сильно подвыпивший молодой человек. Кажется, его имя Персиваль. Как раз в тот момент, когда я был уже в дверях, он вышел из бара и направился в гардероб. Помнится, там был кто-то еще. Но кто? Ах, да, та маленькая леди, которая, казалось, чувствовала себя не в своей тарелке. Я еще раньше обратил на нее внимание. Она была ничем не примечательна, и ее никто не заметил бы, если бы не то обстоятельство, что она почти все время находилась в одиночестве. Она была в очках. Это все, что я могу вам сказать о ней, кроме… да, вот еще, я видел, как она танцевала с лордом Робертом. Насколько я помню, она стояла внизу и смотрела, как лорд Роберт спускался по лестнице. Возможно, она испытывала к нему чувство признательности. Она казалась бы довольно жалкой, если бы не была такой спокойной и сдержанной. Не удивлюсь, если она находится на зависимом положении в доме. Может быть, бывшая гувернантка Бриджит или компаньонка леди Каррадос. Мне кажется, я где-то столкнулся с ней в течение вечера. Но где? Не помню!

— Как я слышал, бал удался?

— Да. Леди Каррадос рождена под звездой гостеприимства. Меня никогда не переставало удивлять, как так может быть — один бал имеет шумный успех, а другой, на котором присутствуют тот же оркестр, те же гости, который обслуживает та же фирма, вдруг оказывается неудачным. Должен заметить, вчера леди Каррадос была не в лучшей форме.

— Вы хотите сказать, она была нездорова?

— Значит, вы уже слышали об этом. Мы старались сохранить это в тайне. Да, как и все остальные великосветские мамаши, она сильно переутомлена.

— Вам не показалось, что ее что-то беспокоит? — спросил Аллейн и, заметив, что Дэвидсон удивленно поднял брови, добавил: — Я не стал бы спрашивать, если бы не считал, что это имеет прямое отношение к делу.

— Должен признаться, что не совсем понимаю, какая может быть связь между состоянием здоровья леди Каррадос и смертью лорда Роберта Госпелла. Беда в том, что она слишком серьезно относится к своим обязанностям и находится на грани нервного истощения. — И Дэвидсон добавил как бы про себя: — И эта история тоже не пойдет ей на пользу.

— Видите ли, в подобных случаях мы вынуждены обращать внимание на любые отклонения от нормы, — пояснил Аллейн. — Я согласен, что конкретно это отклонение кажется совершенно не относящимся к делу. Так же, увы, как и большинство фактов, которые мы вынуждены будем вытащить на свет Божий. Если их никак нельзя будет связать с убийством, мы отбросим их как несущественные. Это обычный способ ведения следствия.

— Не сомневаюсь. Что ж, я лишь могу сообщить, что, обратив внимание не нездоровый вид леди Каррадос, я порекомендовал ей пойти полежать в одной из комнат наверху и прислать за мной горничную, если я ей понадоблюсь. Поскольку за мной не посылали, я попытался сам отыскать ее, но мне это не удалось. Позже она снова появилась в зале, сказала мне, что чувствует себя немного лучше, и просила не беспокоиться.

— Сэр Даниэль, вы, случайно, не видели, как этот ресторатор, Даймитри, возвращал леди Каррадос ее сумочку?

— Что-то не припомню. А в чем дело?

— Как мне сказали, прошлой ночью леди Каррадос в течение некоторого времени думала, что потеряла ее, и была очень обеспокоена.

— Мне она об этом ничего не говорила. Что ж, этим можно объяснить ее расстроенный вид. Я помню эту сумочку. У нее изумительный замочек из изумрудов и рубинов — старая итальянская оправа. Слишком изысканная вещица, чтобы служить украшением для сверкающей мишурным блеском дамской вечерней сумочки. Но в наше время люди безнадежно утратили чувство гармонии.

— Я как раз любовался вашей лошадью. Вам, по крайней мере, нельзя отказать в умении ценить настоящую красоту. Простите меня за то, что я на минуту забыл о цели своего визита, но этой лошади словно коснулся луч света! Охра и розовые тона! У меня страсть к керамике.

