Снова умереть

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Сегодня ночью они остаются в нашей гостевой спальне. Если что и может заставить меня почувствовать себя в безопасности, то это полицейская и федеральный агент Соединенных Штатов, находящиеся под моей крышей, но я вновь не могу заснуть. Крис лежит рядом со мной и глубоко дышит, теплая успокаивающая фигура в темноте. Какая роскошь так крепко спать каждую ночь, чтобы утром просыпаться свежим и свободным от удушающей паутины дурных снов.

Он не шевелится, когда я поднимаюсь из кровати, тянусь за халатом и выскальзываю из нашей комнаты.

По коридору я прохожу мимо гостевой спальни, где разместились детектив Риццоли и ее муж. Странно, что проведя с ними целый день, я не сразу осознала тот факт, что они были женаты. Они показывали мне снимок за снимком возможных подозреваемых на портативном компьютере. Так много лиц, так много мужчин. К тому моменту, как наступило время ужина, все снимки слились в один. Я потерла уставшие глаза, а когда открыла их снова, увидела, как агент Дин положил руку на плечо детектива Риццоли. Это было не просто платоническим поглаживанием, а лаской человека, который заботился об этой женщине. Вот тогда бросились в глаза и другие детали: одинаковые обручальные кольца. То, как они заканчивали друг за друга предложения. Тот факт, что он не спросил ее, а просто бросил чайную ложку сахара в кофе, прежде чем передать его ей.

На первый взгляд они были только сотрудниками, особенно отстраненный и чопорный Габриэль Дин. Но за ужином, после нескольких бокалов вина, они начали говорить о своем браке, дочери и их совместной жизни в Бостоне. Мне кажется, что из-за их ответственной работы это сложная жизнь. А теперь работа привела их в мой отдаленный уголок в Западно-Капской провинции.

На цыпочках я пробираюсь мимо их закрытой двери на кухню и щедро плескаю в стакан скотч. Всего лишь доза, которая сделает меня сонной, но не пьяной. По опыту я знаю, что если немного скотча поможет мне заснуть, то слишком большая порция через несколько часов заставит проснуться от кошмаров. Я сажусь за кухонный стол и медленно смакую напиток, пока часы громко тикают на стене. Когда Крис не спит, мы идем со своими стаканами в сад на открытый воздух и садимся вместе в лунном свете, наслаждаясь ароматами цветущего ночью жасмина. Я никогда не выхожу одна в темноту. Крис говорит, что я самая храбрая женщина, которую он знает, но не мужество сохранило мне жизнь в Ботсване. Даже самое кроткое существо не хочет умирать и станет бороться, чтобы выжить. Таким образом, я не храбрее любого кролика или воробья.

Шум за спиной заставляет меня подскочить на стуле. Я оборачиваюсь и вижу детектива Риццоли, босиком входящую в кухню. Ее растрепанные волосы кажутся буйной короной из черных шипов, и она одета в безразмерную футболку и мужские трусы-боксеры.

— Простите, если я Вас испугала, — говорит она. — Я просто вышла за стаканом воды.

— Могу предложить кое-что покрепче, если хотите.

Он глядит на мой стакан со скотчем.

— Ну, мне бы не хотелось, чтобы Вы пили в одиночку. — Она наливает себе стакан скотча, разбавляет его таким же количеством воды и садится на стул напротив меня. — Значит, Вы частенько это делаете?

— Что делаю?

— Пьете в одиночку.

— Это помогает мне заснуть.

— У Вас с этим проблемы, да?

— Вы уже знаете, что да. — Я делаю еще один глоток, но он не помогает мне расслабиться, потому что она наблюдает за мной темными глубокими глазами. — А Вы почему не спите?

— Из-за смены часовых поясов. В Бостоне шесть вечера, и мое тело отказывается засыпать. — Она отхлебывает и даже не морщится от вкуса скотча. — Еще раз спасибо за то, что предложили свою гостевую комнату.

— Мы не могли позволить вам проделать весь этот путь до Кейптауна ночью. Не после того, как вы потратили на меня несколько часов. Надеюсь, вам не придется лететь в Штаты сразу же. Было бы обидно, если бы вы совсем не посмотрели страну.

— Завтра мы проведем еще одну ночь в Кейптауне.

— Только одну?

— Мне довольно непросто далось убедить своего босса одобрить эту поездку. Нам приходится быть очень экономными. Не дай Бог мы получим хоть какое-то удовольствие от их десятицентовика.

Я смотрю на свой скотч, который переливается жидким янтарем.

— Вы действительно любите свою работу?

— Это то, чем я всегда хотела заниматься.

