ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

«Интересно, как долго может бодрствовать человек», — размышляю я, наблюдая за тем, как Джонни клюет носом у костра, его глаза полуприкрыты, туловище кренится вперед, словно дерево на краю обрыва. Тем не менее, его пальцы по-прежнему сжимают винтовку, лежащую на коленях, словно оружие является частью его тела, продолжением его конечностей. Весь вечер остальные наблюдают за ним, и я знаю, что Ричард борется с искушением отнять это оружие, но даже в полудреме Джонни слишком опасен, чтобы напасть на него. После смерти Исао Джонни спал лишь урывками в течение дня, и он решил не спать всю ночь. Если он продолжит в том же духе, то через несколько дней либо впадет в кататонию, либо сойдет с ума.

В любом случае, оружие будет только у него.

Я смотрю на лица вокруг костра. Сильвия и Вивиан жмутся друг к другу, их светлые волосы одинаково спутаны, лица одинаково напряжены от тревоги. Удивительно, что делает буш даже с красивыми женщинами. Он лишает их всего напускного лоска, делает волосы тусклыми, смывает макияж, ослабляет их плоть и кости. Вот, что я вижу, когда смотрю на них сейчас: две женщины, внутренний стержень которых постепенно истончается. Это уже произошло с миссис Мацунага, хрупкий раздробленный стержень которой сломался. Она до сих пор не ест. Тарелка с мясом, которую я дала ей, нетронутой стоит у ног. Чтобы убедить ее съесть хоть что-то, я добавляю в ее чай две ложки сахара, но она тут же выплевывает его, и теперь смотрит на меня с недоверием, словно я пыталась ее отравить.

На самом деле, сейчас все смотрят на меня с недоверием, потому что я не присоединилась к их команде, обвиняющей Джонни. Они думают, что я перешла на темную сторону и шпионю для Джонни, в то время как все, что я пытаюсь сделать — найти для нас наиболее верный способ выжить. Я знаю, что Ричард вовсе не отважный путешественник, хотя и считает себя таковым. Неуклюжий перепуганный Эллиот не брился несколько дней, его глаза воспалены, и в любую минуту я ожидаю, что он начнет лепетать как безумец. Блондинки теряют самообладание у меня на глазах. Единственный человек, который все еще держится, который на самом деле понимает, что делает, это Джонни. Я голосую за него.

Именно поэтому остальные больше не смотрят на меня. Они смотрят мимо или сквозь меня, украдкой бросая друг на друга взгляды, словно подавая какие-то безмолвные подмигивающие сигналы Морзе. Мы живем в реальной версии телешоу «Остаться в живых», и очевидно, что в результате голосования я должна покинуть остров.

Блондинки уходят спать первыми, прижавшись друг к дружке и перешептываясь, когда отходят от костра. Потом в свои палатки удаляются Эллиот и Кейко. Какое-то время у костра сидим только мы с Ричардом, слишком опасаясь друг друга, чтобы сказать хотя бы слово. Почти невозможно поверить в то, что я когда-то любила этого мужчину. Дни, проведенные в буше, сильно обветрили его кожу, добавив ему привлекательности, но сейчас я вижу за всем этим лишь мелочное тщеславие. Настоящая причина, по которой ему не нравится Джонни — это то, что он не способен с ним конкурировать. Все сводится к тому, кто больший мужик. Ричард всегда должен быть главным героем собственной истории.

Похоже, он собирается что-то сказать, но мы оба замечаем, что Джонни проснулся, его глаза блестят во мраке. Не произнеся ни слова, Ричард поднимается на ноги. Даже сейчас, пока я наблюдаю за тем, как он уходит прочь и забирается в нашу палатку, я ощущаю на себе взгляд Джонни, и мое лицо вспыхивает.

— Где вы с ним познакомились? — спрашивает Джонни. Он по-прежнему сидит у дерева и кажется частью самого ствола, его тело напоминает один длинный извилистый корень.