Лицо Дэвидсона словно осветилось изнутри. Он с энтузиазмом принялся рассказывать о том, как к нему попала эта лошадь. Его пальцы прикасались к ней так нежно, словно это были лепестки розы. Они с Аллейном вернулись на три тысячелетия в прошлое, в золотой век керамики, а инспектор Фокс сидел молчаливый, как Кортес, с открытой записной книжкой на коленях и с выражением долготерпения на массивном, невозмутимом лице.

— …Говоря о Бенвенуто, — сказал Дэвидсон, который уже успел перейти к итальянскому Возрождению, — в одной из комнат Марсдон-Хауса прошлой ночью я видел настоящий медальон работы Челлини, или я совсем простофиля в этих вопросах. И где, мой дорогой Аллейн, вы думаете, я его обнаружил? Для какой низменной цели его приспособили?

— Не имею понятия, — с улыбкой ответил Аллейн.

— Он был вделан в золотой портсигар машинной работы с чудовищным бриллиантовым замком и окружен бриллиантами. И, вне сомнения, эта кощунственная поделка должна была служить в качестве вместилища для сигарет.

— И где же вы обнаружили это безобразие?

— В зеленой гостиной, которая во всех остальных отношениях была просто очаровательна.

— На верхнем этаже?

— Да, та самая. Попробуйте сами выяснить, чей это был портсигар. На него стоит взглянуть, если вы любитель ужасов.

— А когда вы поднимались в эту комнату?

— Когда? Попробую вспомнить. Должно быть, около половины двенадцатого. Вчера один из моих больных перенес срочную операцию, и ассистент хирурга звонил мне, чтобы сообщить о его состоянии.

— А больше вы туда не заходили?

— Нет. Не думаю. Нет, не заходил.

— Вы, случайно, не слышали, как лорд Роберт разговаривал в этой комнате по телефону? — настаивал Аллейн.

— Нет. Нет, я вообще туда не возвращался. Но это была действительно очаровательная комната. Грез над камином, несколько изящных безделушек на чиппендейловском столике, и рядом с ними — эта мерзость. Я не могу представить, как человек, обладающий достаточным вкусом для того, чтобы так прелестно обставить комнату, мог оказаться способным вделать (при этом, без сомнения, посадить на цемент) очаровательный медальон работы Бенвенуто в этот кошмарный портсигар.

— Ужасно, — согласился Аллейн. — Кстати, если уж мы заговорили об этом, а какой вчера был портсигар у вас?

— Эй! — Необычайные глаза Дэвидсона буквально впились в него. — А при чем здесь… — Он остановился, а потом пробормотал, словно про себя: — Вы говорите, оглушили. Понимаю. Ударом в висок.

— Именно, — сказал Аллейн.

Дэвидсон вытащил из кармана плоский серебряный портсигар очень тонкой работы, с изящно обработанными гранями и скошенными уголками. Его полированная поверхность сверкала как зеркало. Он протянул его Аллейну.

— Я не чураюсь современного стиля, как видите.

Аллейн внимательно осмотрел портсигар, задумчиво провел пальцем по точеной грани.

— Им можно нанести довольно сильный удар, — коротко заметил Дэвидсон.

— Можно, — согласился Аллейн, — но, мне кажется, он слишком мал, к тому же кое-где на гранях можно заметить следы порошка для чистки серебра.

— Никогда бы не поверил, что можно почувствовать такое облегчение, — сказал Дэвидсон. Он помедлил, а потом добавил, бросив обеспокоенный взгляд на Фокса: — Полагаю, у меня нет алиби?

— Похоже, что нет, — ответил Аллейн, — но на вашем месте я бы не слишком переживал из-за этого. Может быть, таксист вспомнит, что проезжал мимо вас.

— Был слишком густой туман, — проворчал Дэвидсон. — Он мог не заметить меня.

— Ну, не стоит нервничать, — сказал Аллейн. — К тому же у вас всегда остается Люси Лорример.

