Солнечный змей

Глава 22. Элуатаа

Ветер яростно взвыл и толкнул повозку в бок. Костяные крючки выскочили из петель, на лежанки посыпался снег. Икымту и Аса вдвоём еле сомкнули края распахнувшегося проёма. Второй полог опустился вслед за первым, отрезая тёплую повозку от беснующегося бурана. Она не останавливалась ни на миг, неуклонно продвигаясь на север.

— У-ух, демоны разошлись, — пробормотал Икымту, стряхивая снег с лежанки и протягивая озябшие руки к огню. — Пусть помогут Праматери тем, кто сегодня вышел на охоту! Скверный, очень скверный ветер…

Горы разомкнулись, каменная стена более не ограждала путников от ледяного дыхания Хилменахара — Кесса каждый миг чувствовала с севера холодный жестокий взгляд. Этот буран был ещё не так страшен — страшнее было полное безветрие, хруст под полозьями и солнечные блики на нетронутых снегах. Мертвенное дыхание Хилменахара, прожигающее до костей и убивающее всё вокруг…

— Уджуг пройдёт сквозь буран? — Хагван опасливо покосился на трепещущий полог. Тяжёлые шкуры трепыхались на ветру, как клочья легчайшего пуха, и огонь жирника метался и норовил погаснуть. Аса не отходила от него ни на миг, и другие путники старались не удаляться в темноту. Повозка была невелика, но по её углам хватало места для мрака и холода.

— Хвала Вольге-защитнику, нам дует в бок, — покачала головой Аса. — Яцек и Кытугьин вдвоём прорежут тропу в буране. Он стихнет — это скверный ветер, но не страшный. Это не демоны.

— А хоть бы и демоны, — пробормотал Хагван, укладывая под руку копьё и заворачиваясь в шкуры. — Кесса, а где Койя?

— Мя, — откликнулась пустынная кошка, высунув одно ухо из вороха шкур на пустой лежанке. Речница протянула к ней руку — она закопалась глубже.

— Койя мёрзнет, — вздохнула Кесса. — Икымту, ты говоришь — там, на севере, есть реки, которые не промерзают до дна?

— Лёд не ложится на тёплые реки, — солмик на мгновение сжал ладонь Речницы. — Ветер скоро утихнет. Когда мы выйдем к Иннигватану, тебе вспомнится юг. Ты живёшь на большой реке? Там тоже большая река — и огромная долина по её берегам, геджатаа от края до края неба. Там ходят на охоту не в горы — к реке. Там такие стада, что долина издали не белая, а серая, как шкура ниххика.

«И чем же это похоже на юг? Нет у нас ниххиков…» — Кесса криво улыбнулась и покивала, подавив тоскливый вздох. Пара недель пути на юг — и увидишь цветущий Кенрилл, синие цветки Некни в Высокой Траве, скалы, нагретые солнцем, глубокую тёмную воду… А через месяц — даже меньше — наступит Праздник Крыс, и ни Фрисс, ни Кесса не встретят его на берегу Реки, никто из них не прийдёт в Фейр, не съест праздничного Листовика и не увидит, как Сима Нелфи нарядится Колдуньей… и кого, интересно, в этот раз нарядят Илириком? Хельга Айвина, скорее всего, — он и воин, и чародей…

— У-ух, — Икымту погладил Кессу по плечу и выбрался из повозки. Она всё-таки встала — полозья утонули в снегу, хийкиммиг выбился из сил и сердито ревел, растянувшись на брюхе. Полог закачался — кто-то залез на крышу.

— Хаэй! — сердито крикнул Хагван, ткнув тупым концом копья в прогнувшийся навес. — А я?!

— Воин Хагван, шёл бы ты к Уджугу, — буркнул ввалившийся в повозку солмик, отряхивая снег онемевшими руками. Он сам сейчас похож был на снежного демона, мех по краям капюшона превратился в ледяную корку. Олданец шмыгнул за дверь и утонул в буране.

— Кытугьин! — Кесса, натянув рукавицы, стала стряхивать с северянина снег. — Что там, снаружи? Что с Речником Яцеком?

— Мы лежим в снегу, — солмик снял капюшон и протянул руки к огню. — Яцек разрезал тучи, теперь буран нас не закопает. Скоро я выйду и сменю его у окна в снегу. Вы ели? Огонь не гаснет?

— Те, кто смотрит на нас из ветра, видят только дым, — с довольным видом кивнула Аса, указывая на неприметный серый кристалл на дне жирника. — Вот тебе еда, Кытугьин.

Солмик принял большой розовато-белый ком, завёрнутый в шкуру с остатками жира.

— Надо ещё — для Уджуга, — сказал он. — Воин Хагван, поди сюда!

У выхода из повозки долго возились, завеса колыхалась туда-сюда, роняя комки снега. Кесса отползла подальше, в тень, и завернулась в шкуры рядом с Койей, слушая вой ветра. Она потянулась было к Зеркалу Призраков, но подумала — и отпустила шнурок. Лучше думать, что эта земля была такой всегда… всегда лежала подо льдом, и ветер свистел над ней.