— В книжном магазине, конечно. Он пришел, чтобы подписать экземпляры своей книги «Уничтожить объект».

— О чем она?

— О, обычный триллер Ричарда Ренвика. Главный герой попадает в ловушку на отдаленном острове с террористами. Использует свои навыки выживания в диких условиях, убивая их одного за другим. Мужчины глотают такие книги, как конфеты, и наш магазин был битком набит читателями. После автограф-сессии он вместе с сотрудниками книжного магазина отправился в паб пропустить по стаканчику. Я была уверена, что он положил глаз на мою коллегу Сэйди. Но нет, он пошел домой со мной.

— В твоем голосе слышно удивление.

— Ты просто не видел Сэйди.

— И как давно это произошло?

— Почти четыре года назад.

Достаточно долго, чтобы наскучить Ричарду. Достаточно долго для того, чтобы накопились различные обиды и недовольство, заставляющие мужчину задуматься о вариантах получше.

— Тогда вы, должно быть, довольно хорошо знаете друг друга, — говорит Джонни.

— Должно быть.

— Ты не уверена?

— А разве можно быть в этом уверенным?

Он смотрит на палатку Ричарда.

— В отношении некоторых людей нельзя. Так же, как нельзя быть уверенным в отношении некоторых животных. Можно укротить льва или слона, даже научиться доверять им. Но леопарду нельзя доверять никогда.

— Как ты считаешь, к какому животному относится Ричард? — полушутя спрашиваю я.

Джонни не улыбается.

— Ты мне скажи.

Его ответ, произнесенный так тихо, заставляет меня обдумать почти четыре года, проведенных с Ричардом. Четыре года мы делили постель и пищу, но между нами всегда было расстояние. Он был тем, кто держал дистанцию, тем, кто высмеивал саму идею брака, будто мы были выше этого, но мне кажется, я всегда знала, почему он никогда на мне не женится. Я просто отказывалась признаться себе в этом. Он ждал ту самую. И это была не я.

— Ты ему доверяешь? — тихо спрашивает Джонни.

— Почему ты спрашиваешь?

— Даже прожив четыре года вместе, ты действительно знаешь его? Знаешь, на что он способен?

— Ты же не думаешь, что Ричард…

— А ты?

— Именно это остальные говорят о тебе. Что мы не можем тебе доверять. Что ты намеренно заточил нас здесь.

— Ты тоже так думаешь?

— Я думаю, что если бы ты хотел убить нас, то давно бы это сделал.

Он смотрит на меня, и я отчетливо понимаю, что винтовка находится в его руках. До тех пор, пока оружие у него, он контролирует нас. Сейчас я задумываюсь о том, не совершила ли я роковой ошибки? Не доверилась ли не тому человеку.

— Расскажи, о чем еще они говорят, — произносит он. — Что они замышляют?

— Никто ничего не замышляет. Они просто напуганы. Мы все напуганы.

— Для этого нет причин, пока никто не делает ничего безрассудного. Пока вы мне доверяете. И никому, кроме меня.

И даже Ричарду, имеет он в виду, хотя и не произносит этого. Неужели он на самом деле считает, что в случившемся виноват Ричард? Или это часть игры Джонни под названием «разделяй и властвуй», в которой он сеет семена подозрений?

И эти семена уже пустили корни.

Позже, когда я лежу рядом с Кейко в ее палатке, то думаю обо всех вечерах, когда Ричард поздно приходил домой. «Встречался со своим литературным агентом», — говорил он мне. Или ужинал с издательской группой. Моим самым большим страхом была его интрижка с другой женщиной. Теперь я задумываюсь, а что, если я страдала от недостатка воображения и причины его позднего возвращения были темнее и ужаснее, чем простая неверность.

За пределами палатки поет ночной хор насекомых, пока хищники кружат вокруг нашего лагеря, сдерживаемые лишь огнем. И одиноким человеком с ружьем.

Джонни хочет, чтобы я верила ему. Джонни обещает, что спасет нас.

