Солнечный змей

Глава 21. Шингодзи

Здесь земля была чёрной, жирной, блестящей — и не от воды, вода к полудню уже ушла из канавок, хоть они и скрывались под широкими листьями Меланчина. Плоды уже выросли в три локтя длиной, много было и цветов, и листья, невзирая на опалённые солнцем края, не казались увядшими. Жители в травяных шляпах, больше похожих на гнёзда, копошились среди Меланчинов, выискивая плоды и укрывая их от солнца и птиц. Поодаль, между громадными кустами Меланчина, топорщились тёмно-зелёные щётки — там росла пряная Усатка, источая запах, от которого Фриссу становилось не по себе — Великая Река вставала перед глазами.

— Тут, похоже, тоже пришлые алхимики ни к чему, — вздохнул Нецис, указывая на пурпурные и белые кроны на горизонте — там, ближе к реке, росли Олеандры.

— Почему? — пожал плечами Фрисс. — Разве там, где нет алхимиков, Олеандры не растут?

— Они бесполезны, Гвиса. Бесполезны и ядовиты, — покачал головой Некромант. — А на бесполезное здесь не стали бы тратить хорошую землю.

Двухвостка прижалась к обочине, пропуская стадо куманов, и тут же цапнула лист Меланчина.

— Не найдём покупателей в Шингодзи — поедем дальше, — вздохнул Нецис. — Не возвращаться же ни с чем.

— Кто-нибудь да найдётся, — отозвался Речник.

Он высматривал в полях шесты с вёдрами — кормушки для небесных змей. Одна такая стояла невдалеке, на ней сидел, насторожив огромные уши, сегон и принюхивался к воде.

— Хаэй, рассветный странник! — негромко окликнул пустынную кошку Речник. Она вскинулась, зажгла золотые огни на ушах и растаяла в воздухе.

— Зачем, Гвиса? — нахмурился Некромант.

— Неспокойно тут, — поморщился Фрисс. — Кто знает, кому и чего успели уже наговорить люди Тзангола. Они даже в город полезли среди бела дня! А тут, в полях, они и сами могут напасть…

— Сегона не так просто изловить, — покачал головой Нецис. — Наверняка они знают уже, что люди опасны. Та-а, ассинхи… Надеюсь, немногие из них пострадают в этом году.

— Ксарна! — Речник ткнул Некроманта в бок. Тот виновато склонил голову.

— Я неосторожен, Гвиса. Неосторожен…

Стена широких листьев разомкнулась, открыв просторную вычищенную делянку. На ней, огороженной плетнём из пары длинных жердей, валялись увядшие листья и побеги Меланчина, покрытые мелкими красными пятнами. Растения были выкопаны с корнями и порублены на части, и по ним топталось стадо куманов, торопливо глотая листву. Никого из людей не было рядом, только в зарослях Усатки за плетнём раздавались недовольные голоса. Кто-то мял и теребил побеги, рассуждая о «рдяной гнили». Флона, зафыркав, потянулась к вялым листьям — запах терпкого сока донёсся и до её ноздрей.

— Рдяная гниль — неприятная болезнь, — покачал головой Нецис. — И, судя по всему, средства от неё тут не в ходу. В молодости пытался я постигнуть врачевание — как двуногих, так и врастающих корнями в землю. Надо подумать, не придёт ли что-нибудь в голову…

Он спрыгнул на землю и подобрал кусочек пятнистого листа. Фрисс запоздало натянул поводья, и Двухвостка без сопротивления остановилась — и тут же зачавкала. Куманы обиженно заревели, самый смелый подскочил к Флоне и ударил её толстым хвостом по носу. Тут уже взревела Двухвостка, и Некромант метнулся к ней, подбирая с земли стебель потолще. Фрисс потянул Флону прочь от «пастбища», Двухвостка обиженно зафыркала, проводила взглядом отогнанного кумана — Нецис ударил его всего раз, но ящер тут же ускакал к дальней ограде — и остановилась, сердито пыхтя.