Тихие голоса у входа разбудили её уже под утро. Буран улёгся, закопав повозку по самое днище. Кесса ткнула пальцем в щель меж шкурами и костяной балкой — и попала рукой в снег. Койя, замученная холодом, снова перебралась к ней за пазуху. Икымту и Аса лежали бок о бок, завернувшись в одну шкуру хийкиммига — самую тёплую шкуру в повозке. Сверху, судя по движениям навеса, возился Хагван. У огня сидели Кытугьин и Яцек и натирали руки красным жиром.

— Большой позор, позор для всех Иланка, — вполголоса говорил солмик, покачиваясь из стороны в сторону. — И так я не знаю, как смотреть Нанугьину в глаза. Хорошо, в этот раз он в горах был! Так подвести своих гостей…

Он был крайне взволнован и удручён, и голос его дрожал. Кесса насторожилась и медленно, чтобы никого не потревожить, повернулась к огню.

— Будет тебе, Кытугьин, — отозвался Яцек. — Мы вовсе не собирались камнем висеть на тебе всю весну. Оставайся с Уджугом, и пусть его потомство будет многочисленным, а мы поищем повозку у вождя Элуатаа. Хорошо, если на обратном пути мы встретимся вновь. Я обещал заглянуть к тебе домой, и я слово сдержу.

— На обратном пути? У-ух, Нанугьин будет рад, — кивнул солмик. — Я тоже. Пять дней пути до Имлегьина, пять — обратно. Уджуг за это время и устанет, и отдохнёт. Снова сможет везти повозку. Мы будем спрашивать, вернулся ли ты. Не уезжай на юг без нас!

— Зная обычную поспешность Амнеков… — Речник Яцек щёлкнул языком. — Подозреваю, Кытугьин, что Уджуг и устанет, и отдохнёт гораздо раньше, чем мы выберемся из Элуатаа хотя бы на север. А нет — найдём тебя на обратном пути. Я вот думаю, не оставить ли с тобой и Кессу…

Речница вскинулась, сбрасывая с себя шкуры. Потревоженная кошка сердито мявкнула. Солмик и Речник повернулись к Кессе.

— Речник Яцек, где ты хочешь меня оставить? И почему? — растерянно спросила она. — Что случилось с Уджугом?

— Ты и по ночам ищешь приключений? — хмыкнул Речник. — Хорошо, что у тебя много сил. Хватит на двоих. С Уджугом то, что бывает со многими зверями по весне, — весенний гон. Ему нужны самки, ледяные пустоши и время — и никаких повозок за спиной. Кытугьин признался мне — а его озадачили в Навиате — что самку для Уджуга подобрали в Элуатаа, и пропустить этот гон никак нельзя. Так что в Элуатаа мы с Кытугьином и его повозкой расстанемся — если боги будут добры к нам, то дней на десять.

— Нуску Лучистый! У Уджуга будут детёныши? — Речница усмехнулась. — Но ведь я не хийкиммиг, зачем оставлять меня там?

«Была бы ты лучше хийкиммигом…» — отчётливо читалось в глазах Яцека, подёрнутых пеленой усталости.

— Горы Кеула — более чем опасное место, Кесса, — отозвался он, и в голосе его не было надежды. — А что хелеги недружелюбны, ты уже сама убедилась. В Элуатаа вы с Хагваном были бы в безопасности, под защитой договора богов и стрел солмиков.

— Речник Яцек, я обещала Астанену защищать тебя, — склонила голову Речница. — Как я могу тебя оставить?! Ты сам говоришь, что там опасно, как же ты пойдёшь туда один? Разве мы с Хагваном плохо показали себя в Хельских Горах?

— У-ух, а как мне оставлять вас?! — передёрнул плечами Кытугьин. — Даже тулуги не летают над Имлегьином, даже тулуги…

— Я не к тулугам иду, — нахмурился Яцек. — Как знаешь, Кесса. Я не могу привязать тебя с Хагваном к столбу в Элуатаа. Но там, в Горах Кеула, слушай, что я тебе говорю, а не то, что кричат голоса в твоей голове. Ясно?

…Кессе показалось сначала, что земля впереди горит — белый пар стеной поднимался к затянутому серой хмарью небу, и ветер трепал его полотно, но сдуть не мог. «Нуску! Что же за дела, даже тут пожары!» — огорчилась и испугалась Речница, но разум подсказывал ей, что лёд не горит, и даже богу солнца его не поджечь. Повозка, вихляясь на невидимых обледеневших кочках — тут равнина, выглаженная ветрами, была слегка присыпана снегом, а внизу лежала огромная полированная льдина — вылетела на пригорок, и Кытугьин вскинул над головой гуделку. Её жалобный вопль перекрыл свист неумолкающего ветра, два тоскливых голоса отозвались издалека. Речник Яцек свесился с крыши и приоткрыл в пологе проход, жестами подзывая к себе Кессу и Хагвана. Речница вцепилась в его руку и взобралась на костяные балки, поддерживающие свод.

Там для сторожей приготовлено было укрытие — вшитый в крышу мешок из шкур, достаточно просторный для двоих и такой длинный, что заползти в него можно было с головой. Но сейчас Яцек сидел снаружи и задумчиво усмехался, глядя на север. Повозка тронулась, Кесса уцепилась за костяную перекладину и приоткрыла рот от изумления и восторга. Впереди, за ледяным обрывом, начиналась вода.

