Сочинения в трех томах. Том 2

Глава 19
ДА БУДЕТ СВЕТ!

Около шести часов вечера того же дня Патриций прогуливался по набережной Пасси. Прохожих и машин было мало, только изредка громыхали трамваи.

Дона Луиса Бельваль не видел с утра. Он получил от него только записку, в которой тот просил его распорядиться, чтобы Я-Бона перенесли в особняк Эссареца, и приглашал на встречу у хижины Берту.

Теперь он должен был вот-вот придти, и капитан думал о том, что скоро все узнает. Кое о чем он догадывался сам, но все же еще оставалось много тайн и нерешенных загадок.

Драма, правда, была сыграна, и занавес упал в момент смерти злодея. Теперь некого и нечего бояться. Больше не предвидится ни ловушек, ни предательских нападений из-за угла.

Как страстно Патриций ждал момента, когда, наконец, потоки света прогонят тьму, с которой он так долго боролся! Всего несколько слов дона Луиса, и все загадки раскроются! Он сумеет сделать это очень быстро и через час уедет…

Поджидая своего друга, Бельваль размышлял о тайнике с золотом. Откроет ли дон Луис секрет золотого треугольника? А что он сделает с золотом? Увезет с собой? Но как?

Со стороны Трокадеро показался автомобиль. Минуты через две он остановился у тротуара, где стоял Патриций. Тот уже протянул руку, чтобы приветствовать дона Луиса, но к его изумлению из машины вышел судья Демальон.

— Как поживаете, капитан? — радостно воскликнул он. — Кажется, я вовремя явился на свидание? Но скажите, вы опять ранены в голову?

— Это пустяки, — возразил Бельваль. — Но о каком свидании идет речь?

— Как? Да ведь вы сами его мне назначили.

— Я вам не назначал его.

— Как? — удивился Демальон. — Вот записка, которую мне доставили в префектуру. Я вам прочитаю ее: «От капитана Бельваля. Господин Демальон извещается о том, что тайна золотого треугольника раскрыта. Мешки в его распоряжении. Его просят явиться к шести часам на набережную Пасси с полномочиями от правительства принять все условия передачи. Небесполезно привести человек двадцать агентов, половину которых рекомендуется расставить вокруг особняка Эссареца и на набережной».

— Но это не моя записка! — воскликнул Патриций.

— А чья же тогда?

— Наверное, ее написал человек, будто шутя разгадавший все загадки, и он же сейчас сам явится сюда.

— Его имя?

— Этого я не могу вам сказать.

— Ну, знаете! — сердито проворчал Демальон.

— Приветствую вас, господа! — раздался голос позади них.

Капитан и Демальон обернулись и увидели подходившего к ним человека в длинном сюртуке с высоким воротничком.

— Вот человек, о котором я вам только что говорил, — произнес Бельваль, с трудом узнавая дона Луиса. — Он дважды спас жизнь мне и моей невесте, и я вам ручаюсь за него.

Демальон раскланялся, и дон Луис сказал:

— Вам время дорого, господин Демальон, так же, как и мне, так как сегодня вечером я должен покинуть Париж, а завтра — Францию. Мои объяснения вас не задержат. Вы с самого начала следили за перипетиями драмы, закончившейся сегодня утром. Во все подробности вас посвятит капитан Бельваль. Я же только скажу, что не один наш бедный Я-Бон. Имеется еще три трупа. Один из них принадлежит Грегуару, которого на самом деле звали госпожа Мозгранем, и его вы найдете на барке «Ленивец». Труп Амедея Вашеро ищите в доме под номером восемь на улице Гимар. А на бульваре Монморанси в клинике доктора Жерардека вы найдете труп Симона Диодокиса.

— Симона? — удивленно переспросил Демальон.

— Да, Симон покончил с собой. Когда капитан Бельваль откроет вам имя и личность этого человека, вы, вероятно, придете к выводу, что это дело лучше замять. Так что остается только золото, которое больше всего вас занимает… Не правда ли? Вы привели своих людей?

