Смерть после бала

4. Шантаж под музыку

Лорд Роберт сидел на голубом диване уже с двух часов. Ему не было скучно: он с интересом наблюдал, как съезжаются любители музыки, и лениво размышлял об интеллектуальном снобизме. Попутно он пытался обследовать голубой диван, осторожно проводя руками между сиденьем и подлокотниками. На всякий случай он оставил свои перчатки на кресле, стоявшем слева от дивана. Многие подходили к нему, в том числе леди Каррадос, которая выглядела несколько утомленной.

— Вам нужно отдохнуть, Ивлин, — сказал он ей. — Вы просто очаровательны в этом платье, но вы кажетесь такой хрупкой, дорогая.

— Я себя прекрасно чувствую, Банчи, — ответила она. — Вы умеете так мило намекнуть женщине, что она стареет.

— Да нет же! Я вовсе не об этом. Если сказать честно, вам даже идет такой томный вид, но вы кажетесь слишком уж худенькой, вы понимаете, что я хочу сказать? А где Бриджит?

— На дневном спектакле.

— Ивлин, вы не знаете, она видится с моим племянником?

— Дональдом Поттером? Да. Мы уже все слышали, Банчи.

— Он написал своей матери, и она, без сомнения, дает ему деньги. Надо полагать, вы знаете, что он живет у приятеля?

— Да. Бриджи рассказывала.

— Она не знает, у кого?

— Думаю, знает. Она мне не говорила.

— Ивлин, ей нравится Дональд?

— Да.

— А что вы о нем думаете?

— Не знаю. Он очень обаятелен, но мне хотелось бы, чтобы он остепенился.

— Это очень вас беспокоит?

— Беспокоит? — Она вздохнула. — Разумеется, немного беспокоит. О, вот и леди Аллейн! Мы договаривались с ней встретиться.

— Очаровательная женщина. А я жду миссис Холкат-Хэккет.

— Мне казалось, она не совсем в вашем вкусе, — туманно заметила леди Каррадос.

Лорд Роберт скорчил гримаску и подмигнул.

— Мы с ней оба обожаем Баха, — сказал он.

— Леди Аллейн ждет меня. До свидания, Банчи.

— До свидания, Ивлин. И не стоит слишком беспокоиться — ни о чем.

Она озадаченно взглянула на него и отошла. Лорд Роберт снова уселся на диван. Зал был почти полон, и через десять минут на сцене должен был появиться Сирмионский квартет.

«Она что, ждет, когда погасят свет?» — подумал лорд Роберт. Он увидел, как в зал вошла Агата Трой, попытался поймать ее взгляд, но не преуспел в этом. Собравшиеся принялись рассаживаться на расставленных рядами позолоченных стульях и на креслах и диванах, стоящих вдоль стен. Лорд Роберт с беспокойством взглянул на дверь и увидел сэра Даниэля Дэвидсона. Дэвидсон направился прямо к нему. Когда-то сэр Даниэль лечил сестру лорда Роберта от несварения желудка, и Милдред, будучи женщиной эмоциональной, пригласила его к ужину. Дэвидсон очень заинтересовал лорда Роберта. Его манеры модного доктора были неподражаемы. «Если бы Дизраэли занялся медициной, а не разведением примул, — сказал тогда лорд Роберт, — он был бы в точности таким же». Он навел Дэвидсона на разговор об Искусстве с большой буквы — любимую тему доктора. Он подхватывал и заканчивал латинские цитаты, которыми сыпал доктор, и от души повеселился, когда Дэвидсон начал проводить немыслимые параллели между Дюрером и Рубенсом. «Пример экстроверта и интроверта в Искусстве», — воскликнул тогда Дэвидсон, размахивая руками, и лорд Роберт, с лукавым блеском в глазах, ответил: «Вы говорите о вещах, в которых я слабо разбираюсь». «Я говорю ерунду, — неожиданно заявил Дэвидсон, — и вы прекрасно это знаете». Но через минуту он снова пустился во все тяжкие и уехал от них лишь в час ночи, вполне довольный собой, рассыпаясь на прощание в самых цветистых изъявлениях благодарности.

— А! — сказал он, пожимая руку лорду Роберту. — Я должен был догадаться, что вы непременно будете здесь. Такое модное сборище и по такому немодному поводу! Музыка! Бог мой!