Это была огромная река — её дальний берег терялся в белой дымке. Пар валил от чёрной воды, и мелкие льдинки кружили у берега, но ни одна не добиралась до стремнины. В горячих испарениях таяли очертания гигантского моста — он вцепился в ближний берег белоснежной лапой, вскинул над собой паутину балок и ушёл в туман. Две башни, возведённые над ним, как подумалось Кессе, изо льда, костей и шкур, казались крохотными рядом с белой громадой. Над башнями курился дымок — тут, как видно, тоже не гасили жирники.

— Речник Яцек, чей это мост? — Кесса завороженно следила за приближающимся белым полотном. Теперь она видела огромные округлые сваи, вбитые в дно тёмной реки, и видела, что мост как будто собран из скреплённых друг с другом вогнутых лепестков. Башни с меховыми крышами промелькнули над головой, оглушили воем гуделок — и сторожевой пост солмиков остался позади. Полозья легко скользили по белоснежному рилкару, Кесса думала, что весь мост должен быть увешан сосульками, но нет — лёд не прилипал к нему. Речница запрокинула голову, выглядывая, где заканчиваются гигантские опоры. Они еле слышно гудели на ветру, раскинув «щупальца» полупрозрачных тросов. Дорога еле заметно выгибалась под лапами хийкиммига — он летел с пригорка в ложбину и вновь на пригорок. Тёмная вода дымилась внизу, а впереди, вдоль обрыва, уже виднелась широкая и бесконечно длинная равнина, подёрнутая зелёной ряской. Трава Геджу опутала весь берег, и ниххики, увлечённо её жующие, казались крохотными, как комки шерсти.

— Мост тулугов, — усмехнулся Яцек. — Говорят, что он умеет уходить под воду. Солмики приглядывают за ним. А за Иннигватаном приглядывать ни к чему — он сам себе защитник.

Чёрный Иннигватан лениво плескался у мощных опор и подгрызал кромку льда. Кесса восхищённо смотрела на горячую реку — и видела на севере, в густом тумане, ещё один могучий поток, то ли отходящий от основного русла, то ли в него впадающий.

— Вот и тёплые реки, — прошептал Хагван, задумчиво вертя в руке раковину-рог. — Речник Яцек, а почему они не замерзают?

— По воле Реки-Праматери, — хмыкнул Речник. — Тут немало горячих источников, да и сарматские станции на берегу тоже способствуют… Кытугьин уверяет, что рыба из этих рек — правильная еда. В Элуатаа проверим.

— Правильная еда… — тоскливо вздохнул Хагван и опустил руку в карман. Запасы ирхека и пересушенной речной рыбы стремительно заканчивались, и на обратный путь ничего не оставалось.

— А-а-а! Кама-а-а-айя! — закричал Кытугьин, раскручивая гуделку. Две повозки промчались мимо, не зацепив его, и между ними оставалось место ещё для двух. Башни под меховыми крышами были уже рядом. Вырезанные во льду лестницы спускались от них под обрыв, на пологий берег, и везде в обрыве Кесса видела прорезанные ступени, а кое-где внизу — походные шатры солмиков. С башен завыли гуделки — стражники видели гостя и приветствовали его.

— Элуатаа, — Речник махнул рукой на север, где виднелись уже очертания ледяной стены и мерцающие «ветви» подстанции, высоко вознёсшиеся над полукруглыми, вдавленными в снег крышами. — К полудню доедем.

— Уджуг доволен, — крикнул, обернувшись, Кытугьин. — Он спешит, но я его придержу. Нас ждут, со вчера ещё ждут в Элуатаа. Видно, я с вами не пойду в дом собраний…

— Не ходи, позаботься об Уджуге, — кивнул Речник. — Сразу с дороги поведёшь его в поле?

— Ждут нас, — понурился солмик. — Уджуг сильный, он не очень устал. Пусть сейчас идёт шагом, пусть бережёт силы!

Хийкиммиг громко фыркнул, и шерсть на его боках разом поднялась и опала. Он рвался вперёд, но натянутые поводья не давали ему разогнаться.

— А почему жена Уджуга живёт так далеко? В Навиате ведь тоже есть хийкиммиги! — тихо спросила Кесса у Речника Яцека. Он пожал плечами, зато откликнулся Кытугьин.

— Есть для него жёны в Навиате! Нанугьин злиться будет на меня, что не выпустил Уджуга с его хийкиммигом, даже в дом пускать перестанет. Но я вас бросить не мог, не мог и задержать на неделю. И не могу пропустить всю весну — тут уже сам Уджуг озлится. Камайя!

Ещё одна повозка просвистела мимо, хийкиммиги приветственно рыкнули друг на друга, запоздало взвыли гуделки. Уджуг натянул поводья, упираясь лапами в лёд, солмик прикрикнул на него. Стена Элуатаа понемногу приближалась.

…Груда вываренных рогатых черепов свалена была у самой двери «дома повозок». Эта гора не в каждой повозке поместилась бы, и Кесса, проходя мимо, смотрела на неё с опаской — как бы на голову не рухнула! «Дом» был невелик и пуст, гостей у вождя Элуатаа сейчас не было, и саням семейства Иланка под рилкаровой крышей было просторно. Кытугьин свернул упряжь, сложил под навес. Икымту и Аса разглядывали хийкиммига с разных боков. Солмики, только что расчесавшие его и напоившие топлёным жиром, отошли теперь в сторону и принялись разглядывать южан — в особенности жёлтую кошку, взобравшуюся на плечо Речницы и шипящую оттуда на всех. Кесса думала, что Койя едва ли избегнет купания и вымазывания солмикским мылом.