— Да… Но зачем…?

— Я хочу, чтобы секрет тайника был сохранен. Это одно из моих условий.

— Хорошо, оно принято. Второе?

— Второе условие гораздо сложнее, господин Демальон, и оно настолько важно, что вряд ли ваших полномочий будет достаточно, чтобы согласиться на него.

— Посмотрим…

Дон Луис продолжал с таким видом, точно разговор шел о каком-нибудь пустяке:

— Вот в чем дело: два месяца назад, благодаря моим связям на Востоке, мне удалось добиться согласия Турции заключить сепаратный мир. За это надо было уплатить всего какую-нибудь сотню миллионов. Когда я передал это предложение союзникам, они отклонили его, по соображениям не финансовым, а политическим, о которых судить не мне. Я был крайне разочарован тем, что моя первая же комбинация на дипломатическом поприще была так неудачна! И второй неудачи я не хочу! Вот почему на этот раз я заранее принимаю все предосторожности.

После значительной паузы, во время которой его собеседники тоже молчали, он продолжал:

— Вы знаете, что в апреле 1915 года был момент, когда на нашей стороне собиралась выступить великая европейская держава, до тех пор остававшаяся нейтральной. Весь вопрос был в том, что ей нужно было одолжить триста миллионов золотом, необходимых для открытия военных действий. Решение этого крайне важного для нас вопроса затягивалось по непредвиденным обстоятельствам на неопределенное время. Теперь у меня есть эти триста миллионов золотом, и их-то я и собираюсь предложить нашим новым друзьям. Вот в чем состоит мое последнее, вернее, единственное, условие…

Демальон, казалось, не мог придти в себя от удивления и молчал.

— Но ведь эти дела нас совсем не касаются, — произнес он наконец. — Их решают на определенном уровне…

— Каждый может располагать своими деньгами, как ему заблагорассудится! — возразил дон Луис.

— Но вы должны знать, что денежный вопрос был в этом деле лишь второстепенный…

— Да, знаю, но решение денежного задерживало и другие, более важные вопросы. И теперь через несколько часов наступит решительный момент, так как все узнают то, что знаю пока только я и несколько человек за пятьсот лье отсюда.

— Что же именно?

— Что у русских нет больше снарядов!

Демальон пожал плечами.

— У русских не хватает снарядов, — продолжал дон Луис, — и там теперь разыгрывается битва, исход которой мы узнаем через несколько часов. На русском фронте образуется прорыв, и русские войска будут отступать, отступать… Конечно, это не будет иметь большого влияния на решение великой державы, но все же в той стране кое-кто выступает за нейтралитет, и при неудаче эти настроения, конечно, усилятся. Своим отказом вы даете им в руки сильное оружие… Подумайте, в какое положение вы ставите правящие круги, желающие объявления войны? Это было бы ошибкой с вашей стороны, и этого-то я хочу избежать…

Демальон колебался. Он недоумевающе качал головой и разводил руками.

— Невозможно! — бормотал он. — Немыслимо!

В это время к ним подошел человек, который вышел из автомобиля, остановившегося невдалеке, и уже несколько минут прислушивался к словам дона Луиса. К удивлению Патриция, его присутствие не вызвало никакого протеста ни у дона Луиса, ни у Демальона.

— Мне кажется, мой милый Демальон, — вмешался незнакомец, — что это дело представляется вам в неверном свете…

— Вы совершенно правы, господин министр! — откликнулся дон Луис.

— Вы меня знаете?

— Я имел честь быть вам представленным, господин Валенглей, несколько лет назад, в вашу бытность председателем совета.

— Да, в самом деле… мне кажется, я припоминаю…

— Пожалуйста, не трудитесь, господин министр… Самое главное, что вы стоите на моей стороне…

— Я еще не совсем в этом уверен, — возразил министр и обратился к Демальону:

— Сила теперь на стороне этого господина, — он показал на дона Луиса, — который нам заявляет: «Желаете ли вы триста миллионов золотом? Если да, вот что я сделаю… Если же нет, то до свидания!» Ведь таково положение дел, Демальон?