Вот за что я цепляюсь, когда, наконец, засыпаю. Джонни говорит, что мы выживем, и я верю ему.

Пока не наступает рассвет, когда все меняется.


На этот раз кричит Эллиот. Его панические вопли «Боже мой! О, Господи!» выдергивают меня из сна и бросают обратно в кошмар реальной жизни. Кейко ушла, и я одна в палатке. Я даже не удосуживаюсь натянуть штаны и выскакиваю из своей палатки в футболке и нижнем белье, задержавшись лишь для того, чтобы засунуть босые ноги в ботинки.

Весь лагерь проснулся, и все собираются возле палатки Эллиота. В холодном рассвете блондинки хватаются друг за друга, их волосы сальные и растрепанные, а ноги босые. Как и я, они выбежали из своих палаток в одном нижнем белье. На Кейко все еще надета пижама, а на ногах крохотные японские сандалии. Только Ричард полностью одет. Он стоит, держа Эллиота за плечи и пытаясь его успокоить, но Эллиот продолжает мотать головой, всхлипывая.

— Она ушла, — говорит Ричард. — Ее больше нет.

— Она все еще может прятаться в моей одежде! Или в одеялах.

— Я проверю еще раз, хорошо? Но я ее не вижу.

— А что, если там еще одна?

— Еще одна кто? — спрашиваю я.

Все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня, и я вижу настороженность в их глазах. Я — та, которой никто не доверяет, потому что я связалась с врагом.

— Змея, — отвечает Сильвия и, дрожа, обхватывает себя руками. — Каким-то образом вползла в палатку Эллиота.

Я бросаю взгляд на землю, почти ожидая увидеть змею, скользящую к моим ботинкам. В этой стране пауков и кусачих насекомых я приучилась никогда не ходить босиком.

— Она шипела на меня, — жалуется Ричард. — Это меня и разбудило. Я открыл глаза, и она была прямо там, ползла по моим ногам. Я был уверен, что… — Он провел трясущейся рукой по лицу. — Господи. Мы не сможем продержаться еще неделю!

— Эллиот, прекрати, — командует Ричард.

— Как я смогу после этого заснуть? Как сможет заснуть любой из вас, когда не знаешь, что может заползти в твою постель?

— Это была африканская гадюка, — говорит Джонни. — Я так предполагаю.

Он снова поражает меня своим бесшумным приближением. Я оборачиваюсь и вижу, как он подбрасывает дрова в угасающий костер.

— Ты видел змею? — спрашиваю я.

— Нет. Но Эллиот сказал, что она шипела на него.

Джонни идет к нам, неся бессменную винтовку.

— Она была желто-коричневая? Крапчатая, с треугольной головой? — спрашивает он Эллиота.

— Это была змея, вот и все, что я знаю! Думаешь, я удосужился спросить ее имя?

— Африканские гадюки часто встречаются в буше. Вероятно, мы увидим и других.

— Насколько они ядовиты? — интересуется Ричард.

— Без лечения яд может стать смертельным. Но если это хоть немного вас успокоит, их укусы нередко бывают сухими и не содержат вообще никакого яда. Она, вероятно, залезла в постель Эллиота просто, чтобы согреться. Рептилии так поступают. — Он оглядывает нас. — Вот почему я предупреждал всех вас, что необходимо застегивать палатки.

— Она была застегнута, — произносит Эллиот.

— Тогда как она попала в твою палатку?

— Вы же знаете, что я до чертиков боюсь малярии. Я всегда застегиваю палатку, чтобы не напустить в нее москитов. Я не думаю, что чертова змея могла бы проникнуть внутрь!

— Она могла забраться туда еще днем, — предполагаю я. — Пока тебя не было в палатке.

— Говорю же, я никогда не оставляю ее открытой. Даже днем.

Не произнося ни слова, Джонни обходит палатку Эллиота. Ищет ли он змею? Считает ли, что та все еще прячется под парусиной, выжидая еще один шанс для вторжения? Внезапно Джонни падает вниз, и мы не видим его за палаткой. Тишина становится невыносимой.