— Мы останемся жить у поля, — склонил голову Кытугьин. — Вождь Торнат примет вас в доме собраний, вы будете жить там. Я бы хотел, чтобы Праматери снова проложили для нас одну тропу, но решать вам, воины юга.

— Я провожу вас до ворот, — сказал Яцек. Кесса потянула его за рукав, Хагван озадаченно хмыкнул. Речник покосился на них и поправился:

— Мы вас проводим. Хийкиммигов это не встревожит?

— Им тогда не до людей, — махнул рукой солмик. — Очень хорошо, что вы пойдёте с нами. Но как вы вернётесь?

— Гости вождя Торната вернутся с нами, — солмик из числа стражи указал на своего хийкиммига, чья сбруя увешана была костяными бляшками. — Мы проводим гостей до ворот и с ними вернёмся. Вождь Торнат думает, что чужеземцы могут потерять дорогу в Элуатаа. Тропы нашей долины — под крышами, по звёздам их не вычислить.

Перестук бляшек и сухой треск костяных бубенцов Кесса слышала за спиной всю дорогу. Её подвезли бы — но Кытугьин, Аса и Икымту шли рядом с Уджугом, не взбираясь на его спину, и Речнице ехать было неловко. Улочки города, спрятанные подо льдом, под рилкаровыми сводами, и вправду оказались запутанными. Синеватый свет сочился сквозь крыши, но его было недостаточно. Повороты отмечены были мерцающими на стенах неяркими церитами, но там, где улица была прямой, ничего не светилось, и прохожие выныривали из синего полумрака, подобно теням, и снова растворялись в нём с удивлёнными возгласами. Со стражниками никто не сталкивался — звук бубенцов слышен был издалека.

— Ворота хийкиммигов, — Кытугьин остановился и указал на арку, сложенную из огромных рёбер. Из-за неё слышался свист ветра, и повешенная под аркой завеса качалась и осыпала пол снежной крупой. Кесса вновь надела капюшон и взяла кошку на руки. Уджуг понюхал воздух и тихо рыкнул.

— Камайя! — Кытугьин кивнул солмикам, встретившим его за аркой, и обнял поочерёдно каждого из них. Они расступились, пропуская пришельцев к невысокой ограде из ледяных глыб, льдом же и скреплённых. За ней начиналась слегка взрытая и усеянная сугробами равнина. Чья-то огромная челюсть с торчащими зубами лежала в воротах, и солмики сейчас оттаскивали её в сторону, настороженно поглядывая на снег. Уджуг топтался на месте, сосредоточенно нюхая воздух, его уши встали торчком.

— Выпускай, — кивнул Кытугьину один из солмиков, отходя подальше от ворот. Двое других стояли у челюсти — готовились тащить её обратно.

— Хаук, хаук! — северянин легко хлопнул ладонью по спине хийкиммига. — Хаук!

— Р-рау, — глухо и раскатисто отозвался Уджуг — и метнулся в ворота. — Р-р-ра-а-ау!

Что-то зашевелилось впереди, в снегу — Кессе померещилось, что один из сугробов на мгновение ожил. Уджуг вскинулся, раздувая бока, и потрусил по истоптанному снегу. Потом перешёл на бег. Что-то большое и белое мелькнуло среди снегов, оставляя за собой взрытую колею. Хийкиммиг с горловым рыком бросился следом.

— У-ух, — выдохнул Икымту, глядя на равнину. — Хийкиммиги быстро бегают — трудно догнать!

— Тут мы будем жить, — сказал Кытугьин, повернувшись к Речнику Яцеку. — Пока не вернётся Уджуг — и ещё два дня. Пусть вас примут в доме собраний, как положено принимать таких почётных гостей! И если то, что ты задумал, всё-таки должно быть сделано…

— Хватит тебе своих причин для тревоги, Кытугьин, — покачал головой Яцек. — Не надо двадцать раз повторять одно и то же. Чиньян!

— Чиньян, — вздохнул солмик, прижимая к себе Речника.

— Ты очень храбрый воин юга, — прошептал Икымту, утыкаясь лбом в лоб Кессы. — Хотел бы я снова выйти на охоту вместе с тобой. И с тобой, Хагван. Но всё-таки найди себе лук покрепче. Твоей стрелы даже чайка не испугается!

Кесса сидела на широкой спине хийкиммига, на кошме из шкур, держалась за пояс солмика, сидящего впереди, и ей всё время казалось, что кошма выползает из-под неё. Спина белого зверя была слишком широка, а его мех — слишком скользок! Хагван, устроившийся за Речницей, освоился быстрее и даже порывался достать раковину-рог и известить весь город о прибытии послов с Реки. Кесса шипела на него всю дорогу, и кошка ей вторила. Эта раковина, да в этом подлёдном лабиринте, — как бы подстанция не рухнула от эха!..