— Да, так, — согласился тот.

— А без него вы могли бы обойтись? Могли бы вы найти без этого господина тайник?

— Нет, — откровенно сознался Демальон.

Министр повернулся к дону Луису.

— Это тоже ваше последнее слово?

— Да.

— Если мы не согласимся, то прощайте, не правда ли? Но если согласимся, передача золота состоится сейчас же?

— Да.

— Мы соглашаемся.

И после небольшой паузы министр повторил:

— Да, мы соглашаемся и сегодня вечером будем говорить с посланником.

— Вы мне даете слово, господин министр?

— Даю слово. Говорите.

Все четверо имели вид прогуливающихся по набережной, и никто бы со стороны не подумал, что в эти минуты здесь решается дело такой важности.

Валенглей, опершись рукой о парапет набережной, небрежно помахивал тросточкой. Демальон и Патриций молчали с напряженными лицами.

Дон Луис рассмеялся.

— Только не думайте, господин министр, что я как волшебник в сказке взмахну рукой, и вмиг появится золото. Или что я поведу вас всех в подвалы, полные драгоценного металла… Совсем нет… Я с самого начала был уверен, что слова «золотой треугольник» не таят в себе ничего загадочного, под ними подразумевается некое помещение, пространство в форме треугольника, где находятся мешки с золотом. Так что, как видите, дело обстоит гораздо проще, и вы пожалуй, даже будете разочарованы.

— Не буду, когда вы мне покажете мешки с золотом! — возразил Валенглей.

— Но они перед вами.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что хотя вы и не дотрагиваетесь до них, все-таки ближе, чем они к вам теперь, нельзя и быть.

Несмотря на самообладание, Валенглей не смог удержать удивленного возгласа.

— Однако ведь это не означает, что я хожу по золоту и что для того, чтобы достать его, нужно будет поднимать плиты тротуара или снять парапет?

— Нет, нет, вам стоит только протянуть руку и вы дотронетесь до мешков с золотом.

— Дотронусь рукой?

— Да, если перегнетесь через парапет и опустите кончик вашей трости в воду или в прибрежный песок…

Валенглей молчал.

— Если вы воткнете трость в песок, — тихо продолжал дон Луис, — приблизительно сантиметров на пятьдесят в глубину, то нащупаете нечто твердое, и это нечто — мешки с золотом… Их там должно быть восемьсот… Если мои расчеты верны, в одном мешке весом пятьдесят килограммов триста тысяч франков, сложенных столбиками по тысяче франков. Каждый мешок должен быть высотой в двадцать три сантиметра. Сложенные рядами, мешки занимают пространство не более двенадцати кубических метров. Если же вы уложите их в форме пирамиды, в основании получится треугольник со стороной около пяти метров… Высота же самой пирамиды должна быть примерно с эту стену… Прикройте все это слоем песка, и получится тайник, который мы искали так долго…

Дон Луис немного помолчал.

— Никому в голову не приходило искать золото здесь. Тайну мог выдать разве что случай… На песке играла детвора, собаки зарывали кости, ночевали бродяги… Дождь размывал песок, солнце высушивало… Никто не догадывался, какую тайну он хранит. Лучшего места для тайника не найти… Тот, кто придумал спрятать здесь золото, гениальный человек, не правда ли, господин министр?

Валенглей слушал дона Луиса, ни разу не сделав попытки прервать его. Иногда он только одобрительно кивал головой. Теперь он сказал:

— Да, действительно. Но нашелся, как видно, человек, который оказался гениальнее его.

— Это трудно.

— Перед человеком, нашедшим в песке триста миллионов золотом, безусловно, можно только преклоняться.

Дон Луис раскланялся, весьма польщенный. Валенглей протянул ему руку.

— Я не знаю, чем мы могли бы вознаградить вас за услугу, оказанную Франции, — сказал он.