— У нас в Эхекатлане ящеры не дичают, — покачал головой Фрисс. — Ксарна, поднимайся, пока не затоптали.

— Иду, — отмахнулся Некромант, выискивая лист, на котором пятен больше всего. — Подожди немного, Гвиса.

Куман, отбежавший к ограде, махнул хвостом и задел собрата. Тот щёлкнул зубами и налетел на него, барабаня короткими передними лапами по его бокам. Первый куман взревел и замахал хвостом, нещадно колотя напавшего. С короткими воплями оба ящера отпрыгнули в сторону и разбежались.

— Они тут в кровь друг друга порвали, — нахмурился Речник, глядя на спины куманов. Из кожи были вырваны клочья, ранки сочились сукровицей. Их, кажется, пытались чем-то намазать, но в драке ящеры содрали повязки.

— Это не они, — Нецис покосился на раненых зверей и пошёл к Двухвостке. — Это укусы небесных змей. Видишь, у них погрызены плечи? Глубокие, но маленькие ранки… змеиные зубы. Вот это плохо, Гвиса.

Он хотел ещё что-то добавить, но налетевший ветер перехватил ему дыхание, и Нецис отвернулся. Фрисс замигал, утирая заслезившиеся глаза, Флона сердито затопала и громко чихнула. Дорожная пыль взвилась в воздух, и небо вмиг потускнело. Что-то пронеслось мимо Речника, зацепив его плечо, и Фрисс обнаружил себя сидящим на земле рядом с Двухвосткой. Впереди, над вытоптанной делянкой, кружил пылевой смерч. Куманы испуганно ревели и метались, спотыкаясь друг о друга. Речник видел, как они дёргаются, а на их спинах появляются новые ранки — полупрозрачные длинные тела носились в вихре, на лету впиваясь в живую плоть и вырывая куски.

«Бездна! Откуда их принесло?!» — Фрисс закрыл лицо рукой, чтобы песок не выхлестал глаза, и сквозь пальцы высматривал «сердце» вихря. Вот он, вертящийся змеиный клубок, «звезда» со свисающими хвостами, вокруг которой закручивается пыль…

— Ал-лийн! — тихо, но чётко сказал Речник, выбрасывая руку вперёд. Вихрь распался в то же мгновение, водяной шар взмыл в воздух — высоко, выше рослых ящеров и высоких стеблей. Змеиный клубок выпал из него и развалился, прозрачные тела порскнули в разные стороны — и тут же слетелись вновь. Речник вскинул руку, готовясь призвать молнию, и остановился, в изумлении глядя на шар.

Небесные змеи облепили сгусток воды со всех сторон, невозможно было сосчитать их — они висели на нём, вплотную прижимаясь друг к другу, и прилетающим сверху едва хватало места. Вода на глазах испарялась — шар разрывали на куски. Никто не вспоминал о куманах, забившихся в угол загона, никто не замечал людей.

— Гвиса… — с тихим вздохом прошептал Нецис, и Фрисс почувствовал ледяную руку на своём плече — и мешком повалился наземь. Некромант рывком втащил его на панцирь Флоны. Фрисс не мог шелохнуться — все силы внезапно утекли, как вода из разбитого кувшина. Перед глазами плыл туман, в ушах звенело.

— Прости меня, Гвиса, но ты очень неосторожен, — тихо сказал Нецис, подбирая поводья. — Это не к добру.

