Смерть после бала

30. Признание Трой

— Я подумал, Милдред, — сказал Аллейн, — что вы захотите сразу же узнать обо всем.

Леди Милдред Поттер покачала головой, и это было выражением не столько несогласия, сколько полной безнадежности.

— Очень мило, что вы пришли, Родерик. Но, боюсь, я просто не в состоянии это осмыслить. Сэр Даниэль всегда был так мил с нами. Он очень нравился Банчи. Он мне сам об этом говорил. И, без сомнения, сэр Даниэль сотворил просто чудо с моим больным желудком. Я совершенно излечилась. Вы уверены, что это не какая-то ошибка?

— Боюсь, что уверен, Милдред. Видите ли, Даймитри признался, что они с Дэвидсоном занимались этим гнусным промыслом уже семь лет. Я думаю, все началось с того, что Дэвидсону было известно кое-что о Даймитри, таким образом тот оказался у него в руках. Дэвидсон был очень осторожен. Он находил нужную информацию, но предоставлял Даймитри выполнять всю грязную работу. Дэвидсон вошел в кабинет во время сцены, разыгравшейся между Каррадосом и Бриджит, и увидел открытое потайное отделение в секретере Каррадоса, в котором лежало письмо. Из предосторожности он приложил все усилия, чтобы ни разу не остаться одному в этом кабинете, но рассказал Даймитри об этом тайнике и велел ему украсть письмо. Он сказал Даймитри, что письмо может оказаться интересным. Даймитри выполнял всю черновую работу. Он забирал сумочки дам, которых они шантажировали. Он писал им анонимные письма. Иногда даже у него появлялись свои собственные идеи. Я думаю, самой удачной его мыслью было порыться в шкатулке миссис Холкат-Хэккет.

— Я совершенно теряюсь во всем этом. Трой, дорогая, вы что-нибудь понимаете?

Аллейн взглянул на Трой, которая сидела на полу у ног Милдред.

— Кажется, я начинаю понимать, — ответила Трой.

— Тогда продолжайте, Родерик, — устало сказала Милдред.

— Меня смущали три факта, которые никак не укладывались в общую картину, — сказал Аллейн, обращаясь больше к Трой, чем к Милдред. — Сначала казалось, что если Даймитри слышал этот телефонный разговор, то у него появились серьезные основания для убийства. Мы знали, что он был шантажистом, и знали, что Банчи напал на его след. Но мы обнаружили, что Даймитри никак не мог быть убийцей. У него было железное алиби.

— Уизерс, с другой стороны, законченный негодяй, и Банчи знал об этом тоже, но я как-то не могу себе представить Уизерса в роли убийцы. Он безжалостный, осторожный и абсолютно неразборчивый в средствах человек. Но если он когда-нибудь пошел бы на убийство, он сделал бы это преднамеренно, заранее все тщательно обдумав. Он разработал бы план с точностью до секунды. Убийство же Банчи, как мы полагаем, было почти непреднамеренным, потому что всего за два с половиной часа до этого его никто не собирался убивать. И тем не менее Уизерса нельзя было сбрасывать со счетов. В его алиби имеется существенная дыра. Я и сейчас не знаю, провел ли он действительно это время в машине со своей дамой сердца, обсуждая с ней сложившуюся ситуацию, которая становилась все более неприятной для них. В этом месте на сцене появляется генерал Холкат-Хэккет, который в самый решающий момент, когда гости стали разъезжаться с бала, мечется по Белгрейв-сквер, скрываясь в густом тумане, как престарелый арлекин. Но я прошу вас хранить это в тайне, потому что я не имел права говорить вам об этом. Он, разумеется, следил за своей женой. Далее идет Каррадос. Старый Каррадос с его вечным занудством. Его алиби, которое подтверждало алиби Даймитри, было безупречным, но его поведение было странным до крайности. И лишь когда я услышал обо всей этой истории, происшедшей восемнадцать лет назад, я начал догадываться, какова его роль в этом деле. И все это время меня смущали три момента в поведении Дэвидсона, для которых могло было быть лишь одно объяснение. Он сказал мне, что видел определенный портсигар в зеленой гостиной в половине двенадцатого. Безусловно, не позже. Но, как выясняется, этот портсигар находился на столе в зеленой комнате всего в течение нескольких минут около часу ночи, как раз в то время, когда имел место тот самый телефонный разговор. Почему Дэвидсон солгал? Он считал, что этот портсигар — часть коллекции Марсдон-Хауса, и не предполагал, что это личная собственность одного из гостей. Он решительно настаивал на том, что не слышал этого телефонного разговора и даже не поднимался наверх после половины двенадцатого. Но во время этого телефонного разговора прозвучала очень интересная фраза. Банчи сказал мне: «Он мог бы с тем же успехом подмешивать яд в свои зелья». Дэвидсон должен был слышать эту фразу, потому что Банчи распрощался со мной сразу же после этого. Банчи, разумеется, говорил о Даймитри, но, мне кажется, Дэвидсон решил, что он имел в виду его. А незаконченное предложение «А работает он с…» скорее всего заканчивалось «с такой дьявольской изобретательностью» или чем-нибудь в этом роде. А Дэвидсон, по всей видимости, решил, что следом за этим Банчи собирался назвать его, Дэвидсона, имя. Странно, не правда ли? Что касается фигуры, которую мисс Харрис видела сквозь стекло, безусловно, это был Дэвидсон. Совершенно потеряв голову, он нырнул в первую попавшуюся дверь. Затем, я полагаю, он взял себя в руки и решил убить Банчи. Далее, в деле фигурирует еще один портсигар.