— А что, собственно, вас удивляет? — спросил лорд Роберт.

— Мой дорогой лорд Роберт, многие ли из собравшихся здесь будут знать, что именно они слушают, да и вообще слушать? Один из пятидесяти в лучшем случае.

— О, не преувеличивайте!

— Один из пятидесяти! Взгляните, вот идет этот тип Уизерс, эстетическое восприятие которого находится на уровне макаки. Что он здесь делает? Повторяю, дай Бог, чтобы хоть один из пятидесяти этих лицемеров знал, что он слушает. А как вы думаете, многие ли из оставшихся сорока девяти найдут в себе мужество признать, что они просто честные филистимляне?

— Я думаю, многие, — жизнерадостно сказал лорд Роберт. — Например, я. Я не скрываю, что собираюсь вздремнуть.

— Зачем вы так говорите? Вы же прекрасно знаете… Что случилось?

— Виноват. Я засмотрелся на Ивлин Каррадос. Она кажется совсем больной, — сказал лорд Роберт.

Дэвидсон проследил за его взглядом и увидел леди Каррадос, сидящую рядом с леди Аллейн. Некоторое время он внимательно смотрел на нее, а потом тихо проговорил:

— Да, она явно переутомилась. Придется ее отругать. Мне кажется, я сижу где-то рядом с ними. — Он сделал нетерпеливый жест. — Они все слишком усердствуют, эти мамаши, и девушки тоже выбиваются из сил, и мужья теряют спокойствие, и молодые люди забрасывают свои дела, а потом — бах! — полдюжины модных свадеб, столько же нервных срывов — вот вам и весь лондонский сезон!

— Бог мой! — сказал лорд Роберт с мягкой укоризной.

— Это чистая правда. Я в своей работе этого вдоволь насмотрелся. Да знаю, знаю! Я модный великосветский доктор, я потворствую всем этим дамочкам, которым нравится считать себя больными. Все вы так думаете, но, уверяю вас, дорогой лорд Роберт, мне приходилось сталкиваться с такими случаями нервного истощения, которые превратили бы любую молоденькую инженю в отъявленного циника. И все они так очаровательны, эти мамаши! Я имею в виду — действительно очаровательны! Женщины вроде леди Каррадос. Они от души помогают друг другу. Но, — он развел руками, — зачем все это? Зачем все это? Одни и те же люди, которые без конца встречаются под аккомпанемент негритянских джаз-бандов и тратят на это огромные деньги. Для чего?

— Будь я проклят, если я знаю, — весело ответил лорд Роберт. — Кто это идет позади Уизерса? Высокий, темноволосый, с такими поразительными руками? Мне кажется, я его уже где-то видел.

— Где? А! — Дэвидсон надел очки, которые всегда носил на широкой черной ленте. — Кто это? Я скажу вам, кто это. Это Даймитри, тот самый, который обслуживает все званые вечера. Хочет за три гинеи получить свою порцию Баха в окружении представителей высшего света. Клянусь Богом, я готов поспорить, что в одном его удивительном мизинце — вы очень наблюдательны, у него действительно странные руки — больше художественного вкуса, чем во всех присутствующих, вместе взятых. Как поживаете, миссис Холкат-Хэккет?

Она подошла к ним так тихо, что лорд Роберт даже не заметил ее. Выглядела она очень величественно. Лорд Роберт втайне позабавился, наблюдая, как Дэвидсон целовал ей руку.

— Решили приобщиться? — спросил тот.

— Разумеется, — ответила она и повернулась к лорду Роберту. — Я вижу, вы не забыли.

— Как я мог?

— Здесь очень мило, — заметила миссис Холкат-Хэккет, краем глаза взглянув на голубой диван. Лорд Роберт слегка подвинулся, и она тут же села, расправляя меха.

— Пойду поищу свое место, — сказал Дэвидсон. — Похоже, уже начинают.

Он направился к своему креслу, стоявшему неподалеку от кресла леди Каррадос. Миссис Холкат-Хэккет спросила Лорда Роберта, не находит ли он, что сэр Даниэль просто обворожителен. Лорд Роберт обратил внимание, что ее американский акцент был заметнее, чем обычно, и она нервно сжимала и разжимала руки. Жестом она предложила ему сесть рядом с ней.