— Я не ищу награды, — возразил дон Луис.

— Но, во всяком случае, мне хочется, чтобы вас поблагодарили и другие, кроме меня. Не зайдете ли вы, примерно через час в министерство?

— Совершенно невозможно, господин министр, через час я уезжаю.

— Нет, нет, так вы не можете уехать, — возразил министр. — Кстати, я до сих пор не знаю вашего настоящего имени.

— Ах, не все ли равно…

— В мирное время — может быть, но не во время войны.

— Ну, можно же для меня сделать исключение, господин министр?

— Исключений теперь быть не может.

— А если это будет в виде награды, которую я, по вашим словам, заслужил? Неужели мне откажут?

— Это единственное, в чем вам могли бы отказать. Но я уверен, что вы и сами этого не попросите. Итак, до встречи через час в министерстве. Я вас жду.

И, любезно поклонившись и помахивая тростью, министр в сопровождении Демальона направился к своему автомобилю.

— Вот тип! — рассмеялся дон Луис. — Одним жестом он принял триста миллионов золотом, заключил исторический договор и подписал приказ об аресте Арсена Люпена.

— Что вы говорите? — воскликнул Патриций. — Ваш арест? Но это возмутительно!

— Зато вполне законно, милейший капитан.

— Но почему?

— Неужели вы думаете, капитан, что подобные мелочи могут лишить меня удовольствия, которым я полон теперь, исполнив свой долг перед Родиной? С самого начала войны я мечтал сделать что-нибудь для Франции… А о моей награде вы забыли? Четыре миллиона! Я считаю их своими, хотя на самом деле они принадлежат матушке Коралии.

— Я уверен, она откажется от них!

— Благодарю вас, капитан, можете быть уверены, что эти деньги будут употреблены на дело. А теперь у меня есть для вас еще несколько минут. Воспользуемся же ими, пока Демальон собирает своих людей… А чтобы облегчить им задачу и избежать насколько возможно скандала, спустимся к берегу, там ему будет удобнее арестовать меня.

По дороге Бельваль сказал дону Луису:

— Я хотел бы извиниться перед вами…

— За то, что вы изменили мне и заперли? Что ж! Вы сделали это, спасая Коралию. Или за то, что вы сочли меня способным присвоить все золото? Но, с другой стороны, разве можно было вообразить, что дон Луис упустит такой случай?

— Значит, извинения не принимаются, а только благодарности? — смеясь сказал Патриций.

— Благодарность за то, что я спас жизнь вам и матушке Коралии? И за это благодарить не стоит, так как для меня спасение людей — вид спорта!

Патриций крепко сжал руку дона Луиса и, стараясь скрыть свое волнение, произнес:

— Решено, что вы не принимаете благодарностей. Я не благодарю вас за то, что вы избавили меня от кошмара, доказав, что я не сын этого чудовища! Я даже, пожалуй, не буду говорить о том, как я теперь счастлив, что передо мной открывается жизнь, полная тепла и света, что Коралия любит меня и имеет право любить! Оставим это… Но все-таки не могу вам не признаться, что пока я чувствую себя несколько неуверенным в своем счастье. Я не все понимаю, и потому ощущаю известного рода беспокойство…

— В чем же дело? Вы хотите знать правду? Но она настолько же проста, насколько кажется сложной. Подумайте сами: в течение двадцати лет Симон Диодокис выказывал по отношению к вам столько самого трогательного внимания и преданности, вел себя, одним словом, как отец… Его единственной целью было соединить вас и Коралию. Он собирал фотографии вас обоих, следил за вашей жизнью и, наконец, решив, что минута наступила, прислал вам ключ от сада и приготовил все для свидания с вами. Но внезапно все меняется. Он становится заклятым врагом вас обоих и только и думает, как бы убить вас и Коралию. Что же заставило его так измениться? Дело в том, что в ночь с третьего на четвертое апреля в особняке Эссареца разыгралась драма. До этого момента вы были, действительно, сыном Симона Диодокиса, а тут он делается вашим врагом. И вам это ни о чем не говорит! Странно… Для меня это послужило исходным пунктом.