Аллейн взглянул на леди Милдред. Она уже почти спала, кивая головой, как китайский мандарин. Аллейн повернулся к Трой и стал говорить тише.

— Я имею в виду тот, которым воспользовались в качестве орудия убийства. Наутро после смерти лорда Роберта я попросил Дэвидсона показать мне свой портсигар. Он показал мне портсигар, который был явно слишком мал для этой цели, и сказал, что накануне брал с собой на бал именно его. Я обратил внимание, что он был начищен до блеска, и даже заметил следы чистящего порошка на точеных гранях. Мы выяснили, что портсигары Дэвидсона чистили утром перед балом, и с тех пор никто до них не дотрагивался. Но, глядя на этот портсигар, я не мог поверить, что им пользовались в течение целой ночи. Он сверкал как зеркало, и я мог бы поклясться, что его не доставали с тех пор, как положили в карман. Это была очень слабая улика, но, по крайней мере, у меня зародилось подозрение, что Дэвидсон лгал, утверждая, что брал с собой в Марсдон-Хаус именно этот портсигар. К тому же надо принять во внимание, что… Милдред уснула?

— Да, — сказала Милдред. — Вы не обидитесь, дорогой Родерик, если я отправлюсь спать? Видите ли, боюсь, я все равно ничего не пойму, и я страшно устала. Мне кажется, что горе ужасно утомляет, вы согласны? Трой, дорогая моя, позаботьтесь о Родерике, пожалуйста. Дональд придет позже, я не знаю, где он сейчас.

— Я думаю, он пошел провожать домой Бриджит, — сказал Аллейн, открывая перед Милдред дверь. — Ивлин хотела остаться наедине со своим мужем, а Дональд как раз поджидал в приемной в надежде на это.

— Похоже, что он очень привязан к ней, — сказала Милдред, остановившись в дверях и повернув к Аллейну заплаканное лицо. — Она хорошая девочка, как вы думаете, Родерик?

— Очень славная. Я думаю, она сумеет присмотреть за ним. Спокойной ночи, Милдред.

— Спокойной ночи.

Аллейн закрыл за ней дверь и вернулся к Трой.

— Могу я побыть здесь еще немного?

— Да, пожалуйста. Я хочу услышать все до конца. — Трой бросила на него быстрый взгляд. — Какой, должно быть, у вас наметанный глаз! Заметить на портсигаре следы чистящего порошка, это же просто потрясающе! А что еще вы заметили?

— Я заметил, что, хотя у вас глаза серые, в них есть зеленые искорки, а радужная оболочка по краям почти черная. Я заметил, что, когда вы улыбаетесь, у вас лицо становится не совсем симметричным. Я заметил, что на безымянном пальце левой руки у вас имеется пятно от киновари, как раз в том самом месте, где его должно было бы скрывать обручальное кольцо. Из этого я делаю заключение, мисс Трой, что вы художница, пишете маслом и не уделяете должного внимания своим прелестным ручкам.

— Пожалуйста, расскажите мне конец всей этой истории, — попросила Трой.

— Я лучше расскажу вам, что после сегодняшней встречи с вами я успел рассмотреть ваше дело и решил просить ордер на ваш арест. Обвинение — вы препятствуете офицеру полиции в исполнении его служебного долга.

— Не стройте из себя шута, — сказала Трой.

— Слушаюсь. На чем я остановился?

— Вы говорили, что третьим, что смутило вас в поведении Дэвидсона, было…

— Да. Третьим, что привлекло мое внимание, был способ убийства. Я думаю, Банчи не обиделся бы на меня за то, что, пока я говорю о его убийстве, я все время думаю только о женщине, к которой обращаюсь. Как вы полагаете? Он был такой чуткий и отзывчивый, чуть ироничный. Я уверен, что он прекрасно понимал, как недолго длится первое острое ощущение горя, просто люди не хотят в этом признаваться. Итак, Трой, человек, убивший его, знал, как мало усилий нужно для того, чтобы задушить человека, а об этом знает далеко не каждый убийца. Единственным следом насилия был шрам, оставшийся от удара портсигаром по виску. Врач знал бы, что не потребуется применять большой силы, а личный врач Банчи понимал бы к тому же, каким мощным союзником станет его слабое сердце. Дэвидсон рассказал мне о состоянии его здоровья, так как знал, что мне все равно станет известен тот факт, что он осматривал Банчи. Надо отдать ему должное, сэр Даниэль прекрасно владел собой во время беседы со мной. Он очень умен. Сегодня мы устраиваем обыск у него в доме. Фокс сейчас там. Я не думаю, что мы что-нибудь найдем, разве только тот злосчастный портсигар. Я лично больше уповаю на бумаги Даймитри. Вчера у меня не было возможности этим заняться.