— Если не возражаете, — сказал лорд Роберт, — я лучше останусь на своем месте. Я предпочитаю стулья с прямой спинкой.

Он заметил, как она с тревогой взглянула на его стул, который стоял слева чуть позади голубого дивана. Ее сумочка лежала у нее на коленях. Она была довольно большой и казалась набитой до отказа. Миссис Холкат-Хэккет еще раз расправила свои меха, прикрыв ими сумочку. Лорд Роберт попытался поудобнее устроиться на своем стуле. Он обратил внимание, что Даймитри сидит недалеко от них, и принялся лениво разглядывать его. «Интересно, что он о нас думает. Всю жизнь занимается обслуживанием банкетов, а сам, готов поспорить, может купить нас всех с потрохами и даже не заметить этого. Руки у него действительно странные — мизинец такой же длины, как и безымянный палец».

Раздались жидкие аплодисменты, и на сцене появился Сирмионский струнный квартет. Свет в зале постепенно начал гаснуть, оставив освещенной лишь середину сцены. Лорд Роберт почувствовал привычное волнение, которое он испытывал всякий раз при звуках настраиваемых инструментов. Но он тут же напомнил себе, что пришел сюда не для того, чтобы слушать музыку. Он намеренно не смотрел на сцену, чтобы яркий свет не ослепил его. Вместо этого он не отводил взгляда от левого подлокотника голубого дивана. Постепенно глаза его привыкли к темноте, и он уже мог различить темные меха миссис Холкат-Хэккет на фоне мерцающей парчовой обивки. Неожиданно он заметил какое-то движение, что-то блеснуло. Он слегка наклонился. Сквозь звуки музыки он расслышал легкое шуршание, было видно, как миссис Холкат-Хэккет напряглась и потом расслабилась. «Сумочка уже на месте», — подумал он.

Никто не подходил к ним до конца первого отделения, а когда наконец зажегся свет, лорд Роберт оценил, как мудро действовал тот, кто выбрал диван в качестве почтового ящика. Боковая дверь, находящаяся неподалеку от него, во время антракта была открыта, и многие, вместо того чтобы направиться в фойе через главный вход, воспользовались этой дверью, обходя голубой диван сзади. А к концу антракта многие из входивших останавливались прямо за диваном, чтобы переброситься парой фраз. Лорд Роберт был уверен, что тот человек, которого он ждал, вышел в фойе. Он подождет, пока не начнут гасить свет, а потом войдет в зал вместе с остальными и, приблизившись к дивану, незаметно опустит руку за подлокотник. Большинство из присутствующих вышли покурить, но лорд Роберт стоически оставался на своем посту. Он чувствовал, что миссис Холкат-Хэккет раздирают противоречивые желания. Ей очень хотелось присутствовать при том, как возьмут сумочку, и в то же время у нее не хватало духу оставаться на месте. Внезапно она что-то пробормотала о том, что ей необходимо попудрить нос, встала и вышла через боковую дверь.

Лорд Роберт положил голову на руки и все последние минуты антракта с большой достоверностью изображал пожилого джентльмена, которого одолел сон. Наконец свет начал гаснуть. В зал стали возвращаться последние запоздавшие зрители, бормоча извинения. Небольшая группа людей стояла в темноте позади дивана. На сцене появились исполнители.

Кто-то подошел сзади лорда Роберта и встал рядом с диваном.

Лорд Роберт почувствовал, как у него замерло сердце. Он специально поставил свой стул так, чтобы между ним и левым подлокотником дивана оставался промежуток. Неожиданно в этом промежутке появилась какая-то тень. Это был мужчина. Он встал спиной к освещенной сцене, а затем слегка наклонился, как будто искал что-то в темноте. Лорд Роберт также слегка наклонился и на всякий случай тихонько всхрапнул. Голова его лежала на правой руке, в щель между пухлыми пальцами он пристально наблюдал за левым подлокотником дивана. Неожиданно он увидел руку — это была очень худая рука, и он явственно разглядел, что мизинец был той же длины, что и безымянный палец.

Лорд Роберт снова тихо всхрапнул.

Рука скользнула в темноту, а когда появилась снова, в ней была зажата сумочка миссис Холкат-Хэккет.

Как бы в насмешку музыка в этот момент заиграла громче и торжественнее, и в зал возвратилась миссис Холкат-Хэккет.