— Ловить убийц? — Я качаю головой. — Не думаю, что я смогла бы переварить такое. Видеть то, что видите Вы. Ежедневно лицом к лицу сталкиваться с тем, на что способны люди.

— Вы уже видели это собственными глазами.

— И не хочу больше видеть это снова.

Я выливаю остатки выпивки в рот и разом проглатываю ее. Внезапно этого недостаточно, даже и близко не хватило, чтобы успокоить мои нервы. Я встаю, чтобы налить себе еще.

— У меня тоже бывали ночные кошмары, — признается она.

— Неудивительно, с Вашей-то работой.

— Я справилась с ними. И Вы тоже сможете.

— И как же?

— Точно так же, как и я. Убейте чудовище. Упрячьте его подальше, где он не сможет причинить вред Вам или кому-либо другому.

Я смеюсь, вновь закрывая бутылку пробкой.

— Я похожа на полицейскую?

— Вы похожи на женщину, которая даже заснуть боится.

Я ставлю бутылку на столешницу и поворачиваюсь к ней.

— Вы не пережили того, что я. Вы можете охотиться на убийц, но они на Вас не охотятся.

— Вы ошибаетесь, Милли, — тихо произносит она. — Я точно знаю, что Вы пережили. Потому что на меня тоже охотились.

Она пристально смотрит на меня, пока я сажусь обратно на стул.

— Что произошло? — спрашиваю я.

— Это произошло несколько лет назад, как раз тогда я и познакомилась со своим мужем. Я разыскивала человека, который убил несколько женщин. Принимая во внимание то, что этот убийца с ними сделал, не уверена, что я назвала бы его человеком, скорее каким-то другим существом. Созданием, которое питалось болью и страхом. Которое получало удовольствие от их ужаса. Чем больше вы боялись, тем больше он желал вас. — Она поднесла стакан к губам и сделала большой глоток. — И он знал, что я боялась.

Я удивлена тем, что она призналась в этом, эта женщина, которая кажется такой бесстрашной. За ужином она рассказывала, как выбила ногой свою первую дверь, как преследовала убийц на крышах и в темных переулках. Теперь же, сидя в футболке и боксерах, с растрепанной копной темных волос, она выглядела как любая другая женщина. Маленькой, беззащитной. Уязвимой.

— Вы стали его целью? — спрашиваю я.

— Да. Повезло мне.

— Почему Вы?

— Потому что однажды ему удалось заманить меня в ловушку. Привести прямо туда, куда он и хотел. — Она поднимает руки и показывает мне свои ладони со шрамами. — Он сделал это. Скальпелями.

Сегодня я уже заметила эти своеобразно располагавшиеся шрамы, словно зажившие раны от распятия. Я в ужасе смотрю на них, потому что теперь знаю, как они были нанесены.

— Даже после того, как он попал в тюрьму, даже зная, что ему не удастся добраться до меня, мне снились кошмары о том, что ему почти удалось со мной сотворить. Как я могла забыть, когда ношу на своих руках постоянные напоминания о нем? Хотя плохие сны стали исчезать. Через год я о нем почти не вспоминала, и кошмары почти закончилось. Они должны были закончиться.

— И почему же не закончилось?

— Потому что он сбежал. — Она встречается со мной взглядом, и я вижу свой собственный страх, отражающийся в ее глазах. Я вижу женщину, которая знает, каково жить под прицелом убийцы, не подозревая о том, когда он нажмет на курок. — Тогда-то мои кошмары начались снова.

Я встаю и достаю бутылку скотча. Приношу ее обратно и ставлю на стол между нами.

— За ночные кошмары, — предлагаю я.

— Вы не можете выпить их, Милли. Независимо от того, сколько бутылок проглотите.

— И что же Вы предлагаете мне делать?

— То же, что сделала я. Выследить монстра, который преследует Вас во снах. Разрезать на кусочки и похоронить. Тогда, и только тогда, Вы сможете спать спокойно.

— А Вы спокойно спите?

— Да. Но только потому, что решила не убегать и не прятаться. Я знала, что пока он снаружи, кружит вокруг меня, я никогда не смогу расслабиться. Поэтому охотником стала я сама. Габриэль знал, что я подвергаю себя опасности и пытался держать меня подальше от этого дела, но я должна была стать его частью. Ради собственного разума я должна была сражаться, а не прятаться за закрытыми дверями, ожидая нападения.

— И Ваш муж не пытался Вас остановить?

— О, мы не были женаты, поэтому он не мог меня остановить. — Она смеется. — Да и теперь не может. Хотя старается изо всех сил, чтобы держать меня в узде.

Я думаю о Крисе, мирно храпящем в нашей постели. О том, как он укутал меня и привез на эту ферму, чтобы сохранить мою безопасность.

