Сочинения в трех томах. Том 2

Глава 9
РАЗГРОМ

Дон Луис был, конечно, готов к этому, но все-таки удар захватил его врасплох, он несколько раз повторил:

— Вебер… Вебер здесь…

Это внезапное препятствие парализовало его порыв; как останавливает обратившуюся в бегство армию крутая стена горного хребта.

Вебер, который организует атаку или сопротивление так, что всякая борьба будет бесполезна… Теперь нечего думать пробиться силой… такая попытка была бы нелепа.

— Господин Вебер? — спросил дон Луис дворецкого. — Один?

— Нет, с ним шесть человек, они остались во дворе, а он поднялся в кабинет, полагая, что месье там.

— Вы сказали ему, что я беседую с Мазеру и мадемуазель Девассер?

— Да, месье.

Перенна подумал немного.

— Скажите, что вы не нашли меня и пойдите за мной в помещение мадемуазель Девассер. Если он захочет идти с вами, тем лучше.

Он закрыл дверь.

Буря не оставила следов у него на лице. Теперь, когда надо было действовать, когда игра казалась проигранной, как всегда в решительные минуты, к нему вернулось хладнокровие. Он подошел к Флоранс. Очень бледная, она тихо заплакала.

— Не надо бояться, мадемуазель. Доверьтесь мне слепо и все будет хорошо.

Она не отвечала. Он понял, что она все еще не вполне доверяет ему и почти радостно подумал, что сумеет заставить ее поверить.

— На случай, если не удастся выручить вас сейчас, мне еще надо выяснить кое-что, — сказал он Саверану. Во-первых, где вы были в то утро, когда человека с палкой черного дерева видели одновременно с Веро в кафе?

— У себя дома.

— Вы уверены, что не выходили?

— Совершенно уверен, как и в том, что я никогда не был в кафе.

— Хорошо. Почему все узнав, вы не отправились к префекту полиции и не рассказали всю правду, вместо того, чтобы начинать эту неравную борьбу?

— Я думал об этом, но вскоре увидел, что голословным, хотя и правдивым рассказом их не убедить. Мне не поверят. Какие я мог привести доказательства? А те, что выдвигались против нас, были почти неопровержимы. Отпечаток зубов говорил о виновности Мари-Анны, а мое молчание, мое бегство, убийство мною инспектора Ансенсио, все это были преступления. Нет, я мог помочь Мари-Анне, только оставаясь на свободе.

— Но отчего она сама не заговорила?

— Говорить о нашей любви? К чему? Чтобы придать больше веса обвинению? Что и случилось, когда стали известны письма Ипполита Фовиля. Ведь они выясняли мотив, по которому мы пошли на преступление: мы любили друг друга.

— И что вы думаете об этих письмах?

— Для меня все в них непонятно. Мы и не подозревали о ревности Фовиля. Он скрывал ее. А почему он боялся нас? Откуда эта мысль, что мы готовы убить его? О каких наших письмах говорит он?

— Ну, а отпечатки зубов, бесспорно, мадам Фовиль?

— Не знаю. Все это непонятно.

— И вы не знаете, где она могла быть после оперы, между двенадцатью и двумя часами?

— Нет, она, очевидно, была вовлечена в ловушку. Но каким образом? Как? И почему она скрывает это? Тайна.

— Вас видели в тот день на вокзале Отейль. Что вы делали там?

— Направлялся на бульвар Сюше, чтобы пройтись под окнами Мари-Анны. Ведь это была среда. Я и в следующие среды приходил.

— Еще один вопрос. Вы слышали о завещании Морнингтона?

— Ни я, ни Флоранс не слышали. И супруги Фовиль, вероятно, тоже.

— Вы в первый раз попали в тот сарай, в деревне Форминьи?

— В первый, и так же, как и вы, были испуганы видом двух висящих скелетов. Это все, что я хотел сказать. Не упустили ли вы чего-нибудь? Возможно, что мы не увидимся больше.

— Я спасу всех троих, — сказал Перенна. — Завтра должно появиться четвертое таинственное письмо, я буду на месте и пользуясь теми данными, которые получил от вас, постараюсь найти доказательства вашей невиновности.

— Прежде всего, имейте в виду Мари-Анну. Если понадобится, пожертвуйте мной, пожертвуйте Флоранс. Я смело заявляю это от ее имени.

— Я спасу всех троих, — повторил дон Луис. Он приоткрыл дверь. — Не шевелитесь и ни под каким видом не открывайте никому. Я скоро буду.