— Каримас милосердный, — прошептал Хагван, тыча ложкой в миску — в густое розовато-жёлтое месиво, подёрнутое плёнкой жира. — У солмиков что, вся еда тухлая?!

Речник Яцек с тяжёлым вздохом потянулся за ложкой, олданец пригнулся и шмыгнул за спину Кессы.

— На цакунву похоже, только без пряностей, — Речница зачерпнула из миски, подумала и зачерпнула ещё раз. — Какая жирная рыба! Видно, в этой реке полно еды для неё.

— Солмики тощую не ловят, — хмыкнул Речник, поглощая рыбную кашу. — К тому же держат её, порубленную, в чанах с жиром ниххика. Для нас, кажется, вскрыли новый чан — это верхний слой, он почти не пахнет. Вот к нижнему, Хагван, ты и близко подойти не смог бы. Ешь.

— Легко тебе говорить… — пробормотал олданец, подбирая ложку.

Еду им принесли туда, где они спали; в доме собраний Кесса ещё не была, но Яцек заглядывал и вернулся хмурый. «Как им не надоело?!» — буркнул он на расспросы Речницы и ничего более объяснять не стал.

— Это для тебя, Кесса, — Речник развернул просаленную шкуру и положил на край скатерти — циновки, сплетённой из травы Геджу — тугой свёрток, перетянутый жилами. В шкуру с толстым слоем сала завёрнут был пласт рыбы, а в него — пласт розового просоленного мяса.

— Вождь Торнат прислал тебе и твоему сыну, — усмехнулся Яцек. — Кажется, тебе по вкусу эта снедь.

— Сестрица моя, помнится, тоже тянула в рот что попало, — пробормотал Хагван и снова пригнулся — в этот раз ложка у Яцека была под рукой, и уворачиваться пришлось проворнее.

— Это подарили нам всем, — нахмурилась Кесса, отрезая ломти от свёртка. — Хагван, попробуй.

— Без меня, Кесса, без меня, — мотнул головой олданец и уткнулся в свою миску.

Солмик-страж заглянул к ним рано утром — даже Речник Яцек не сразу проснулся, когда услышал тихий стук костяного жезла о дверную завесу. Кесса озадаченно моргала, то всплывая из сна, то проваливаясь обратно.

— Пусть на вас будут особые одежды, ваши одежды, — негромко говорил северянин, когда Речница в очередной раз отогнала дрёму. — Вот здесь гребни и хорошие бусы. Тропа тут запутанная, я подожду вас у завесы. Вождь Торнат думает — все трое воинов нужны там.

— Я слышал тебя, — кивнул Речник, стаскивая с Хагвана одеяло. — Вставай, воин Реки. И ты, Чёрная Речница, поднимайся.

Не так уж много дней прошло с тех пор, как Кесса выехала из Куомиэси — но сейчас она озадаченно смотрела на свою полосатую броню и вспоминала, как правильно её надевать. Койя, глядя на неё, шевелила ушами и урчала — от кожаной брони, по крайней мере, не пахло солмикским мылом.

— Куда мы пойдём? — спросила Кесса, скрепляя волосы костяным гребнем и опуская на плечи нитки бус. Мелкие осколки кварца казались камешками, обточенными морской волной. Хагван, покосившись на гребень, нахлобучил свою старую шапку по самые глаза и неохотно прицепил зубчатую кость сверху. Речник Яцек задумчиво разглядывал щитки своих доспехов и тщательно вытирал рукояти мечей. Сами мечи и так сверкали достаточно ярко.

— Солмики называют это место земляным домом, — отозвался он. — Постарайся не брякать лишнего. Кто-то из Эгимерр согласился с нами поговорить… это — те демоны, которых здесь называют Амнеками. Ты их всё-таки увидишь. Правда, я не знаю, что на самом деле вывело их на поверхность. Едва ли рассказы о Кровавом Солнце…

— Мы защитили их Вайкс, — нахмурилась Кесса. — Почему бы им не помочь нам?

Яцек покачал головой и ничего не ответил.

Этот дом на самом деле был земляным — коридор, подо льдом соединивший его с домом собраний, вёл всё вниз и вниз, пока не зарылся в обледеневший камень. Под ногами Кессы был серый монолит, обжигающий холодом даже сквозь меховые сапоги, холодом дышали и стены, до половины сложенные из того же камня и даже не прикрытые шкурами. Ни украшений, ни светильников не было тут, один-единственный жирник теплился под присмотром солмицы в прозрачной броне. Солмики встали по кругу вдоль стен, оставив для пришельцев место напротив двери. Тяжёлая завеса из трёх слоёв шкур опустилась, отрезав залу от мерцающего коридора. Кесса поёжилась от холода, и её бусы тихо зазвенели. Кошка насторожила уши — они вспыхнули в полутьме парой золотых огоньков.

— Вот мы приготовили еду для гостей издалека, — Торнат, рослый, совершенно седой северянин в меховой мантии, протянул Речнику Яцеку что-то вроде рыбьего пузыря, туго набитого чем-то плотным. — Кымкым для Амнека, нашего гостя, чтобы ты разделил его с ним. Амнеки — добрые гости, не будь с ним зол. Ваше оружие мы оставили вам, не отняли, не опозорьте нас!