— Именно это и пытается сделать мой муж.

— Держать Вас за закрытой дверью?

— Защищать меня.

— Тем не менее, Вы не чувствуете себя в безопасности. Даже шесть лет спустя.

— Я чувствую себя здесь в безопасности. По крайней мере, чувствовала. Пока Вы не принесли кошмары обратно в мою жизнь.

— Я просто выполняю свою работу, Милли. Не вините меня. Не я поместила эти кошмары в Вашу голову. Не я сделала Вас узницей.

— Я не узница.

— Да разве?

Мы разглядываем друг на друга через стол. У нее темные ясные глаза. Опасные глаза, которые видят прямо через мой череп, проникая в самые глубокие складки моего мозга, где я прячу свои тайные страхи. Я не могу отрицать ничего из того, что она сказала. Я узница. Я не просто избегаю мира, я трепещу перед ним.

— Так это не исправить, — говорит она.

Я не сразу отвечаю. Вместо этого опускаю глаза на стакан, который держу обеими руками. Я хочу сделать еще один глоток, но знаю, что он притупит страх всего на несколько часов. Это все равно что анестезия, действие которой проходит.

— Скажите, как Вам это удалось, — говорю я. — Как Вы дали отпор.

Она пожимает плечами.

— В конечном итоге, у меня не было выбора.

— Вы выбрали бороться.

— Нет, у меня действительно не было выбора. Видите ли, после того, как он сбежал из тюрьмы, я знала, что должна выследить его. Габриэль, мои коллеги, все они пытались отговорить меня, но я не могла оставаться в стороне. Я знала этого убийцу лучше, чем кто-либо другой. Я посмотрела ему в глаза и увидела зверя. Я понимала его… понимала, что его заводит, чего он жаждет, когда преследует свою добычу. Единственным способом снова спать спокойно, было выследить его. Проблема в том, что он тоже на меня охотился. Мы словно два врага, вступившие в смертельную схватку, и один из нас должен был умереть. — Она замолчала, отпила глоток скотча. — Он ударил первым.

— Что произошло?

— Меня загнали в угол, когда я меньше всего этого ожидала. Увезли в место, где никто никогда бы меня не нашел. Худшей частью стало то, что он был не один. У него появился друг.

Ее голос настолько тихий, что мне приходится наклониться, чтобы услышать ее. Снаружи, в ночном саду поют насекомые, но в моей кухне тихо, очень тихо. Я думаю обо всех моих страхах, помноженных надвое. О двух Джонни, охотящихся на меня. Я не знаю, как эта женщина может так спокойно сидеть и рассказывать мне свою историю.

— Они отвезли меня, куда им хотелось, — говорит она. — Некому было спасти меня, некому примчаться на выручку. Только я против них. — Она вздохнула и выпрямилась на стуле. — И я выиграла. И Вы тоже можете, Милли. Вы можете убить это чудовище.

— А Вы это сделали?

— С таким же успехом он мог быть мертв. Моя пуля разорвала его спинной мозг, и теперь он заперт там, откуда никогда не сможет сбежать — в собственном теле. Полностью парализован. А его друг гниет в могиле. — Ее улыбка странно контрастирует с тем, что она только что описала, но когда одерживаешь победу над чудовищами, заслуживаешь победную ухмылку. — И в ту ночь я спала лучше, чем за весь предыдущий год.

Я молча склоняюсь над столом. Разумеется, я знаю, зачем она рассказала мне свою историю, но со мной это не сработает. Нельзя заставить стать человека храбрым, если в нем больше нет храбрости. Я жива лишь потому, что была слишком испугана, чтобы умереть, и на самом деле это делает меня трусихой. Женщиной, которая все шагала и шагала мимо слонов и крокодилов, женщиной, которой посчастливилось иметь крепкую пару ног и большую долю удачи.

Она зевает и встает.

— Думаю, мне пора вернуться в постель. Надеюсь, завтра мы еще об этом поговорим.

— Я не передумаю. Я не могу поехать в Бостон.

— Даже с учетом того, что могли бы все изменить? Вы знаете этого убийцу лучше, чем кто-либо еще.

— А он знает меня. Я та, кто сбежала, та, которую он разыскивает. Я его единорог — существо, обреченное охотником на вымирание.

— Мы о Вас позаботимся. Обещаю.

— Шесть лет назад, в буше, я узнала, каково это — умереть. — Я качаю головой. — Не просите меня умереть снова.

Несмотря на весь выпитый скотч, а может как раз из-за этого, мне снова снится Джонни.