…Некромант провёл Речника самыми безлюдными тропами. Когда Двухвостка подъехала к пристани, Фрисс даже остолбенел — он и не знал, что прошёл в двух шагах от переполненного повозками и всадниками тракта. И все, кто по той дороге ехал, сейчас собрались тут, у большого неуклюжего парома. Два гребных колеса били лопатками по воде, где-то в недрах корабля куманы вращали лопасти, и всё же Речник долго сомневался, что корабль выдержит всех, кто взошёл на его борт. Там разместили четверых анкехьо, Двухвостку и пяток хищных птиц, а все свободные уголки заняли люди, и Фриссу с Нецисом пришлось забраться на спину к Флоне и там сидеть всю дорогу. На них поглядывали не без зависти, и Речник поделился бы местом, но Двухвостка сдавленно рычала на каждого, кто подходил к ней слишком близко… едва ли ей было тяжело, но толпа вокруг явно её тревожила.

Фрисс смотрел на воду. Паром переправлялся через Реку Мнавекси, по легендам, величайшую из южных рек; Речник же видел мутный зелёный поток, с одного берега которого смутно, но всё же просматривался другой. Фрисс подавил вздох — тёплая вода манила его. Сейчас бы нырнуть прямо с борта, к илистому дну, к холодным ключам… едва ли и здесь, в Мецете, из-под земли бьют горячие потоки… там можно остыть и отдышаться, всплыть на восходящем течении. «Силы и славы тебе, Река Мнавекси. Да не иссякнут твои воды,» — думал Речник, едва шевеля губами. «Там, где все воды едины, передай мой взгляд Великой Реке. Принеси моё отражение к её берегам…»

— Гвиса, — Некромант больно стиснул его локоть. Фрисс вздрогнул всем телом.

— Опасно доверяться воде, — пробормотал он. — Недаром у людей нет плавников и жабр.

— Тяжело вам, Ти-Нау, живётся, — отозвался йонгел-путешественник с палубы. — Никому-то вам не довериться. Что прекраснее нашей реки, нашей Мнавекси?! Что прекраснее полей, рассечённых каналами, земли, напившейся досыта?!

…Лишь Двухвостка осталась невозмутимой, когда заросли Усатки и Сафлы разомкнулись окончательно, и перед путниками предстала массивная, но невысокая стена Шингодзи. У ворот, придерживая недовольных птиц, стояли Всадники Изумруда — целая двадцатка, с одетыми в броню Фагитами на поводках. Местная стража сердито косилась на них из башен, только один йонгел остался у открытых ворот, и соседство с «изумрудниками» его не радовало. Между Флоной и воротами втиснулся караван с грузом выделанных кож, отдельным потоком шли пешие путники — кто в город, кто из города. Воины Ордена провожали каждого пристальным недобрым взглядом. От ворот уже раздавались вопли — кожевенникам что-то пришлось не по нраву. Из «калитки для пеших» вылетел, поминая на бегу тёмных богов, ещё один Всадник и умчался к реке, подняв тучу пыли. Флона чихнула.

— Орден бдит, — прошептал Нецис, и его глаза стали совсем прозрачными, светлыми, как тонкий лёд. — Будь спокоен, Гвиса. Нам, мирным странникам, нечего их опасаться. Но что привело их всех в Шингодзи?!

Речник удержался и не схватился за меч, когда «изумрудник» на птице подъехал к нему вплотную, цепким взглядом обшаривая поклажу.

— Ты из Ти-Нау? — спросил он, заглядывая Речнику в глаза.

— Я из рода Мениа, — гордо вскинул голову тот, прикасаясь к широкой налобной повязке. Всадник покосился на солнце и прикинул что-то на пальцах.

— Ты слышал об уачедзи? Ти-Нау есть среди них.

— Хорошо, что вы защищаете город, — ровным голосом сказал Фрисс. — Сейчас неспокойно, многие люди ошалели от жары. Не всем полезно ходить под солнцем.

— Здешнее солнце — особенное, — поморщился «изумрудник», вытирая потное лицо. — Выпивает и кровь, и мозг. А ты внимателен, Мениа… Не видел ничего странного по дороге?

— Небесные змеи пьют кровь у куманов, — пожал плечами Фрисс. — Толпа людей и зверей набивается на хлипкий паром. Рдяная гниль одолевает поля. Что ты называешь странным, воин Изумруда?