Сильвия окликает его нетвердым голосом:

— Змея все еще там?

Джонни не отвечает. Он поднимается на ноги, и когда я вижу выражение его лица, мои руки леденеют.

— Что там? — спрашивает Сильвия. — Что там?

— Подойдите и посмотрите сами, — негромко отвечает он.

Почти скрытая чахлой травой, щель проходит по нижнему краю палатки. Не случайная прореха, а ровный прямой разрез на парусине, и его значение мгновенно становится понятным для всех нас.

Эллиот с недоумением разглядывает нас.

— Кто это сделал? Кто, черт возьми, разрезал мою палатку?

— У всех вас есть ножи, — замечает Джонни. — Любой мог бы это сделать.

— Не любой, — возражает Ричард. — Мы спали. Это ты сидел снаружи всю ночь, караулил, как ты это называешь.

— С первыми лучами солнца я ушел за дровами. — Джонни оглядывает Ричарда сверху донизу. — А давно ли ты проснулся и оделся?

— Видите, что он делает? — Ричард поворачивается, чтобы посмотреть на нас. — Не забывайте, в чьих руках оружие. Кто за все отвечал, пока оно не покатилось прямиком в преисподнюю.

— Почему моя палатка? — голос Эллиота повышается, заражая всех нас паникой. — Почему я?

— Мужчины, — тихо произносит Вивиан. — Сначала он избавляется от мужчин. Он убил Кларенса. Затем Исао. А теперь Эллиот…

Ричард делает шаг по направлению к Джонни, и винтовка мгновенно вздергивается вверх, ее дуло нацелено прямо на грудь Ричарда.

— Назад, — приказывает Джонни.

— Так вот как все произойдет, — говорит Ричард. — Сначала он застрелит меня. Потом убьет Эллиота. А что насчет женщин, Джонни? Может, Милли и на твоей стороне, но тебе не удастся убить всех нас. Не выйдет, если мы все дадим отпор.

— Это ты, — произносит Джонни. — Ты — тот, кто это делает.

Ричард делает еще один шаг по направлению к нему.

— Я тот, кто тебя остановит.

— Ричард, — умоляю я. — Не делай этого.

— Пришло время выбрать, на чьей ты стороне, Милли.

— Здесь нет никаких сторон! Нам нужно это обсудить. Нам нужно мыслить рационально.

Ричард делает еще один шаг к Джонни. Это вызов, состязание нервов. Буш лишил его рассудка, и теперь им руководит слепая ярость, обрушившаяся на Джонни, его соперника. И на меня, предательницу. Время замедляется. И я с болезненной отчетливостью подмечаю каждую деталь. Пот на лбу Джонни. Хруст веток под ботинками Ричарда, когда он подается вперед. Рука Джонни, подергивание его натянутых мышц, готовых выстрелить.

И я вижу Кейко, маленькую хрупкую Кейко, бесшумно скользящую за спиной Джонни. Я вижу, как поднимаются ее руки. Я вижу камень, обрушивающийся на затылок Джонни.


Он все еще жив.

Через несколько минут после удара его глаза дрожат и раскрываются. Камень разрезал кожу головы, и он потерял большое количество крови, но взгляд, который он бросает на нас, ясный и осознанный.

— Вы совершаете ошибку, все вы, — говорит он. — Вы должны меня выслушать.

— Никто тебя не слушает, — огрызается Ричард. Его тень нависает над Джонни, и он стоит, разглядывая его сверху. Теперь он — тот, в чьих руках винтовка, тот, кто все контролирует.

Застонав, Джонни пытается подняться, но ему с трудом удается даже сесть.

— Без меня у вас ничего не выйдет.

Ричард смотрит на остальных, которые стоят вокруг Джонни.

— Может, проголосуем?

Вивиан мотает головой.

— Я ему не доверяю.

