Снадобье викингов

НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ?

Звонок прозвучал громко и резко. Какая-то женщина торопливо кричала в трубку:

— Выезжайте срочно… восемнадцатый километр… автомобильная авария… мальчик в крови… доктор, скорей!

Дежурный диспетчер сообщил о случившемся в отделение милиции, а машина «Скорой помощи» с травматологической бригадой уже мчалась к месту происшествия.

Возможно, этот случай забылся бы вскоре, если бы к нему не было привлечено особое внимание и врачей и работников милиции.

На следующий день в лечебный сектор областного отдела здравоохранения обратилась женщина лет 35—40, одетая в скромный темно-синий костюм. Весь ее вид выражал глубокую скорбь, а осунувшееся лицо, опухшие веки и покрасневшие глаза говорили о том, что она не спала последнюю ночь и много плакала. Она спросила:

— Могу ли я видеть кого-нибудь из руководителей областного отдела здравоохранения?

— Пожалуйста, — ответил я. — Вы разговариваете с заместителем заведующего отделом по лечебным вопросам. Что у вас?

— Доктор, на меня свалилось такое горе! Сын в больнице, а муж может попасть в тюрьму. За одну ночь я потеряла все, что только можно потерять! — Она горько заплакала.

Предложив ей стакан воды, я попросил рассказать о случившемся.

Сдерживая рыдания и отпивая из стакана воду маленькими глотками, посетительница рассказала о неудачной поездке в лес мужа и сына на собственной машине. Об аварии, которая случилась на восемнадцатом километре, о вызове «Скорой помощи». Во время своего рассказа она несколько раз повторила:

— Мой муж не был пьян! Он никогда не пьет за рулем! Почему они ему не верят?

Сколько горя и в то же время веры в близкого и дорогого ей человека было в ее словах!

— Успокойтесь, пожалуйста, мы постараемся, если можно, вам помочь.

Однако успокоить женщину мне не удавалось. Я пригласил инспектора и попросил его проводить посетительницу в соседнюю комнату, а сам по телефону связался с травматологическим отделением, куда был доставлен ее пострадавший сын.

Состояние здоровья последнего было тяжелым, хотя он час тому назад пришел в сознание. Перелом трех ребер, тяжелая травма правой руки, ушибленные раны лица, значительная потеря крови. Дежурный травматолог предполагал, что у мальчика может быть перелом основания черепа, симптомы которого должны проявиться в ближайшее время.

Действительно, если ее супруг в момент аварии находился в нетрезвом состоянии, выезд за город мог обернуться для этой семьи весьма печально!

Пригласив к себе инспектора лечебного отдела, я поручил ему разобраться с данным случаем. Не исключая возможности, что травму мог получить и сам водитель, посоветовал навестить его дома, где он находился в настоящее время.

Моя предосторожность оказалась не напрасной: незадачливый водитель был нездоров. Как мне рассказал потом Антон Алексеевич, он жаловался на постоянную головную боль и боль в животе, носовое кровотечение и несколько кожных кровоподтеков. Наблюдалась неоднократная рвота.

Когда Константинов попросил его рассказать о случившемся, он уклонился от ответа, сославшись на плохое самочувствие. Может быть, это был предлог, потому что более всего при аварии пострадал его сын, и отец не хотел возвращаться к пережитому в это страшное для него утро.

На следующий день мы долго обсуждали случившееся, но к единому мнению так и не пришли. Главное, не могли понять, что это — преступление или несчастный случай.

Работник милиции, который присутствовал при данном обсуждении, рассказал, что машина была технически исправной. Мало того, он побывал на месте работы водителя, побеседовал с его товарищами. Отзыв они дали самый положительный: Иван Петрович прекрасный, трудолюбивый и исполнительный работник, отличный семьянин. Никогда ни на заводе, ни на улице его не видели в нетрезвом состоянии. Он отличался умеренностью, а вина, преимущественно сухого, выпивал рюмку-две только по праздникам илл семейным торжествам.

— Нет, такой человек не мог быть в нетрезвом состоянии, — сделал вывод старший лейтенант милиции. Его убежденность, вера в человека как-то передалась и всем остальным, принимавшим участие в обсуждении.

Вторым выступил врач-травматолог «Скорой помощи», который выезжал на аварию. Его мнение было для нас очень важным: он был единственным, кто видел водителя в момент аварии.

Но, к сожалению, и после выступления травматолога «Скорой помощи» ничего не прояснилось.

По его словам, поведение Ивана Петровича напоминало поведение пьяного человека. Он был возбужден, а движения его нескоординированы. Естественно, что врач стал прежде всего оказывать неотложную помощь ребенку, который пострадал сильнее, сделал все необходимое, чтобы он стал транспортабельным.