— А что стало с плащом и шляпой Банчи?

— А вот это подводит нас к одному очень интересному эпизоду. Мы ищем этот плащ и шляпу со вчерашнего утра, но так и не нашли. Мы обошли всех мусорщиков и так далее, а также оповестили все почтовые отделения, которые принимают бандероли и посылки. Сегодня днем нам сообщили, что вчера во время часа пик на одном из почтовых отделений Западного района была оставлена бандероль. Она была вся обклеена двухпенсовыми марками, а на адресе было указано какое-то забытое Богом место в Китае. Адрес был написан печатными буквами — это любимый способ самовыражения у нашего шантажиста. Увы, бандероль уже отправлена, но, может быть, нам удастся ее отыскать, хотя шансов очень мало. А теперь подумайте, моя дорогая, у кого может быть неограниченный запас двухпенсовых марок?

— У того, кто часто выписывает квитанции?

— Клянусь Богом, вы просто умница! Как всегда, права, как сказала бы Герцогиня[45]. И кто часто выписывает квитанции, как не сэр Даниэль, самый модный доктор? Кто, кроме него?

— Ну, например Даймитри.

— Мне жаль, но тут вы совершенно правы, дорогая. Но пока я сидел в приемной Дэвидсона, я просмотрел несколько иллюстрированных журналов, лежавших на столе. В одном из них я прочел, что Центральная Китайская Медицинская Миссия, расположенная Бог знает где, просит присылать им старую одежду в благотворительных целях. Мы собираемся, дорогая Трой, отыскать этот журнал и написать в эту миссию в надежде получить нужную информацию.

— Интересно, что из этого получится, — пробормотала Трой.

— Уверяю вас, мне тоже интересно. И есть еще одна загадка, которую нам весьма любезно разъяснил Даймитри. Этим утром он отправил слугу купить «Таймс». Когда мы об этом узнали, мы тоже решили взглянуть на этот номер «Таймса». Там мы обнаружили в колонке объявлений очень интересное послание, о котором я начал рассказывать вам, когда бедная Милдред героически боролась со сном, и прежде, чем я успел сообщить вам, что мне очень нравится, как вы с серьезным видом хмурите брови, когда слушаете меня. Итак, там было написано: «Котик, дорогой! Лелеял я глупую надежду, а действительность наказала одинокого дурака. Дядюшка». Очень странно, решили мы, и с присущим нам блеском догадались, что если прочитать только первые буквы, то получается: «КД. Ляг на дно. ДД.», что легко можно расшифровать дальше как: «Коломбо Даймитри. Ляг на дно. Даниэль Дэвидсон». Даймитри фактически признал, что у них была договоренность, в соответствии с которой, если случится что-то непредвиденное, Дэвидсон свяжется с ним таким образом. Не слишком изобретательно, но у сэра Даниэля было мало времени. Он, должно быть, сочинил это послание сразу же по возвращении домой после своих ночных трудов. Хотите знать что-то еще?

— Что будет с Даймитри и Уизерсом?

— Одному предъявили обвинение в шантаже, другому — в содержании игорного притона. Я расскажу вам об этом игорном притоне как-нибудь в другой раз. Оба они исключительно темные личности, но, если бы за Даймитри не водилось столько грехов, нам не удалось бы напугать его настолько, чтобы он выдал Дэвидсона. Я сознательно пошел на риск, и должен признаться, Трой, что рисковал я очень сильно.

— А что бы случилось, если бы Даймитри не потерял голову, даже если бы решил, что вы собираетесь арестовать его за убийство?

— Мы все равно арестовали бы его за шантаж и продолжали бы расследование в отношении Дэвидсона, опираясь на те факты, которые у нас имелись. Но Даймитри видел, что у нас есть все доказательства того, что он занимался шантажом, и он ничего не выигрывал, стараясь выгородить Дэвидсона.

— Как вы думаете, он на самом деле знал, что убийцей был Дэвидсон?

— Я думаю, скоро выяснится, что Дэвидсон пытался предупредить его во время бала, чтобы он не брал сумочку Ивлин Каррадос. Дэвидсон видел, что Ивлин была с Банчи, когда Бриджит в первый раз вернула ей сумочку.

— Вы мне не рассказывали об этом.

И он рассказал ей об этом.

— Теперь все? — спросил он.

— Да. Теперь все.

— Трой, я люблю вас больше всех на свете. Видит Бог, я пытался быть смиренным, и я пытался быть настойчивым. Если вы не можете полюбить меня, скажите сразу, и, пожалуйста, давайте постараемся больше не встречаться, потому что я не могу видеть вас и не говорить о своей любви.

Трой подняла побледневшее лицо и очень серьезно взглянула ему в глаза.

— Я наконец поняла, что не могу всю жизнь прожить за высокой изгородью, — сказала она.

— Милая, милая Трой!

— Я правда люблю вас. Очень.

— Это самое большое чудо на свете! — воскликнул Аллейн и обнял ее.