— Тогда что мы будем с ним делать? — спрашивает Эллиот.

— Свяжем его. Вот что. — Ричард кивает блондинкам. — Найдите какую-нибудь веревку.

— Нет. Нет. — Джонни с усилием поднимается на ноги. Даже несмотря на то, что он покачивается, он все еще слишком пугает тех, кто бросил ему вызов. — Застрели меня, если хочешь, Ричард. Прямо здесь и сейчас. Но я не позволю связать себя. Я не останусь беспомощным. Только не здесь.

— Давайте, свяжите его! — огрызается Ричард на блондинок, но они застывают на месте. — Эллиот, давай ты!

— Только попробуй, — рычит Джонни.

Эллиот бледнеет и пятится.

Повернувшись к Ричарду, Джонни произносит:

— Так теперь оружие у тебя, да? Доказал, что ты альфа-самец. В этом был весь смысл игры?

— Игры? — Эллиот качает головой. — Нет, мы всего лишь стараемся, черт подери, остаться в живых.

— Тогда не доверяйте ему, — говорит Джонни.

Руки Ричарда сжимаются на прикладе винтовки. О, Господи, он собирается выстрелить. Он собирается хладнокровно застрелить безоружного человека. Я кидаюсь на ствол, дергая его вниз.

Пощечина Ричарда отбрасывает меня назад.

— Ты хочешь, чтобы всех нас убили, Милли? — кричит он. — Ты этого добиваешься?

Я касаюсь своей пульсирующей щеки. Никогда прежде он не ударял меня; если бы это произошло в другом месте, я бы позвонила в полицию, но здесь некуда бежать, некому звонить. Когда я оглядываю остальных, то не вижу никакого сочувствия на их лицах. Блондинки, Кейко, Эллиот — все они заодно с Ричардом.

— Ладно, — говорит Джонни. — У тебя есть оружие, Ричард. Ты можешь применить его в любой момент. Но если ты собираешься выстрелить в меня, тебе придется пустить пулю в мою спину.

Он поворачивается и уходит прочь.

— Если ты вернешься в лагерь, я убью тебя! — вопит Ричард.

Джонни бросает через плечо:

— Я предпочитаю попытать удачи в буше.

— Мы будем караулить! Если увидим тебя поблизости…

— Не увидите. Я, скорее, доверюсь животным. — Джонни останавливается и смотрит на меня. — Пойдем со мной, Милли. Прошу, пойдем.

Я перевожу взгляд с Ричарда на Джонни и обратно, парализованная выбором.

— Нет, оставайся с нами, — произносит Вивиан. — Самолет найдет нас со дня на день.

— К тому времени, как вернется самолет, вы будете мертвы, — говорит Джонни. Он протягивает мне руку. — Я позабочусь о тебе, клянусь. Я не позволю чему-нибудь случиться. Я умоляю тебя довериться мне, Милли.

— Не сходи с ума, — увещевает Эллиот. — Ты не можешь верить ему.

Я думаю обо всем, что пошло не так: Кларенс и Исао, их плоть, оторванная от костей. Внедорожник, внезапно и загадочно вышедший из строя. Гадюка в недавно разрезанной палатке Эллиота. Я вспоминаю, что Джонни всего несколько дней назад рассказывал о том, как ребенком собирал змей. Кто еще, кроме Джонни знает, как поймать и обращаться с гремучей змеей? Ничто из произошедшего не было простым невезением; нет, мы должны были здесь умереть, и только Джонни смог бы осуществить подобный план.

Он читает решение по моим глазам и реагирует с выражением боли на лице, словно я нанесла ему смертельный удар. С мгновение он стоит побежденный, его плечи опущены, лицо стало маской скорби.

— Я бы что угодно сделал ради тебя, — говорит он мне тихо. Затем, покачав головой, он отворачивается и шагает прочь.

Мы все наблюдаем за тем, как он исчезает в кустах.


— Считаете, он вернется? — спрашивает Вивиан.