— Действительно, всегда остается Люси Лорример. Она уже трижды звонила мне за сегодняшнее утро.

— Вот видите. Мне придется самому встретиться с ней. Не беспокойтесь. Мы получили от вас весьма полезную информацию, не так ли, Фокс?

— Да, сэр. Это подтвердило то, что мы уже знаем.

— Вы хотели бы о чем-нибудь спросить сэра Даниэля, Фокс?

— Нет, мистер Аллейн, благодарю вас. Мне кажется, вы ничего не упустили. Единственное, что…

— Да? — спросил Дэвидсон. — Слушаю вас, Фокс.

— Сэр Даниэль, меня интересует, как быстро могла наступить смерть, учитывая обстоятельства и состояние здоровья лорда Роберта Госпелла.

— Видите ли, — сказал Дэвидсон, и в его голосе снова послышались профессиональные нотки, — не так просто дать вам тот ответ, которого вы ждете. Если полностью перекрыть доступ воздуха к легким, здоровый человек умрет минуты через четыре. В данном случае, если принять во внимание больное сердце, понадобилось бы менее двух минут. Он даже мог умереть почти мгновенно.

— Ясно. Благодарю вас, сэр.

— Предположим, убийца имел кое-какие познания в медицине и ему было известно о состоянии здоровья лорда Роберта. Мог он заранее рассчитать, что в этом случае ему понадобится так мало времени? — спросил Аллейн.

— Это очень трудный вопрос. Его небольшие познания могли не включать смерть от удушья. Я бы сказал, что любой студент-первокурсник понимает, что больное сердце быстро откажет в таких условиях. Медсестра это знает наверняка. Да, честно говоря, я думаю, любой обыватель может это предположить. Но навряд ли кто-либо из них способен с точностью до минуты оценить необходимое для этого время.

— Понятно. Благодарю вас.

Аллейн поднялся с места.

— Ну что ж, пожалуй, это все. Если не возражаете, позже мы попросим вас подписать ваши показания. Поверьте, мы понимаем, как тяжело было вам говорить о ваших пациентах при таких исключительно неприятных обстоятельствах. Мы постараемся изложить все, что вы нам рассказали, в самых сдержанных выражениях.

— Я уверен, что вы сделаете все возможное. Мистер Аллейн, помнится, лорд Роберт рассказывал мне, что у него есть очень хороший друг в Скотланд-Ярде. Он имел в виду вас? Я вижу, что вас. Пожалуйста, не сочтите мой вопрос бестактным. Я уверен, что, как и все его друзья, вы испытываете чувство тяжелой утраты. Но, расследуя это дело, вы не должны слишком переоценивать свои силы. Я понимаю, что бесполезно говорить вам об этом, но как-никак я врач и понимаю кое-что в этих вопросах. В настоящий момент вы огромным напряжением воли сдерживаете свои эмоции. Не переусердствуйте.

— Именно это я и сам давно хотел ему сказать, — неожиданно произнес Фокс.

Дэвидсон повернулся и благожелательно посмотрел на Фокса.

— Я вижу, мы понимаем друг друга, мистер Фокс.

— Очень мило с вашей стороны, что вы оба так беспокоитесь обо мне, — с улыбкой сказал Аллейн, — но я отнюдь не такое уж тепличное растение. До свидания, сэр Даниэль, и большое спасибо.

Они обменялись рукопожатиями, и Фокс с Аллейном вышли из кабинета.

— Куда мы направляемся теперь? — спросил Фокс.

— Я думаю, нам следует заглянуть в Марсдон-Хаус. Бэйли должен был уже все там закончить. Я сейчас позвоню отсюда и выясню, нельзя ли организовать встречу с семьей Каррадос en masse[26]. А разговор предстоит непростой. Не приходится сомневаться, что леди Каррадос является одной из жертв шантажиста. Да и сам Каррадос очень непрост — ужасающий старый сноб и тщеславен, как павлин. Несомненно, при общении с полицией он даст волю своим самым худшим качествам. Это один из тех людей, которые пойдут на что угодно, лишь бы избежать нежелательной огласки. Нам придется быть очень осторожными, если мы не хотим, чтобы он доставил нам кучу хлопот и сделал из нас посмешище.