— Будь спокоен, вождь Элуатаа, — кивнул Речник, принимая пузырь. Хагван шмыгнул носом и отстранился, Кесса толкнула его в бок.

Земля шевельнулась прежде, чем солмик дошёл до двери и повернулся к гостям. Кесса подумала сначала, что ей это мерещится — но холодный камень пола и впрямь вздувался пузырями и подёргивался рябью, как водная гладь. С тихим шелестом он выгнулся горбом и разомкнулся, пропуская серо-стальные шипы и чёрные чешуи. Существо, по пояс погружённое в камень, держало себя за плечи, и длинные когти на его лапах неярко сверкали стеклянной пылью. Оно подняло голову, опустило руки и упёрлось в пол, выбираясь из каменной трясины. И когда оно вылезло полностью, шипы на его загривке царапнули невысокий свод.

Казалось, оно высечено из иссиня-чёрного базальта, в который вбиты стальные пластины — они покачивались и звенели при каждом его движении. На чёрном камне тускло блестели цветные осколки, тонкие и причудливые, как спутанные волокна тины. Изжелта-красные глаза хеска то и дело вспыхивали, слегка изменяя цвет, — как будто огранённые камни были вставлены в глазницы и роняли блики в тусклом свете жирника. С тихим звоном изогнутые когти втянулись — наполовину, и то, что осталось, было длиннее мизинца Кессы. Существо наклонило голову, приподняв стальные шипы на затылке, и обвело залу тяжёлым взглядом. Речник Яцек шагнул к нему, поднимая над головой Верительную Грамоту.

— Силы и славы тебе, сын Урнунги. Мы, люди Великой Реки, искали встречи с тобой.

Он протянул Амнеку раздутый пузырь с угощением.

— Здесь хорошая еда, еда солмиков. Ты пришёл издалека, утоли свой голод.

Когти на широкой лапе зазвенели, вновь вытягиваясь во всю длину. Хеск занёс руку над свёртком с едой — и отшвырнул его прочь. Все стальные пластины загремели друг о друга, глаза Амнека налились багрянцем.

Что-то шевельнулось у стены, и Кесса на мгновение отвела взгляд — и увидела, как солмики вскинули копья. Речник выше поднял Грамоту, и она вспыхнула бирюзой и зеленью, затмив и тусклый огонь жирника, и свечение багровых глаз. Торнат, сложив руки на груди, шагнул к демону.

— Живущий под камнем отверг еду солмиков, бросил её наземь? Чем солмики оскорбили живущего под камнем?

— Мы пришли не враждовать, сын Урнунги, — голос Речника Яцека остался ровным. — Мы пришли, чтобы помочь и получить помощь в ответ. Что случилось с тобой?

Стальные иглы громко лязгнули. Амнек покосился на предводителя северян и наклонился к Речнику, убирая когтистые лапы за спину.

— Разбудили его, разбудили, теперь огонь над вашей землёй! Зачем?! Как упадёт пламя, как потекут камни — мягкими станут, мягче ваших тел! Зачем привели его сюда, зачем вернули его?! Что вам останется, глупые знорки, где вы будете, когда скалы расплавятся?! — шипастый хвост метался из стороны в сторону, царапая каменный пол, и пластины на плечах Амнека глухо лязгали, взлетая и падая на базальтовую шкуру. В вое демона Кесса услышала отчаяние и страх.

— Ты уже знаешь, кто проснулся этой весной? — слегка удивился Речник. — Послушай меня, сын Урнунги. Не мы разбудили небесный огонь, но мы — те, кто уложит его спать навечно. Никаких огненных ливней не будет, и скалы устоят. Мы рождены водой, ты рождён камнем, твоя жизнь дольше, а разум — холоднее. Я ищу тех, кто не испугается небесного огня, тех, кто силён и благороден, кому не навредит свет Кровавого Солнца. Любая помощь для меня драгоценна.

— Кто поможет, кто вам поможет, слабые знорки?! — от стены, задетой колючим хвостом, полетели искры. — Камень станет водой, вода — дымом, и огонь лишь останется! Прячьтесь, знорки, уходите вниз, под каменное небо, к корням гор! Там укрывайтесь от огня небес — там будете жить, пока горы не расплавятся! Он скоро вас найдёт, глупые знорки, наверху вы не укроетесь!

Грамота снова полыхнула, и блики, плывущие по стенам, из бирюзовых стали тёмно-синими.

— Солнечный змей хвалится силой и властью над огнём, — нахмурился Яцек. — Хочет, чтобы все легли перед ним на брюхо, ползали, как вечно ползает он сам! Мы не уйдём с нашей земли, как бы он ни сеял страх под небом. Если ты, сын Урнунги, говоришь от себя — говори от себя, но если ты говоришь от своего народа — ответь: неужели огненная змея напугала вас и загнала в норы? Вы — хранители, защитники корней гор, что же, сейчас вы готовы ждать, пока горы растекутся лужицей?

Амнек резко мотнул головой, шипы зазвенели нестройно, красные глаза потемнели и почти погасли.

— Нет, нет, не проси, знорк, мы не пойдём, не пойдём с тобой искать себе смерти — мы будем там, где были всегда. Никто не поможет тебе, сумасшедший знорк, никто не спасёт тебя, не спасёт вас всех. Уходи, иди в свою нору, живи там, пока небо не прольётся огнём. Ты ничего не сделаешь, знорк, и Праматерь всех рек ничего тут не сделает!