Капитан покачал головой. Для него, к его искреннему сожалению, загадка до сих пор оставалась неразрешимой.

— Сядем здесь, на этот знаменитый теперь песок, — сказал дон Луис, — мне довольно будет десяти минут, чтобы объяснить вам все.

Они были теперь около хижины Берту. На Сену спускались сумерки.

— В тот вечер, когда вы прятались в библиотеке, — начал дон Луис, — вы видели перед собой двух связанных людей: Эссареца и Симона Диодокиса. Один из них был ваш отец. Но пока мы будем говорить только об Эссареце. В тот вечер его положение было критическим. Истощив золотые запасы Франции, он решил переправить золото на Восток за щедрое вознаграждение. «Прекрасная Елена», предупрежденная сигналом искр, была готова к отплытию, оставалось только переправить туда мешки с золотом. Успех предприятия, казалось, был полным. Но неожиданно вмешались сообщники Эссареца, обманутые им. Их предупредил Симон. Вслед за этим последовало то, что вы наблюдали: пытка, смерть полковника Факи и т.д. Эссарец понял, что сообщникам известны его планы и что, кроме того, на него был сделан донос. Утром его неминуемо должны были арестовать. Что же делать? Бежать? Но в военное время бегство сопряжено с громадными затруднениями и почти невозможно. И, кроме того, бежать — значит бросить и золото, и Коралию навсегда. Что же оставалось? Исчезнуть… Исчезнуть бесследно, в то же время оставаясь здесь, рядом с золотом и Коралией… И ночь он употребил на то, чтобы привести в исполнение свой план… Но довольно об Эссареце, перейдем теперь к Симону Диодокису.

Патриций жадно слушал.

— Тот, кто называл себя этим именем, — продолжал дон Луис, — был в действительности ваш отец, Арман Бельваль. Его положение также было критическим. Он довел свое дело почти до конца, выдал Эссареца полковнику Факи и его друзьям и сблизил вас с Коралией. Он послал вам ключ от дома в саду, и все шло так, что он мог вполне надеяться на благополучную развязку и исполнение своих заветных планов. Я не знаю, почему, но утром ваш отец понял, что ему грозит опасность со стороны Эссареца. Тогда ему, в свою очередь, пришлось решать, что делать. Он хотел прежде всего предупредить вас. Предупредить немедленно… Вероятно, преследуемый Эссарецем, он заперся в библиотеке. Занятый одной мыслью, застанет ли вас, он позвонил вам по телефону, когда Эссарец уже стучался в дверь. Ваш отец в волнении кричит вам: «Это ты, Патриций? У тебя ключ? А письмо? Нет? Но это ужасно! Значит, ты не знаешь…». И потом вы слышите глухой стон и крики. Слабеющий голос говорит в трубку: «Патриций… Аметистовый медальон… Патриций… я так страстно желал… Патриций… Коралия…». Потом воцаряется мертвая тишина… Вашего отца убил Эссарец, сделавший теперь то, что не удалось ему когда-то…

Бельваль был ошеломлен.

— Отец! Отец… — шептал он.

— Да, это был он. Было как раз девятнадцать минут восьмого, как вы тогда заметили, а несколькими минутами позже, когда вы позвонили, чтобы узнать, в чем дело, вам ответил Эссарец, стоявший у трупа вашего отца.

— Ах, несчастный… Так, значит…

— Да, обезображенный труп вашего отца Эссарец выдал за свой, а сам превратился в Симона Диодокиса.

— Теперь понимаю, — прошептал Патриций.

— Какие отношения были между ними, я не знаю, — продолжал дон Луис. — Знал ли Эссарец прежде, что под обличьем его секретаря Симона скрывается его враг, Арман Бельваль? На этот вопрос, по всей вероятности, мы никогда не найдем ответа, да это и не так важно. Превратиться в Симона Диодокиса Эссарецу было легко. Он переодел труп в свое платье, а темные очки, парик и шарф помогли ему скрыть свою внешность.

