Сочинения в трех томах. Том 2

Глава 6
БОНЫ
1

Случай на улице Марбеф взволновал Виктора. Пусть занимаются преступлениями на улице Вожирар и в Бикоке, на это ему наплевать, они интересовали его лишь в той мере, в какой были связаны с Арсеном Люпеном, но самого Арсена Люпена пусть не касаются! Он был частью добычи, которую инспектор Виктор оставлял за собой, сохраняя монопольное право на операцию против тех, кто был непосредственно связан с Арсеном Люпеном, — следовательно, прежде всего, против англичанина Бемиша и Александры Базилевой.

Эти соображения побудили Виктора к поездке на набережную Орфевр, чтобы посмотреть, что там происходит, и попытаться раскрыть игру Молеона. Полагая, что ни Александра, ни связанный с ней Бемиш не решатся выходить из своих комнат в такой опасный для них период, он отправился пешком до гаража, где стоял его автомобиль. Там он вытащил из багажника необходимую одежду, облачился в свой тесный пиджак и стал опять инспектором Виктором из светской бригады.

Его ожидал сердечный прием комиссара Молеона, который с покровительственной улыбкой воскликнул:

— А, Виктор! Что вы нам принесли? Ничего особенного? Нет-нет, я вас ни о чем не расспрашиваю. У каждого свое. Я действую открыто и не нахожу, что это вредит. Что вы скажете о моем налете на бар на улице Марбеф? Три бандита схвачены, и главарь не замедлит к ним присоединиться, клянусь Богом! Он на сей раз ускользнул, зато мы не упустили нити, связывающей его с делом Элиз Массон, которая из могилы обвиняет барона д'Отрея… Шеф в восторге!

— А судебный следователь?

— Господин Валиду? Он собирается с мыслями. Пойдем к нему. Он ознакомил д'Отрея со страшным письмом Элиз Массон. Вы знаете его содержание… Ну, вот, это моя скромная лепта в это дело. Пойдемте, Виктор!

Они направились в кабинет судебного следователя и застали там д'Отрея и муниципального советника Жерома. Виктор удивился, увидев д'Отрея, — настолько постарело и осунулось его лицо.

Атака следователя Валиду была беспощадной. Он прочел барону выдержку из письма Элиз Массон и сразу же заявил:

— Вы хорошо понимаете, что это означает? Подведем итог, если хотите. Вечером в понедельник вы случайно узнали, что боны в руках господина Ласко. В среду вечером, накануне убийства, Элиз Массон, от которой у вас не было секретов и которая одновременно была вашей любовницей и любовницей русского, написала другу своего сердца: «Старый д'Отрей задумал крупное дело. Если оно удастся, он на следующий же день повезет меня в Брюссель» и так далее. В четверг ночью преступление совершается, и боны похищены. А в пятницу вас замечают с вашей приятельницей у Северного вокзала с чемоданами, которые затем находят в ее квартире. История ясная, доказательства безупречные. Признавайтесь же д'Отрей… К чему отрицать очевидное?

В тот момент можно было подумать, что барон готов признать свое поражение в борьбе со следователем. Лицо его исказилось. Он лепетал слова, которые можно было считать началом признания. Он потребовал письмо и сказал:

— Покажите… Я отказываюсь верить… Я хочу прочитать сам…

Он прочел и застонал:

— Негодяйка! Любовник! У той, которую я вытащил из грязи! И она с ним убежала бы…

Он видел только это, только измену, проект ее бегства с другим. Об остальном — о краже и других преступлениях — он не думал и был к этому, казалось, безразличен.

— Вы признаетесь, д'Отрей, что это вы убили господина Ласко?

Тот не ответил, раздавленный обломками болезненной страсти, которую питал к этой девице.

Господин Валиду повернулся к Гюставу Жерому.

— Учитывая, что вы участвовали, пока не знаю, в какой мере…

Но господин Жером, который вовсе не казался ущемленным своим положением арестанта и сохранял цветущий вид, заупрямился.

— Я не соучаствовал ни в чем! В полночь я спал у себя дома.

— Тем не менее, передо мной новое показание вашего садовника Альфреда. Он не только утверждает, что вы вернулись к трем часам утра, но и объясняет, что в день ареста вы пообещали ему пять тысяч франков, если он согласится сказать, что вы вернулись до полуночи.

Господин Жером расхохотался.

— Да, это правда. Но, Боже мой, я обалдел от всех этих глупостей, которыми мне досаждали, и хотел разрубить все одним ударом.

— Вы признаете, что была попытка подкупа?

Жером встал перед господином Валиду.

— Тогда что ж, на меня навесят ярлык убийцы, как на достопочтенного д'Отрея? И как он, я скисну под тяжестью улик?

Он состроил унылое лицо, а затем осклабился.

Виктор вмешался.

— Господин судебный следователь, разрешите мне задать вопрос?

— Спрашивайте.

— Я хотел бы знать, принимая во внимание только что произнесенную фразу, считает ли господин Жером виновным барона д'Отрея в совершении убийства господина Ласко?

Тот ответил просто:

— Меня это не касается. Пусть в этом разбирается правосудие.

— Я настаиваю, — продолжал Виктор. — Если вы отказываетесь отвечать, это ваше дело, но возможно, у вас есть причины так поступать…

Жером упрямо повторял:

— Пусть в этом разбирается правосудие!

Вечером Максим д'Отрей пытался разбить себе голову о стену в камере. Ему вынуждены были надеть смирительную рубашку. Он без конца стонал, повторяя:

— Негодяйка!.. Несчастная!.. Презренная… И ради нее я!.. Грязь…