Он снаружи запер дверь на ключ, спустился на этаж ниже. Он уже не испытывал того подъема духа, какой вызывало в нем всегда приближение боя. На этот раз на карту была поставлена судьба Флоранс, и поражение было хуже смерти. Из окон на лестнице он посмотрел во двор и увидел шестерых полицейских, а у окна кабинета стоял Вебер.

«Остался на своем посту», — подумал дон Луис. — «Не доверяет мне. Вперед!» — Он вошел в кабинет. Вебер обернулся к нему. Два врага стояли лицом к лицу.

Несколько секунд длилось молчание. На лице помощника начальника полиции написана была радость с некоторой долей тревоги. Наконец, ему разрешили побороться с этим проклятым доном Луисом, притом, козыри все у него на руках, а дон Луис скомпрометировал себя тем, что защищая Флоранс Девассер, подретушировал ее портрет.

Но все же Вебер никогда не забывал, что дон Луис тот же Арсен Люпен, и это соображение смущало его. «Малейший промах и мне крышка», — думал он.

Он открыл военные действия шуткой.

— Насколько могу судить, вы не были в павильоне мадемуазель Девассер, как утверждал ваш дворецкий.

— Он выполнил мое распоряжение. Я был у себя в спальне этажом выше. И хотел раньше покончить с одним делом.

— И дело сделано?

— Да, Флоранс Девассер и Гастон Саверан, связанные, у меня наверху, мне остается только передать их вам.

— Гастон Саверан! — воскликнул Вебер. — Значит это, действительно, он вошел?

— Да, он просто жил у Флоранс Девассер, его любовницы.

— Вот как! — насмешливо протянул Вебер. — Она его любовница?!

— Да, и когда Мазеру увел Флоранс к ней в комнату, чтобы с глазу на глаз допросить ее, Гастон Саверан имел дерзость явиться туда. Он хотел отнять ее у нас.

— И вы скрутили его?

— Да.

Было ясно, что Вебер не верит ни единому слову. Он знал от господина Демальона и от Мазеру, что он, Луис, любит Флоранс, а дон Луис был не из тех, кто из ревности предает любимую женщину. Помощник начальника полиции насторожился.

— Чисто сделано, — сказал он. — Проведите меня к вам в комнату. Бой был жестокий?

— Не особенно. Мне быстро удалось обезоружить бандита. Впрочем, Мазеру слегка ранен в руку кинжалом. Он пошел в соседнюю аптеку, чтобы ему сделали перевязку.

Вебер остановился на месте, удивленный.

— Как? Мазеру нет при арестованных? Между тем, ваш слуга…

— Мой слуга ошибся. Мазеру вышел за несколько минут до вашего прихода.

— Странно, — сказал Вебер, всматриваясь в лицо дона Луиса, — почему же никто из моих людей не видел, как он выходил?

— Да, неужели? — дон Луис притворился встревоженным. — В таком случае, где же он может быть? Он определенно сказал мне, что идет на перевязку.

Веберу начинало казаться все это более и более подозрительным. Очевидно, Перенна хочет отделаться от него, направив на поиски бригадира.

— Пошлю одного из своих людей, — сказал он, — аптека недалеко?

— Сейчас же за углом. Впрочем, можно позвонить…

— А-а, можно позвонить, — прошептал помощник начальника полиции, окончательно ничего не понимая. Он медленно направился к телефону, лавируя так, чтобы отрезать дону Луису путь к выходу.

Перенна попятился к телефону, одной рукой снял трубку:

— Алло! Сакс 24 — 09, — а другой в то же время маленькими щипчиками, предусмотрительно взятыми со стола, перерезал провод.

— Алло! 24 — 09… Аптека… Алло! Бригадир Мазеру у вас? Что? Как? Что вы говорите? Это ужасно! Вы уверены? Неужели был отравлен?

Вебер необдуманно кинулся к телефону, оттолкнул дона Луиса к самому краю ниши, под железную штору и, схватил трубку.

— Алло! Алло! — кричал он, не спуская вместе с тем глаз с дона Луиса, которому жестом предложил остаться на месте. — Алло! Что это значит? Говорит Вебер, помощник начальника полиции! Алло! Да отвечайте же, черт возьми!

Он вдруг бросил трубку, осмотрев провод, заметил, что он перерезан и повернулся к дону Луису. На лице его было ясно написано:

«Так, меня провели!»

Перенна стоял в трех шагах от него, небрежно облокотившись на деревянную раму ниши и заложив левую руку за спину. Он улыбался, улыбался добродушно и приветливо.

— Не двигайтесь! — сказал он вдруг и сделал предупреждающее движение рукой.

Не столько угроза, сколько улыбка испугала Вебера. Он не шелохнулся.