— И это происходило в семь часов девятнадцать минут, — сказал капитан, — ну, а что случилось в двадцать три минуты первого?

— Да ничего.

— Но как же! Часы показывали это время…

— Это было сделано, чтобы на новоявленного Симона не пало подозрение…

— Подозрения в чем?

— Как в чем? В убийстве Эссареца. Утром найдут труп… Кто убийца? Прежде всего примутся за Симона. Начнут допрашивать, арестуют и могут докопаться до истины… Он все продумал. Эссарецу нужно было обеспечить себе алиби. Поэтому он несколько раз стучался в комнату жены, чтобы она могла потом засвидетельствовать, что в то время он был еще жив. Потом, когда она вышла, он громко приказал Симону, то есть самому себе, проводить ее в лазарет. И таким образом, когда Коралия шла, уверенная, что ее сопровождает старый Симон, на самом деле с ней шел муж! В час дня в особняк Эссареца нагрянула полиция, предупрежденная полковником Факи. Они обнаружили труп, и ни у кого не мелькнуло подозрение, что это был не Эссарец. Горничная, Коралия и Симон опознали его, и даже вы сами попали в ловушку, помните?

Патриций кивнул.

— Все было разыграно мастерски, и письмо на бюро, оставленное на имя жены и датированное четвертым апреля, подтверждало выводы следствия. Даже то, что могло выдать негодяя, только послужило ему на пользу. Ваш отец носил во внутреннем кармане альбом с вашими фотографиями. Эссарец не обратил на это внимания. И так как все были уверены, что труп принадлежит Эссарецу, то никому не показалось странным, что он носил в потайном кармане портреты своей жены и капитана Бельваля! И даже больше. Когда нашли в сжатой руке умершего аметистовый медальон с вашими портретами и смятую бумажку, где говорилось о золотом треугольнике, то решили, что именно Эссарец держал их в руке в момент смерти… Эссарец умер, да здравствует Симон!

Дон Луис рассмеялся.

— Ловкий господин! — продолжал он. — Новоявленный Симон принялся за дело. Он подслушал ваш разговор с Коралией и, взбешенный вашей любовью к ней, выстрелил в вас. Увидя, что новое преступление не удалось, он у калитки разыграл комедию, предварительно перебросив через стену ключ. Он представился полузадушенным будто бы убежавшим врагом… После этого ему показалось удобным симулировать помешательство…

— Но для чего это было ему нужно? — удивился капитан.

— Для чего? Он хотел, чтобы его оставили в покое, не допрашивали больше и перестали опасаться. Симулируя помешательство, он мог молчать и оставаться в стороне от событий. В противном случае Коралия могла бы узнать его по голосу, хотя он и старался его изменить. А так он мог свободно приходить и уходить, и ему доверяли до такой степени, что послушно арестовали его бывших помощников, которых он теперь решил выдать. Никому и в голову не пришло, что он действовал с тонким расчетом. Освободясь от них, Эссарец мог теперь спокойно свести счеты с вами и Коралией… Вероятно, у него в руках оказался дневник вашего отца… Во всяком случае, он его читал и знал, что 14 апреля вы и Коралия отправитесь на могилу ваших родителей. К этому дню он приготовил для новых Патриция и Коралии ту же ловушку, в которой погибли некогда другие. И ему бы это удалось, если бы бедняге Я-Бону не пришла в голову блестящая идея вызвать меня… Остальное вам известно. В течение суток Эссарец задушил свою сообщницу Грегуара, похитил Коралию, застрелил Я-Бона, попытался отравить меня, замуровал вас в могиле и убил Амедея Вашеро. Чтобы достойно закончить серию своих преступлений, он напоследок еще постарался выдать себя за вашего отца.

— Да… — задумчиво согласился капитан. — Но как вы нашли Коралию и разгадали тайну золотого треугольника? Откуда вам стало известно, где спрятано золото?