— Проезжайте, — махнул рукой Всадник. Нецис, тихо переговаривающийся со стражником-йонгелом, ткнул Фрисса в бок и щёлкнул поводьями. Двухвостка, переваливаясь с лапы на лапу, миновала ворота и испуганно фыркнула, прижимая голову к земле — мимо, едва не зацепив её, промчались двое Всадников на осёдланных куманах. Видимо, птиц хватало не всем.

— Ксарна, ты узнал, где постоялый двор? — Фрисс оглядывался, высматривая пустую флягу у двери или жителя, никуда не спешащего. Но, похоже, под сверлящими взглядами «изумрудников» — а воины Ордена маячили на каждом углу — никому не хотелось неспешно прогуливаться. Даже кошки попрятались, только на чьей-то крыше сидел ярко-жёлтый сегон и неторопливо пожирал голубя. Речник усмехнулся — хорошо, что крылатых кошек тут не трогают, если бы трогали, сегон не сидел бы так спокойно.

— Гвиса, это не тайна, — вздохнул Некромант, кивая на переулок меж глинобитными хижинами, построенными стена к стене. Из переулка слышались сердитые крики хана-хуу и перестук деревянных чаш.

— И там Орден, — Фрисс едва сдержался, чтобы не помянуть Вайнега. — Не приехал ли сюда Наблюдатель Квези?

— Не исключено, — кивнул Нецис. — И есть сомнения, что прибыл он сюда из-за уачедзи. Опасаться нам, мирным странникам, нечего, но всё же пару ночей я хотел бы провести без посторонних взглядов. Твоему носу предстоят тяжёлые испытания, Гвиса. Мы едем в Китаамоши, к местным алхимикам. Возможно, там люди Ордена ещё не кишат.

…Фрисс зря боялся, что его принудят говорить об алхимии — весь вечер он просидел молча, изображая из себя грозного, но безмолвного стража. Они расселись на подушках прямо на чисто выметенном полу — Нецис, Фрисс и четверо алхимиков в богато украшенных мантиях, и ещё полтора десятка учеников, жён и детей. Все, кроме пятёрки магов, сидели поодаль, во «втором круге», и тишину среди них нарушали только негромкие просьбы передать сласти или чашу медового взвара. По кругу расходились пряные пончики, обмакнутые в уланзи, засахаренные кусочки меланчина и пучки свежей Усатки. Кое-что Фрисс припрятал для Алсага — кот остался на улице, в загоне — присматривать за Двухвосткой.

Нецис и четверо алхимиков говорили без лишней спешки, негромко, и Речник, если бы прислушался, мог бы уловить каждое слово — но, как он ни старался, связные фразы из слов не складывались. Маги толковали меж собой на каком-то странном наречии, и Фрисс то и дело терял нить разговора. Не то Нецис пытался что-то продать им, не то они ему…

Когда сквозь щели в оконной завесе просочились алые лучи заката — Речнику уже казалось, что они всегда были такими, кроваво-рдяными со слабыми золотыми проблесками — самый грузный из алхимиков зашевелился и сложил руки перед грудью, изображая поклон.

— О таких важных делах не следует говорить поспешно, — сказал он, слегка возвысив голос, и все, кто был в комнате, встрепенулись. — Весьма приятно видеть здесь такого сведущего в ремесле гостя, Ксарна из Эхекатлана. Луна, под которой ты родился, воистину благословенна!

— То же я скажу и о тебе, Ханеш ца Уканаи, — Нецис так же сложил руки и склонил голову. — Ты прав, спешить нам ни к чему.

— Твой сон будет спокойным в Китаамоши, — сказал Ханеш, делая знак рукой. — Будь нашим гостем. Не откажись разделить с нами ужин. Дом Китаамоши — не чета запылённым постоялым дворам. Здесь не бывает неприятных чужаков и разбавленной угми.