Ричард поглаживает винтовку, лежащую рядом с ним, винтовку, которая теперь всегда рядом с ним.

— Если он попытается, я буду готов.

Мы сидим у костра, который соорудил Эллиот, яростное пламя разгоняет тьму. Пламя было слишком высоким и слишком жарким для комфорта, а также глупой тратой дров, но я понимаю, почему он так расточителен. Эти языки пламени сдерживают хищников, которые наблюдают за нами даже сейчас. Мы не заметили других костров, так где же находится Джонни этой темной, темной ночью? Какие приемы использует он, чтобы выжить, когда повсюду клыки и когти?

— Мы станем дежурить в парах, — говорит Ричард. — Никто не должен находиться здесь в одиночку. Эллиот и Вивиан заступят в первую смену. Сильвия и я возьмем вторую. Это поможет нам пережить ночь. Мы выдержим, не потеряем головы и будем в порядке, пока самолет не отыщет нас.

То, что он не включил меня в расписание дозора, болезненно очевидно. Я понимаю, почему никто не ждет, что Кейко внесет свой вклад; после того, как она вырубила Джонни, то снова замкнулась в себе. По крайней мере, сейчас она съела несколько ложек консервированной фасоли и горсточку крекеров. Но вот она я, здорова и готова помочь, и никто даже не смотрит в мою сторону.

— Что насчет меня? — интересуюсь я. — Что мне делать?

— Мы справимся, Милли. Тебе ничего не нужно делать.

Тон его голоса не допускает возражений, уж конечно не от женщины, которая когда-то посмела встать на сторону Джонни. Не говоря ни слова, я покидаю костер и залезаю в нашу палатку. Сегодня я вернулась к Ричарду, потому что Кейко больше не желает видеть меня в своей палатке. Я пария, предательница, которая может воткнуть нож в спину, пока вы спите.

Когда Ричард час спустя ложится рядом со мной, я все еще не сплю.

— Между нами все кончено, — говорю я.

Он даже не спорит.

— Да. Очевидно.

— Так кого из них ты выберешь? Сильвию или Вивиан?

— А это имеет значение?

— Нет, полагаю, нет. Неважно, как ее зовут, все сводится к тому, чтобы трахнуть кого-то нового.

— А что насчет тебя и Джонни? Признай, ты была готова оставить меня и присоединиться к нему.

Я поворачиваюсь к Ричарду, но все, что я вижу — его силуэт, обрамленный сиянием костра сквозь парусину.

— Я осталась, разве нет?

— Только потому, что у нас оружие.

— И это делает тебя победителем? Королем буша?

— Я борюсь за наши чертовы жизни. Остальные это понимают. Так почему ты не можешь?

Мое дыхание прерывает длинный печальный вздох.

— Я понимаю, Ричард. Я знаю, ты думаешь, что поступаешь правильно. Даже если и понятия не имеешь, что делать дальше.

— Независимо от наших проблем, Милли, сейчас мы должны держаться вместе или у нас ничего не выйдет. У нас есть оружие, провизия, и удача на нашей стороне. Но я не могу предсказать, что выкинет Джонни. Уйдет ли он в буш или вернется и попытается закончить начатое. — Он помолчал. — В конце концов, мы все свидетели.

— Свидетели чего? Мы ни разу не видели, чтобы он кого-то убил. Мы не сможем доказать, что он совершил что-то плохое.

— Тогда предоставим доказать это полиции. После того, как уберемся отсюда.

Какое-то время мы лежали молча. Через парусину я слышу, как Эллиот и Вивиан говорят у костра, пока сидят в дозоре. Я слышу пронзительный писк насекомых, далекий хохот гиен, и размышляю, жив ли еще Джонни или его труп прямо сейчас разрывают на части и пожирают.

Рука Ричарда сжимает мою ладонь. Медленно, неуверенно, его пальцы переплетаются с моими.

— Люди двигаются дальше, Милли. Это не значит, что прошедшие три года были потеряны впустую.

— Четыре года.