— Это тоже совсем просто, — ответил дон Луис… — Сейчас я вам это расскажу, только отойдем немного подальше. А то этот Демальон со своими людьми начинает мне немного надоедать…

Агенты с двух сторон направлялись к хижине Берту.

— Пойдем на барку, я там оставил нужные бумаги, — обратился он к Бельвалю.

Напротив каюты, где они обнаружили труп Грегуара, была еще одна.

— Вот, капитан, — сказал дон Луис, вынимая из ящика стола письмо. — У меня остается совсем немного времени, чтобы объясниться с вами. Эти люди уже близко…

Патриций видел, что он напряженно к чему-то прислушивается, хотя сам никаких подозрительных звуков не слышал.

— Итак, золотой треугольник… Оставив вас в склепе, Эссарец вернулся в дом и открыл газ, намереваясь разделаться со мной таким же способом, как с вами и с Коралией. Потом он направился на набережную к хижине Берту. Там я заметил, что он колеблется, и это колебание указало мне настоящий путь. Без сомнения, он думал о том, чтобы освободить Коралию. Но прохожие могли ему помешать, и Эссарец удалился. Предполагая, куда он направляется, я поспешил в особняк Эссареца и попросил ваших товарищей вызволить вас, а сам вернулся на набережную. Я рассуждал следующим образом. Если «Прекрасной Елене» не удалось увезти мешки с золотом, значит, они были здесь, но, во всяком случае, не в саду, и старая система канализации здесь тоже была не при чем… Я тщательно обыскал барку не столько с целью найти здесь мешки с золотом, сколько для того, чтобы отыскать нужные мне указания и, кроме того, — сознаюсь! — завладеть четырьмя миллионами, оставленными Грегуаром. Когда я начинаю искать какую-либо вещь, я всегда вспоминаю рассказ Эдгара По «Украденное письмо». Вы помните его? Бумагу дипломатической важности украли и спрятали в комнате. Были тщательно обысканы все углы, поднят даже паркет, но безуспешно. Но когда появился на сцене Люпен, он прежде всего направился к вышитому пустому мешку на стене, куда обыкновенно складывались ненужные бумаги. Документ оказался там. Обыкновенно я делаю так же и ищу там, где никому и в голову не придет искать. Тайниками часто служат самые обыкновенные предметы. Вот почему я сразу обратил внимание на путеводитель Ботэна в четырех томах, лежавших на полке над столом. Они скрывали в себе четыре миллиона. Это мне объяснило многое.

— Что же именно?

— Ход мыслей Эссареца. И то, что он считает безопасным тайником. Раньше мы искали слишком далеко и слишком глубоко. И тут мне очень помог Я-Бон. Во-первых, на ступеньках лестницы я обнаружил прилипший песок. Кроме того, нарисованный им мелом треугольник имел только две стороны, третью составляла стена. Почему он не провел третьей черты мелом? Когда я дошел до этого пункта, то закурил папиросу и сказал сам себе: «Ну, мой милый Люпен, я даю тебе на эту разгадку пять минут!». И не успел я выкурить и четверть папиросы, как ответ был найден.

— И вы догадались?

— Конечно! Что именно натолкнуло меня на эту мысль, я не сумею вам объяснить. Это уже из области психологии… Что-то наподобие химического опыта, во время которого элементы смешиваются и получается нечто целое… Кроме того, я должен был найти разгадку, ведь речь шла о спасении Коралии. Малейшая ошибка, промедление грозили ей неминуемой смертью. Где-то близко, возможно, всего в нескольких метрах от меня, находилась женщина, жизнь которой зависела от моей находчивости… И произошла реакция, как в химическом опыте, что-то сверкнуло в мозгу, и я побежал по гряде песка и увидел следы. Я начал копать, и можете представить мою радость, когда я наткнулся на мешок с золотом! Но времени терять было нельзя. Я отодвинул несколько мешков и обнаружил полуживую Коралию с засыпанным песком глазами. Что же рассказывать дальше? Я перенес ее в хижину Берту, а потом отвез в особняк и занялся Вашеро и Эссарецем. Тут мне удалось узнать о новом плане последнего — столковаться с доктором Жерардеком. Я тотчас же отправился к нему в клинику и отдал приказ привезти туда же и Коралию, которой необходимо было на время переменить обстановку. Все это произошло в течение нескольких часов, капитан, и я почти одновременно с Эссарецем прибыл в клинику.