Речник сдержал усмешку. Если так, то Алсаг многое упускает… не следует, пожалуй, ему рассказывать об этом ужине. Хватит с него бурдюка уланзи, выпитого по дороге!

…Фриссу казалось, что голова его ясна, и ни капли лишнего он не выпил — но в полночь, когда все чаши опустели, а он попытался встать на ноги, выяснилось, что стены качаются, а пол ходит ходуном, будто под ним резвится клубок огнистых червей. Из-под руки Речника выскользнула хихикающая девица-йонгелка и двумя руками упёрлась ему в грудь, прижимая к стене. Фрисс всё-таки не упал, хоть и покачнулся. Вторая девица растерянно оглядывалась, жестами подзывая хоть кого-нибудь. Речник помотал головой, поправил застёжки на броне и благодарно кивнул служителям, подхватившим его под руки. По лестнице они поднимались все вместе.

— Эх, Гвиса… — покачал головой Нецис, выглядывая из спальни, и обхватил шатающегося Речника. Тот, глупо ухмыляясь, повалился на ложе, попытался снять перевязь, но на полпути куда-то провалился и всплыл немало времени спустя. На нём уже не было не только перевязи, но и сапог, и платка с налобной повязкой. Нецис ослабил и ремешки брони, расстегнул застёжки, но снять доспехи не смог или не захотел. Он спал, завернувшись в пёстрое тканое покрывало, у противоположной стены. Из-под покрывала виднелся чёрный рукав.

— И он ещё говорит, что я неосторожен! — хихикнул Речник, выбираясь из доспехов. В ушах ещё дребезжали струны, натянутые на полый тростник, и посвистывали флейты, тело налилось приятной слабостью. Речник растянулся на ложе и закрыл глаза.

…Небо, нависшее над головой, было тёмно-зелёным. Фрисс видел его сквозь прочнейший купол, растянутый над громадным зданием, но почему-то не сомневался — это, зелёное, время от времени вспыхивающее — не купол, а небо. В просторном коридоре с серыми стенами было тихо. Фрисс один шёл по нему — медленно, стараясь не шуметь. Он покосился на свои руки и увидел зеленовато-серую плёнку. Дотронулся до лица — шлема не было, лишь тонкий капюшон без щитка прикрывал голову. Что-то холодное намертво вцепилось в висок. Фрисс опустил руку к бедру и наткнулся на рукоять бластера.

Никого не было вокруг, пахло чем-то незнакомым, но тревожащим… и — едва уловимо — горящей плотью. Речник резко обернулся, заслышав голоса. Сомнения не было — говорили сарматы.

Он не думал, что странная круглая дверь без замков и засовов откроется перед ним — но она поддалась неожиданно легко, бесшумно отползла вбок, открыв взгляду Речника перекрестье двух коридоров. Один из них тянулся слева направо, второй, начинаясь у приоткрытой двери, в двадцати шагах от Фрисса упирался в высокую ступень и прочнейшую стальную дверь над ней. У двери, прочно прижатой стальными засовами, расходящимися от центра, как лучи звезды, стояли двое, и каждому из них эта высокая дверь была едва по плечо. Двое Древних Сарматов, один — широкоплечий, грузный на вид, весь в чёрном, только пояс и узкие полосы на предплечьях сверкают серебром; второй — в тёмно-красном, расчерченном лиловыми зигзагами, одеянии. Тяжёлый двуручный бластер у его пояса казался маленьким, почти игрушечным. «Красный» сармат стоял, опираясь рукой на стальной засов и одним глазом поглядывая на маленький пульт, вмурованный в дверь. Одна из клавиш вспыхнула белым, сармат небрежно ткнул в неё и таким же тычком опустил рычажок.

— Не тыркай, поломаешь, — недовольно покосился на него сармат в чёрном, и Фрисс вздрогнул, услышав знакомый голос. Гедимин?!