— Не двигайтесь! — повторил дон Луис. — И не пугайтесь, пожалуйста, вам никто не причинит вреда. Непослушный мальчик посидит в карцере пять минут. Все в порядке!

Раз, два, три — трах!

Он чуть отодвинулся и нажал кнопку. Тяжелая штора упала. Вебер был в плену.

— Двести миллионов полетели, — рассмеялся дон Луис. — Проделано ловко, но обошлось дороговато. Прощай, наследство Морнингтона, прощай, дон Луис Перенна! А ты, славный мой Люпен, не теряй времени, торопись улизнуть, пока Вебер не потребует реванша.

Он быстро запер на ключ дверь из передней в гостиную и из гостиной в кабинет. Вебер уже колотил по шторе.

— Громче, громче, месье, мне это мало, — крикнул дон Луис и, вынув револьвер, выстрелил несколько раз, причем, одной пулей разбил окно. Потом боковой дверью, которую тоже за собой запер, выбежал в коридор, оттуда в переднюю.

Полицейские уже бежали со двора на шум. Так как дверь из передней в гостиную была заперта, им ничего не оставалось, как броситься в открытую дверь коридора, с той стороны слышались крики, голос Вебера. Как только шестой полицейский свернул по коридору за угол, дон Луис, который все это время стоял, притаившись за одной из половинок двери, бесшумно закрыл и запер ее на ключ: шестеро помощников Вебера убыли, как и он, под замок.

— Пробка прихлопнута, — шепнул дон Луис. — Пройдет не меньше пяти минут, пока они сообразят в чем дело. Будут бросаться от одной двери к другой и выломают, наконец, одну из них, а через пять минут мы будем далеко. На лестнице он встретил бежавших на шум шофера и дворецкого. Он бросил им две тысячи франков и сказал шоферу:

— Заводите машину, чтобы никого не было на пути. По две тысячи сверх того каждому, если мне удастся свободно выехать. Да, да, не таращьте глаза, можете заработать по две тысячи!

Он не спеша поднялся на верхний этаж и на верхней ступеньке не смог сдержать своей радости и крикнул:

— Победа! Путь свободен!

Он остановился перед маленькой дверью, повторяя:

— Победа! Но нельзя терять ни секунды! За мной.

Он вошел. Бранное слово застряло у него в горле. В комнате никого не было.

— Что такое? — прошептал он. Что все это значит? Они ушли? Флоранс…

Он предполагал, что у Саверана могли быть поддельные ключи, хотя это и казалось маловероятным, но удрать из оцепленного дома…

Однако, окинув взглядом комнату, он увидел в нише окна, что верхняя часть высокой стены была откинута к стеклам, как крышка сундука, и, заглянув внутрь, дон Луис увидел, что оттуда начинается узкая лестница. Дон Луис сразу вспомнил о прабабушке прежнего владельца, прятавшейся во время революции в особом тайнике. Этот ход в толще стены должен, конечно, иметь где-то выход. Им-то и воспользовались, очевидно, Флоранс и Саверан.

«Почему они ничего не сказали мне?» — подумал он.

Но в это время заметил на столе записку, набросанную рукой Гастона Саверана:

«Мы попытаемся бежать, боясь скомпрометировать вас. Попадемся, тем хуже. Но важнее, чтобы вы были свободны. Вся надежда на вас».

Внизу рукой Флоранс:

«Спасите Мари-Анну!»

— Ах, — прошептал он, смущенный такой развязкой. — Зачем они не послушали меня! Теперь мы разделены.

Внизу полицейские громили дверь коридора. Быть может, есть еще время, чтобы добежать до автомобиля. Но он предпочел уйти тем же путем, что Флоранс и Саверан. Так у него оставалась надежда догнать их и оказать помощь в минуту опасности.

Он стал спускаться по лестнице, начинающейся от подоконника. Спустившись ступеней на двадцать, очутился приблизительно на высоте первого этажа. При свете своего электрического фонаря увидел, что отсюда начинается сводчатый, низкий туннель, проделанный, как он и предполагал, в самой стене и настолько узкий, что продвигаться можно было только боком. Метров через тридцать, туннель сворачивал под прямым углом во второй, одинаковой с первым длины и заканчивающийся у люка, крышка которого была откинута и от которого тоже начиналась лестница. Беглецы, несомненно, проделали тот же путь. Внизу лестницы виднелся свет. Спустившись, он вошел в нечто, вроде шкафа, обычно закрывавшегося вместо двери занавесями, которые сейчас были откинуты. Пониже шкафа стояла кровать, занимавшая весь альков. Обогнув кровать и войдя в комнату, от которой альков отделялся тоненькой перегородкой, он с удивлением узнал гостиную Флоранс и понял, тут близко выход, которым пользовались Гастон Саверан и Флоранс, не потайной, но достаточно надежный. Миновав переднюю, он спустился на несколько ступенек, и не дойдя до людской, свернул на лестницу, ведущую в погреб. В погребе он в темноте нашел дверь, выходящую на улицу, благодаря маленькому окошку с решеткой, нащупал засов, подвинул его, открыл дверь и, заругавшись, отскочил назад, вцепившись в засов, который снова удалось задвинуть. Два полицейских охраняли этот выход и едва не схватили его, когда он открыл дверь.