Он стоит передо мной, протягивая ко мне руки, умоляя меня бежать к нему. Нас окружают львы, и я должна сделать выбор. Как мне хочется довериться Джонни так, как я доверилась ему однажды! Я никогда по-настоящему не верила, что он был убийцей, а теперь он стоит передо мной, широкоплечий и золотоволосый. «Иди ко мне, Милли. Я позабочусь о тебе». Я радостно бегу к нему, желая обнять. Но как только я шагаю в его объятья, его рот превращается в челюсти, которые широко раскрываются, обнажая окровавленные зубы, готовые сожрать меня.

С криком я просыпаюсь.

Я сажусь на край кровати, обхватив голову руками. Крис поглаживает мою спину, пытаясь меня успокоить. Даже когда пот высыхает, охлаждая мою кожу, сердце все еще стучит в груди.

Кристофер бормочет:

— С тобой все в порядке, Милли, ты в безопасности.

Но я знаю, что я не в порядке. Я словно треснутая фарфоровая кукла, готовая разлететься на части от малейшего прикосновения. Прошедшие шесть лет не сделали меня снова прежней, и я знаю, что никогда не стану прежней. Нет, пока Джонни не попадет в тюрьму или на тот свет.

Я поднимаю голову и смотрю на Криса.

— Я больше так не могу. Мы не можем.

Он глубоко вздыхает.

— Я знаю.

— Мне не хочется, но я должна это сделать.

— Тогда мы поедем в Бостон с тобой. Ты не будешь одна.

— Нет. Нет. Я не хочу, чтобы Вайолет находилась рядом с ним. Я хочу, чтобы она оставалась здесь, где я буду уверена в ее безопасности. И ты единственный, кому я доверю за ней присматривать.

— А кто позаботится о тебе?

— Они. Ты же слышал, как они говорили, что не позволят случиться со мной ничему плохому.

— И ты им веришь?

— А с чего мне им не верить?

— С того, что ты для них только инструмент, средство для достижения цели. Они всего лишь хотят поймать его.

— Я тоже этого хочу. Я могу помочь им это сделать.

— Позволяя ему взять твой след? А что, если они не смогут его поймать? Что, если он захочет взять реванш и проследует за тобой сюда?

Эту возможность я не рассмотрела. Я думаю о ночном кошмаре, от которого только что очнулась. Джонни заманивает, обещая защитить, прямо перед тем, как его челюсти широко распахиваются. Это подсознание предупреждает меня держаться подальше. Но если я останусь в стороне, ничего не изменится, ничего не зарубцуется. Я навсегда останусь треснутой фарфоровой куклой.

— У меня нет выбора, — отвечаю я. — Я должна им довериться.

— Ты можешь выбрать не ехать.

Я тянусь к его руке. Это рука фермера, большая и мозолистая, достаточно сильная, чтобы прижать к земле овцу для клеймления и достаточно нежная, чтобы расчесывать волосы маленькой девочки.

— Мне нужно покончить с этим, дорогой. Я еду в Бостон.

У Кристофера наготове список требований, и он перечисляет их детективу Риццоли и агенту Дину с горящими от гнева глазами.

— Вы будете ежедневно со мной связываться, чтобы я знал, что она в порядке, — приказывает он. — Я хочу знать, что она цела и невредима. Хочу знать, скучает ли она по дому. Хочу знать, если она чихнет.

— Умоляю, Крис, — вздыхаю я. — Я не на Луну лечу.

— На Луне может быть безопаснее.

— Даю слово, мы приглядим за ней, мистер ДеБрюн, — уверяет детектив Риццоли. — Мы не просим ее брать в руки оружие. Она всего лишь станет консультировать нашу команду детективов и нашего психолога-криминалиста. Ее не будет всего неделю, самое большее, две.

— Я не хочу, чтобы она сидела одна в каком-нибудь гостиничном номере. Я хочу, чтобы с ней кто-то оставался. Ей нужен приличный дом, где она не будет чувствовать себя одиноко.

Детектив Риццоли смотрит на мужа.

— Уверена, мы сможем что-нибудь подыскать.

— Где?

— Сначала мне нужно позвонить. Узнать насчет одного дома.

— А чей это дом?

— Того, кому я доверяю. Друга.

— Прежде чем Милли сядет в этот самолет, я хочу, чтобы Вы подыскали дом.

— Мы сообщим все детали до того, как покинем Кейптаун.

Какое-то время Крис изучает их лица, ища причины для недоверия. Мой муж с рождения скептически относился к людям, это шло из детства: он воспитывался неблагонадежным отцом и матерью, которая бросила его, когда ему было семь. Он всегда боялся потерять тех, кого любит, и теперь боялся потерять меня.

— Все будет хорошо, дорогой, — произношу я более уверенным голосом, чем есть на самом деле. — Они точно знают, что делают.