— Да ладно, — хмыкнул «красный». — Твои штуки не поломаешь. Толково ты придумал, Гедимин. Вот и наладили утилизацию макак. А всего-то делов — коробку пристроить к реактору… Что скажешь, не пора убирать стенку?

Дверь тихо звякнула, «красный» с размаху привалился к ней спиной — звон затих. Странный холод пробежал по коже Речника, и ему стало вдруг не по себе.

— Убирай обе, — кивнул «чёрный». — Сгодится? Хорошо. Что, ещё привезут?

— Да не говори, — поморщился первый сармат, тыкая пальцами в клавиши. — На кой нам здесь стадо обезьян? Сразу бы скинули в вакуум, всё меньше возни. Там, внизу, большая зачистка, ещё долго будут возить. Твоя душегубка сколько берёт за один ход? Тысяча уместится?

— Как утрамбовывать, — задумчиво отозвался «чёрный». — А реактору без разницы. Но смотри, если ты мне стержни уделаешь органикой… Сата!

Фрисс и не заметил, как нажал случайно на дверь, и она открылась окончательно — и оба сармата обернулись на неясный шелест. Речник шагнул к стальной двери, не отрывая взгляд от перекрестья засовов.

— Гедимин! — он встретился взглядом с желтоглазым сарматом и не прочёл в его глазах ничего, кроме вялого удивления. — Что там, за дверью? Зачем это мес…

Багровая вспышка полыхнула перед глазами, череп взорвался нестерпимой болью. Речник успел увидеть дуло бластера, направленное ему в лоб, прежде чем ноги подкосились, и то, что было Фриссом, растянулось на полу.

— Откуда взялась эта макака?! — сквозь нарастающий гул в ушах услышал он голос «красного». Сгустившийся мрак взорвался белыми искрами. Речник вскочил, держась за лоб и хватая ртом воздух. Странные коридоры сгинули, оставив его на низкой постели под узким оконцем, в тёплой комнате, залитой светом шести лун. Они подмигивали с иссиня-чёрного неба — такого низкого, что вот-вот — и упадёт на крыши, и затопит весь город… Фрисс поднялся, пошатываясь, затравленно оглянулся — ничего странного не происходило. У дальней стены безмятежно спал Нецис, ветер откинул завесу с окна, и внизу виднелись травяные крыши бесконечных хижин. Речник судорожно вздохнул и помотал головой.

— Что там было, и почему… — пробормотал он, забывшись, и тут же прикусил язык. Неясный шорох донёсся откуда-то сверху, а потом внизу хрипло заорал кот — и так же внезапно замолчал. Негромкий хруст оборвал его крик. Фрисс бесшумно накинул перевязь, прицепил к ней ножны и прислонился к стене, выглядывая во двор.

Окно выходило не во внутренний садик, а наружу, в переулок, и там, во мраке, что-то копошилось. Из-под высоких подпорок маленького зернохранилища выполз, держа в руке что-то светлое, невысокий южанин. У стены шевельнулся силуэт, выбрался на освещённую улицу, на миг запрокинул голову к сияющим лунам и подставил мешок. Южанин запихнул туда то, что бессильно висело в его руке. Фрисс увидел, как блеснула в лунном свете светло-рыжая шерсть.

— Мне не долезть! — сдавленным шёпотом сказали с крыши прямо над головой Речника. — Он в щели!

Владелец мешка швырнул свою поклажу товарищу и уставился на крышу. Фриссу почудился желтоватый блеск под его веками, но взгляды их соприкоснулись всего на миг — и незнакомец Речника не заметил.

— Лезь дальше, — прошипел он. — Руку вытяни и хватай! Видишь уши?