По дороге в Марсдон-Хаус они обсудили показания Дэвидсона.

— Подумать только, как все странно, — вслух размышлял Фокс. — Сэр Даниэль смотрел вслед этому такси и жалел, что оно занято, а в это время внутри находились лорд Роберт и человек, который собирался его убить. Убийца, должно быть, сразу набросился на него. В конце концов, у него было не так уж много времени.

— Да, — сказал Аллейн, — фактор времени здесь очень важен.

— Как именно, вы полагаете, сэр, все произошло?

— Я очень живо представляю, как они сидят рядом на сиденье. Убийца достает портсигар, если это был портсигар, и, возможно, говорит что-то лорду Роберту, чтобы заставить того наклониться вперед и посмотреть в окно. Он поднимает руку и, если судить по виду раны, резко ударяет лорда Роберта по виску острым углом портсигара. Оглушенный лорд Роберт откидывается назад на сиденье. Убийца прижимает шарф к носу и рту лорда Роберта, не слишком сильно, но весьма тщательно. Когда рот открывается, он пропихивает шарф между зубами и заталкивает его все глубже, до самого горла. Другой рукой в это время он плотно прижимает шарф к ноздрям. И так он сидит, пока такси не сворачивает на Чейн-Уок. Когда он убирает руки, пульса и дыхания уже нет, голова жертвы сваливается набок, и убийца понимает, что все кончено. — Аллейн сжал пальцы в кулак. — Даже тогда его еще можно было спасти, Фокс. Искусственное дыхание могло вернуть его к жизни. Но такси направилось сначала на Квинз-Гейт, а потом в Ярд, так что надежды уже не оставалось никакой.

— Интервью с сэром Каррадосом может прояснить кое-что в связи с Даймитри, — сказал Фокс. — Если сэр Каррадос в течение какого-то времени находился с ним в баре…

— В беседе с Каррадосом придется проявить особую деликатность. Интересно, будет ли там эта неприметная леди. Та самая, которую никто не заметил, но которая, поскольку она почти не танцевала, могла коротать время, внимательно наблюдая за всем, что происходило вокруг. Потом еще эта игра, которую ведет миссис Холкат-Хэккет. Нам нужно будет заняться этим как можно быстрее. Тем более, что это связано с Уизерсом.

— А что из себя представляет эта миссис Холкат-Хэккет? Кажется, она приходила в Ярд поговорить с вами по поводу шантажа?

— Да, Фокс, и при этом воспользовалась старой, как мир, уловкой, будто бы она подруга несчастной жертвы. Тем не менее надо отдать ей должное, у нее все-таки хватило мужества обратиться к нам. Ее визит и послужил началом этого печального дела. И можете мне поверить, я никогда этого не забуду. Я попросил Банчи помочь нам отыскать этого шантажиста. Если бы я этого не сделал, полагаю, он был бы жив и по сей день, если только… Бог мой! Если только Дональд не убил своего дядю ради наследства. Если же причиной убийства послужило то, что мы стали раскручивать это дело о шантаже, я несу прямую ответственность за все, что произошло.

— Прошу прощения, сэр, но я думаю, что подобные высказывания не принесут пользы ни вам, ни кому-либо другому. Лорд Роберт не поблагодарил бы вас за них, уж это точно. Мы не обязаны предупреждать всех, кто помогает нам в расследовании дел, связанных с шантажом, что это может повлечь за собой убийство. И знаете почему? — продолжал Фокс почти взволнованно, немало удивив Аллейна, который никогда прежде не видел его таким. — Потому, что до сих пор этого ни разу не случалось.

— Хорошо. Братец Лис[27], — сказал Аллейн. — Больше не буду.

И за всю оставшуюся дорогу до Марсдон-Хауса они больше не произнесли ни слова.