«Каким образом они очутились здесь?» — подумал дон Луис.

— Помешали ли они побегу Саверана и Флоранс. Но в таком случае я встретил бы обоих беглецов, так как шел тем же путем. Нет, должно быть выход еще не охранялся, когда они бежали. Но теперь моя очередь, и я не вижу способа. Неужто я дам себя сцапать в норе, как кролика. Он решил ускорить события, выбежать во двор, вскочить в автомобиль, пробиваться силой, но из окна коридора, ведущего в кухню, он увидел во дворе четырех полицейских, из тех, которых он запер, они кричали и размахивали руками. Сильный шум доносился со стороны ворот павильона привратников. Он рискнул выглянуть из дверей и был поражен тем, что увидел. Окруженный полицейскими и агентами охранного отделения, стоял у стены Гастон Саверан. Его толкали, осыпали бранью, надевали наручники.

Гастон Саверан схвачен! Какая драма произошла тут? Сердце сжалось от страха, он высунулся дальше, но Флоранс не увидел. Девушка, должно быть, спаслась. И тотчас получил подтверждение: на крыльцо вышел Вебер, взбешенный до умопомрачения.

— А! — воскликнул он, увидев арестованного. — Один все-таки есть! Гастон Саверан — дичь первый сорт! Где это вы его выловили, друзья?

— На площади, — пояснил один из агентов. — Мы видели, как он вылезал из погреба.

— А сообщница его, девка Девассер?

— Упустили, начальник. Она вышла, очевидно, первая.

— А дон Луис? Этого, по крайней мере, не выпускали из отеля? Я строго приказал.

— Он пытался выйти через ту же дверь минут через пять и, увидев наших, повернул обратно.

— Он, значит, у нас в руках! И в какую скверную попал историю! Сопротивление полиции! Наконец-то, я разоблачу его. Пусть двое останутся возле Саверана, четверо — на площадь с револьверами наготове, двое — на крышу, остальные — за мной. Мы начнем с комнаты этой девки. На облаву, ребята!

Узнав таким образом их намерения, дон Луис не стал терять времени и, никем не замеченный, кратчайшим путем добрался до комнаты Флоранс. Успел проверить механизм люка и убедиться, что шкаф с потайной дверью в глубине алькова, за занавесями кровати, был совершенно незаметен. Проделав обратно весь пройденный путь, он в будуаре осмотрел первый люк. Никому в голову не могло придти, что тут имеется потайной ход, так хорошо была пригнана крышка. Он опустил ее у себя над головой. Спустя несколько минут, он услышал наверху топот ног. Там шел обыск.

Итак, вот каково положение 24 мая в пять часов вечера: Флоранс Девассер угрожает арест, Гастон Саверан отправлен в тюрьму, Мари-Анна в тюрьме отказывается принимать пищу, а дон Луис, убежденный в том, что все они не виновны, дон Луис, который один мог спасти их, был блокирован у себя в отеле несколькими десятками полицейских чинов.

Вопрос о наследстве Морнингтона отпадал, так как последний из наследников оказался врагом общества.

— Прекрасно, — посмеивался дон Луис. — Вот это жизнь в моем вкусе. Вопрос можно формулировать различно. Каким образом может проходимец, у которого гроша ломаного нет в кармане, разбогатеть в 24 часа, не выходя из своей берлоги?

Каким образом может генерал, у которого нет больше ни солдат, ни снарядов, выиграть битву, уже проигранную? Каким образом смогу я, Арсен Люпен, попасть завтра вечером в отель Фовиль и там найти способ спасти Мари-Анну Фовиль, Флоранс Девассер и Гастона Саверана, а сверх того, моего любезного друга, дона Луиса Перенна?

Со всех сторон слышался стук, искали даже на крыше. Выстукивали стены.

Дон Луис растянулся навзничь на земле, положил голову на скрещенные руки и, закрыв глаза, прошептал:

— Подумаем.