— Ага, сейчас… — пробормотали наверху, а затем Фрисс услышал испуганный писк, и улицу озарила золотая вспышка. С крыши кубарем скатился ещё один южанин в сером балахоне. В его руках, крепко ухваченный за уши и за хвост, трепыхался крылатый сегон. Лицо человека с мешком странно исказилось, и он обхватил пальцами голову жёлтой кошки. Сегон отчаянно вскрикнул.

— Хаэй! — заорал Речник, прыгая из окна и ещё в полёте замахиваясь мечом. Удар плашмя пришёлся на затылок того, кто держал кошку за уши, темнокожий юнец взвыл и схватился за голову, присаживаясь на мостовую. Фрисс пошатнулся, но устоял на ногах. Уши сегона полыхнули жёлтым огнём, и кошка сгинула, разметав по переулку золотые искры. Второй южанин шарахнулся к стене, выставив перед собой судорожно сжатый кулак. Мешок свалился наземь и открылся, из него выпал пёстрый кот с неестественно выгнутой спиной и так и остался лежать.

— Ты! — Речник направил оба меча на того, кто стоял посреди улицы. Он стоял неподвижно и смотрел на Фрисса в упор. Золотисто-белесые глаза отчётливо светились. Он чуть поднял голову, переглядываясь с лунами, и оскалился.

— На что тебе кошки, выродок?! — Речник перенёс вес на другую ногу, следя за руками незнакомца. Тот странно выгибал пальцы, как будто их сводило судорогой.

— Ты умрёшь, — сказал желтоглазый йонгел и снова ухмыльнулся, обнажив зубы. — Умрёшь сейчас.

Его рука взметнулась вверх, и Фрисс успел почувствовать жжение в левом плече, сползающее на грудь — но меч оказался быстрее. Клинок с хрустом впился под подбородок, полыхнул золотом, на миг накалился докрасна — и Речник отбросил его, нанося удар вторым мечом. Тело мотнулось безвольно, как тряпичная кукла, и повалилось на мостовую, забрызгав ушибленного юнца дымящейся кровью. Тот взвизгнул и прижал ко рту обе ладони, медленно отползая к стене. Кровь зашипела на булыжниках. Фрисс подобрал меч и склонился над убитым, пальцем оттягивая его веко. Из глазницы поднимался светящийся пар. Речник погладил обожжённое плечо и поднял взгляд на зашевелившегося южанина.

— Цыц! — рявкнул он, заметив, что тот медленно открывает рот. Южанин дёрнулся всем телом. Он смотрел только на дымящийся труп. Мертвец и теперь не находил покоя — его кожа булькала, вздуваясь и опадая, из ран тянулся дымок.

— Нет, не надо! — отчаянно замотал головой юнец в сером балахоне, заметив, что Фрисс смотрит на него. — Прошу тебя! Я ученик чародея Ханеша, я дам тебе денег…

Фрисс вспомнил его лицо. Да, он был среди учеников в зале для гостей. Речник принимал чашу из его рук.

— Вы, двое, — Фрисс смерил йонгелов тяжёлым взглядом, — вы убивали кошек? Зачем?!

— Дингана… этот человек, он… он сказал, что они… из-за них у нас такая жара и сушь. Они привели сюда пустыню! — ученик Ханеша оживился и даже попытался встать, но наткнулся на взгляд Речника и сел обратно. — Он сказал… если мы — смелые воины, мы пойдём с ним… и поможем ему. Ты убил его… почему у него не течёт кровь?!

Юнец дотянулся босой ногой до трупа и тут же её отдернул.

— Он горячий! Почему он мёртвый и горячий?! Кто он?! Ты… тебя Гвиса зовут, так ведь? Кто он был, Дингана? Что это с ним?!

Из разорвавшейся кожи ударили струйки пара. Тело медленно выгорало изнутри, и Фрисс отступил в сторону, чтобы его не ошпарило.

— Многих вы убили? — тихо спросил Речник, не решаясь заглянуть в мешок. — Сколько ночей вы охотились?

Ученик Ханеша прижался к стене, глядя на направленный на него клинок.