Они помолчали. Бельваль не знал, чем он мог бы вознаградить этого человека, оказавшего ему столь неоценимых услуг. Он молча сжал его руки. Дон Луис по достоинству оценил эту горячую благодарность без слов.

— Если когда-нибудь при вас станут говорить об Арсене Люпене плохо, станьте на его защиту, — сказал он. — Право, он этого заслуживает.

И добавил, смеясь:

— Это может показаться смешным, но с годами я стал очень дорожить своей репутацией.

Он вновь прислушался к чему-то.

— Теперь настал час расставания, капитан, — сказал он. — Передайте от меня привет матушке Коралии. Я так и не узнал ее как следует, а она меня. Впрочем, это может быть, и к лучшему… Прощайте, капитан.

— Как, уже?

— Да, я слышу приближение Демальона. Пожалуйста, приведите его сюда.

Патриций колебался. Для чего посылает его к Демальону дон Луис? Может быть, чтобы замолвить за него словечко? Придя к такому заключению, он поторопился выйти из каюты.

Демальон стоял на мостике.

— Ваш друг здесь? — обратился он к Бельвалю.

— Да… Но прежде мне нужно сказать вам два слова. Вы не думаете…

— Не бойтесь, ничего дурного мы ему не желаем…

Они вместе спустились по лестнице. Дверь в каюту была закрыта. Капитан толкнул ее, она распахнулась, но дона Луиса там не было.

Агенты были опрошены тотчас же, но все они утверждали, что барку не покидала ни одна живая душа.

— Если хорошенько осмотреть эту посудину, наверное, в ней найдется много ходов и выходов, — сказал Бельваль.

— Что же вы думаете, ваш друг отправился отсюда вплавь? — спросил Демальон.

— Вплавь или на подводной лодке, — полушутя предположил Патриций.

— Подводная лодка здесь, в Сене? Полноте, капитан.

— Почему бы нет? Нет вещи, на которую бы не был способен мой друг! И кроме того, он располагает такими всемогущими покровителями…

Но более всего изумило Демальона письмо, адресованное на его имя, которое он нашел на столе и которое Патриций видел в руках дона Луиса в начале беседы с ним.

— Значит, он знал, что я сюда приду, и знал, зачем! — воскликнул судья.

«Господин Демальон! — писал дон Луис. — Извините за мое внезапное исчезновение. Поверьте, что мне известны мотивы, побуждающие вас интересоваться моей личностью. Настанет день, когда я смогу все объяснить вам. Теперь же знайте, что я по-своему служу Франции. Я надеюсь еще оказать моей стране услуги, которые другие сочтут громадными… В тот день, когда мы с вами увидимся, вы будете меня благодарить! А увидимся мы с вами наверное, и вы будете тогда тем, кем мечтаете быть: начальником тайной полиции.

Пока же примите уверения и т.д.».

Демальон прочитал письмо и долго молчал.

— Странная личность! — наконец произнес он. — Захоти он, и мы бы возложили на него очень большие полномочия. Я и шел ему это сказать… К сожалению, подобные личности действуют всегда сами по себе, на свой страх и риск, не подчиняясь никому. Вот, например, возьмите хотя бы этого знаменитого искателя приключений, заставившего несколько лет назад кайзера освободить себя из тюрьмы, а потом бросившегося из-за несчастной любви в море, со скал острова Капри…

— Про кого вы говорите? — спросил Патриций.

— Да вы его знаете… Слышали, наверно? Люпен! Арсен Люпен…