Камень расступился и поглотил его ноги по щиколотку, втянул в себя кончик хвоста, но хеск рывком его высвободил. Кесса шагнула к нему, показывая пустые ладони.

— Взгляни на меня, могучий Амнек. Я — Чёрная Речница, и я даю слово — и небо, и скалы остынут к зиме, а солнечный змей сгинет без следа. Ты слышал о Вайксах, поднявшихся на лёд в Хельских Горах? Мы спасли один из них, отогнали ледяных демонов, скрыли его под каменным щитом. Мы не бросили его там, когда ледяная смерть глядела на нас. А ты бросишь нас наедине с огненной смертью?

Голова Амнека опустилась ещё ниже. Речнице казалось, что он боится её взгляда. Всё его тело вздрогнуло, шипы нестройно залязгали, а по полу зазвенели цветные осколки, осыпавшиеся с брони.

— Откуда ты вышла, дочь знорков? Так давно, так давно вас не видели… — голос его стал тише. — Скоро скалы расплавятся, земля осядет пеплом. Мы пустим тебя к нам, уведём к корням гор, будем хранить, пока солнечный змей не расколет недра. Вот тебе камни, цветные камни из-под корней гор. Больше вам нечем помочь, знорки, больше никто из нас к вам не выйдет. Я не возьму еду, ничего не возьму от вас. Зачем вы разбудили его, зачем позволили ему вернуться?!

Камень расступился, как трясина, и с тихим треском поглотил Амнека. Речница видела, как красные глаза хеска покрываются влагой, и как он лапами закрывает лицо — а потом скала сомкнулась за ним и разгладилась. Камешки, оброненные Амнеком, качнулись на каменных волнах и зазвенели. Сияние Грамоты померкло, и Речник Яцек медленно убрал её в сумку. Солмики, застывшие у жирника, спохватились и вновь подожгли фитиль — темнота расступилась, блики огня задрожали на лицах.

— Никогда Амнеки не бросали на пол кымкым, — покачал головой Торнат, подходя к чужеземцам. — Никогда мы не видели, чтобы Амнек был так напуган. Страх говорил сейчас за него, не злись на него за эти слова.

— Я не злюсь, — склонил голову Речник. — Спасибо тебе, вождь Торнат, что нашёл его и убедил выйти. Народ камня не хочет помогать нам — значит, мы пойдём дальше, к народу льда. Завтра с утра мы поедем к Имлегьину. Найдётся ли для нас повозка?..

Бирюзовые Клоа уже не кружили над развалинами древнего завода — там не было для них пищи, то, что притягивало их туда, бесследно исчезло — и хвостатая стая снялась с насиженных руин и полетела к подземному логову. Там хранился когда-то ирренций, и радиоактивная пыль, вплавленная в стены и политая сверху растёкшимся накопителем, согревала пожирателей энергии в холодном подземелье. Клоа долго искали себе место на мерцающих сводах, били друг друга крыльями и дёргали за хвосты, и тихий подземный гул не потревожил их.

Мерцающий конус, покрытый броневыми пластинами, вырвался из еле заметной шахты, в одно мгновение взмыл выше самых высоких зданий, выше Опалённого Леса — и там раскрылся, выпустив ветвистые «усы». Красные кристаллы сплошь покрывали их и горели неровным огнём. Волна невидимого жара пронеслась по небу, оставляя едва заметный зеленоватый след. Бронированный шар на пару секунд повис над городом, незримый луч обжёг верхушки деревьев — и угас. С тихим щелчком втянув погасшие усы, шар вновь сменил форму и камнем рухнул вниз. Едва заметная дыра среди разрушенных цехов поглотила его и закрылась. Где-то внизу мигнул белый огонёк на щите управления. Летучий «наконечник» главной сборки воссоединился с её кольцами и замер, ожидая, пока энергия десяти реакторов насытит накопители, и новый поток можно будет отправлять на запад.

— Работает, — кивнул Ангиран, взглянув на экраны, и повернулся к Гедимину. Древний Сармат вглядывался в очертания главной сборки, но не видел ни малейшей угрозы — то, что трепало станцию с самого Дикерта, не давая ни дня покоя ни ей, ни её сарматам, пропало и не оставило следов. Всё шло по плану, и всё было в исправности.

— Лучшего и желать нельзя, — кивнул Гедимин и подставил ладонь. Младший сармат хлопнул по ней с размаху и усмехнулся.

— Ураниум получит свой план по выработке, пусть не боятся, — хмыкнул он. — Этот последний запуск… если бы все такими были, у нас все альнкиты в один день входили бы в строй. Так что с ипроновым щитом, командир? Альнкитам не полезно стоять друг на друге, без щита мы бы поставили их, как положено. Я говорил с Хиу — он нужды в щите не видит. Что скажешь ты?

Между станцией и поверхностью земли места было много, и огромные купола альнкитов на прочнейших опорах выстроились в три этажа — работающие над остановленными, и между ними ещё осталось много места для прочих сооружений. «Идис» свернулась клубком, подобрав бесчисленные «лапы» и «хвосты». Только трубы, уходящие к Реке, остались нетронутыми, но теперь они гнали воду не вверх, а вниз. Машинально проследив за ними на боковом экране, Древний перевёл взгляд на небольшой тусклый щиток. Там были знаки и линии чертежа, и они оставались неизменными с тех пор, как над «Идис» сомкнулась земля.