— Д-две ночи… я задушил трёх кошек, а он…

— Не убивай! — крикнул второй южанин и попытался юркнуть под зернохранилище. Он растянулся на мостовой, и Речник наступил ему на руку.

— Смотри на него, — он ткнул пальцем в дымящееся тело. — Смотри и запоминай. Ваш Дингана был уачедзи, поджигателем домов. Его душу сожрал солнечный змей. Вы помогали ему убивать. А ну повернись! Что у тебя в глазах?

— А-ай! — ученик Ханеша заслонился рукой. Его глаза испуганно блестели в свете шести лун, но жёлтого сияния в них не было. Речник облегчённо вздохнул и опустил меч плашмя на затылок второго южанина.

— Если кто-нибудь тронет кошку, я убью его на месте, — тихо проговорил он. — Что Дингана сказал вам? Обещал силу, деньги, магию? Сказал, зачем это ему?

— Он г-говорил… говорил о могущественном боге, — ученик Ханеша говорил невнятно — мешали стучащие зубы. — Ч-что он отметит сильнейших… тех, кто не струсит, будет помогать ему… что это для блага Шингодзи… и мы станем славными воинами, победителями засухи… Что было в его теле?! Он хотел, чтобы оно перешло на нас?!

— Ты догадлив, убийца кошек, — Речник неохотно поднял меч, но тут же опустил его. — Следи за глазами. У всех уачедзи золото в глазницах. Все они рады полуденному солнцу.

Оба южанина вздрогнули и ошарашенно взглянули на Фрисса. Из-за угла послышался крик хищной птицы и стук когтей о камни.

— Валите, — прошептал Фрисс, бросая меч в ножны и поднимая руки. Немного оттолкнуться от земли и…

— Гвиссссса, — выдохнули над головой. Ледяные руки вцепились в его запястья и рывком втащили Речника в окно. Щиток на плече заскрежетал о стену, Фрисс растянулся на полу, с опаской глядя на подоконник. Рядом к полу прижался Нецис, его глаза горели белесым огнём.

— Хаэ-э-эй! — закричали внизу, и птица заголосила, и ей ответили из каждого двора перебуженные куманы и хана-хуу. В переулке послышался топот множества лап. Кто-то шумно спешился и ахнул во весь голос.

— Уачедзи! Мёртвый, уже догорает, — Фрисс узнал иларсийский выговор — внизу явно были не местные стражники. — Среди ночи-то?!

— Скоро нам покою ни днём, ни ночью не будет, — отозвался второй голос. — Циновку сюда! Тащите его в храм, там разберёмся. Нуску Лучистый! А это что такое?!

Раздался звук удара, обиженно заорала птица.

— Дохлые кошки, все светлой масти, — сказал иларс. — Новая напасть! Вы о таком слышали, Всадники?

— Вайнег о них всех слышал, — кто-то не удержался и сплюнул на мостовую. — Забирайте всё, везите в храм!

Фрисс хотел выглянуть в окно, но Нецис ладонью надавил на его макушку, заталкивая Речника под подоконник. Топот стих вдалеке.

— Ещё один уачедзи, — пробормотал Речник. — Я думал, они ночью слабеют. Он йонгелом был, Ксарна. Йонгелом! Это что, заразно?!

— Едва ли, — прошептал Нецис и погладил Фрисса по плечу. — Кто-то из служителей змея нашёл себе учеников в этих краях. Тзанголу всё равно, в чьи тела вливать силу. Хорошо, что Орден ими занялся, он быстро уменьшит их число.

— Орден! — криво ухмыльнулся Фрисс. — Это не за мирными магами гоняться.

— Лишь ты, Гвиса, можешь победить всех воинов солнечного змея, — ровным голосом отозвался Нецис. — Ты, воин, ведомый долгом чести…

— Смейся, коль охота, — вспыхнул Речник. — Я их отучу убивать беззащитных.