— Мы не те же люди, которыми были, когда познакомились. Жизнь не стоит на месте, и мы должны решить это как взрослые люди. Выяснить, как поделить наши вещи и как сказать об этом нашим друзьям. Сделаем все без драмы.

Для него говорить такие вещи гораздо проще. Возможно, я первая объявила о том, что между нами все кончено, но на самом деле он был тем, кто уходит. Теперь я осознала, что он собирался уйти от меня очень, очень давно. Африка наконец-то подтолкнула его, Африка, показавшая, насколько мы не подходили друг другу.

Возможно, когда-то я и любила его, но теперь мне кажется, что я никогда не любила его по-настоящему. Конечно, я не люблю его сейчас, пока он, как ни в чем не бывало, рассуждает об условиях нашего разрыва. О том, что я должна найти новую квартиру, как только мы вернемся в Лондон. Не примет ли меня на время моя сестра, пока я не подыщу хорошее местечко? А потом обо всех вещах, которые мы покупали вместе. Я могу забрать кухонную утварь, а компакт-диски и электроника достанутся ему, достаточно справедливо? И о том, что хорошо, что у нас нет никаких домашних животных, которых пришлось бы делить. Я вспоминаю о том, как совершенно другой ночью мы, свернувшись калачиком на диване, планировали эту поездку в Ботсвану. Я представляла себе звездное небо и коктейли у костра, а не эти бесстрастные условия расставания.

Я поворачиваюсь на бок, отвернувшись от него.

— Хорошо, — говорит он. — Мы поговорим об этом позже. Как цивилизованные люди.

— Точно, — бормочу я. — Цивилизованные.

— А теперь мне надо немного поспать. В четыре часа мне нужно заступать на смену.

Это последние слова, которые он когда-либо говорит мне.


Я просыпаюсь в темноте и какое-то время не могу сообразить, в какой палатке нахожусь. Потом все обрушивается на меня вполне физической болью. Мой разрыв с Ричардом. Одинокие дни впереди. Внутри палатки так темно, что я не могу сказать, лежит ли он рядом со мной. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его, но нащупываю лишь пустоту. Это будущее: мне стоит привыкать спать в одиночестве.

Ветки хрустят, когда кто-то или что-то проходит мимо моей палатки.

Я напрягаюсь, чтобы рассмотреть через парусину, но темно настолько, что я не вижу даже малейшего свечения костра. Кто позволил огню погаснуть? Кому-то нужно подбросить дров, пока он совсем не потух. Я натягиваю брюки и обуваю ботинки. После всей болтовни о том, чтобы оставаться настороже и стоять в дозоре, эти бесполезные идиоты не смогли сохранить даже нашу главную защиту.

Пока я расстегиваю палатку, раздается первый выстрел.

Кричит женщина. Сильвия? Вивиан? Не могу сказать, которая из них, все, что я слышу — паника в ее голосе.

— У него ружье! О, Боже, у него…

Я вслепую ищу в темноте сумку, в которую положила свой фонарик. Моя рука нащупывает застежку, когда раздается второй выстрел.

Я выбираюсь из палатки, но вижу только тени. Что-то движется мимо угасающих углей костра. Джонни. Он здесь, чтобы отомстить.

Гремит третий выстрел, и я бросаюсь в темноту буша, почти достигая проволоки, очерчивающей периметр, когда спотыкаюсь обо что-то и падаю на колени. Я нащупываю теплую плоть, длинные спутанные волосы. И кровь. Одна из блондинок.

Мгновенно я вскакиваю на ноги, вслепую бросаясь в ночь. Слышу колокольчики, зазвеневшие, когда мой ботинок задевает проволоку.

Следующая пуля проходит так близко, что я могу слышать ее свист.

Но теперь я укрыта в темноте, мишень, которую Джонни не может увидеть. Позади меня раздаются крики ужаса и один последний громогласный выстрел.

У меня нет выбора, я в одиночку ныряю в ночь.

Загрузка...