— Похоже, внешний фон упал сразу после погружения — и с тех пор не возрастал, — Гедимин кивнул на экран. — Если до завтра ничего не изменится, убирайте щит.

Он отступил к стене и открыл передатчик. Экран неярко сверкнул, сообщение ушло — и несколько мгновений спустя пришёл ответ. Кейденс ждал сигнала и отозвался немедленно. Где-то тихо лязгнули ворота малого ангара, зашипел на разные голоса вольер — Зелёные Пожиратели, изголодавшиеся за весну, были вялыми и не хотели вползать в короб. Младший сармат переглянулся с Древним и коснулся щита управления, вызывая на связь флониевый цех. Установка, отключённая ещё осенью, перед работой должна была прогреться — и когда Кейденс вернётся с сытыми Зелёными Пожирателями, для них должно было хватить кювет.

— Наконец-то всё в порядке, — пробормотал Ангиран. — Если честно, мне уже мерещилось…

Небольшой экран вспыхнул, индикаторы под ним замигали, и сарматы разом повернулись к нему — без страха, но с удивлением. Станция «Флан» внезапно вышла на связь, вне очереди и без запроса — и младшие сарматы расступились, пропуская командира к экрану.

— Уран и торий! — Гвеннон, командир «Флана», вскинул руку в приветственном жесте. Гедимин удивлённо мигнул. Сармат, против обыкновения, был в тяжёлом скафандре, и боевой лучемёт выглядывал из-за плеча. Силуэт в лёгком жёлтом костюме промелькнул за его спиной, и Древний успел заметить блеск бластера у пояса.

— Уран и торий! Что произошло на «Флане»? — спросил Гедимин, чувствуя, как просыпается в нём смутная тревога.

— Без происшествий, Гедимин, — глаза Гвеннона странно сверкали, как будто сармат хотел рассказать что-то очень смешное. — Не знаю, кого ты разбомбил на востоке, но это его как будто успокоило. Но не совсем. Мои ликвидаторы были у Змеиных Нор — намеревались продолжить работу. Кэрс Рахэйна при вылете не хотел брать оружие, но я настоял. Очень своевременно, Гедимин. Знаешь, что они обнаружили над боковым юго-восточным ответвлением?

Древний качнул головой. Экран по знаку Гвеннона разделился надвое, изображение на одной его половине не изменилось, на второй проступила облучённая земля Змеиных Нор и странные существа, лежащие и копошащиеся на ней. Гедимин приблизил их — и его глаза потемнели. Среди полуобугленных и обугливающихся в невидимом огне тел красный Скарс подгонял огромного жёлтого червя, а тот зарывался в землю. Те, кого излучение ещё не добило, помогали ему. Это были знорки, и никакой защиты, кроме тканевых обмоток, у них не было. Некоторые из них уже лежали, корчась и извергая собственную кровь, и пытались нащупать обожжённые глаза. Червяк замер, дёрнулся, пропуская наружу резкое зеленоватое свечение — и его хвост стукнул о землю. Кольца брони полопались, пропуская жёлтую жижу. Скарс взревел и схватился за лицо, странно мотая головой, а потом попятился, судорожно отряхиваясь от чего-то невидимого. Лучи боевых бластеров перечеркнули изображение, Скарс выдохнул пламя, и экран помутнел. Что-то ещё дёргалось и сверкало на нём, но почти ничего не было видно.

— Передатчик оплавился, — качнул головой Гвеннон. — Все живы, разумеется. Несколько неопасных ожогов. Вся эта группа к началу перестрелки уже была мертва, несмотря на то, что двигалась. Мы исследовали трупы знорка, червя и хеска. Излучение выжгло их изнутри, спалило кости. Доза, полученная в хранилище, только закончила дело.

— Хранилище пострадало? — спросил Древний.

— Незначительно — повреждено покрытие над верхними сводами, — ответил командир «Флана» и усмехнулся. — Что бы ни искали эти существа, они нашли груду радиоактивного хлама и свою смерть. Но странно, что примитивные народы проявили такой интерес к хранилищу. Возможно, они сочли его источником некой энергии?

— Цепные реакции в залежах отходов, — сузил глаза Гедимин. — Одну такую вспышку твои ликвидаторы даже застали, хорошо, что снаружи, а не в туннеле. Если есть существо, которому нужна такая энергия, оно эти выбросы через весь материк отследит. Выходит, с наших станций оно переключилось на Змеиные Норы…

— Ты вот вечно тыкал меня носом в эти залежи, — хмыкнул Гвеннон. — Правила хранения, правила хранения… нельзя допускать разогрев, всё залить свинцовым рилкаром… Будь отходы там сложены по правилам, эта группа вынесла бы полхранилища и даже не обожглась. Нет, Гедимин, ирренций сам знает, как ему храниться — и я ему мешать не буду!

Он негромко хихикнул, и Гедимин против воли усмехнулся в ответ.

— В этом случае ты оказался прав, — признал он. — Но эти раскопки мне очень не нравятся…