Кроме того, все это произошло не днем, а на рассвете, когда было сравнительно темно и трудно уловить некоторые частности поведения, которые нередко помогают сделать правильный вывод.

На вопрос: «Почему вы не проделали пробы на алкоголь?», заданный кем-то из присутствующих, врач-травматолог ответил: «Делать это на месте происшествия было некогда, пострадавший пассажир нуждался в срочной помощи, а нам предстоял неблизкий путь до города. Вначале я только перевязал раны водителю и считал, что, кроме введения противостолбнячной сыворотки, он ни в чем не будет нуждаться. Когда мальчик был доставлен в больницу, ухудшилось и состояние здоровья водителя. Возбуждение быстро сменилось угнетенным сознанием. Зрачки глаз стали менее подвижными, расширились, несколько расстроилось дыхание. Пришлось оказывать ему неотложную помощь и меньше всего думать об алкогольной экспертизе. Я ввел ему возбуждающие средства, а в связи с тем, что, как нам показалось, больной несколько озяб, ему дали попить горячего сладкого чаю».

Последним взял слово Константинов, который вместе с судебным медиком изучал обстоятельства травмы. Речь его была немногословной.

— Несмотря на то, — сказал Антон Алексеевич, когда несколько стихли голоса присутствующих, — что по внешнему виду водитель напоминал пьяного человека, он, вероятно, не употреблял алкоголя. К этому выводу мы пришли вместе с коллегой из судебно-медицинской экспертизы. Как говорил врач «Скорой», который оказывал помощь на месте происшествия, не все проявления заболевания укладываются в рамки алкогольного опьянения. Но главное, что позволяет нам сомневаться в алкогольном отравлении, было последующее течение.

Здесь уже говорили, что состояние возбуждения у него очень быстро сменилось некоторым угнетением сознания. Кроме того, не так уж часто после алкогольного опьянения наступает самопроизвольное носовое кровотечение и появляются кожные кровоподтеки. А ведь именно эти и некоторые другие явления, обусловленные парезом лицевого нерва, были выявлены, когда мы обследовали водителя.

И еще — Иван Петрович, рассказывая о случившемся, не пытался оправдать себя, как это иногда делают люди, совершившие аварию в нетрезвом состоянии. Он прямо говорил, что вначале почувствовал головокружение, руки стали плохо повиноваться, а потом уже произошла авария.

— Так чем же было вызвано такое состояние водителя? — спросил я выступавшего.

— Мне кажется, Иван Петрович действительно находился в состоянии отравления, но не алкогольного.

— Какого же? — недоуменно задал вопрос кто-то.

— А вот на этот вопрос я смогу дать ответ несколько позднее, — ответил Антон Алексеевич. — Сейчас я уверен в одном: яд попал к нему через рот. Об этом говорят боль в животе и рвота.

После совещания мы вместе со старшим лейтенантом милиции и Антоном Алексеевичем вновь побывали у Ивана Петровича. И хотя принял он нас не очень любезно, а самочувствие его было не совсем хорошим, мы все же попросили повторить рассказ о случившемся. Однако и после этого никаких новых данных о возможности отравления выявить не удалось. Видимо, какая-то мелочь ускользала из рассказа нашего собеседника. Тогда мы решили повторить на машине путь, проделанный им в то злополучное раннее утро, провести своеобразный эксперимент. Иван Петрович согласился с неохотой. В тот же день мы поехали.

Находясь рядом с шофером, он показывал маршрут, по которому тогда следовали. Заехав к его отцу, мы направились к бензозаправочной станции. Она находилась при въезде в город и только недавно начала работать. Мы вышли из машины и подошли к помещению станции.

— Дмитрий Константинович, — спросил меня инспектор, — насколько я помню, авария случилась в 5.43 утра?

— Да, — ответил я, — во всяком случае, именно в это время поступил вызов к диспетчеру станции «Скорой помощи».

— Когда же вы успели заправить машину, — спросил сотрудник милиции у Ивана Петровича, — если заправочная станция работает с семи часов утра?

— А мы не заправляли ее здесь. Когда увидели, что станция закрыта, а бензина в баке осталось мало, мы стали «голосовать» в надежде остановить какую-нибудь из проезжающих машин. Один из водителей «одолжил» литров десять бензина.

— А как же вы его набирали? — опросил я.

— Из бака «насосал» в ведро шлангом. Правда, или шланг был очень узкий, или бензина мало, пришлось «подсасывать» несколько раз.

Мы с Константиновым переглянулись: все ясно! Это было отравление этилированным бензином.